Построить дом и посадить помидоры

Построить дом и посадить помидоры

Моя сестра Фаина окончила Историко-архивный институт, но в Москве не задержалась, и я ей не помог, не зная, как это сделать. Она уехала в Кишинев, работала там в архиве. Потом перебралась в Запорожье, где вышла замуж. Ее муж оказался психически больным и скандальным человеком. В конце концов они разошлись, сын Миша остался с ней. И, когда она переехала к родителям в Орджоникидзе, бывший муж появлялся там с топором и говорил, что всех порубит. Положение стало опасным. Незадолго до моего отъезда, когда мамы уже не было, я понял, что папу и Фаину надо спасать. У меня были деньги – гонорары за заграничные издания. И я решил, что лучшее место для отца и сестры все-таки Керчь, где они жили до того. Они переехали в Керчь тайно от Фаининого мужа.

Я приехал вслед за ними и стал искать дом, чтобы купить для них. Отец как будто не замечал моих усилий. Я даже обиделся на него, когда он однажды мне сказал с намеком: «У нас только одна родная душа…» – и назвал женщину, у которой они жили первое время.

Я купил им дом за 20 тысяч рублей – по тогдашним меркам, цена немаленькая, но после публикации на Западе «Чонкина» я мог себе это позволить. Бывший владелец дома работал шофером такси, и жена его занималась тем же. У них имелась своя машина, поэтому дом был с гаражом. А еще при доме были большой огород, сарай с курами, красавцем петухом и собакой по кличке Боцман. Бывшим хозяевам некуда было всю эту живность забрать, потому что они переезжали в квартиру.

Я вызвал из Светловодска брата Витю, который меня очень любил. Витя был мастер на все руки: сам сделал холодильник, моторную лодку, в которой мотор вращался вокруг коленчатого вала, а не наоборот, как обычно. У него дома висели шторы, которые реагировали на хлопки: хлопнешь – они открываются, хлопнешь – закрываются. Однажды они с женой поссорились, и шторы заволновались – стали открываться и закрываться. Они посмотрели на них, рассмеялись и помирились.

Витя сделал папе и Фаине паровое отопление и душ. Я вскопал огород, посадил огурцы, помидоры, картошку. Фаина уже мало работала, мальчик часто болел, да и сама она, психически не совсем здоровая, в конце концов бросила работу. Отец получал мизерную пенсию, про которую он говорил: «Мне 60 рублей – вот так хватает!» Когда ему добавили 15 рублей за инвалидность, он рвался вернуть добавку государству – мама (тогда еще живая) и Фаина еле его удержали.

Новые домовладельцы огород полностью запустили, он быстро зарос сорной травой. Куры тоже вроде бы оказались не при деле – отец яйца не ел, а Фаина за курятником не хотела ухаживать. Отец с курами делал то, что я назвал куриным гуманизмом: хлеб сначала размачивал, после чего давал курам. Зерно отваривал и мял ложкой. Я пытался ему объяснить, что курам полагается твердое зерно, их желудки приспособлены к этому, но он не слушал и продолжал размягчать пищу, чтобы они, не дай бог, не попортили себе клювы. Кончилось тем, что куры были отданы бесплатно соседям.

Чтобы совесть отца и Фаину не мучила, я им сказал, что тоже буду пользоваться домом, это наш общий дом. А они восприняли это иначе. Как-то я приехал, и отец сказал сестре с насмешкой и так, чтобы я тоже слышал: «Барин приехал». Я же ответил: «Барин приехал и сейчас будет копать вам огород и разбрасывать удобрения».

После в Москве я написал Фаине письмо и спросил: как дом? Я имел в виду, тепло ли в нем, поскольку боялся, что самодельная система отопления будет не очень хорошо работать. А она в ответ рассердилась: «Тебя интересует только дом – твой дом! Не беспокойся, Миша подрастет, я тебе твой дом отдам. Ты не спрашиваешь, как мы живем, а мне не на что купить Мише помидоры». Хоть я и понимал, что она нездорова, но ужасно обиделся. Я ей написал, что дом куплен на ее имя, ей и навсегда, а помидоры на ее огороде я специально выращивал, чтобы она просто брала их с грядки, а не покупала. Я пересылал им деньги с оказией, но рассчитывал, что и огород как-то поможет им жить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.