3. Первая война с Константином

Раздел империи между Лицинием и Константином, фактически осуществленный в 313 году, мог дать положительные результаты в случае их консенсуса по различным вопросам и прочной дружбы. Но этот союз оказался неустойчивым, и они достаточно быстро пришли к военному конфликту[87].

Надо отметить, что в отечественной историографии это событие осталось почти незамеченным, несмотря на то, что эпоха Константина считается хорошо изученной. В западной науке ситуация несколько иная (ведется дискуссия о датировке войны), но в целом до сих пор это – белое пятно в истории римской империи IV века нашей эры. Изучение конфликта Константина и Лициния связано с серьезными трудностями и проблемами.

Война крайне скупо и противоречиво отражена в источниках. Иногда авторы о ней лишь упоминают или даже умалчивают. Даже последовательность событий войны известна лишь в общих чертах и не в полной мере. И теперь еще спорят о хронологии конфликта: в разных изданиях его относят к 314, 315 или 316 годам. Причины столкновения, а также идеологическая ситуация требуют необходимой оценки, которой пока нет. Из источников надо выделить труд Зосима, который наиболее многословен, хотя его сведения в общем сомнительны. «История» Зосима в целом выдержана в антиконстантиновском духе, Лициний изображается нейтрально. Зосим больше всего пишет о чисто военных аспектах конфликта, что наводит на мысль о заимствовании им материалов у очевидца происходившего, скорее всего военного деятеля, язычника по мировоззрению и, возможно, из лагеря Лициния. Однако описание сражений у Зосима заставляет сомневаться в достоверности, поскольку он явно пропускает звенья в цепи событий и возникает ощущение путаницы. Евтропий весьма краток, критически настроен по отношению к Константину, и Лициний, также как и у Зосима, показан нейтрально. Секст Аврелий Виктор (De caesaribus) предлагает определенные хронологические рамки, зато саму войну почти игнорирует. Симпатии Аврелия Виктора явно на стороне Константина. В другом сочинении, Эпитоме, приписываемом этому же автору, перепутаны и перемешаны две войны Константина и Лициния, пропущена практически вся событийная канва; оценки обоих правителей очень неоднозначны. Достоинства и недостатки каждого словно уравновешены, но в целом Константин оказывается более достойным. Аноним Валезия сообщает уникальные сведения о возникновении войны и некоторые другие подробности. У других авторов (прежде всего Аммиана) можно найти единичные, но ценные упоминания о первой войне Константина и Лициния. В целом же восполнить слабость повествовательных источников можно лишь при помощи нумизматических, археологических данных и материалов других вспомогательных исторических дисциплин.

Необходимо прояснение спорных, либо еще не ставших предметом рассмотрения аспектов войны: хронологического, политического, идеологического, а также собственно военного.

Наиболее дискуссионной проблемой, обсуждаемой в зарубежной историографии, стало выяснение хронологии событий. Почти все статьи посвящены именно вопросам датировки. Чаще всего предполагается, что первая война была довольно скоротечной и состояла из двух крупных сражений, а также из ряда переговорных мероприятий.

Тем не менее, некоторые ученые, в частности М. Ди Майо[88], предложил совершенно иное прочтение событий. Было выдвинуто предположение, что фактически первая война делится на два отдельных этапа, в которых главное место занимали соответственно Proelium Cibalense и Proelium Campi Ardiensis, и между ними значительный промежуток времени. Так, согласно этому мнению, считается, что 8 октября 314 года оба императора столкнулись на поле боя у Цибал, города в Паннонии. Константин одолел Лициния, но цена победы оказалась недешевой (Ди Майо называет эту победу пирровой). Оба правителя, не имея под рукой подкреплений, возвратились каждый в свои владения, чтобы восполнить громадные потери в своих легионах. Допускается, что императоры заключили некое соглашение, провозглашающее status quo, хотя об этом нет прямых упоминаний в источниках. В 315 и большую часть 316 года они занимались своими внутренними делами – Константин проводил кампанию против германцев, праздновал свои Decennalia в Риме и вникал в религиозную полемику христиан. Лициний, возможно находясь в Сирмии, защищал границу от готов. В то же время оба Августа готовились и к новой борьбе друг с другом. Война разразилась в конце 316 года, и Константин (в декабре?) прибыл в Сердику с многочисленной армией. Побоище произошло между 1 декабря 316 года и 28 февраля 317 года на Campus Ardiensis (местность во Фракии) – в общем к успеху был ближе западно-римский император. 1 марта 317 года обе стороны вновь пришли к мирному соглашению, и Лициний, вероятно, благодаря ходатайству своей жены (сестры Константина) Констанции, смог сохранить власть, хотя ему пришлось уступить Константину основную часть своих владений на Балканах. Надо отметить, что концепция «двух войн» далеко не у всех исследователей встретила поддержку. Чаще предполагается, что обе битвы произошли в ходе одной кампании, которая датируется либо 314 годом (О. Зеек)[89], либо 316 – началом 317 года (П. Брюн, Т. Барнес, А. Польсандр)[90], а среди ученых, мыслящих сходно с М. Ди Майо, следует выделить Р. Андреотти[91].

П. Нестола[92], соединив все достижения исследователей предшествующего времени, включая данные нумизматические, касающиеся Bellum Cibalense, пришел к следующим выводам: прямое свидетельство о дате войны находится в Consularia Constantinopolitana – это 314 год, дата сражения – 8 октября (bellum cibalense fuit die VIII id. Oct.). Но уже в 1953 году П. Брюн отмечал, что монеты, вычеканенные в 314 году во владениях Константина, содержат и изображение Лициния, а это служит доводом в пользу утверждения, что конфликта в 314 году еще не было. Поэтому Брюн предложил отнести начало войны на 2 года позже – т. е. к октябрю 316 года. Нестола считает, что и в сообщениях Аврелия Виктора, Евсевия и Анонима Валезия больше резона видеть указание на войну именно в 316 году. В целом ученый придерживается этой датировки, поскольку она лучше аргументирована. Принимая в общем такую позицию, следует отметить, что есть и другие доводы, подтверждающие и то и другое мнение. В частности, у Евтропия (Х.5–6) говорится не об одной кампании, а о нескольких: «Сначала в Паннонии, затем, после тщательной подготовки к войне, у Цибала, победил он (т. е. Константин. – Б. К.) Лициния и завладел Далмацией, Мёзией и Македонией, а также и другими провинциями. После этого они еще много воевали; мир заключался и нарушался неоднократно»[93]. Несмотря на сомнительность всей картины событий (у Зосима и Анонима Валезия, авторов более подробных, она совсем иная) все же нельзя не заметить, что Евтропий скорее наводит нас на мысль о правоте Ди Майо. Аммиан также дает благоприятную для этого вывода информацию, упоминая франка Бонита, который «много раз сражался в междоусобной войне против партии Лициния на стороне Константина» (Амм. Марц. XV.5.33)[94]. В данном случае, выражение «много раз» больше соответствует двум разным кампаниям 314 и 316–317 годов, конечно, при том, что была еще и война в 324 году.

Тем не менее, данные, наталкивающие на мысль о том, что первая война Константина и Лициния состояла из одной кампании 316–317 годов, более многочисленны и конкретны. Из неупомянутых П. Нестолой свидетельств следует отметить наиболее ценное в «Извлечениях» (XLI.16–17) – это народная шутка о Константине, причем явно языческого происхождения: «десять лет он был весьма представительным, двенадцать последующих – разбойником, а десять последних – мотыльком из-за своей чрезмерной расточительности»[95]. Если иметь в виду, что Константин пришел к власти в 306 году, то год, когда он перестал быть «представительным» и стал «разбойником» – это именно 316-й, что хорошо согласуется с датой начала войны, конец же ее, как ранее упоминалось, относят к 1 марта следующего года. В итоге со всей определенностью можно утверждать, что война началась в 316 году и шла до февраля 317 года, а Bellum Cibalense и Bellum Campi Ardiensis протекали в рамках одной военной кампании, без длительного перерыва.

Идеологический и политический аспекты войны требуют особого внимания, так как именно в данных сферах в тот период происходили важнейшие изменения, имеющие глубокие исторические последствия. Однако религиозный фон столкновения выглядит по источникам как почти непроглядный туман. Церковные историки, например, Евсевий, не запечатлели никаких чудес, которые бы сопутствовали войне и не заметили ничего такого, что бы вошло в историю христианства[96]. Тем не менее, идеологический аспект в конфликте, безусловно, был. Конечно, причины императорской междоусобицы всегда наиболее интересовали и древних авторов и современных ученых. Очевидно, и здесь возможны различные мнения. В основном их можно свести к двум позициям, выраженным еще в эпоху, близкую самой войне: 1) Константин хотел отобрать у Лициния часть его балканских владений и 2) оба правителя были настолько несхожи по характеру, воспитанию и взглядам, что раздор между ними возник естественно и просто отражал невозможность взаимодействия. Наиболее детально обстоятельства ссоры излагаются у Анонима Валезия[97], который свидетельствует, что один из военачальников —

Сенецион злоумышлял против Константина, а потом укрылся во владениях Лициния, который числил Сенециона среди «своих людей». Отказ восточно-римского императора выдать интригана и стал важной причиной войны. Впрочем, были и другие основания – несговорчивость Лициния в вопросе о выдвижении Цезарей-соправителей. Наконец, в Паннонии, на границе владений обоих правителей, Лициний приказал повергнуть статуи и изображения Константина. Уже в ходе войны Лициний выдвинул одного из своих сподвижников, Валента, в ранг Цезаря, показывая этим свое право назначать соправителей. Но Константину это настолько не понравилось, что Лицинию потом пришлось казнить Валента, чтобы достичь мирного договора с Константином (1 марта 317 года). Компромисс, наконец, был достигнут (правда, после страшного кровопролития) и Цезарями были провозглашены оба сына Константина – Крисп и Константин II, а также Лициний II, сын восточного императора. Между двумя основными битвами проходили довольно интенсивные переговоры, что показывает неокончательность ссоры. В целом процесс возникновения войны, ее причин, сложных политических переговоров убеждает в том, что имеем дело с многофакторным явлением, в котором переплетались субъективные и объективные нюансы отношений правителей. Подтверждают это наблюдение и некоторые сведения, выраженные в форме весьма искусных и замаскированных намеков у Юлия Капитолина[98]. Он устанавливает очень странную связь между Лицинием и Филиппом Арабом, одним из императоров III века. Лициний, якобы, хотел, чтобы его считали потомком Филиппа. Но, естественно, никаких генеалогических отношений здесь нет и быть не может. Тогда зачем Капитолину потребовалась эта небылица? Очевидно затем, чтобы намекнуть на сходство характеров Лициния и Филиппа. Оба незнатны, но высокомерны, оба хитры и склонны к интригам. Здесь угадывается влияние пропаганды, которую, возможно, развертывали сторонники Константина перед войной и в ходе ее, чтобы привлечь армию на свою сторону и не допустить измены части своих легионов. Если это так, то Константин в основном делал ставку на свою знатность и личные достоинства, противопоставляя их худородности и подловатости Лициния. Последний, очевидно, вел не менее активную агитацию среди своих и константиновских войск, используя в качестве козырей, по-видимому, свой солидный возраст и опыт управления империей. Конечно, это лишь приблизительная оценка, но и она позволяет понять всю сложность происходивших тогда идейно-политических процессов. Безусловно, первая война, измотав соперников, оставила их противоречия весьма острыми, и мир 317 года далеко не подводил итог вражде.

Говоря о военном аспекте конфликта, важно понять, почему Константин провел кампанию 316–317 годов удачнее Лициния. Идеологическое соперничество между ними могло быть и не в пользу западно-римского императора. Известно, что война началась внезапно для обеих сторон – у Цибал Константин сосредоточил всего лишь 20 тысяч воинов[99], а Лициний – 35 тысяч. Эти скромные цифры показывают неготовность Августов к битве. Численный перевес восточно-римского императора, возможно, связан с тем, что он перетянул к себе часть воинов противоположного лагеря. Таким образом, военные силы Лициния оказались значительнее, и нет оснований сомневаться в их боеспособности. Полководческие дарования императоров едва ли поддаются сравнению. Успех в обеих битвах дался Константину с громадным трудом, а второе сражение было похоже на ничейное, хотя Лициний ночью и отступил. Затем Константин, спешно двигаясь к Византию, чтобы его осадить, был отрезан от своих баз, так как Лициний, проявив дар полководца, занял позицию у него в тылу[100]. Следовательно, военное искусство сторон было примерно равным. Создается впечатление, что важную роль в войне сыграло хладнокровие Константина и реформирование армии[101], в частности создание отрядов comitatenses и собственно гвардии императора, в которой было очень много германцев[102]. Аммиан упоминает о «громких делах» франка Бонита[103], отличившегося, вероятнее всего, именно в то время; вклад германцев в победу Константина был немалым. Кроме того, надо отметить, что Лициний в ходе первой битвы допустил какие-то ошибки тактического характера, не позволяющие ему использовать свой почти двойной численный перевес, например, встал в узком ущелье, где было трудно развернуться. Конечно, исход войны трудно объяснить только обычными факторами, и по-христиански ориентированное сознание видит в победах Константина I высший провиденциальный смысл. В то же время Лициний, хотя результаты боев были не в его пользу, оставался могущественным правителем и вторым человеком в империи.