Демон

Вот кусок из справки, составленной для III Отделения знакомым Нечаева:

Пуцыкович пишет, что у Нечаева «на столе лежало по нескольку раскрытых и заложенных книг», «много времени он жертвовал изучению разных ремёсел: портняжного, сапожного, переплётного и столярного…»

А вот о его характере:

«Как товарищ он был, с одной стороны, хороший товарищ: честный, правдивый, охотно делящийся всем материальным с другими, но, с другой стороны, был несносный, много спрашивающий и ничего о себе не говорящий, всё толкующий в другую сторону, чересчур жестокий в обращении с другими, пренебрегающий приличиями, способный иногда на цинические выходки. Но что всего более было в нем отталкивающего, это его крайний деспотизм относительно образа мыслей. Он мог мириться с тем, что его знакомые имеют понятия, убеждения не такие, как он смотрит на вещи, и действуют не так, как он смотрит и действует. Но он не пренебрегал этими людьми, нет, он, напротив, с непонятною настойчивостью преследовал их, навязывая им своё. Нередко при этом приходилось страдать его личности, но он, кажется, обращал мало на это внимания. И вообще личностью своею он, повидимому, нисколько не дорожил, с нуждою очень легко мирился, никогда не заявлял неудовольствия на своё положение и часто даже говорил: “Мы и так заедаем чужой хлеб”. А когда ему возражали против этого, он обыкновенно ставил вопрос такой: “без нашего ученья те, которых не учим, будут жить так же, как и теперь живут, а мы без них как станем жить?” А в спорах — он засыпал противника фактами, впрочем, часто и неправдоподобными. Да и вообще спорить с ним было трудно: он был хороший диалектик. Эта-то черта и помогала ему много говорить, но ни в чём не высказываться, ставить положения, но не делать выводов, водить других вокруг пропасти, но не показывая её им. Такому своему искусству он и обязан был тем, что от него не все сторонились. Скрытность его простиралась до того, что едва ли кто из самых близких его знакомых мог сказать, откуда он родом, где учился, где был прежде и как попал на то место, которое занимал. Но наоборот: вся жизнь, вся родословная его знакомых были ему известны, — этим, отчасти, он тоже держал около себя».

А вот Нечаев пишет в одном из его писем:

«Время фразы кончилось — наступает время дела; нечего ждать почина авторитетных умников; на них надежда плоха. Скоро — кризис в России, гораздо сильнее того, что был при объявлении воли обманутому царём народу; или опять наши умники, красноречиво глаголющие и пишущие, остановятся на словах и не бросятся возглавить народные толпы; или опять мужицкая кровь польётся даром и безобразные, неорганизованные, многочисленные массы будут усмирены картечью?»

А вот уже из «Катехизиса революционера»:

§ 25. «…сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гилдейского мира и против кулака-мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России».

§ 14. «С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все высшия и средние сословия, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократский, военный, в литературу, в третье отделение и даже в Зимний дворец».

§ 15. «Всё это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория — неотлагаемо осуждённых на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осуждённых по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих».

§ 16. «… должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни даже ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе.

Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти и… полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерою пользы, которая должна произойти от его смерти для революционного дела…»

§ 1. «Революционер — человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Всё в нём поглощено единственным, исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией».

§ 2. «Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то для того только, чтоб его вернее разрушить».

§ 6. «… Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нём единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение».

§ 7. «Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение».

Нечаев послужил Достоевскому прототипом Петра Верховенского. Достоевский, сочинивший «Бесов», — тварь ренегатская. Нечаев — великий человек.

Совсем не так давно, где-то год назад, я отметил сходство фотографии Нечаева с фото Артюра Рембо. Сходства внешние обычно указывают и на внутреннее сходство сознания, сходство душ — назовём это так. Наличие неистовой поэзии в Нечаеве не вызывает сомнения.

Перечитайте «Катехизис революционера», пусть даже он и создан совместно с Бакуниным. Перечитайте. Рекомендую. Полностью. Я вырвал лишь бросившиеся мне в глаза параграфы.

Нечаев, вероятно, примкнул к революционному движению в 1868 году, когда ему был 21 год. Это случилось в Санкт-Петербурге, где Нечаев поступил вольнослушателем в Петербургский университет, в то же время преподавал Закон Божий в Сергиев-ском училище. Родом он из Иваново Владимирской области. В год его рождения, в 1847-м, это была деревня, сейчас — город, славный революционными традициями. Лет десять назад я побывал в этом городе, осмотрел памятники, выступил в паре библиотек вместе с писателем Прилепиным. Судя по памятникам, в Иваново был располагающий к антиправительственному образу мыслей революционный климат.

В Питере Нечаев, кипящий уже от невесёлого жизненного опыта, доставшегося ему (отец — бывший крепостной, ставший ремесленником), нашёл себе среду. Общительный, деспотичный, энергичный, он в 1868–1869 году становится одним из вождей студенческого движения. Умело создаёт, как сейчас сказали бы, сетевую горизонтальную организацию, посещая и курируя студенческие кружки.

В 1869 едет первый раз в Швейцарию, где знакомится с Бакуниным и Огарёвым. Вместе с Бакуниным создаёт «Катехизис революционера». Беспощадный террор, подчинение средств цели, «Катехизис» на самом деле — великое радикальное произведение. Выдавал себя за представителя Русского революционного комитета. Формально такового не существовало, однако Нечаев имел право: фактически он был самым-самым в среде петербургских революционеров.

Деятельность Нечаева короткая, по-мальчишески злая, всего-то меньше двух лет. Но он успел натворить делов. Пока теоретики народничества и зарождающегося марксизма теоретизировали, Нечаев, вернувшись в Россию, бросился создавать организацию «Общество народной расправы».

Он вернулся в Россию в сентябре 1869 года, и, основав «Общество народной расправы», бросился устраивать его отделения в Петербурге, Москве и других городах.

Вероятно, он обладал мощным авторитетом и влиянием. Люди ему подчинялись.

Когда студент Иван Иванов обнаружил неповиновение воле Нечаева, Нечаев решил устранить его. 21 ноября 1869 года Иванов был убит в гроте Петровской академии (в Москве, по-моему, существует на территории Сельхозакадемии до сих пор).

Нечаев успел уехать за границу, но его товарищей, участвовавших в убийстве и в «Обществе народной расправы», всего 87 человек, судили не только за убийство, но и за образование революционного общества.

В 1872 году правительство Швейцарии выдало Нечаева России как уголовного преступника.

В 1873 году дело было рассмотрено Московским окружным судом с участием присяжных. Приговор к каторжным работам в рудниках на 20 лет.

Однако Нечаев не был сослан в рудники, а посажен в Петропавловскую крепость. «Навсегда» — по личному распоряжению Александра II, Царя-освободителя.

Нечаев умер в тюрьме, в Алексеевском равелине от водянки, осложнённой цингой, в 1882 году. 21 ноября (3 декабря).

Нечаев оказался прав — народ восстал в 1905 году, через 23 года после его смерти. Через 35 лет состоялись ультимативные русские революции: Февральская и Октябрьская.

Об убитом Иванове И. И.

Характеристика П. Г. Успенского:

«Иванов был человеком довольно ограниченного ума, сварливый, постоянно спорящий со всеми потому только, что высказанное мнение принадлежало не ему, а кому-нибудь другому. В Академии про него говорили, что кто бы что ни предлагал, Иванов всегда представлял оппозицию.

…В частной жизни он был такой же: по целым дням злился, уходил к себе, никому не показывался, ни с кем не говорил и т. д. Вобщем, он имел тяжёлый и угрюмый характер. Постоянно Иванов спорил и не соглашался, иной раз на вещи самые простые, которые не были предложены другими, были бы предложены им самим… Нечаев стал раскаиваться и часто бранил себя за то, что ввёл такого человека. Ему тем более было неприятно, что Иванов постоянно восставал против его (Нечаева) предложений, и действительно, со стороны Иванова видно было не столько противоречие с мыслями и предложениями Нечаева, сколько собственно с его личностью».

Я побывал в равелинах Петропавловской крепости, в том числе и в Алексеевском. Даже в качестве музея — мрачное место. Камеры по нынешним стандартам — просторные, но дьявол им рад. Свет поступает скупой, рассеянный и ядовитый из щелей у самого потолка. В подслеповатом аду этом, должно быть, было страшно тоскливо. Даже если в раскалённом черепе сверхчеловека бушуют будущие мировые революции.

В сущности, тесная простая нора лучше подходит для заключения в ней долгие годы. В норе даже есть некий загробный уют, она ведь немного больше гроба. А Нечаев, проснувшись, видел жёлтое ядовитое пространство и, видимо, ужасался, но мужественно терпел.

Дополнительные сведения о Нечаеве:

Сын крепостного, родился он 20 сентября 1847 года. Самостоятельно освоил курс гимназии. Был вольнослушателем Петербургского университета. В то же время работал учителем Закона Божьего в Сергиевском училище.

Модель. Прототип. Эталон всех будущих героев революционного движения в России. Никем не превзойдённый в красочности и свирепости.

Сакральная жертва в фундамент русской революции.

1-я поездка Нечаева за границу. Март-июль 1869 года

28 января 1869 года на Фурштатской улице была проведена многочисленная сходка.

Путём сбора подписей тех, кто хотел выйти на демонстрацию протеста, Нечаев хотел встряхнуть своих сторонников и расширить ряды радикалов. Присутствовали около 70 человек (Ралли называл цифру в 200, что представляется малоправдоподобным). Нечаев, вспоминает Засулич, «взял слово и заявил, что уже довольно фраз, что всё переговорили, а тем, кто стоит за протест, кто не трусит за свою шкуру, пора отделиться от остальных, пусть потом они напишут свои фамилии на листе бумаги, который уже оказался приготовленным на столе».

Гольденберг же пишет, что Нечаев «явился с бумагой и прочитал что-то вроде того, что, мол, мы обязываемся собраться такого-то числа на площади перед Зимним дворцом для демонстрации».

По словам Засулич, «группа инициаторов подписалась первая, а за нами бросились подписывать другие». Успех, с точки зрения Нечаева, был немалый. «По окончании сходки Нечаев с собравшимися членами кружка восхищался необыкновенной удачей подписки».

Всего набралось 59 подписей. Первыми подписались Никифоров и Нечаев. В числе подписавших, подписи Е. Аметистова, Ралли, Катина-Ярцева, Бирка, Енишерлова, Лихутиных, Ижицкого. Выступление радикалов после сходки на Фурштатской стало неизбежным.

Но вмешалась полиция. Нечаев скрылся из Петербурга. Арестован уже 29 января и допрошен. «Он действительно 28 января был у студента Любимова, где было до 12 человек, ему не известных, они рассуждали о кассе для бедных студентов. На сходку он никого не приглашал, и были ли в квартире у Любимова ещё какие лица — не знает, о сходке он узнал в Университете от незнакомого ему студента».

Нечаев не сразу отправился за границу, он ещё успел побывать в Москве и в Одессе.

Уже складывалась легенда о Нечаеве. Согласно этой легенде, он был арестован и заключён в Петропавловскую крепость.

Доподлинно известно, что Нечаев уехал за границу после 3 марта. Там он отправился в Женеву — центр русской революционной эмиграции, на встречу с династией «Колокола».

Нечаев заблаговременно предупредил о своём приезде Бакунина, прислав ему «Программу революционных действий». Бакунин — Нечаеву: «Как бы Вы не отвёртывались и не виляли, Вы поневоле высказали мне следующее: общество ваше по своей численности было ещё весьма незначительно, по материальным средствам ещё менее. Практического ума, знания и умения в нём ещё мало. Но комитет, вами составленный, без сомнения, из людей, подобных вам, — продолжал Бакунин, — и между ними Вы — один из самых лучших, из самых крепких… кроме вашего кружка я не предполагал, и не предполагаю возможность существования в России другого столь же серьёзного кружка».

В июле 1869 года Нечаев уехал обратно в Россию.

2-я поездка Нечаева за границу

21 ноября 1869 года «студент» Иванов был убит Нечаевым, Николаевым, Успенским, Прыжовым и Кузнецовым в гроте парка Петровско-Разумовской академии, куда его заманили под предлогом помочь вырыть якобы зарытую там подпольную типографию.

Нечаев легально перешёл границу с Восточной Пруссией примерно 20 декабря 1869 года.

Были арестованы 310 человек.

Нечаев был арестован в августе 1872 года в Швейцарии и выдан русскому правительству как уголовный преступник. В 1873 году суд приговорил его к 20 годам каторги, однако по распоряжению Александра II Нечаев был навсегда заточён в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Скончался там же в 1882 году.

Взгляды Нечаева

Декабристы, по Нечаеву, были «людьми дела», «их отрицание было отрицанием на деле». Но и они, с его точки зрения, не понимали «стремлений народных». Лишь немногие из них предлагали «разбивать кабаки, позволить грабёж и, взяв хоругви из церквей, идти прямо на дворец для расправы с его обитателями», чтобы «перерезать всю семью царя Николая со всеми домочадцами».

Главным пунктом «практических действий» было «истребление царя со всеми чадами и домочадцами, со всей так называемой ектинией, для искоренения формы государя вообще».

(Если верить воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, это место нечаевского листка вызвало особый восторг у Ленина: «Ведь это сформулировано так просто и ясно, что понятно для каждого человека, жившего в то время в России, когда православие господствовало, когда огромное большинство так или иначе, по тем или другим причинам, бывало в церкви и все знали, что на великий, на большой ектимий вспоминается весь царствующий дом, все члены дома Романовых. Кого же уничтожить из них? — спросит себя самый простой читатель. — Да весь дом Романовых, — должен он был дать себе ответ. Ведь это просто до гениальности!»

Тут, как мы видим, Нечаев чуть ли не дословно повторяет красного кюре Жака Ру, за восемьдесят лет до этого лицезревшего голову Людовика XVI — катящуюся по эшафоту.

«Размышления над нравственностью и честностью той или другой меры, необходимой для истинного дела, именно и мешали, и останавливали всякое реальное начинание». Это тоже Нечаев.

С «ишутинского дела началась новая эра революционного понимания», «мощные образы ишутинцев крепко запечатлелись в головах юношества и делались образцами».

Выстрел же Каракозова объявлялся Нечаевым «начинанием нашего святого дела».