ДНЕВНИК. МАРТ, 1853.

Писано 4 марта, 8?2 час. утра.

Жизнь моя с 19 числа [февраля] стала так богата, что я хочу, чтобы можно было всегда мне припомнить день за днем события, которые все перемешаны, все просветлены мыслью о ней. Через эту мысль о ней и 'они становятся для меня милы.

4, среда. В гимназию не пойду, потому что не совсем еще прошла охриплость и боюсь, что напряжение голоса в гимназии увеличит ее. Утро все буду заниматься поверкою своего словаря (тепёрь я поправляю пропущенные и неправильно отмеченные цифры, это ныне кончу). Вечером должен к Николаю Иван., чтобы быть у Стефани. Вчера был вечером у Анны Никаноровны, которая меня приняла попрежнему; не знаю, хитрость ли это, чтобы не высказать нашей новой дружбы…[192] и матери или — скорее — мое предыдущее посещение не разрушило ее подозрений против меня. А утром отнес переплетать Кольцова для О. С., которой имя велел выставить (О. В.). Должно будет заплатить вероятно 3 руб. сер. (а думал, что будет стоить не более 2), готово будет в субботу. Завтра думаю быть у Малышева, к которому ездил было вчера, но не застал дома. Вечером сидел Евгений Алекс, до 10V4 часов. 3 часа убито.

5, Утро все писал дневник и разбирал листки. К 4 час. кончил разбор листков совершенно, после стал думать о диссертации. Решился прежде всего отделить места, писанные не напыщенным языком, от напыщенных, и написал несколько строк предисловия. Вечером недоволен, потому что с 7 до Ю?2 просидел у Меланто-вича, который присылал записку с просьбою помочь на экзамене одному поляку. — Как это меня взбесило! Видно не почел за нужное итти сам! Не считает меня достойным личного посещения! И моя жена будет иметь такого мужа, который доставит ей положение в обществе такое незавидное! Нет, это несносно! Мало-по-малу сообразил, что это вовсе не от гордости, а потому, что я не просил его к себе, и потому, что я живу не один, а с семейством. Но как можно потерять З?2 часа, когда минуты так дороги! Однако я не думал, чтобы было Ю?г, я думал 9. И еще глупость: пригласил Ник. Ив-ча, который был там! Снова потеря времени. В гимназии не был и завтра не буду. Принимаюсь за главный дневник, чтоб написать там страницу. Нет, не хочу, чтобы не кончить описанием сомнений. Завтра лучше окончу свои сомнения и начну описывать свои впечатления.

О. С.! О. С.! О. С.! Нет, я люблю вас, потому что во мне в самом деле перемена. Я не теряю времени ни минуты без сожаления. Деятельность, деятельность!

«Я скоплю казну, сберегу казну».

6, пятница. Все утро (в гимназии не был) писал дневник. После обеда был у Чеснокова; оттуда, как воротился, прислали Кобылины, чтоб играть в карты с Катер. Никол. Воротился, уж был Николай Иван., которого я вчера просил к себе. Уехал сейчас, в 12 часов. Ложусь. Дневника о ней написал 5 страниц.

Благословенна да будешь ты! Жду с нетерпением воскресенья.

7, суббота. Как встал, сел писать (это написано в 1 час. после окончания 1 стр. 36 листа ее дневника). После чаю поеду к Малышеву, на минуту к Никол. Иван., после в ряды купить для Стефани стакан, после к переплетчику посмотреть Кольцова.

В 11 час. ходил к переплетчику (Смирнов против Полиции) посмотреть, что делается с Кольцовым. Он его окончательно золотил. Золотой обрез вышел хорошо. И я пробыл более часу, чтобы все это кончил под моим надзором. При мне он отзолотил корешок и положил заглавие. Все это вышло хорошо. Книга любви чистой, как моя любовь, безграничной, как моя любовь; книга, в которой любовь — источник силы и деятельности, как моя любовь к ней, — да будет символом моей любви (это писано в 3 часа).

После обеда писал и докончил свои впечатления и описание действия на меня того, что я стал ее женихом.

Теперь примусь за свою диссертацию. Вечером жду Николая Ивановича, чтобы ехать к Стефани.

?г 2-го ночи. Вместо диссертации сел за перечитывание дневника для его дополнения. Приехал Ник. Ив., чтоб ехать к Стефани. У него просидел до сих пор и довольно не скучно, но, наконец, все-таки даже подобное общество теперь потеряло для меня свою прелесть. Стефани человек решительно порядочный. Там был Сорочинский, тоже порядочный человек. Ложусь. Завтра увижусь с нею.

8, воскресенье. Отправился к Чесноковым, с Вас. Дим. к Ольге Андр. Патрикеевой, которая приглашала в пятницу у Чесноковых (спор с маменькою из-за этого), хотел быть в прошлое воскресенье, но не успел. Там посидел около V2-часа и был весьма доволен, что был, потому что там буду видеться с О. С. Потом был у Малышева, который сказал, что место в Кузнецке будет дано и что нельзя от него отказаться. Потом у Кобылиных, к которым теперь иду обедать, но раньше занесу книги к О. С., потом к ним, от них к Анне Никаноровне.

У Кобылиных скучал; когда время стало подходить к 6, у меня билось сердце. [У] Анны Никаноровны сначала разговор никак не вязался. Потом снова я вовлек ее в откровенность, и она стала говорить о том, что в ее жизни есть гнусная сторона — что она не была ни дочерью, ни супругою, ни матерью; я опровергал эти мысли в известном роде. Когда при эпизоде о положении женщины и о том, что должно быть не так, и о том, как, должно быть, будет, она сказала: «Да будут ли эти времена?» — «Будут», сказал я, и слезы выступили у меня от радостной мысли о том, что будет некогда на земле, — да и теперь текут слезы, и о том, что все это будет, когда нас уж не будет, и когда после этого она стала говорить о том, что вообще жила даром на земле, у меня с'нова показались слезы. «Нет, на других вы имели больше влияния, чем на меня, потому что я уже несколько установился, когда узнал вас, все-таки видел кое-что, и наши темпераменты слишком различны; но если бы, наконец, и никто кроме меня не знал вас, и тогда вы жили бы недаром, потому что следы знакомства с вами не изгладятся и во мне». И я беспрестанно брал и с чувством истинного участия, симпатии целовал ее руку. Когда мы прощалась, я сказал: «Нет, нет, вы жили недаром, если бия один дндл вас».

Какое различие: раньше этот разговор имел бы на меня чувственное действие, теперь я говорил с нею как с сестрою. И я говорил совершенно искренно. У меня были и насмешливые фразы, но не ядовитые, а теплая насмешка. Я был решительно искреней, но мягок, тепел. И все это совершила ты, о моя милая! Да будешь ты благословенна!

С завтра начинается диссертация. О, если бы в начале мая мог я кончить ее!

Писано /0, в 10 часов.

9 марта. — Был в гимназии. С некоторым удовольствием? по^ тому что в охоту. Воротясь в З?4 от Кобылиных, думал о своей диссертации и словах ее: «Уезжайте в апреле, воротитесь в июле». — Решился ехать в конце апреля. Если к 15 числу не будет готова диссертация о Ипатьевской [летописи], в 10 дней напишу что-нибудь другое, напр., теперь думаю — о заслугах Гумбольдта для теории сравнительного языкоизучени*.

Вечером обещался быть у Николая Иван. Не желая терять еще вечера (он хотел быть у Анны Никан.), устроил так, чтобы быть в этот, же вечер. Был. Посидел до 11 часов почти. У меня была одна мысль: «я теряю время». Ныне начал писать диссертацию. Может быть и будет кончена к 5 апреля, и тогда можно будет отдать переписывать. В конце апреля постараюсь уехать и чем скорее воротиться сюда.

Писано //-го, в 11 час. вечера.

/0-го, вторник, занимался работою по диссертации — глава о согласовании слов; увидя ее трудность, и многосложность, решился’ оставить до после, а покуда отделать главу об управлении слов; этими двумя главами я ограничился; о сочетании предложений не хочу, потому что это нельзя по памятнику, писанному с таким неискусством, таким плохим языком, как Ипатьевская летопись. И вот 5 часов, и я собираюсь. Боже мой, собираться начал еще поутру, раздушился и т. д. и — «уходите поскорее и до воскресенья меня не увидите». Боже мой, как мне было грустно, грустно! Я даже заходил к П. Я. Ефр., чтобы рассеяться несколько! Его не было дома. Даже пошел, воротясь домой, к Мелан-товичу, у которого посидел с полчаса (по делу об экзамене юнкера Ремишевского). И было так грустно, что просидел бы гораздо более, если бы не заставила меня уйти мысль: «Я не должен терять времени». Грустно было мне. Да и теперь не совсем хорошо.

//-го, средя, в гимназии не был, потому что еще не поправился голос. Весь день писал материалы для своей диссертации: об управлении слов. Завтра «обстоятельства». На первый случай я разбираю 24 стр. до княжения Изяслава, по ним составлю первую черновую и потом буду приписывать остальное. Работал довольно прилежно. Верно часов 8 в сложности сидел. Что-то будет в воскресенье? Не знаю, как оправдаться перед Анною Кирил. Что-тр будет в воскресенье?

О, как она благородна, как добра!

Но некогда терять времени. Ложусь, чтоб завтра раньше прилиться за работу. Начинаю работать с удовольствием, потому что должен работать, должен спешить для нее, и потом вижу, что может быть будет что-нибудь интересное для науки. Во всяком случае теперь я вижу, что хорошо и основательно выйдет о двойственном числе. Начинаю пересматривать и свой словарь, чтобы сто переписка не задержала меня.

Сообразил, что печатание диссертации, не может задержать: в 3–4 месяца, конечно, успеют напечатать.

Милая моя! если бы ты любила меня!

72, чете. Встал в 6V2 и прямо за работу.

(Писано* 13-го в 9 час. перед гимназиею.)

После того как воротился от Кобылина, да и раньше, и вчера вечером, тосковал страшно, так что не мог приняться за работу после того, как пришел от Кобылиных. Письмо. Вследствие этого 6?2–8 у них, после у Палимпсестова до Ю?г. Говорили о различных вещах, я был весьма разговорчив, оттого что мне было легко на душе и для того, чтоб не дать завязаться продолжительному разговору об О. С., потому что я тут высказался бы (у Палимпсестова [был], потому что он звал, говоря, что будет Николай Иванович).

/3, пятница, утро работал, теперь в гимназию. Потому что нужно пройти по программе; в классе буду работать. Теперь мне легко, потому что переговорил с нею. Хотя не о всем, но во всяком случае о том, что у меня в письме, и увидел, что она верит мне. Опишу свидание после обеда. Утром ныне работал. Вечером буду снова.

Писано 14-го, суббота, 12 час. Только что уехали Николай Иванович и Евгений Александрович.

13-го, пятница, после обеда к Корелину, который сказал мне через Пескова, что болен, но ему нужно говорить со мною. Я хотел эти дни работать, но нечего делать. В самом деле должно спешить. Поехал, его нет дома; несчастный, несмотря на свою болезнь, он отправился в ростепель от Сенной площади к Покрову продавать краски. Воротился к Николаю Ивановичу, от которого поехал к нем)⁷, должен был дожидаться. Не совершенно напрасно потратил время, потому что написал письмо к брату. После к Корелину, к сапожнику, наконец к Николаю Ивановичу. Переговорил о метрическом свидетельстве Корелина с Прудентовым, — добрый человек — и с каким восторгом рассказывал о том, как строил дом. Да, умиление, умиление, которое приятно трогает слушателя. После этого поехал от Николая Ивановича, воротился домой в 9?г часов — работать некогда. Но все-таки я не жалел об этом вечере, потому что употребил его на пользу ближнего.

74-го, суббота. Разговор с директором, который, по его мнению, поступил благородно, отказавшись доносить на меня в Казань ²⁴². Конечно, благородно с его точки зрения. Я хотя не разделял ее, но был растроган. Инспектор много смеялся нашей дружбе. Я не был бы в состоянии вести себя так раньше, когда не был уверен в своей силе и в том, что я не трус и не малодушен. Но теперь я был спокоен и мягок и просил его, а не требовал, чего раньше не мог сделать. Вообще я доволен собою в отношении этого: не уступил и не струсил, но был чрезвычайно мягок и даже нежен. После того, как пришел из класса, я устал. Пошел к Чесн., потому что Вас. Дим. заходил вчера, и узнал, что он приходил, чтобы звать к себе, потому что у них будет Катер. Матв. Я пожалел несколько, потому что славная девушка и мне было бы приятно поговорить с нею — вовсе не любезничая; теперь я перестал любезничать с кем бы то ни было, кроме нее, кроме нее.

Пришедшй, стал пересматривать свой дневник за петербургскую жизнь и нашел место о вечере у хозяек Ивана Вас. Писарева. Это место таково, что я захотел прочитать его Ольге С. и прочитать завтра, если будет можно. А теперешний дневник кончить уж после. Стал работать — приехал Ник. Ив., послал за Евг. Ал., и они просидели с 7?г до 12. Итак, и ныне я почти не работал. Ничего, работа довольно спорая.

Завтра, в воскресенье, я должен быть у Корелина, может быть у инспектора, у Акимовых (О. С. сказала, что неловко не быть, потому что как будто бывал раньше только для нее), у Город., если достанет времени; раньше хотел к директору, чтобы высказать ему, что я оцениваю его поступки со мною, но теперь не буду, потому что недостанет времени. Это можно будет высказать и прел отъездом и будет гораздо лучше.

Вечером буду у нее. О моя милая невеста! Ты делаешь меня счастливым, ты дала мне мир с самим собою, ты дала мне счастье теперь, ты даешь мне надежду на счастье во всю нашу жизнь.

Да будешь ты счастлива.

Но перечитаю несколько дневник о ней для дополнений.

Писано 1 7-го, во вторник, в 8?2 веч.

15, воскресенье, был до обедни у Корелина, после у Город., которому должен был заплатить визит, после у Акимовых, потому что ей так казалось нужным. Любезничал, т.-е. шалил, с Вороновой. Пав. Вас. принял меня радушно и спросил наконец, правда ли, что я женюсь на О. С. — «О. С. прекрасная девушка, но я через 1?г месяца уезжаю, тотчас после пасхи, и когда я приеду в Петербург, у меня останется всего 20 р. сер., — тут нельзя жениться». Вечером был у нее. Как мне было прискорбно, что она не хотела, чтоб я был поутру поздравить ее. Вечер у нее описан в дневнике о ней.

/6-го, понедельник, как пообедал, был у Колесникова, после к ней, отвез два первых номера «Современника», которые взял у

Колеси. От нее заехал к Чесноковым, где застал Шапошникова, который смеялся, что я украл из гимназической библиотеки Кольцова. Вечером Вас. Дм. был у меня. Я его приглашал, чтобы поговорить об О. С., но скоро (при моей помощи— так я привык лицемерить и вести разговор вовсе не о том, что мне хотелось бы, а говорить о чем хочется только как бы потому, что другие сами говорят об этом) разговор перешел к политическим вопросам и продолжался так до самого конца. Когда он стал вставать, я удерживал его: «Поговоримте об О. С.», но он сказал: «Теперь я занят не тем». — В самом деле славный человек и искренно предан высоким мыслям об общественных делах.

/7-го, вторник. Утром написал письмо к Введенскому, которое вечером отнес Сережа вместе с письмом к Саше, написанным у Николая Иван. Когда пошел к Кобылиным, встретил на лестнице 'Анжелику Алексеевну, которая сказала, чтоб я обедал у них. Так пришел домой в 6 час. Жаль было терять время. Идя туда, занес книгу, которую нужно было купить, Василию Дм., в Казенную палату; сказал ему, что в четверг буду у Сокр. Евг. Он сказал, что он любит шутливый’ разговор и что я должен шутить, он будет хохотать и будет доволен мною. После баня. После бани сел за дневник о ней, тотчас после пишу это. Теперь принимаюсь за работу. Окончил выписки, теперь должен буду писать и дополнять их. После разбирать и составлять. К воскресенью эти предварительные работы будут кончены. Посмотрю еще до того времени несколько своего словаря, который скоро должен буду отдать снова переписывать. Завтра нигде н? буду, если не будет крайней надобности. После завтра буду у Сокр. Евг., т.-е. увижусь с ней.

/8-го, среда, 10 час. веч., после того, как писал в дневнике о ней. Из гимназии пришсдши — устал. Как отдохнул — к Чесноковым. Там Вас. Дим. говорил мне, что будет просить ее быть завтра у них, потому что именинница бабушка Дарья Гавриловна. Это меня оживило. Может быть и будет — едва ли однако. Но я хочу надеяться. Как пришел оттуда, отправился снова к нему, чтобы идти вместе к Евг. Алекс., который присылал за мною, у которого был Николай Иван, и Максимов. Там просидел до 10. Работал весьма мало, потому что беспокойство некоторое от моей любви и от того, что бог знает, увижу ли завтра ее, как думал. Однако начал разрезывать и завтра начну писать. Если бы завтра увидеть ее. Я решительно влюблен, мало того, что люблю. Мне совестно за себя. Ну как же такому серьезному человеку, как я, быть влюбленным — воля ваша, Ольга Сокр., вы довели меня до глупого состояния. Как можно с нетерпением дожидаться: «когда я увижу ее!!» Как можно волноваться от мысли: «а еслр моя надежда увидеть ее не сбудется?» Но — влюблен, так влюблен, от этого л счастлив, от этого я тверже, решительнее. Люблю вас, Ольга Сократовна, люблю вас. Любовь моя решительно, реши-

Писано 27 марта.

Не хотел ничего писать раньше объяснения ее гнева на меня в воскресенье у Акимовых. После было решительно все время занято, и только теперь по окончании вписывания своих чувств в дневник о ней принимаюсь за этот дневник.

22- го, в воскресенье. Утром был у Патрикеевых, не застал там ни ее, ни Катер. Матв. Поэтому пошел к Малышеву, которого не застал дома, и после к Кобылину, у которого и обедал. Вечером прямо от Кобыл, к Акимовым.

23, 24, утро 25, был ужасно расстроен, не был у нее и не писал ей, чтобы более не оскорбить ее.

23- го поэтому не был и в гимназии. Ходил к Николаю Иван. После обедал у Кобылиных. Вечером был так расстроен, что не хотел идти даже к Евгению Алекс., чтобы несколько уйти от себя. Но пришел он и просидел до 11. Все эти ночи воскресенье, понедельник, вторник не спал до двух или трех [часов], потому что слишком мучился.

24- го, вторник, утро работал, после Кобылина снова работал, в 6 часов к Евгению Алекс, и с ним и Максимовым к Василию Дим., у которого до 10. Максимов говорил несколько о ней.

25- го, утром в церкви. После у Кобылиных, к Патрикеевым не хотел зайти, чтобы не заметили слишком, что я только для нее. Обедал у Кобылиных. После у Патрикеевых, где довольно много говорил с Лидией Ивановной — славная девушка. После Патрикеевых Василий Дим. зашел ко мне; тут, когда я просил его зайти ко мне, он сказал: «Я привязан к» вам, Николай Гаврилович, как собака». Сначала говорил о мне и ей, после он стал говорить о себе. Мне было совестно не войтй в его положение после, такой привязанности, и я говорил о том, что ему следует ехать в Петербург. Просидел до 12.

26, четверг, в гимназии не был. Вечером у нее. Сократ Евг. говорил умнее, чем я ожидал. Он умный человек.

27, пятница. — Был в гимназии, ничего особенного не было там. Вечером у Николая Ивановича.

Да, в четверг был именинник Шапошников — отец. Я долге сидел у них и дочь сидела и говорила со мною с удовольствием. Глупенькая, неужели она до сих пор не поняла смысла моих слов? Я зол на нее и ругаю ее везде, где есть ее знакомые. Я не прощаю ей этого. «Венедикт двумя годами моложе Ольги Сократовны, впрочем, уж он не так молод». У Николая Иван, (пятница, ныне), наконец, предложил ему Рычкову и завтра поговорю об этом С О. С.

Милый мой друг, милый мой друг!

28, суббота. — Писано в перемену в 10 час. (до этого времени все писал дневник о ней).

Когда стал одеваться, принесли от Николая Иван, записку, чтоб не говорил о нем у Васильевых; тотчас сел писать ответ, что 558 нс должно обращать внимания на толки матери, и по-немецки написал, что я, напр., ныне говорю с отцом моей невесты: может быть мне вздумают мешать, тогда я скажу, что лишу себя жизни. И после не позволю ни одного слова, ни одного намека на отношение между мною и женою. Теперь он может понять, кто моя невеста, оттого что я сказал ему, что завтра буду у Васильевых. Но что же делать? Скажу ей, впрочем, об этом.

Писано 30 марта, вторник, в 5 часов утра.

Как оделся после обеда,«—к О. С.; от них в 9 час. к Евгению Алекс., где не застал, однако, Николая Ивановича.

Воскресенье, 29-го, был у поздней обедни, после все дожидался, когда можно переговорить с папенькою; потом обедать к губернатору. Оттуда к Мелантовичу, чтобы дать время несколько пройти шуму в голове, потому что я слишком много пил и несколько шумело; потом полежал для этого же несколько времени наверху, и, наконец, разговор с маменькою. Я готов был на самоубийство. И верно решился бы.

30, понедельник, из гимназии и после от Кобылиных в З?2 час., после обеда тотчас одеваюсь; разговор с маменькою. Наконец, в 6 % час. у них; после снова разговор, но уже в мирном духе с маменькою и папенькою. Лег в 10 час. «Надо достать денег», эта мысль не давала мне покоя, и она разбудила меня в 4 часа. Теперь все думаю об этом. Прежде всего к Ник. Иван., если не даст — что делать? Посоветуюсь с кем-нибудь — может быть с Вас. Дим. — после переговорю даже со своими о деньгах. Мне нужно 1 000 руб. сер. Верно, когда он настаивать хотел [193] заплатить этот долг. Но это все равно. Где бы то ни было, достану денег. Наконец, если ничего не удастся, обращусь к Сократу Евгеньевичу.

Принимаюсь за работу.

Писано 1 апреля, среда, после гимназии.

31-го, вторник, утром был у Николая Иван. Только вошел я, как приехал Фрейман просить денег. Николай Иван, не дал ему и сказал, когда он уехал, что не даст без залога. Потом я сказал ему о том, что сделал вчера предложение. Он спросил меня о деньгах, но не предложил своих; поэтому я и не стал ему говорить; не стану говорить и со своими, потому что не хочу одолжаться кем бы то ни было и потому что, кажется, они немного на меня дуются, а скажу ей, что если она не усомнится расходовать свои деньги на переезд, обзаведение и первое время жизни, то так, если нет — мои надежды на Костомарова разрушились, но, если угодно, я постараюсь достать в другом месте.

Писано 3 апреля, в 6 час. утра, пятница.

В среду я пошел к губернатору, чтоб доставить удовольствие маменьке, воротился оттуда — записка от Тыщенки: у Васильевых была Катер. Матв. и просила послать за мною. Но главное, Анна Кирилловна меня ждала и поручила сказать это Венедикту в классе, тот по обыкновению не сказал. Я пришел от губернатора почти в 8 час. Маменька была недовольна: «Зачем ты окольными путями?»— «Какими окольными путями?» — Снова разговор, снова неприятности. Наконец, у них. Анна Кирил. дала мне свое «будущему сыну» и велела написать о супружеской жизни. Я пошел к стоянию, чтобы угодить маменьке, — но мне хотелось прочитать поскорее, что она пишет, и поэтому я ушел из церкви и стал читать под лампою на губернаторском подъезде; воротился домой, сказал, что это посылала Анна Кирилловна и посылала сына, тот послал Тыщенку. Маменька успокоилась.

2 апреля, четверг, утром был у Кобылина, после в гимназии (Палимпсестов был накануне советоваться о поездке в университет, я ему отнес программу), в 4?г к Анне Кирил. Там был Вас. Дим. Разговор с О. С. не вязался при других; я* ей дал впрочем прочитать свой ответ Анне Кирил. и отдал ее «будущему сыну». Анна Кирил., кажется, в ужасной радости, что избавляется от О. С. По крайней мере, со мною чрезвычайно мила. Сократ Евг. весьма просто, весьма холодно, но он мне нравится. Вот, наконец, нам объявили, что мы жених и невеста. Ворочаюсь домой в 9 час., прошу папеньку завтра [поехать]. Сначала не согласился, потому что все недоволен: ему кажется неблагоразумно, я ему говорю о своих расчетах, хвалю себя и т. д. Наконец, согласился ехать завтра, т.-е. ныне поутру. По его мнению, должно сказать Федору Степан, и Ан. Иван. — Ан. Иван, и так узнает. — Ольга Сокр. хотела приехать вечером к маменьке. С папенькою у меня были довольно искренние объяснения.

Теперь отправляюсь за кольцами, потом к ним, к Фед. Степ. После домой, вместе со своими снова к ним. В гимназии не был. Завтра скажу директору о разрешении. У Сократа Евг. обедаю. Может быть, и папенька обедает. Кажется, и папенька и маменька перестали почти быть недовольными, особенно папенька, кажется, теперь успокоился. Все идет хорошо, и я умею уговаривать людей, потому что и папенька, и даже маменька сбираются делать по-моему. Папенька доволен.

Писано 4 апреля, в 2 час. утра, между классами.

Был у Фед. Степ. Потом с папенькою к ним. Потом папенька за маменькою, чтобы воротиться к 12 часам. Я остался, они долго не приезжали. Я предчувствовал это и предчувствовал, что сделал глупость, что не поехал с папенькою. Наконец, О. С. послала меня за ними, но я встретил их на дороге. Маменька после обедни вздумала пить чай — как это нехорошо! Ольгу Сокр. ужасно тяготило 560 ожидание — наконец, когда я воротился с ними домой, у меня сидел Палимпсестов, который дожидался меня. С ним я посидел с час, между прочим чтобы дать время пройти голове, в которой немного шумело, потому что я выпил 3 рюмки хересу и 3 бокала шампанского. Снова к ним. Вечером маменька была со мною ласкова и, кажется, довольна мною. Папенька сказал, что резва. Должно быть не совершенно нравится. Но маменька по обыкновению хитрит. Я спрошу О. С., хочет ли она быть у них и просить ли маменьку снова к ним ехать.

Ночью все время был в некотором волнении физическом, было напряжение, но только напряжение и больше ничего; мысли оставались целомудренны.

4 апреля, утром был у директора; право разрешения ²⁴⁴ у него,»то хорошо. Две недели можно не ходить, это хорошо. Несколько успею поработать в это время и буду бывать только в 7 классе. Потом к Чеснокову, которому сказал это. Вечером у них.

Писано 8 апреля в среду, в 11 час.

Маменька больна ²⁴⁵, и я все сидел в ее комнате и только, когда уснула крепко, ушел на минуту.

В субботу вечер просидел у них, был в 7 классе.

5- го, воскресенье. — Снова у них весь день. Был у Палимпсе-<юва в 6 часов, пока О. С. ездила в ряды.

6- го, понедельник, в гимназии быть некогда было, потому что должен был заказывать шкатулку. По этому случаю был у Паля снова. Паль не берется. Вамсганц [194] [195] взялся и дал чинарового дерева на пробу. Пусть будет чинаровая. Мне пришло в память: «У Черного моря чинара стоит молодая»²⁴⁰, — так роскошна ты, моя милая.

Взяли с папенькою на фрак, отдам Мейендорфу. Был у Кобылина, Анжелика Алексеевна очень рада и хвалит ее.

7, вторник. — Снова у Вамсганца. У Кобылиных обедал, потому что ее не было дома в это время. Она говеет и от вечерни в ряды. Вечером страшно больна маменька, просидел у нее до часу, тогда она успокоилась. В 6 час. снова разбудили меня.

8, среда. — До этого времени просидел у маменьки в комнате; во время обеда, может быть, удастся побывать у нее. Нужно еще купить погребок и конфет для Рычковых. Иду к маменьке, если не проснулась, запишу вчерашний день в ее дневнике

Приложения

I. ОТРЫВОЧНЫЕ ЗАПИСИ 1846 и 1848 гг.

1846 г. мая 13

Петр Никифорович Каракозов, священник церкви при Александровской больнице, первый пожелал мне именно того, желанием чего исполнена вся душа моя: говоря о поездке близкой моей в Петербург, он сказал: «Дай бог нам с вами свидеться, приезжайте к нам оттуда профессором, великим мужем, а мы уже в то время поседеем». #. Чернышевский.

Как душа моя вдруг тронулась этим! Как приятно видеть человека, который хоть и нечаянно, без намерения, может быть, но все-таки сказал то, что ты сам думаешь, пожелал тебе того, чего ты¹ жаждешь и^ чего почти никто не желает ни себе, ни тебе, особенно в таких летах, как я, и положении.

28 мая 1846 года.

Ныне встретился нам отец диакон села Баланды Михаил Семенович Протасов, разговаривал много о Воронеже и поездке туда и, наконец, попрощался после больших пожеланий счастья, здоровья и проч., прибавив мне: «Желаю вам, чтобы вы были полезны для просвещения и России». Вот второй человек!

Мне теперь обязанность: быть им с Петром Никифоровичем вечно благодарным за их пожелание: верно эти люди могут понять, что такое значит стремление к славе и соделанию блага человечеству.

Маменька сказали: «Это уже слишком много, довольно, если и для отца и матери». — «Нет, это еще очень мало, — сказал он; — надобно им быть полезным и для всего отечества».

Я вечно должен их помнить. Николай Чернышевский.

IV

18 48

Прочитав это (которое подано в субботу на шестой неделе великого поста), Фрейтаг сказал, что «весь год я подавал ему переделки или переложения из древних писателей, а это более легкое дело, и поэтому хоть он это не осуждает, но вперед ждет своего», и кроме того здесь нашлось две или три ошибки (cuiquam, а должно cuique строка 1, condemneretur, а должно condemnaretur и veneverint, а должно venerint — ужасные промахи, это главная причина, а не слова Фрейтага), и я целый этот день и несколько следующих был взбешен на себя за эти глупые ошибки и за то, что не предугадал мнения Фрейтага о легкости переделывать ив древних, и на него зато, что не сказал этого раньше. Но, главное, за ошибки на себя. Мне неприятно даже было на товарищей, которые, мне казалось, должны спустить теперь на несколько градусов мнение, которое раньше имели, если имели, обо мне. Ужасно бесился.

МАТЕРИ[196]

О религиозных отношениях между женою и мужем, как христианами, я не буду говорить — понятия об этом установлены учением церкви о таинстве брака; учение церкви подробно объяснено великими учителями церкви, и с этой стороны между христианами не может быть никакого разномыслия, никаких недоразумений, и потому даже излагать свои понятия об этом предмете отдельному лицу — вещь лишняя; христианин должен только сказать: я сын церкви и понимаю отношения и обязанности к жене так, как предписывает понимать их церковь.

Но совершенно другое дело житейские, земные отношения между мужем и женою. Конечно, и они во многом определяются учением церкви и ее пастырей; но весьма многое в этих отношениях зависит и от характера и образа мыслей каждого человека, в частности. Я человек малоопытный в жизни. Уже по этому одному многое в моем образе [мыслей] должно быть незрело. Но я надеюсь, что в сущности мой образ [мыслей] хорош и честен.

Если во всех тесных отношениях между людьми для доброго согласия и довольства друг другом необходимо нужна взаимная снисходительность и уступчивость, тем более нужна она в супружеской жизни, самом теснейшем союзе, какой только есть на земле. Эта снисходительность и уступчивость легка,’ когда есть сердечная привязанность.

В моем характере — о привычках я не говорю, они все могут измениться и, если понадобится, изменятся без всякого особого усилия с моей стороны, — но в моем характере, изменить который и изменить вдруг не всегда и не во всем зависит от собственного желания, есть довольно много такого, что нуждается в снисходительности, есть много слабых и странных сторон. Я уверен, что Ольга Сократовна примирится с ними, потому что в ней много доброты и снисходительности. Еще более дает мне права ожидать этой снисходительности моя привязанность к Ольге Сократовне. Чем более мы будем жить вместе, тем более Ольга Сократовна будет убеждаться в том, как сильна эта привязанность. И, я уверен, из-за безграничной привязанности к ней жена всегда легко простит мужу многое странное и слабое в его характере, особенно когда будет видеть, что все в его жизни и поступках подчиняется одной мысли — сделать ее, насколько у него достает сил и возможности, довольною и счастливою, потому что он находит главным своим счастьем счастие и довольство жены. А такова была бы моя супружеская жизнь с какой бы то ни было женою, тем более с Ольгою Сократовною.

Нужна ли будет с моей стороны снисходительность к ней? Не думаю. По крайней мере, до сих пор, как ни внимательно наблюдал я за нею, не было ею ни сказано, ни сделано ничего, чем бы я когда-нибудь в каком бы то ни было расположении духа мог быть недоволен — мало того, я не заметил в ней ничего, о чем бы мог думать: «Лучше было бы, если б этого не было или если б это было иначе». Уступчивость с моей стороны понадобится во многом, — но она не будет мне нисколько тяжела, потому что, насколько я могу судить о себе, уступчивость и предупредительность составляют одну из существеннейших сторон моего характера. Противоречить без крайней необходимости, сделать что-нибудь не так, как хочется это другим, — не в моей натуре. Есть вещи, в которых я непреклонен, но это вещи, не касающиеся нисколько житейских отношений, это мои убеждения относительно различных теоретических вопросов, их я не изменю ни для кого, потому что не в моей воле, но или они не будут интересны для моей жены (чего бы я, однако, не желал и не ожидаю от Ольги Сократовны при ее любознательности и ее уме), или Ольга Сократовна сойдется со мною в этих убеждениях. Но во всех житейских отношениях, во всех домашних делах, во всем, что касается образа жизни, я всегда рад уступить, если только это принесет больше удовольствия людям, которых я люблю, потому что главное мое наслаждение — видеть, что мною довольны, а чьим же довольством дорожить, если не довольством жены?

Это естественно приводит меня к объяснениям о том, от кого в семействе должен по моим понятиям зависеть домашний образ жизни.

Мне кажется, гораздо более, чем от мужа, должен зависеть он от жены, потому что муж занят весьма многим кроме своего домашнего быта: и своими служебными делами, и своими собственными работами, и поэтому для него домашний быт — не единственная сфера, в которой живет он. А для жены образ жизйи — домашний, и семейный порядок составляет все. А мне кажется, что для Кого важное дело, мнение того и должно быть решительным в деле. Само собою, отдавать дело на суд можно только тому, в ком есть довольно рассудительности и благоразумия, чтобы решать его хорошо. Но — перехожу от ббщего вопроса к своим, личным делам — если бы я не видел в Ольге Сократовне весьма много благоразумия, я и не решился бы никогда просить вас дать ее мне в подруги жизни. Я могу очень любить, могу даже уважать людей неблагоразумных, но разделить с ними жизнь я не решился бы никогда. Я совершенно полагаюсь на Ольгу Сократовну, — может быть более, чем на себя, — а полагаться я могу очень на немногих. Поэтому, между прочим, и кажется мне, что я буду с нею счастлив, поэтому-то думаю, что и она будет мною довольна. —

Я дописал это набело, когда пора уже было идти, поэтому я приписал прямо набело еще ?г страницы и пишу теперь на память.

Я далеко не кончил, но время не ждет.

Оканчиваю несколькими словами:

Мне кажется, муж должен гораздо больше заботиться о том, чтоб им была довольна жена, чем жена о том, чтоб ею был доволен муж, потому что у мужа много других занятий, кроме семейного быта, для жены отношения к мужу обыкновенно единственная жизнь, поэтому для нее тяжелее переносить.

О приданом позвольте не говорить ни слова (это-то главное и было).

Доходы в Петербурге, на которые я рассчитываю — 2 000 р. сер., на это можно жить в Петербурге, как в Саратове на 1 400— 1 500 р. сер.