«Живописец без кисти и красок…»

В 1841 году московская типография Н. Степанова выпустила шестнадцатистраничную брошюру «Живописец без кисти и без красок, снимающий всякие изображения, портреты, ландшафты и проч. в настоящем их цвете и со всеми оттенками в несколько минут». Ее, по некоторым версиям, приписывают Грекову, хотя никаких указаний авторства в книге не явлено. Подобное утверждение сделал, в частности, историк отечественной фотографии Сергей Морозов, печатавший статьи о Грекове в журнале «Техника – молодежи» в 1951 году и в журнале «Советское фото» в 1980 году, а также упоминавший о нем в своих книгах («Творческая фотография» и других).

«Живописец» опубликован анонимным, при том, что большая часть изданий типографии Н. Степанова того времени (иногда она обозначалась как «Типография Н. Степанова при Императорском театре» или «Типография Николая Степанова при Императорском театре») выпускалась с указанием авторства. В 1829 году вышли «Нравственные и философские беседы. Из сочинений доктора Блэра», в 1836 году – «Серапионовы братья» Эрнста Т. А. Гофмана, в 1839 году – документальное произведение «Записки Александрова (Дуровой): Добавление к Девице-кавалерист», в 1843 году – «Все хорошо, что хорошо кончилось» Уильяма Шекспира, в 1850 году – «Стихотворения» А. Фета и другие книги и брошюры.

«Живописец без кисти и без красок…» состоит из нескольких глав. Автор последовательно описывает процесс съемки, приводит рецепты обработки, окраски, укрепления и лакировки материалов и полученного изображения. В книге не напечатано ни одной иллюстрации, однако из текста становится очевидным, что автор – практикующий фотограф, пишет из своего опыта и пробовал себя в съемке самых разных сюжетов, вплоть до крупных планов насекомых (правда, понятия крупного плана в современном значении этого слова тогда еще не существовало).

Один из примеров раскрашенного дагеротипа (автор – Джон Джабез Эдвин Майал,1813–1901. На снимке изображен мальчик в панталонах). Публика воспринимала раскрашенные дагеротипы как более живописные.

«С давняго времени уже известно, что человеческая кожа принимает другой цвет, будучи натираема адским камнем, которое есть ничто иное как селитрокислое серебро, расплавленное в своей воде кристаллования», – начинает повествование автор «Живописца». То, что прикосновение «адского камня» приводит к появлению на коже черных пятен, в свое время обнаружили врачи Ян Бабтист ван Гельмонт и Франциск Сильвий. Это свойство медики станут использовать для прижигания ран – «адский камень» окажется хорошим противоспалительным веществом. «Дня три спустя Базаров вошел к отцу в комнату и спросил, нет ли у него адского камня? – напишет Тургенев в одной из сцен романа «Отцы и дети». – Есть; на что тебе? – Нужно ранку прижечь…». Автора же «Живописца» «адский камень» занимает совершенно с иной целью: это вещество оказалось важным для приготовления фотографических материалов.

Автор заявляет о двух вариантах получения рисунков при помощи лучей света. Первый – «через прекрытие некоторых мест; способ, употребляемый для изображения растений, рисунков, рукописей, крыльев насекомых, острых верхушек» (речь о «бескамерной» фотографии по методу Тальбота, однако имя Тальбота в брошюре не упоминается, здесь вообще нет отсылок к изобретателям, книга скорее являет собой рецептурное пособие, нежели экскурс в историю фотографии). Второй – «посредством камер-обскуры или солнечнаго микроскопа; способ, употребляемый для снимки портретов, насекомых, архитектурных или скульптурных произведений и проч.». «Посредством камер-обскуры» получают зеркально отображенные сюжеты – автор уведомляет об этом. И дает подробные объяснения, как снимать зеркальные виды и как можно получать с них «прямые». Автор предлагает переснимать уже снятые изображения, разместив их и камеру наилучшим для этого образом относительно источника света. По сути, он рассуждает в этой главе не только о том, как получить позитив, но и о технологии репродукционной съемки.

Для изготовления «бескамерных» рисунков потребуется стекло: «На приготовленную и предварительно немного смоченную бумагу накладывают снимаемый предмет, покрывают его тонким, чистым зеркальным стеклом, по краям котораго накладывают тяжесть, чтоб изображаемый предмет плотнее приставал к бумаге. В этом виде подвергают бумагу действию прямых солнечных лучей до тех пор, пока не заметят, что открытыя части бумаги приняли совершенно черный цвет (то есть оказались полностью засвеченными. – М. Р.). После того, темный снимок, явно изображающий на темном грунте предмет, тотчас кладут в приготовленную для укрепления онаго жидкость…». Автор «Живописца» признается, что снимал таким образом «изображения цветов со всеми их жилками и оттенками». Упоминая оттенки, он, скорее всего, имеет в виду тона изображения, которые могли быть различными в том случае, если части цветов имели неодинаковую плотность и могли пропускать какое-то количество света. Впрочем, это только догадки – возможно, что об оттенках автор пишет в каком-то ином ключе. Цветы подобным образом пробовал снимать и Тальбот, и другие фотографы. Например, Анна Эткинс в 1843 году начала выпускать серию брошюр о британских водорослях, выполненную в технике цианотипии (Atkins A. Photographs of British Algae: Cyanotype Impressions).

Целая глава посвящена способу приготовления бумаг. Их всего три. Первый рецепт предполагает использование поваренной соли и селитрокислого серебра. Процесс подготовки – двухступенчатый. На первом этапе «в унциях дестиллированной воды распустите 8 гран. поваренной соли и посредством губки ровно покройте по обеим сторонам этим раствором тонкую, голландскую, слабопроклеенную бумагу». Ровность покрытия очень важна, а голландская бумага предпочтительнее в сравнении с бумагой, скажем, английской (веленевой), в которой содержится много клея. Просушив бумагу между двумя листами чистой непроклеенной печатной бумаги, следует приступить ко второму этапу – «растворите 1/2 унции селитрокислаго серебра в 3 1/2 унц. и посредством маленькой к перу привязанной губки натрите означенным раствором – как можно ровнее – сухие листы писчей бумаги с одной стороны. Натирать бумагу надлежит в тени, ни мало не медля, и каждый натертый лист тотчас же высушивать в темном месте». Второй способ предполагает использование «соленокислого или соленого эфира» вместо поваренной соли на первом этапе подготовки. Третий способ – одноэтапный: бумагу натирают одним только селитрокислым серебром.

В другой главе приводится описание того, как возможно окрашивать снимок в тот или иной цвет. Если опустить его в «едкой» нашатырный спирт – сделается светло – или темно-серого цвета. Густой раствор поваренной соли придаст золотистый оттенок. А если провести двухступенчатую обработку, сначала смочив «рисунок» нашатырным спиртом, а после этого опустив его в густой раствор поваренной соли, то светлые места станут фиолетовыми или темно-зелеными, а темные – темно-серыми. Для укрепления изображений автор советует опускать снимки в крепкий квасцовый раствор – в этом случае приобретенный цвет (светло – или темно-коричневый) впоследствии не будет изменяться под воздействием солнечных лучей. Для укрепления также можно применять крепкий раствор соды или углекислого натра.

В названии книги есть некоторое лукавство. Автор заявляет, что собирается писать о передаче сюжетов «в настоящем их цвете и со всеми оттенками». В действительности же цветная фотография еще не была изобретена, оттенки передавать фотографы научатся много позже. В той главе, где затрагиваются колористические вопросы, речь идет о сплошном окрашивании изображений – иногда одноцветном, иногда многоцветном. Этот процесс в дальнейшем станут называть вирированием и тонированием. Самыми популярными будут красный и синий цвета, а также сепия. Не только фотография, но и ранний кинематограф станет использовать вирирование с целью создания определенной атмосферы в кадре и натурного правдоподобия: ночные сцены будут тонировать в синий цвет, изображение огня во время пожара – в красно-оранжевые оттенки. В ранней же фотографии вирированные портреты и другие сюжеты многими воспринимались как более живописные, более художественные.

Перед лакировкой готовых «рисунков» рекомендовано натирать их жидким крахмалом и высушивать в тени. Лак советуется изготавливать следующим составом: «2 частей отборной мастики, превращенной в порошок и 6 частей Французскаго скипидара, распускающихся только в кипящей воде, при беспрестанном размешивании». Затем в смесь необходимо добавить «1 часть чистаго венецианскаго терпентина, растворенного в 1 1/4 части терпентиннаго масла».

Формально «Живописца» действительно мог написать Греков. Он хорошо знал химию, много экспериментировал с фотографическими техниками, и все, о чем в книге повествуется, так или иначе ему было знакомо из собственной практики. Так, из публикаций в «Московских ведомостях» доподлинно известно, что он снимал и при помощи камеры-обскуры, и «бескамерным» методом тоже. Язык «Живописца» близок языку грековских книг – подробные, обстоятельные объяснения, некоторая цветистость текста: научно-технические труды в середине XIX века так писать было принято, и Греков весьма преуспел в этом. Однако на сегодня авторство Алексея Фёдоровича все-таки остается лишь версией. В любом случае «Живописец» дает ясное представление о том, насколько в России всего за два года после изобретения фотографии мастера овладели технологиями приготовления и обработки материалов и съемкой. А название отсылает нас к разгорающейся общественной дискуссии о степени художественности фотографии как явления, о возможности считать фотографию искусством. Один из самых известных русскоязычных текстов, подвергающих сомнению способность фотографии считаться художественным произведением, – уже упоминавшаяся статья «Фотография и гравюра» критика Владимира Васильевича Стасова (1824–1906). Этот текст был опубликован в «Русском вестнике» чуть позже того времени, о котором мы повествуем, – в 1856 году. «Фотографическим рисункам не достает высшей красоты божественного произведения, души, смысла, духа художника, – писал Стасов. – Картинки этого волшебного фонаря оставляют нас холодными, потому что в наслаждении художественными произведениями главную роль играет не столько впечатление, производимое искусным предметом, сколько впечатление, производимое тем духом, который воспринял в себя этот предмет». Обвинения в бездушности, механистичности, которые в течение десятилетий будут высказываться в адрес нового способа «рисовать», и тот эмоциональный нажим, с которым это часто будет происходить, – еще одно свидетельство того, насколько значимым было изобретение светописи. Мало кого оно оставило равнодушным. Автор «Живописца», посвятив почти всю свою книгу химическим описаниям, но при этом выбрав такой поэтичный заголовок, как будто закрепил тем самым свою позицию считать светопись искусством.