Тайна Директории
19 мая 1798 года из гавани Тулон отплыла большая французская эскадра, а с ней тридцать шесть тысяч солдат и десять тысяч моряков.
На борту одного фрегата находилась значительная группа писателей, артистов и ученых. Среди них Жоффруа Сент-Илер, энтомолог Савиньи, химик Бертоле, математик и физик Жан Фурье и геометр Монж.
— Поедем, — незадолго перед этим обратился Бертоле к Жоффруа. — Монж и я составим вам кампанию, а Бонапарт будет нашим генералом. — При этом он дал понять, что экспедиция предстоит дальняя, но пока ее держат в тайне.
Жоффруа жаждал путешествий, приключений, и он с восторгом согласился.
Куда? На какой срок? Директория держала это в тайне.
Фрегат пошел к берегам Северной Африки, на которую в то время устремлялись завоевательские интересы директории, и тридцатого июля экспедиция высадилась в Египте.
Наполеон Бонапарт, в то время только генерал, но в тайне мечтавший захватить власть и стать императором, сам добился организации этой научной экспедиции. Он считал, что Франция, завоевав страну при помощи солдат и пушек, должна ввезти в нее своих ученых. На них ложится задача изучить природные богатства покоренного народа, чтобы лучше и полнее завладеть ими.
Бонапарт воевал, а ученые, не имевшие никакого отношения к его грабительским тайным замыслам, вели научную работу, удивленные и заинтересованные новыми местами и природой.
Еще в пути Жоффруа начал свои исследования над морской и островной фауной. Он развернул работы в Александрии, потом в Каире. Путешествовал по пустыне, плавал по Нилу, посещал пирамиды, спускался в каменоломни.
В то время как Бонапарт осаждал Александрию, Жоффруа Сент-Илер дошел чуть не до нервного расстройства, раздумывая над вопросом, как возникает в теле животного электричество. Он заказал рыбакам поймать для него электрического ската и сома. Они поймали этих рыб, и Жоффруа силой ума и воображения (у него не было книг и тем более приборов) пытался решить интересовавшую его загадку.
Ученые изучали флору, фауну, геологию и ископаемые остатки. Вот за последними Жоффруа и отправился в Сахару.
Вместе с Савиньи он исследовал всю страну между Нилом и Красным морем.
Он бродил в темноте мемфисских катакомб, собирая здесь мумии людей и животных, которых обожествляли в древнем Египте.
В священных гротах оказались настоящие зоологические музеи. Климат и искусство древних египтян бальзамировать трупы сохранили людей и животных, вплоть до мельчайших костей и волос на коже, почти такими, какими они были три тысячи лет тому назад.
Художник, член экспедиции, делал множество зарисовок, планов, карт.
Ученые увлекались работой все больше и больше. В самых трудных условиях, без бумаги для гербариев, спирта для консервирования, инструментов (все это погибло в пути), горсточка исследователей не могла оторвать пристального взора от всего, что ждало ученого здесь на каждом шагу. А между тем их поджидала беда!
Французы были разбиты английской армией. Ученым дали свободу, но их сокровища должны были стать достоянием Англии. И в условия капитуляции англичане включили статью шестнадцатую — требование сдать им все, что собрали французские ученые в Египте.
Французы просили, доказывали, требовали отменить эту статью. Они утверждали, что в записях и дневниках никто, кроме них самих, не разберется: каждый из них пользовался для быстроты условными обозначениями — шифром. Все эти материалы бесследно погибнут для науки, если их передать другим лицам. А их очень много, — экспедиция работала почти четыре года самым напряженным образом.
Все было бесполезно, англичане не соглашались вычеркнуть из условий капитуляции статью шестнадцатую, применением которой они собирались ограбить экспедицию. И они явились, чтобы совершить это преступление.
Кое-кто из членов экспедиции, измученные неравной борьбой и жестокостью победителей, уже сдавались.
Тогда поразительным мужеством и вдохновляемый гневом, Жоффруа Сен-Илер спас то, что все уже считали погибшим.
— Нет! — гневно воскликнул Жоффруа. — Мы не будем повиноваться. Мы знаем, что ваша армия не прибудет сюда ранее, чем через два дня.
Ну, что же! Пусть жертва будет принесена. Мы сами сожжем свои сокровища. Потом вы можете поступить с нами, как вам заблагорассудится. Вы добиваетесь славы чужими трудами. Ну, так рассчитывайте на память в истории: вы также сожгли Александрийскую библиотеку.
Этим Жоффруа напомнил, что двенадцать веков тому назад завоеватель Омар сжег сокровищницу того времени — Александрийскую библиотеку. История повторяется!
Эффект этих слов был магическим. Английский генерал понял, что угроза сжечь все будет приведена в исполнение, но он никак не хотел «славы» Омара.
И вскоре комиссия, назначенная Национальным Музеем Естественной Истории, принимала замечательные находки египетской экспедиции, в числе которых были редкости, насчитывавшие до трех тысяч лет давности.
В комиссию вошли Ламарк, Кювье и Ласепед.
В их докладной записке говорилось:
«Вы поручили нам, гражданам Ламарку, Кювье и мне, проверить коллекции Музея, привезенные из Египта и подаренные Музею нашим коллегой, гражданином Жоффруа Сент-Илером.
Он в течение четырех лет исколесил вдоль и поперек всю страну, являющуюся, может быть, самой замечательной страной мира по своеобразию климата, древности цивилизации, по памятникам и по нетронутости предрассудков.
Привезенное превзошло все ожидания. Животные всех веков самоотверженно доставлены нам в Париж.
Уже давно стремились познать, изменяют ли виды свою форму с течением времени. Этот вопрос, на первый взгляд незначительный, существенен для истории мира, а следовательно, и для разрешения тысячи других вопросов.
Египет дает условия для его разрешения. Своеобразные музеи зоологии оказались в священных гротах. Климат и искусство бальзамирования сохранили тела от разложения. Теперь мы можем убедиться в этом, наблюдая своими глазами большое количество видов, существовавших 3000 лет назад.
Гражданин Жоффруа, сознавая значение подобных сокровищ, ничем не пренебрег, чтобы их собрать. Он посетил все древние пещеры, обследовал бесчисленное количество скелетов и привез нам не только скелеты людей времен древнего Египта, но и их богов, начиная от быка Аписа и Пневиса, крокодила, ихнемона, обезьяны, ибиса.
Нельзя обуздать порывов своего воображения при виде животных, сохранившихся вплоть до мельчайших костей и волос на коже такими, какими видели их священнослужители две или три тысячи лет назад.
Изложим некоторые результаты:
Животные тех времен вполне схожи с современными. По скелету античного ибиса видно, что современные естествоиспытатели ошиблись в определении этого вида, так как он вполне соответствует описанию древних.
Гражданин Жоффруа привез орнитологическую коллекцию, содержащую еще более удивительного ибиса, совершенно неповрежденного…
…Он собрал экземпляры, представляющие почти всех змей Египта, из которых многие не были замечены его предшественниками..
…Особенно интересны ихтиологические коллекции Жоффруа. Благодаря его трудам и многочисленным путешествиям рыбы Нила известны так же хорошо, как рыбы наших рек…
…Краткое пребывание в Суэце дало возможность г. Жоффруа собрать рыб Красного моря, а в Розетте и в Александрии — рыб Средиземного моря.
Особое преимущество объектов г. Жоффруа в том, что большинство из них консервировано в жидкости. В результате мы сохраним не только их внешнюю форму, но и их внутреннее анатомическое строение (скелет, мягкие части, внутренние органы)…
…Перечисления, которые мы сделали, достаточны для того, чтобы Вы оценили значение дара, сделанного гражданином Жоффруа Сент-Илером, и его заслуги перед наукой и Музеем. Мы не сомневаемся, что ни один путешественник со времени знаменитого Домбея не сделал такого вклада в коллекции Музея».
И подумать только, что такие коллекции, самоотверженный труд горсточки ученых, подвергались опасности военного грабежа!
Документ начинается знаменательно: он ставит вопрос о происхождении видов. И каждый в праве предположить, что находки Жоффруа, комиссия признает, проливают свет на него.
Однако в записке только описание коллекций, живое, ясное. Но где ответ, где мнение комиссии о значении находок?
Его нет! Есть только глухая фраза о том, что животные и люди, жившие три тысячи лет тому назад почти не изменились с тех пор, но нет вывода, о чем говорит этот факт.
Почему же, — спросим еще раз.
Состав комиссии не позволил этого сделать.
В то время как Ламарк вынашивал идеи эволюции, Кювье произвел очень важные исследования по сравнительной анатомии и палеонтологии, а также систематике. Он умел собирать, описывать и исследовать факты с поразительной точностью.
Его величество факт — девиз Кювье, которому он и служил упорно и последовательно. Но неправильно было бы думать, что факты не перерабатывались им в обобщения и теории.
Нет, он, как и Ламарк, стремится обозреть природу в целом, чтобы дать объяснения фактам.
Но Ламарк шел от представлений о неизменяемости природы к учению о ее развитии, а Кювье, приняв однажды как истину учение о постоянстве видов, всю жизнь укреплял себя в этом и боролся против эволюционистов.
Теория постоянства видов давно и вполне четко определилась, и Кювье для «подтверждения» ее использовал все новые и новые факты. А его противник не располагал еще стройной эволюционной теорией и доказательствами ее.
Все это еще было впереди, и не Ламарку одному суждено было во всю силу померяться со сторонниками постоянства видов: время не пришло! Мысли Ламарка об эволюции животных еще только-только оформлялись, понемногу переходя из области догадок в научную теорию.
Ламарк и Кювье — два полюса научной мысли, и одни и те же факты они объясняют совершенно по-разному.
Комиссия установила, что привезенные из Египта мумии человека и животных, диких и домашних, умерших три тысячи лет тому назад, почти не отличаются от современных. Даже болезни зубов были те же, которые терзают современных людей.
Что этот факт означает для Ламарка?
Он говорит: вот великолепное доказательство древности жизни на земле. Жизнь существует уже многие миллионы лет. Три тысячи лет — ничтожный отрезок времени по сравнению со всей давностью жизни, поэтому за этот срок и не может быть каких-то особых изменений. Находки Жоффруа ясно показывают, как давно существует жизнь.
А для Кювье что значит тот же факт?
Доказательство постоянства и неизменности видов. Кювье рассуждает: жизнь на Земле существует, как говорит библия, несколько тысячелетий, следовательно, три тысячи лет — огромный промежуток времени. Значит, если даже за три тысячи лет люди и животные не изменились, то совершенно очевидно, что виды не изменяются и они постоянны.
Как же можно было согласовать такие крайние точки зрения!
Но был еще третий член комиссии, Ласепед. Что он скажет, чью сторону примет?
Ласепед предпочел воздержаться от определенного ответа, не становясь ни на ту, ни на другую сторону.
И комиссия признала возможным оставить в выводах только такую фразу: «Животные тех времен вполне схожи с современными», — не вдаваясь в объяснение этого факта.
Что мог сделать Ламарк при создавшемся положении? Решительно ничего, кроме согласия на опубликование докладной записки.
Но Ламарк не считал себя побежденным. Он — профессор, у него есть благодарная аудитория — молодежь. Там он расскажет по-настоящему о значении египетских находок, поведает о них свои сокровенные мысли и не пощадит противников.
Очередная вступительная лекция 1803 года… Ламарк разбирает значение коллекций Жоффруа для доказательства длительности жизни на Земле. Он говорит, что обыкновенно люди судят обо всем только применительно к себе, то есть по тем изменениям, которые они в состоянии заметить.
И он приводит блестящий аргумент, к которым он так хорошо умел прибегать, чтобы пояснить свою мысль.
«Мне кажется, что я слышу, как маленькие насекомые, обитающие в углу какого-то здания, эти существа, жизнь которых длится один год, заняты обсуждением дошедших до них преданий, чтобы решить вопрос, как давно существует постройка, в которой они находятся. Дойдя в своей убогой генеалогии до 25-го поколения, они единодушно решат, что здание, дающее им пристанище, вечно или, во всяком случае, существовало всегда: ведь они-то всегда видели его таким же, и им никогда не приходилось слышать о том, что оно когда-то было создано впервые».
И далее;
«Величины пространства и времени относительны. Человек должен осознать эту истину, и тогда он будет осмотрительнее в своих суждениях относительно постоянства, которое он приписывает наблюдаемому состоянию вещей в природе».
В этой лекции ярче, чем в предыдущих, Ламарк высказывается против постоянства видов. И взамен этой теории предлагает свою, черты которой складываются все определеннее.
По этим из года в год повторявшимся вступительным лекциям к курсу зоологии можно проследить, как совершенствуется его учение об эволюции живых существ. В позднейших трудах оно будет развиваться и пополняться, но следует признать его уже сложившимся в основных чертах на грани XVIII и XIX веков.
Почти полвека спустя в другой стране, в других условиях и другой ученый изложит свои мысли подобным кратким образом, в виде небольшой записки. Потом сорок лет он станет еще и еще трудиться над созданием своего учения, воздвигая настоящую цитадель из фактов, сцементированных одной общей идеей, — так будет с Чарлзом Дарвином.
В этом смысле можно провести сравнение между значением вступительных лекций Ламарка для его дальнейших трудов с той ролью, которую сыграла записка, составленная Дарвином в 1842 году по отношению к его будущему произведению «Происхождение видов».
…Над головою Франции одна за другой проносились политические и общественные бури…
Ламарк продолжал обрабатывать свои коллекции. Все так же книги обступали его со всех сторон. Так же не упускал он случая вступить в переписку с кем-либо из ученых, чье духовное богатство вдруг заинтересовало его. Только с годами взгляд стал суровей да углубились резкие складки у рта.
Все больше занимала его одна мысль, витавшая над всеми коллекциями, гербариями — ход природы! Каков он? Как постичь его?
Ответ на эти вопросы добывается с большим трудом. Годы, здоровье, зрение — свой единственный капитал щедро тратит Ламарк, чтобы получить желанный ответ.
Он размышляет над многими вещами одновременно. Устремившись с пылом юноши в страну «неведомого» и прозревая в ней, Ламарк в то же время не оставляет своих давних интересов в области неживой природы и происходящих в ней процессов. И там его интересует все тот же вопрос — ход природы!