Глава 46 Второй отряд

Глава 46

Второй отряд

В карантине я нахожусь пять дней, после чего меня распределяют во второй отряд. Как выяснится, это практически худший отряд в колонии. Хуже только первый… Надуманные и ничем не оправданные порядки и правила унижают осужденных и отравляют им жизнь, делая ее невыносимой. Хуже я ничего не видел. Происходящее очень напоминает мне карантин в Мелехово. Опять шмон – дневальный отряда по прозвищу Вампир проверяет содержимое моих баулов. Сейчас мне кажется, что такого не могло быть, потому что такое просто невозможно придумать. Переполненный барак, расшатанные сдвоенные кровати стоят так близко друг к другу, что я не могу протиснуться к спальному месту даже боком. Одна маленькая тумбочка на четверых человек. Личные вещи хранятся в коробках из-под двадцатикилограммовых посылок, в тумбочках можно держать только туалетные принадлежности. За соблюдением установленного порядка зорко следит осужденный дневальный, который ежедневно проверяет содержимое тумбочек. До коробки с личными вещами можно добраться три раза в день, отстояв очередь. Мы с вечера распределяем очередность заправки постелей. Замешкаешься – не успеешь умыться. Утро начинается с диких воплей дневальных:

«Встаем, быстрее, быстрее, выходим на зарядку!»

После зарядки – умывание и заправка кроватей. Время ограничено, все торопятся и, подгоняемые дневальными, толкаются. Нужно побыстрее, к определенному часу. освободить спальное помещение для того, чтобы час тупо в тишине сидеть в помещении воспитательной работы. Разговаривать нельзя – за стеной в отдельном помещении спит местный царек – Сережа Жукин, или Жук, осужденный за нанесение телесных повреждений. Его сон охраняют дневальные. Нарушители тишины будут жестоко наказаны – избиты. Наркоман на свободе, здесь он посчитал себя великим спортсменом. Сережа целыми днями поднимает железяки и горстями пожирает анаболики, принесенные оперативниками. Он без устали отрабатывает удары на груше, дневальных и провинившихся зэках. Ему неведомо, что такое очередная посылка или передача. За его заслуги оперативники персонально для него заносят в колонию сумки с едой без каких-либо ограничений. Нельзя только спиртное и наркотики. Впрочем, передачи Жуку особо не нужны, он и так прекрасно питается. Его друг, коллега и соратник по пресс-хате Владимирской тюрьмы Виноградов по кличке Фанат, ныне завхоз столовой, обеспечивает усиленное питание Жука и его бесперебойное снабжение продуктами. Персональный повар, осужденный, готовящий еду для милиции из украденных у заключенных продуктов, делает свое дело качественно и добротно. Ворованной еды хватает всем – и сотрудникам колонии, и дневальным.

Таким образом система порождает монстров. Люди с завышенной самооценкой, уверенные в собственной исключительности, неспособные к труду, привыкшие командовать направо и налево, безнаказанно избивающие себе подобных, выходят на свободу и совершают новые преступления.

Мы же, обычные осужденные второго отряда, вынуждены находиться в ПВРке и сидеть на скамеечках. Отряд по полной программе реализует статью 106 Уголовно-исполнительного кодекса. Каждый осужденный обязан отработать не менее двух часов в неделю на работах по благоустройству территории. Понятие «благоустройство» тюремными юристами трактуется широко и вольно. Оно включает в себя разгрузку продуктов, привезенных в тюремный магазин, разгрузку бревен и досок на промышленной зоне. Добраться до прорванной трубы, вскопать контрольно-следовую полосу на запретной зоне – тоже наша обязанность. Два часа в неделю превращаются в бесплатный восьмичасовой рабочий день. Многие осужденные с радостью хватаются за любую подвернувшуюся возможность уйти из отряда, для чего здесь умышленно создается невыносимая атмосфера. В туалет – строго по одному и с разрешения дневального, поэтому из желающих справить нужду выстраивается очередь. В перерывах между сидением в душной комнате два раза в день можно выйти на улицу в локальный сектор на перекур. После шести вечера – час личного времени, когда можно заняться своими делами и погулять по небольшому локальному сектору.

Из окна ПВРки видны вышки, забор с колючей проволокой и свобода. После тюремных пейзажей Мелехово вид из окна мне кажется райским. Вдалеке виднеется трасса, знаменитая пекинка, связывающая Москву и Нижний Новгород. Наблюдать за проезжающими вдали автомобилями становится моим самым любимым занятием.

Я обзавожусь новыми знакомствами. Несколько позже один дневальный признается мне, что получил указание от завхоза следить за мной и подслушивать все разговоры. Другой осужденный, Денис Розмарило, любивший со мной поболтать, будет вызван на ковер к завхозу, где ему запретят общаться со мной. Понимая, что долго здесь не выдержу, я считаю дни до УДО и этапирования в Москву, на процесс к Ходорковскому в качестве свидетеля защиты. Адвокат уже подал ходатайство о моем условно-досрочном освобождении, и я жду решения. Формальных оснований для отказа мне в УДО у судьи нет, и я надеюсь на положительный исход этого предприятия.

«Главное, чтобы это произошло до моего отъезда в Москву!» – мечтаю я.

Я продолжаю общаться с осужденными и узнаю много интересного и о колонии, и об отряде. Здесь по нескольку недель незаконно живут осужденные к отбыванию наказания в условиях колонии-поселения. Ждут, живут, терпят и не смеют пожаловаться. Боятся. Наш отряд – своего рода безопасное место, куда перебегают осужденные из других отрядов, проигравшиеся в карты или попавшие в непонятки. Сюда же переводят из других отрядов особо провинившихся зэков – в наказание. Я автоматически попадаю во вторую категорию – особо провинившихся осужденных. Как говорится, я виноват лишь в том, что кому-то захотелось выслужиться…

Здесь не Мелехово, здесь другое государство со своими порядками и законами. Каждое утро встречает нас живой музыкой. Гимн исполняет духовой оркестр из осужденных, краса и гордость хозяина. Худощавый полковник Никифоров, ежедневно подруливающий к колонии на «БМВ Х5», производит странное впечатление. Мне казалось, что он и не знал, что происходило в колонии, где всем рулил его зам по безопасности и оперативной работе Александр Андреевич Рыбаков. Никифоров же довольствовался ежедневным прослушиванием попурри, исполняемого оркестром для услады его слуха. В 15:00 и в 17:00 начиналась музыкальная вакханалия. Репертуар варьировался от «Мурки» и «Если б я был султан…» до «Дня победы». Музыканты старались и выбивались из сил, но при этом страшно фальшивили и играли невпопад. Всегда кто-то отставал или забегал вперед. Из музыкального ряда вылезал то барабан, то труба, то фанфары. Я был в шоке от услышанного.

Колония, находящаяся в черте города и имеющая огромные производственные помещения и толпы свободных рабочих рук, готовых работать практически бесплатно, представляла собой весьма прибыльное предприятие. Швейный цех, автосервис, цех деревообработки и линия по расфасовке сухих пайков позволяли занять работой некоторое количество осужденных. Цех деревообработки, помимо всего прочего, выдавал оборудование для детских площадок (качели и игрушечные домики) и производил прикроватные тумбочки для осужденных. Убогая тумбочка, наспех сколоченная из ДСП и окрашенная в серый цвет, являлась образцом примитивизма. Но при этом стоила весьма дорого – двенадцать тысяч рублей. По крайней мере именно по такой цене эти тумбочки были проданы в соседнюю колонию общего режима в город Покров Владимирской области. Операция «Тумбочка» была реализована УФСИН России по Владимирской области и принесла приличную прибыль. При примерной себестоимости тумбочки около восьмисот рублей навар тюремных предпринимателей оказался весьма высок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.