О книге Песни песней Соломона

Общим воззрением древней и последующей Христианской Церкви на книгу Песнь Песней[6] является признание в ней аллегории, или иносказания, с высшим религиозным смыслом, подобно тому как и древнеиудейская синагога видела в Песни Песней именно аллегорию, притчу – машал.

Св. Амвросий Медиоланский, напротив, дал совершенно независимое от преданий синагоги христианское аллегорическое толкование Песни Песней: по его мнению, Суламита Песни Песней есть аллегорический образ Богоматери. Но общим и определенно выраженным православно-церковным толкованием книги Песни Песней является изъяснение отношений Возлюбленного, или Жениха, и Возлюбленной, или Невесты, в смысле благодатного таинства союза Христа-Бога и человечества-церкви, причем, по церковному разумению, Песнь Песней есть наивысшее из всех ветхозаветных пророчеств о Мессии, даже как бы не пророчество, а историческое изображение Христа, воплотившегося, вочеловечившегося и совершающего дело спасения человечества.

Аллегорическое или иносказательное, не буквальное понимание Песни Песней являлось и является неизбежным вообще при всяком цельном представлении ее содержания; в последнем – при буквальном понимании – замечается целый ряд противоречий в положении главных действующих лиц и их взаимных отношениях. Возлюбленный, или Жених, Песни Песней в одно и то же время и пастух (гл. 1, 6), и виноградарь (гл. 5), и венчанный царь (гл. 1, 3); и Возлюбленная, или Невеста, является то пастушкою (гл. 1), то стражем виноградника (гл. 1), то царскою дочерью и царицею (гл. 6), равным образом во взаимных отношениях они являются то братом и сестрою (гл. 4), то женихом и невестою или мужем и женою (гл. 1, 2); затем в характере и действиях Возлюбленной замечается тоже много взаимнопротиворечивых черт: она и несовершенна (гл. 1), и совершенна (гл. 4); будучи близкою Возлюбленною своего мужа, она, однако, не знает его местопребывания (гл. 1) и ищет его ночью по темным улицам города (гл. 3), при участии толпы иерусалимских женщин (гл. 5), причем городские сторожа встречают ее, избивают и раздевают (гл. 5). Все эти различия и противоречия, неустранимые при буквальном понимании содержания Песни Песней, сами собою отсылают к иному, высшему или иносказательному ее толкованию.

Тою естественною почвою, на которой священный поэт и мудрец нарисовал несравненный по красоте и возвышенности образ совершеннейшей пламенной любви человека и общества людей – Церкви к Богу, является мощное чувство радости жизни, половая любовь и любовь к природе. Едва ли не прав Густав Карпелес, когда говорит о сюжете книги Песнь Песней: «Там, среди бурь, проносившихся в народной жизни, вылилась эта песнь из сердца, в которое веселая обстановка кинула самые светлые лучи свои и в котором жила удивительная способность видеть как нельзя яснее, как блещут цветы, как финиковое дерево пускает свои почки, как подымается вверх виноградная лоза и как раскрывается цвет гранатовых деревьев… Ни Греция, ни весь остальной Восток никогда не производили, да и не могли произвесть такую песнь любви. Если она так неизмеримо возвышается над всеми родственными ей созданиями, то это благодаря чудному гармоническому соединению страстной чувственности и чистейшей нравственности, составляющему невидимое биение пульса всей песни. Изобразить глубже и вернее чисто человеческой любви невозможно… И рядом с этими чарами любви на нас действуют обаятельно в этом стихотворении главным образом идиллические сцены из жизни на лоне природы: мы находим здесь такое очаровательное погружение во внешнюю, окружающую нас природу, какого не встретим во всей эротической поэзии» («История еврейской литературы» т. I).

Толковая Библия Лопухина (в сокращении)