Спокойствия больше не будет

Нет, семья Дали не гналась за ними по пятам, но бежать из Каталонии пришлось. Испания вползала в гражданскую войну.

А с отцом Сальвадор помирился как раз в те дни.

Сделал он это с помощью своего дяди, согласившегося стать посредником между сыном и отцом. Сначала Куси Дали и слышать не хотел о беседе с мятежным отпрыском, лишь увидев его, закричал что-то вроде:

– Вон из моего дома! Никогда!

Но дядя Сальвадора сумел уговорить его выслушать сына. Сальвадор трогательно попросил прощения и обещал окончательно порвать с сюрреалистами. Потом он говорил, что больше всего боялся требования порвать и с Галой, это означало бы новый разрыв с семьей. Но у отца хватило мудрости не требовать такого. Или в такую минуту он просто забыл о существовании «этой русской»? Примирение состоялось.

А на следующий день Сальвадору и Гале пришлось бежать из Барселоны, поскольку была объявлена всеобщая забастовка и практически началась гражданская война.

Барселона оказалась одним из самых беспокойных мест. Несмотря на раздобытую охранную грамоту, уехать не получалось, поезда не ходили, никто из таксистов ни за какие деньги не соглашался пускаться в опасный путь до французской границы. В стране было много вооруженных людей, которые и сами не знали, чего хотят, но точно знали, что злы на богатых.

Картины плюс вещи составляли такой большой багаж, что не вызывать подозрений он не мог. Найти таксиста удалось, и половину пути они проехали без приключений, не считая бесконечных остановок из-за заторов на дорогах. Но в одной из деревушек остановиться все же пришлось – надо раздобыть бензин. Пока шофер ходил в поисках горючего, Сальвадора с Галой едва не расстреляли. Просто так, «для острастки». Окружившим автомобиль местным анархистам не понравился вид огромного багажа.

Спас их знаменитый взгляд черных глаз Галы – она уставилась в лицо заводиле, не мигая, и принялась буквально прожигать его лицо глазами. Недаром говорили, что у Галы ведьмины глаза, в которых черное пламя, его и испугался главарь идиотов. Помогла также решительность шофера, вернувшегося на редкость вовремя, разогнав толпу криками (надолго ли?), он поспешил завести мотор и надавить на газ.

Пережитый ужас остался с Сальвадором надолго, даже когда в Испании было спокойно, он не рисковал туда приезжать, а уж появляться на машине в небольших деревнях и подавно.

В Париже Дали написал свое страшное «Предчувствие гражданской войны» и завел разговор о намерении перебраться за океан, подальше от сошедшей с ума Европы.

Возможно, они еще долго не решились бы на такое путешествие, не доводись удирать из Барселоны.

Но на поездку нужны деньги, это не такси из Испании во Францию. Денег хватало только на билеты самые простые – третьим классом, однако надо на что-то жить, не станешь же каждый день ходить по гостям, чтобы пообедать. Когда казалось, что поездка сорвется, помощь оказал Пикассо, ссудив недостающие пятьсот долларов.

Отправиться в путешествие через океан в самое неподходящее время – в ноябре – их пригласила Карес Кросби. Американская покровительница обещала помочь по прибытии в Америку, обратив на Дали внимание прессы, а также познакомить их с нужными людьми в высшем свете. Это существенная помощь, поскольку для художника безвестность – худшая из зол.

Карес Кросби убеждала, что времена «Титаника» канули в Лету и путешествие будет совершенно безопасным. Она не знала Сальвадора Дали…

Гала, и та с изумлением смотрела на своего супруга. Первое испытание началось в поезде, который вез их из Парижа прямо к причалу для посадки на лайнер. Во-первых, Дали страшно боялся потерять свои картины, казалось, что их непременно похитят, стоит только отвернуться. Потому к каждой упакованной картине была привязана нитка или даже тонкая веревочка, другой конец которой крепился на пальце, запястье или пуговице Сальвадора. Сдать в багаж такую ценность ему не приходило в голову.

Картин было много, ниток и веревок тоже. Любое движение его рук сопровождалось перепутыванием этих нитей, которые, в конце концов, смотались в сплошной клубок.

Во-вторых, он страшно боялся потеряться сам. Немало путешествовавший из Испании во Францию и обратно, Дали совершенно терялся, когда требовалось пересаживаться в незнакомом месте, за что-то платить и что-то организовывать.

В-третьих, его пугала сама мысль отправиться через океан в страну, где люди говорят на незнакомом ему языке.

– Я буду там подобно глухонемому! Я непременно потеряюсь. Не смогу даже спросить дорогу домой! Я пропаду!

Гала спокойно отвечала:

– Я буду рядом.

– Но ты тоже не знаешь английского!

– Зато я знаю себя.

– Тогда ты привяжешь меня за руку к своему запястью и не отпустишь, пока мы не сойдем на берег во Франции.

– Договорились.

Зря Гала думала, что это шутка, Сальвадор потребовал, чтобы она и впрямь держала его за руку.

Он боялся всего – шторма, случайного падения за борт, морской болезни, того, что потеряется в людской толчее или потеряет картины.

Сальвадору было не до мыслей об успехе или неуспехе в Америке – добраться бы…

На прогулку по палубе они надевали пробковые спасательные жилеты и упаковывались в теплые свитера, хотя остальные прогуливались налегке.

Уходя в ресторан на завтрак или обед, Сальвадор тщательно запирал каюту, иногда возвращался, поскольку ему померещилось, что ключ провернулся не до конца. А вернувшись, первым делом пересчитывал картины, и когда однажды упаковка меньшего размера оказалась позади более крупной и не была сразу замечена, с ним случилась почти истерика. Гале показалось, что Сальвадор готов заставить капитана дать команду «стоп» и повернуть корабль, чтобы посмотреть, не плавает ли его драгоценный шедевр в воде.

К счастью, Гала вовремя заметила нужную картину и показала Сальвадору. После того случая она сама тщательно пересчитывала все упаковки и расставляла их так, чтобы подобных срывов не случалось.

Уверенный в себе как художник, в повседневной жизни Сальвадор был совершенно беспомощным. Он не знал, как вызвать или поймать такси, назвать адрес, договориться о цене, заплатить, наконец. Не представлял, сколько стоит та или иная вещь, как делать покупки, как организовывать обычный быт.

А то, чего Сальвадор Дали не знал или не умел, вызывало у него почти ужас и приступы паники. Более беспомощного взрослого мужчины Гала не встречала. О Сальвадоре требовалось заботиться куда больше, чем о Сесиль. Она и заботилась.

Но самым эффектным оказалось прибытие в Нью-Йорк.

Уже после половины пути Сальвадор гулять по палубе прекратил – он готовился к прибытию.

– Какое прибытие, Сальвадор?! Нам еще плыть и плыть.

– Гала, вдруг я потом не успею собрать все картины?

Она даже рассмеяться не могла – настолько серьезным и почти отчаянным был его тон.

Пришлось терпеливо, как маленькому ребенку, объяснять, что корабль никуда не денется, пока все, абсолютно все пассажиры его не покинут.

– Но вдруг ты уйдешь, а я останусь?

– Куда я могу уйти, оставив тебя?

Убедить его посмотреть на Нью-Йорк и знаменитую Статую Свободы не удалось, Гала любовалась сама, а Дали сидел в каюте одетый и в тысячный раз пересчитывал свои шедевры.

В Нью-Йорке у прессы существовало правило: встречать прибывающие из Европы корабли, ведь там могло оказаться много подходящего для светской хроники материала. А уж светских львиц вроде Карес Кросби фотографировали непременно.

Когда репортеры сделали достаточно снимков ее роскошных алмазных браслетов, Карес вдруг посоветовала одному из знакомых репортеров посетить каюту Дали, сказав, что там великолепный материал.

Репортер последовал совету, но тут же вернулся, сообщив, что этот странный материал не знает ни слова по-английски и говорит на дикой смеси непонятных языков.

Репортер был прав, от волнения Сальвадор переходил на смесь испанского с каталонским, и никакая сила не могла заставить его изъясняться хотя бы по-французски. Вернувшаяся в каюту Гала застала мужа в состоянии паники.

– Ты ушла, а тут приходил какой-то тип и что-то требовал от меня на чертовом английском!

Гала не успела успокоить супруга – репортер появился снова, на сей раз в сопровождении госпожи Кросби, которая взялась переводить.

Услышав, что это представители прессы, от которой зависит его успех или неуспех, Сальвадор сменил гнев и отчаяние на милость и принялся демонстрировать картины, разрывая так заботливо накрученные упаковки и разматывая нитки и бечевки.

Самый большой интерес вызвал «Портрет моей жены», тот самый, с бараньими котлетами на плече. На следующее утро ведущие утренние издания подробно пересказывали новость о приезде странного художника и говорили о нарисованных котлетах на плече его нарисованной супруги. Эксцентричность сюрреалиста Дали пришлась Нью-Йорку по душе.

После первой же выставки двенадцать картин Дали остались в Америке – они были куплены за очень приличные деньги – пять тысяч долларов, что для супругов являлось настоящим богатством. Еще Сальвадор прочитал (он произносил, а кто-то переводил) пять лекций, поразив публику заявлением, что и сам не может объяснить смысл своих полотен – рисует просто образы, которые рождаются и умирают:

– Самое трудное – уловить эти образы, прежде чем они исчезнут.

И на десерт Дали устроили «Сновидческий бал» – костюмированное сумасшествие.

Вдохновительницей этого сумасшествия была госпожа Кросби, восхитившая Дали своей экстравагантностью. Он заявил Гале:

– Настоящая сюрреалистка!

Сама Кросби потом утверждала, что на счастье Нью-Йорка в их с Дали распоряжении оказалось всего двадцать четыре часа. Будь хоть на час больше, неизвестно, выдержал бы Нью-Йорк это безумство или нет.

Оно начиналось швейцаром, сидевшим с венком на голове в кресле-качалке перед входом вместо того, чтобы открывать дверь, глыбой льда, перевязанной ленточкой у самого входа, и чучелом коровы в свадебном наряде с патефоном в животе, из которого доносились фривольные французские песенки. Продолжалось нелепыми нарядами официантов и особенно самих Галы и Сальвадора, наряженного как труп с забинтованной головой.

Теперь Америка не сомневалась, что главный сюрреалист – Сальвадор Дали.

На обратном пути Сальвадор уже не боялся упасть за борт или потерять свои картины.

Началось стремительное восхождение к славе и богатству, нет, надо говорить не так, а вот как: началось стремительное восхождение Галы и Сальвадора к славе Дали. И богатству, конечно, они не разделимы, если известность не среди узкого круга нищих соратников, а мировая.

Но в их жизнь и жизнь остальных европейцев вмешалась политика. Начались игры, которые вскоре привели к мировой войне.

В Испании все же началась настоящая гражданская война. Это были не забастовки людей, ненавидевших богатство и богатых людей, а безжалостное истребление всех всеми.

Кадакес тоже пострадал, как и Фигерас, и Порт-Льигат. От любовно создаваемого гнездышка в Порт-Льигате остались одни стены, сплошь исписанные теми, кто захватывал власть в окрестностях.

Отец и мачеха Сальвадора не пострадали, а вот Ане Марии досталось, она была арестована, брошена в тюрьму в Барселоне и там подвергнута пыткам. Это сказалось на ее психике, которая и без того не была устойчивой. В своих бедах, своем аресте она обвинила… Галу, которая в то время находилась далеко-далеко от Кадакеса.

Гала делала все, чтобы удержать Сальвадора подальше от Испании, но тот и сам не рвался в опасные места.

А опасной стала вся Европа, ее стремительно затягивало в пучину новой войны, куда более жестокой, чем та, которую прошел Поль Грендель. В отличие от Поля Сальвадор не рвался на фронт и вовсе не намеревался держать в руках оружие вместо кисти. Он художник, а не вояка, его место перед мольбертом.

Еще во время второго посещения Америки, когда все картины Дали были распроданы за первые полчаса после открытия выставки и деньги действительно потекли рекой, у Сальвадора и Галы появилась мысль перебраться в Америку хотя бы на несколько лет, пока в Испании все не успокоится, и в Порт-Льигат не вернется спокойная и безопасная жизнь.

– Когда-нибудь это сумасшествие закончится? – риторически вопрошал Дали.

Особенно тяжело стало после известия о расстреле Лорки. Сальвадор давно не встречался со старинным другом, но весть о его гибели воспринял как настоящую трагедию.

Когда война все же началась, было решено перебираться в Америку немедленно.

Придумать просто – претворить в жизнь очень трудно.

Франция уже вступила в войну и проигрывала стремительно. Париж обстреливали, банки закрыты, счета заблокированы. Путь в Америку возможен только через Португалию. Сальвадору, боявшемуся самостоятельно сделать и шаг, пришлось получать португальскую визу в Мадриде, после чего пробираться в Лиссабон самому.

Сначала у Сальвадора не было португальской въездной визы, потом обнаружилось, что испанский паспорт Галы пропал и ей не получить выездную визу из Португалии в Америку. Над четой Дали нависла серьезная угроза разлучиться надолго, если не навсегда – Галу подозревали в еврейском происхождении (хотя русское тогда было ничуть не лучше), а это почти наверняка означало гибель. Остаться без документов, денег и Сальвадора в Лиссабоне действительно смертельно опасно.

Сальвадор заявил, что тоже никуда не поплывет, несмотря на купленные билеты.

Когда визу удалось буквально выбить благодаря непреодолимой настойчивости и бешеному взгляду черных глаз, Гала чувствовала такую усталость, словно пешком прошла от Москвы до Лиссабона. Но чтобы поскорей вырваться из сумасшедшего дома, каким стала Европа, она была готова идти пешком и по дну Атлантического океана, при условии, что Сальвадор по поверхности поплывет в своей каюте.

– Там встретимся. Я постараюсь не попасть в зубы акулам или еще кому-то.

Поплыли вместе. Ночевали на матрасах, брошенных на пол кают-компании, ели непонятно что, но плыли, и уже одно это радовало. Гала старалась не допускать вокруг Сальвадора бесед об утлости их суденышка, напротив, заверяя, что именно такие и выдерживают любые бури в отличие от «Титаников». Сальвадор верил всему, что Гала говорила, он держался за жену, как за спасательный круг во время потопа.

Снова они оказались почти без средств, живущими на милости состоятельных покровителей.

Карес Кросби, понимая, как тяжело многим художникам в Европе, пригласила всех, кого смогла, в свое имение Хэмптон-мэнор, отдав его полностью в распоряжение гостей. Дали должен был писать там свою «Тайную жизнь». Кстати, именно это приглашение и объявление Кросби соавтором книги (переводчиком на английский) позволило Дали получить визу в Америку.

Когда множество художников собираются вместе не на выставку или праздник, а вот так – вдали от дома, не представляя, что дома творится, живы ли родные, что будет с ними самими, когда у них нет средств и возможности заработать, хорошего не жди. Но до приезда Дали все еще как-то мирились.

С появлением четы Дали жизнь в поместье стала просто невыносимой, Гала сумела поставить все по-своему, вернее, так, чтобы было удобно Сальвадору. Когда-то Клеман Грендель говорил, что прежде всего его малыш Жежен, потом семья, а потом все остальные. Гала избрала более жесткое правило: сначала и потом Сальвадор Дали. И только если для него созданы условия, возможен остальной мир!

Если это кому-то не нравится, тем ему же хуже.

Дали не просто маленький ребенок, он беспомощный ребенок, полностью доверившийся Гале, как дитя доверяется матери. Гала довольно быстро научилась бегло говорить по-английски, Сальвадор так и остался «немым», значит, она постоянно должна быть рядом в качестве переводчицы. Кроме того, Гала создавала условия для творчества, заставляя всех вокруг выполнять даже не требования – прихоти Сальвадора. Художник должен только творить, все остальное – забота его Музы и опекунши.

И Сальвадор творил.

В Европе шла война, многие из их друзей и знакомых пострадали, был призван в армию, снова определен в интенданты, а потом быстро демобилизован Поль. Оказался в лагере, но сумел бежать и спастись Макс, судьба разбросала по свету друзей-сюрреалистов… А в далекой Америке, в ухоженном имении, в уютном доме, в созданных Галой идеальных условиях (она не могла обеспечить только моря и скал Кадакеса) Сальвадор писал свою книгу и картины.

Гости Карес Кросби жаловались на диктат Галы, вынуждавшей всех подстраиваться под капризы ее супруга, но Гала знала, насколько сложна душевная организация Сальвадора, как ему важно для работы сохранить не просто настрой, но тончайшие нюансы настроения. Знала, а потому буквально расчищала для мужа территорию вокруг, на оставшейся все должно быть подчинено запросам великого Сальвадора Дали.

Сальвадор это понимал всегда – и тогда, и позже. Он прекрасно понимал, что никогда не достиг бы таких высот, не будь не просто рядом, но вокруг него Галы. Это для всех она на полшага позади, в действительности вокруг Сальвадора – словно защитный кокон, оберегающий дорогую бабочку, готовую выпорхнуть на свет, изумив весь мир.

Без Галы не было бы Дали!

И пусть попробуют это опровергнуть.

В Америку перебрались не только Дали, туда же прибыл, например, Бретон. Старый приятель и неприятель Галы, соперник и даже противник Сальвадора составил из букв его имени новую анаграмму: «Avida dollars» – «люблю доллары».

Гала считала это простой завистью, но все было сложнее и проще одновременно.

Дело в подходе к жизни и прошлому.

Когда-то Елена Дьяконова села в поезд, чтобы навсегда покинуть Москву, Россию, свою семью и, может быть, стать женой Эжена Гренделя. Она перечеркнула прошлое, сменила имя и выбросила из головы все воспоминания. Поездка в Россию через десять лет и встреча со школьной подругой Асей Цветаевой показали, что она права.

Потом Гала оставила прошлую жизнь с Полем Элюаром, чтобы начать новую с Сальвадором Дали, и пока в Европе не началась война, весьма преуспела. Встречалась с Полем, поддерживала связь со многими прежними друзьями, но прошлое уже не имело никакой власти над ней.

Сев в Лиссабоне на утлое суденышко и ночуя на матрасе на полу в библиотеке из-за отсутствия спального места, она держала руку Сальвадора в своей и убеждала, что там, за океаном, у них будет новая прекрасная жизнь, как когда-то убеждала в таком будущем Поля. Но для новой жизни нужно отказаться от старой, оставить ее позади, не цепляться, не сожалеть о прошлом.

При постоянной привязке к прошлому не может быть будущего.

Одно дело – помнить о том, что было, совсем иное – сожалеть. Сожаление отнимает силы, мешает двигаться дальше.

– Мы вернемся в Порт-Льигат, отстроим дом заново, мы отремонтируем разрушенное в Кадакесе, вернем себе все в Париже. Но для этого надо пережить опасные годы в Америке и стать здесь успешными.

Сальвадор слушал ее увещевания, как молитву, как заговор, как мантру.

– Верь мне – так и будет.

Без нее он был просто потерянным молодым испанцем, талантливым, но растерянным. Не будь Галы, Дали уж в Америке не было бы наверняка! Он остался бы в своем Кадакесе, наговорил дерзостей какому-нибудь очередному представителю непонятно какой власти и последовал бы за Лоркой.

Но Гала не просто вывезла Дали в Америку, не просто спасла его, не только создала условия для работы, она заставила работать, забыв обо всем, что этому мешает.

Америка любит деньги?

А почему нет?

Почему Кадакес любить можно, а деньги нет?

Деньги сами по себе не хороши и не плохи, только отношение к ним делает человека тем, что он есть.

Гала любила деньги и научила Сальвадора любить их. Именно деньги давали свободу, в том числе и творчества.

Совсем иначе относился ко всему Бретон.

Он плохо вписался в американскую жизнь, презирал деньги и зарабатывал, только чтобы прокормить семью. Не желал учить язык и только благодаря помощи друзей нашел хоть какую-то работу на радио.

Но главное – он мысленно оставался во Франции, переживал прежнюю жизнь так, словно та и не прекращалась. Ностальгия по лучшим дням в Париже не позволяла Бретону делать что-то, реализовывать себя в Нью-Йорке.

В этом состояло его коренное отличие не от Сальвадора – от Галы. Неумение оставить прошлое прошлым, а не тащить его с собой, делала из многих, не только из Бретона, беспомощных людей.

А вот Макс Эрнст сумел устроиться в Америке, приехав к своей третьей по счету жене, богатейшей Пегги Гуггенхайм. Благодаря ее деньгам, ее связям Макс легко завоевал известность и получил массу возможностей, о которых Дали пока могли только мечтать.

Эрнст всегда с легкостью оставлял свое прошлое позади, не переживая за то, что уже прошло. Но он поддерживал связь с Бретоном и ненавидел Дали.

Кстати, когда третьей состоятельной жене надоела мрачная оригинальность картин Эрнста, а еще сильней его измены, она попросту выгнала дорогостоящего нахлебника на все четыре стороны. В Америке это делается быстро.

И вот отличие: Максу Эрнсту со всей его известностью и возможностями трудно было продать картины, в то время как у Сальвадора Дали от заказчиков не было отбоя. Почему, ведь они оба сюрреалисты, даже писали в похожей манере?

Да потому, что Дали не кичился своей принадлежностью к сюрреализму, а занимался им. Он работал, в то время как другие европейские сюрреалисты в Америке ныли из-за погибшей Европы и отсутствия заказов.

Есть возможность иллюстрировать книги?

Почему бы нет?

Рисовать обложки для журналов?

Пожалуйста.

Писать заказные портреты?

Почему другим художникам можно, а сюрреалистам нельзя?

И рекламные объявления годятся…

И даже создание логотипа «Чупа-чупс».

Гала убеждала Сальвадора, что талант художника проявится и в таких незамысловатых работах. Если этот талант есть.

Для Сальвадора существовала только работа, а для Галы – только Сальвадор. Как когда-то Поля Элюара, она поддерживала Дали во всем, но теперь не просто поддерживала и направляла, а расчищала русло, по которому Сальвадор плыл.

Гала победила даже войну – она спасла от войны Дали, сумела укрыть его в далекой Америке, постоянно внушая уверенность, что он вернется в свой родной Кадакес, когда все закончится, но вернется богатым.

Так и получилось.

Гигантский объем выполняемой Дали работы приносил гигантские плоды. Их счета в Америке росли с невиданной быстротой. Они стали настолько состоятельны, что могли больше не беспокоиться, что денег на что-то не хватит.

Только глупцы думают, что деньги в Америке сыплются с неба сами, для этого небо нужно хорошенько потрясти!

Они трясли.

Довольно скоро стало ясно, что жить в поместье Хэмптон-мэнор долго не получится, Сальвадор стал зарабатывать на всем подряд – он писал либретто для балета, создавал эскизы декораций и костюмов, рисовал рекламу, иллюстрации и этикетки…

А потом родилась идея «Ночи в сюрреалистическом лесу» – яркий пример того, что может реклама.

Часть лета они проводили в Калифорнии. Американцы умеют ценить знаменитостей, даже чужих. Любой человек, который чего-то стоит, то есть известен, привлекает клиентуру – этот закон соблюдался и соблюдается в Америке, принося огромные прибыли. Потому, если вы знаменитость, можете рассчитывать на большие скидки везде, например в отеле. Не пользоваться этим глупо, что бы там ни твердили не умеющие зарабатывать и считать деньги.

Воспользовавшись гостеприимством хозяев отеля «Дель-монте-лодж», предоставившим им жилье за весьма умеренную плату, а мастерскую и вовсе бесплатно, Сальвадор и Гала устроили там эту самую «Ночь…».

Только американцы могли оценить идею безумного эпатажного мероприятия, и только они способны прилететь, приехать, приплыть издалека, чтобы потратить деньги непонятно на что. Настоящее сюрреалистическое безумное мероприятие, где было все – огромная, самая большая в Голливуде кровать, перевернутая разбитая машина, десятки раздетых манекенов, две тонны овощей, дикие звери из зоопарка и сотни туфель, в которые обязаны переобуться гости независимо от их желания или нежелания. А главное – множество знаменитостей, включая, например, Хичкока и Кларка Гейбла.

Билетов продали в три раза больше, чем мог вместить отель, праздник безумия удался, хотя завистники утверждали, что хозяину отеля он принес убытки. Даже если так, то все окупилось уже через год, ведь отель стал весьма популярным местом, и спрос на него вырос.

Сальвадор поработал даже с Диснеем, создав мультфильм, и с Хичкоком, сделав декорации и оформление снов для его кино.

Ни балеты, ни фильмы, ни декорации не были использованы, как и многое другое, созданное Дали в Америке, но вся эта работа принесла деньги – американцы умеют платить за все, даже за творческие неудачи и пробы. А когда ты знаешь, что заплатят, то работаешь иначе – без опасения провала, без страха перед неудачей, а значит, творчески. Это очень важно, многим европейцам стоило бы поучиться. Вынужденный подстраиваться под желания заказчика, художник будет творцом лишь наполовину, на другую он будет связанным по рукам и ногам ремесленником. А как же реклама, театр или кино? Для создания символа «Чупа-чупса» достаточно одной половины гениальности.

Свобода же творчества – это свобода в деньгах, если ее нет, человек либо совсем нищ, либо бездарен. Но нищета и всемирная известность несовместимы, значит, должны быть средства для того, чтобы о них не задумываться.

Дали выбрал для завоевания славы и богатства эпатаж.

Кто может ему возразить? Только тот, кто сам на такое неспособен!

Тем, кто критикует его эпатаж, его поведение, я готова сказать:

– Попробуйте постоянно играть так, как играет Дали, и вы поймете, насколько это тяжелый труд.

Готова, но не скажу, потому что зрители не должны видеть труд актера, они должны видеть только внешнюю, привлекательную часть. Иначе восторга не будет.

Дали заслужил и свои деньги, и свою славу. Он не просто ГЕНИЙ, он труженик, даже если такое определение кого-то не устраивает.