СВЕТСКИЕ ДРУЗЬЯ, МОДЕЛИ СЕН-ЛУ

Поездка в Венецию, в которой Пруста сопровождали его друзья и его мать, показала, в какой степени Марсель нуждался в дружеском участии: кажется, что без такого доброжелательного окружения он просто не способен был существовать. Конечно, в теоретическом отношении дружба в романе «В поисках утраченного времени» оценивается довольно негативно: она входит в число тех преходящих ценностей, которые только оттягивают момент, когда главный герой обратится к главному делу своей жизни — написанию романа. Однако Пруст все-таки дает в «Поисках» блестящее описание дружбы с молодым аристократом Сен-Лу, наделенным всеми возможными достоинствами: душевной чуткостью, утонченной вежливостью, широтой кругозора, способностью пойти против предрассудков своего круга, любовью к новым течениям в литературе, аристократическим демократизмом. В реальной жизни Пруст тоже не был так категоричен в определении важности дружеских привязанностей, как в теоретических рассуждениях романа. Взаимоотношения со многими друзьями значительно обогатили его жизненный опыт. Такова, например, роль дружбы с Антуаном Бибеско и Бертраном де Фенелоном, которая была полна сложных эмоций и даже разочарований, но при этом внесла в жизнь Пруста динамический элемент: благодаря молодым людям Пруст ближе познакомился с миром театра, с новыми салонами, а также предпринял путешествие в Бельгию и Голландию.

В 1900 году после переезда на новую квартиру семья Прустов оказалась совсем рядом с одним из самых блестящих парижских салонов Прекрасной эпохи. По соседству с писателем, в доме 60 на той же улице Курсель, где было расположено его новое жилище, проживала княгиня Елена Бибеско, урожденная Елена Костаки Эпурано, дочь бывшего румынского премьер-министра. Елена, известная пианистка, ученица Рубинштейна, регулярно принимала у себя Форе, Сен-Санса, Дебюсси, Массне, Делиба, Гуно, а также писателей Анатоля Франса, Жюльена Лемэтра, Пьера Лоти, Метерлинка, а вскоре и Марселя Пруста. Ее супруг, князь Александр Бибеско, сын царствующего принца Валахии, большой библиофил и бывший президент Французского лингвистического общества, тоже являлся личностью не совсем ординарной. Однако Пруст очарован не старшим, а младшим поколением Бибеско, детьми Елены и Александра — князьями Эмманюэлем и Антуаном.

Пруст сразу подпадает под обаяние Антуана Бибеско — красивого энергичного молодого человека двадцати двух лет, так же как и Марсель, окончившего лицей Кондорсе. В 1899–1900 годах он уже выполнял функции атташе в дипломатической миссии Румынии в Париже, а потом получил пост секретаря миссии. Он учился на филологическом и юридическом факультетах университета и надеялся дополнить свою начавшуюся карьеру дипломата литературными успехами. Он пишет в 1901–1902 годах первую пьесу «Борьба», которая так никогда и не будет поставлена. Его драма «Ревнивец» более интересна и будет сыграна всего один раз в 1904 году. В этом произведении тема ревности приближается по своей важности к тому, какое место это мучительное чувство занимает в романе Пруста. В 1906 году Бибеско напишет еще одну пьесу — «Жак Абран», которая будет поставлена в 1910 году и выдержит несколько представлений.

Антуан, который прекрасно осознавал свою внешнюю привлекательность, постоянно был занят новыми любовными приключениями. Его кузина Марта Бибеско напишет о нем так: «От него я узнала, что значит быть соблазнителем, мужчиной, которого любят женщины». Характер Антуана сочетал умение привлечь, очаровать, быть внимательным и чувствительным с жестокостью, склонностью к интригам. Со страстью Антуана к секретам и мистификациям, кстати, столкнутся и исследователи биографии Пруста: в 1949 году, когда Антуан опубликует переписку с Прустом, он частично изменит и ее содержание, и ее датировку.

Антуан ввел Пруста в небольшой круг друзей, в который кроме него вошли Эмманюэль, старший брат Антуана, и еще один молодой аристократ — Бертран де Фенелон. Молодые люди с удовольствием играли в секретное общество. Каждый из его членов имел закодированное имя-анаграмму: Марсель превратился в Лекрама, братья Бибеско — в Оксебибов, Фенелон — в Ноленефа. Молодые люди заключили пакт, по которому должны были обмениваться информацией о том, что другие говорили о них в их отсутствие. При этом сообщения, которые запрещено передавать третьим лицам, обозначались кодовым словом «могила». Пруст надеялся, что этот пакт позволит ему контролировать друзей, а также быть в курсе всего, что происходило вокруг него. Однако очень скоро он осознал, что они, и в особенности Антуан Бибеско, слушали его признания, делились полученной от Марселя информацией друг с другом, но при этом мало или почти ничего не рассказывали о себе. Возмущенный Пруст напишет множество писем Антуану, в которых будет упрекать его в неискренности и нескромности.

Несмотря на все упреки и разочарования, Пруст сохранил привязанность и уважение к своему другу. Одной из причин этого можно считать то, что Марсель вызывал искреннее восхищение своих друзей, близких к миру искусства и способных оценить его одаренность. Если они не хотели участвовать в его психологических играх так, как ему этого хотелось, то это не значит, что они относились к Прусту с пренебрежением. Братья Бибеско были уверены в таланте Марселя и даже пытались оказать ему протекцию в издательстве НРФ, когда Пруст искал возможность опубликовать первую часть своей эпопеи «В сторону Свана». Именно в письме к Антуану Бибеско уже в 1902 году Пруст упоминал о тенях сотни героев романа, которые в его сознании, подобно теням умерших, с которыми встречался Одиссей, отправляясь в загробный мир, искали возможность обрести плоть и кровь и начать говорить. В том же 1902 году, когда мать Антуана неожиданно скончалась в Бухаресте, Пруст планировал отправиться в Румынию, чтобы поддержать друга.

Антуан и Марсель будут встречаться регулярно до 1904 года, когда Бибеско назначат секретарем Румынской миссии в Лондоне. В 1919 году друг Пруста женится на Элизабет, дочери Герберта Аскифа, бывшего премьер-министра Великобритании. Это событие будет упомянуто в дополнении к пастишу на Сен-Симона, написанном Прустом, в котором Антуан и его невеста будут названы своими реальными именами. В 1917-м Марсель также напишет другу письмо поддержки, когда узнает о самоубийстве Эмманюэля.

Отношения между Антуаном Бибеско и Марселем Прустом, как видим, были сложными. По сути, в них можно уловить повторение привязанностей Марселя к его одноклассникам из лицея Кондорсе. Пруст, без сомнения, был влюблен в своих новых друзей, однако они, несмотря на уважение, которое вызывал у них Пруст, не разделяли его чувств. Пруст пытался сблизиться то с одним, то с другим членами кружка. Так, он быстро устал от своей привязанности к Антуану и с лета 1902 года переключил внимание на другого молодого человека из «секретного общества» — Бертрана де Фенелона. При этом Антуан трансформировался в конфидента, которому Пруст рассказывал о своем интересе к Бертрану и у которого он стремился получить информацию о намерениях объекта своего нового увлечения.

Бертран де Фенелон был на семь лет младше Пруста. Этот именитый аристократ отличался исключительной красотой. Именно его внешность блондина с голубыми глазами стала основой для создания очаровательного образа Сен-Лу в романе «В поисках утраченного времени». Однако Бертран, как и другие члены «секретного общества», не хотел оказаться «под колпаком» у Пруста, которого страхи, ревность и неуверенность в себе быстро превращали в невыносимого тирана. Пруст еще надеялся на то, что в лице молодого аристократа он найдет идеального друга, когда в октябре 1902 года отправился с ним в путешествие по Голландии и Бельгии, последнюю долгую поездку в своей жизни. Его цель — прояснить отношения с Бертраном и познакомиться с фламандской живописью. При этом Фенелон с самого начала его разочаровал: друг Пруста предпочел путешествовать один, поэтому они, выехав из Парижа вместе, быстро расстались, чтобы затем ненадолго пересечься в Амстердаме и Гааге. Пруст, ненавидевший одиночество, ощущал себя настолько несчастным, что признавался в письме своим родителям, что каждый день успокаивает себя только тем, что обещает самому себе назавтра возвратиться в Париж. Но, несмотря на очевидные страдания, он за время двухнедельного вояжа посетил Брюгге, Гент, Антверпен, Дордрехт, Роттердам, Амстердам и Гаагу.

Вскоре после поездки — 31 октября — Фенелон получил известие о том, что он назначен на пост атташе при посольстве Франции в Константинополе. Без сомнения, эта новость расстроила Пруста, которого раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, он сохранял еще остатки привязанности к Бертрану, а с другой — страдал от разочарования. К этому добавилось раздражение, вызванное очередным конфликтом с родителями. Дело в том, что осенью 1902 года мадам Пруст предприняла новую попытку ввести поведение сына в рамки приличия, требуя от него сократить траты и изменить режим дня. Для того чтобы воздействовать на сына, она запретила слугам не только топить его комнату, не только подавать ему еду в неурочные часы, но и вообще оказывать любые услуги. Смесь эмоций, вызванных взаимоотношениями с родными и друзьями, спровоцировала взрыв гнева, который казался совсем несоответствующим характеру чувствительного писателя. О нем Пруст рассказал в письме к матери от 6 декабря 1902 года.

Марсель сообщает, что его приятели — Жорж де Лори и Бертран де Фенелон — приходили его навестить. Пруст, пребывая в раздражении из-за поведения слуг, при первом же не очень приятном замечании Бертрана бросился на него с кулаками, начал топтать только что купленную другом шляпу и в конце концов вырвал из нее подкладку. Чтобы мадам Пруст не подумала, что он преувеличивает, Марсель даже прикладывает кусочек ткани к письму. История о приступе гнева должна была, по всей видимости, заставить мадам Пруст смягчиться и перестать требовать от Марселя «невозможного».

Драка с Фенелоном не помешала Прусту 8 декабря 1902 года прийти провожать Бертрана, отправлявшегося в Константинополь с Лионского вокзала на знаменитом Восточном экспрессе. Пруст, которого отъезд друга оставил безутешным, даже спланировал поездку в Турцию для встречи с Бертраном, но этот проект, конечно, так никогда и не был осуществлен. Добавим еще, что Бертран де Фенелон погибнет во время Первой мировой войны, подобно Роберу де Сен-Лу из романа «В поисках утраченного времени».

Если с точки зрения развития дружеских отношений поездка в Бельгию и Голландию окончилась провалом, то с точки зрения подготовки к написанию романа она имела важнейшее значение. Рёскин, который был духовным мэтром Пруста, никогда не писал о фламандской живописи. Таким образом, путешествие должно было компенсировать «недостатки» учения философа. Так, во время поездки Пруст открывает для себя Яна Вермера Дельфтского, который с этого времени вместе с Мантеньей, Тицианом и Рембрандтом входит в число любимых художников писателя. Пруста, несомненно, привлекает умение Вермера передать красоту повседневности: он противопоставляет картины фламандца творчеству художников итальянского Ренессанса, изображающих своих прекрасных, но лишенных теплоты персонажей на фоне бесконечных пейзажей.

Живопись Вермера, который стал известен широкой публике только в середине XIX века, с его, по мнению Пруста, лучшей в истории мировой живописи картиной — «Вид Дельфта» — играет капитальную роль в романе «В поисках утраченного времени». Так, Шарль Сван пишет исследование, посвященное этому художнику, которое он никак не может закончить. Писатель Бергот отправляется на выставку Вермера и, глядя на «Вид Дельфта», осознает, насколько его последние произведения были сухими, лишенными жизни. Знакомство с живописью Вермера является также индикатором, который показывает уровень культуры персонажей: так, Одетта де Креси, например, не знает, кто такой Вермер и жив ли он еще.

Поездка в Бельгию и Голландию значительно обогатила «Поиски утраченного времени» и другими элементами. Города, которые посетил Пруст, постоянно упоминаются в романе, так же как и многие фламандские живописцы (Хальс, Рембрандт, Мемлинг, Рубенс, Рейсдаль, Ван Дейк и т. д.). Число фламандцев не должно удивлять — в романе Пруста упоминается более сотни разных художников. Именно это богатство позволило Эрику Карпелесу, одному из исследователей романа, издать книгу, посвященную «воображаемому музею» Марселя Пруста и составленную из репродукций картин, которые упомянуты писателем в «Поисках». Прекрасное знание живописи, изучению которой в Лувре, а также во время поездок в Италию, Голландию и Бельгию Пруст посвятил долгие часы, еще раз опровергает идею о его беззаботной светской юности.