Глава четвертая ЛЮБОВЬ И ЖЕНИТЬБА

Глава четвертая

ЛЮБОВЬ И ЖЕНИТЬБА

В жизни Нельсона начинался новый период, когда он наконец-то решил заняться устройством своей личной жизни.

Началось с того, что Нельсона попросили доставить попутным рейсом на остров Барбадос мисс Перри Герберт, племянницу главы острова Невис Джона Герберта. Будучи истинным джентльменом, Нельсон не мог отказать даме. По прибытии на Невис Перри Герберт пригласила Нельсона в гости. И там Нельсон увидел ту, в которую в тот же миг влюбился. Это была вторая племянница Джона Герберта, молодая вдова Фрэнсис Нисбет, проживавшая у своего дядюшки. Близкие, как это принято, именовали ее в домашнем кругу более ласково: Фанни. Под этим семейным именем Фрэнсис Нисбет и вошла в историю.

«Фанни, — пишет Г. Эджингтон, — была на несколько месяцев старше Нельсона, ей исполнилось двадцать семь лет. Родилась она на острове Невис, где ее отец, Уильям Вулворд, был старшим судьей. Рано потеряв мать, в двадцать лет она осталась круглой сиротой: отец умер от неизлечимой болезни. В последние дни судью лечил доктор Джосая Нисбет, и спустя четыре месяца после его кончины доктор сделал Фанни предложение, которое она приняла. Вскоре из-за болезни супруга молодым пришлось вернуться в Англию, где и родился их сын, названный Джосая в честь отца. Болезнь доктора прогрессировала, и в 1781 году — сыну еще не было и двух лет — он умер. Таким образом, Фанни осталась и без родителей, и без мужа. Она была одна на всем белом свете, не считая ребенка, которого еще предстояло поставить на ноги. Единственным родственником, к которому она могла обратиться за помощью, был дядя Джон Герберт, тоже вдовец. Он предложил племяннице вернуться на Невис, который она считала своей родиной. Фанни с радостью приняла это предложение и взяла на себя роль экономки в доме дяди. В этом неуклюжем особняке в колониальном стиле, с колоннами, было множество слуг-туземцев, которые вели домашнее хозяйство господина Герберта. Дом был самым большим на острове и назывался „усадьба Монпелье“…

По меркам восемнадцатого века Фанни была не красавица, уже не молода, но стройна и грациозна, с тонкими чертами лица и темными глазами. Она обладала изысканными манерами, свободно говорила по-французски и была прекрасной рукодельницей. Несчастья, преследовавшие ее всю жизнь, придали ее глазам какое-то тревожное выражение, которое дошло до нас через столетия на всех сохранившихся портретах. Один из ее знакомых, молодой моряк, писал: „В те времена она обладала приятной внешностью и свежим цветом лица, довольно редким для южного климата. Но отсутствие яркого ума было настолько очевидно, что, видимо, проницательность Нельсона на сей раз ему изменила. Его глаз отдыхал на румяных щечках, он пытался найти и другие достоинства, которые обычно обеспечивают супружеское счастье. И этого ему хватало“.

Фанни не была женщиной веселой и жизнерадостной — скорее наоборот, а если и была чувственной, то хорошо скрывала это от постороннего глаза. Шансы на то, что она выйдет замуж второй раз, тем более с пятилетним ребенком на руках, были невелики. Наверное, Нельсон увидел в ней то, чего не замечали другие».

Другой британский историк дает следующую характеристику внешности Фрэнсис Нисбет: «У нее была элегантная фигура, свежий цвет лица, но острый нос и необщительные манеры».

Впрочем, в семействе Гербертов — Нисбетов была и своя семейная тайна, о которой Нельсон узнает несколько позднее, но с последствиями которой ему через много лет придется столкнуться. Дел в том, что супруг Фрэнсис Нисбет не просто умер, а умер сумасшедшим. Некоторые историки считают даже, что в припадке сумасшествия он покончил с собой…

Что касается самого Джона Ричардсона Герберта, то это был тот самый президент законодательного совета острова Невис, который не столь давно одним из первых призывал генерал-губернатора Ширли разделаться с «маленьким человечком» Нельсоном. Поэтому можно представить изумление Герберта, когда он, вернувшись домой, застал у себя того самого «маленького человечка», который, стоя на четвереньках, загонял под стол его внучатого племянника.

— Боже милостивый! — восклицал он впоследствии, вспоминая тот день. — Никогда бы не поверил, если бы не увидел своими глазами, что человек, которого все боятся, может играть с ребенком!

Этим ребенком, разумеется, был сын Фанни Нисбет.

Что касается Нельсона, то он только приходил в себя от своего очередного безответного романа с миссис Моутрей и встреча с миловидной Фанни была для него избавлением от тяжелых дум вечно отвергаемого жениха.

Фанни, в свою очередь, была уже наслышана о Нельсоне. Во-первых, о нем всегда с ненавистью говорил ее дядя, а во-вторых, незадолго до прихода на Невис «Борея» Фанни получила письмо от кузины Перри с Барбадоса, в котором та достаточно подробно описала ей капитана фрегата. В монотонной и скучной колониальной жизни появление столь колоритной личности было событием: «Наконец-то мы увидели капитана „Борея“, о котором так много говорят. Он пришел прямо к обеду, очень возбужденный, но был молчалив. Видимо, по старой поговорке, он был „весь в думы погружен“. Отказался от вина, но после обеда, когда президент начал поднимать тосты „за короля“, „за королеву и королевскую семью“ и „за лорда Худа“, этот странный человек неизменно наполнял свой бокал и выпивал, заметив, что эти тосты для него обязательны. Осушив всю бутылку, он снова замолчал. Во время обеда ни одной из нас не удалось разговорить его. Он вел себя весьма сдержанно и сурово, если не считать нескольких мимолетных замечаний, выдавших недюжинный ум. Меня посадили рядом с ним, и я изо всех сил старалась привлечь его внимание, используя всяческие уловки. Но мне не удалось выудить из него ни одного слова, кроме „да“ или „нет“. Мы все уверены, что если бы была здесь ты, Фанни, то смогла бы его расшевелить. Потому что у тебя есть „ключ“ к сердцам таких странных людей».

Во время первой их встречи за обеденным столом Фанни благодарила Нельсона за внимание к своему сыну. Надо ли говорить, что своим отношением к ребенку он сразу же покорил сердце его матери. Ради справедливости следует сказать, что в отношении сына Фанни Нельсон нисколько не притворялся: он всегда любил детей и с удовольствием в свое немногое свободное время возился с ними.

А вот в Фанни он влюбился сразу. У Нельсона вообще была удивительная способность влюбляться почти во всех немногих симпатичных женщин, которые встречались на его жизненном пути. Чем это можно объяснить? Наверное, тем, что при всем своем морском опыте он был весьма не искушен в амурных делах из-за своей врожденной целомудренности и стеснительности в общении с женщинами. Ухаживать за ними, как это делали другие — дерзко и красиво, он не умел, вел себя как-то по-детски, а порою и вовсе глупо.

И в этом случае, едва познакомившись с Фанни, он уже, как обычно, написал восторженное письмо брату Уильяму: «Думаю, что я нашел женщину, которая меня осчастливит… У нее те же манеры, что и у госпожи Моутрей. Тебе понравится это дорогое мне существо. Ты будешь восхищен ее благоразумием, вежливостью и — тебе я могу это сказать — красотой… У меня нет ни малейшего сомнения, что мы будем счастливой парой, а если не будем, то по моей вине».

Удивительно, но в последней фразе письма Нельсон в точности определил их будущее. Но пока все обстояло совершенно иначе: буквально через пару недель после знакомства Нельсон сделал Фанни предложение и она, конечно, с радостью приняла его.

Долго оставаться на острове Невис фрегат Нельсона не мог, а потому история сохранила для нас несколько писем, которые влюбленный капитан писал своей избраннице из различных портов Карибского моря. В его письмах видны и глубина переживаемых чувств, и искренность, и забота о их будущем, в них и тоска разлуки, и мечты о скорой встрече. В них весь Нельсон!

«Быть связанным с Вами — моя заветная мечта. Что касается чувств, которые служат основанием для супружеского счастья, то есть настоящей любви и уважения, хочу Вас заверить — по отношению к Вам у меня их более чем достаточно».

«Какие могут быть развлечения, когда я — вдали от самого дорогого мне существа! Никаких! Уверяю Вас, все мое счастье исходит от Вас, и там, где Вас нет, — там я несчастлив. Каждый день, каждый час и каждое событие убеждают меня в этом. Я пишу, а сердце мое наполнено чистейшим и самым нежным чувством. Ежедневно благодарю Бога за то, что он предопределил мне быть с Вами. Он задумал это как благословение мне, и я уверен, что Вы не разочаруете его в этих благих намерениях. Единственно, о чем я сожалею, — это отсутствие состояния, то есть денег, да и то я желал бы их лишь для моей нежной Фанни. Но я не сомневаюсь, что, соединив нас, Всемогущий не оставит нас своей заботой и благословит все наши чаяния. Никакие опасности не остановят меня, я возьмусь за любое честное дело, чтобы достаточно обеспечить Вас и Ваших близких. И позвольте мне повторить снова, что я всегда буду считать дорогого Джосайю родным сыном».

«По мере того как вы ближе знакомитесь с моряками, вы чаще слышите, что разлука и соленые волны разрушают любовь. Так вот я — тот еретик, который в это не верит. Вот смотрите: с тех пор как я уехал от Вас, каждый день море выплескивает мне на голову ведер по шесть соленой воды, а результат совсем не тот, что предсказывают моряки. И если так пойдет дело, то Вам придется увидеть меня раньше намеченного срока. Сначала я переносил разлуку сносно, но теперь она делается почти нетерпимой, а дальше будет таковой уже без „почти“. Однако терпение — это добродетель, которую я буду воспитывать в себе, чего бы мне это ни стоило. Пока судно в ремонте, я живу в доме старших офицеров, а это значит, что с рассвета до заката здесь нет ни единой живой души, с которой можно было бы поговорить. Я думаю, Вы мне посочувствуете. Я никогда не любил сидеть в одиночестве, и как только моя каюта на „Борее“ станет пригодной для жилья, я помчусь туда — там хоть избавлюсь от москитов и меланхолии. Сейчас сотни этих вышеупомянутых пожирают меня прямо через одежду. Однако Вы найдете, что я выгляжу лучше, чем раньше, хотя ко времени нашей встречи я высохну, как египетская мумия, потому что жара здесь ужасающая. Правда, по вечерам я вышагиваю одну милю и не устаю, а весь день сижу в доме. Каждый день выпиваю кварту козьего молока и наслаждаюсь сном на английский манер, пытаясь спастись от москитов».

«Сердце мое стремится к Вам, оно с Вами, мои мысли заняты только Вами. Вдали от Вас меня ничто не радует; Вы для меня — все, моя дорогая Фанни. Без Вас мне не мил белый свет, поэтому в последнее время я не вижу в нем ничего, кроме неприятностей».

Как всегда, подходя к делу ответственно, Нельсон уже обдумывает дальнейшую жизнь и, понимая, что его средств явно не хватит, чтобы создать комфорт для привыкшей жить в достатке Фанни, решает вновь обратиться к дядюшке Уильяму Саклингу. Письмо Нельсона очень жалобное и даже униженное. Чтобы как можно больше разжалобить дядю, он упоминает, что Фанни сирота с двухлетнего возраста. Он восхваляет Фанни и свои чувства к ней. При этом упоминает, что в перспективе вернет дяде деньги, ибо Джон Герберт обещает после своей смерти завещать Фанни двадцать тысяч фунтов. Деньги у Герберта на самом деле есть, и не малые. Своим друзьям он не раз говорил, что сам в точности затрудняется сказать, каков его капитал. Позднее он оценил его в шестьдесят тысяч фунтов.

«Я думаю, господин Герберт все же согласится выделять Фанни двести-триста фунтов в год. Если Вы тоже не откажетесь давать — а я на это надеюсь, потому и называю сумму — по сотне в год в течение нескольких лет или дать тысячу фунтов сразу, то осчастливите пару, которая будет молить за Вас Бога всю жизнь. Такова ситуация с господином Гербертом, и я знаю, что, если просить у него сразу много, он вообще не даст денег. К кому же мне обращаться, как не к Вам? Не откажите мне в просьбе, иначе сердце мое будет разбито».

Письмо Нельсона Уильям Саклинг получил в самое неподходящее время: он в это время как раз сам надумал жениться на своей старой любовнице мисс Рамсей и поэтому был весьма стеснен в деньгах. Однако, верный своему слову, пообещал племяннику, что в случае его женитьбы с деньгами поможет.

* * *

Обещание Саклинга окрылило Нельсона, и он объявил о помолвке. Однако с этим делом пришлось повременить. Именно в этот момент адмирала Хьюза вызвали в Лондон и Нельсон остался на Подветренных островах старшим морским начальником. Отныне ему уже никто не мешает соблюдать Навигационный акт так, как он его понимает. Нельсон сам становится заложником своего служебного рвения.

На робкие сетования Фанни он говорит:

— Долг — это самое главное, что есть у морского офицера. Все личные интересы должны уступить место тому, чего требует долг, как бы это ни было горько.

Хотя письма Нельсона Фанни свидетельствуют, что отсрочка огорчает его не менее, чем ее: «Я стою на страже закона и, хотя все складывается так, как я хочу, боюсь, что все это задержит меня еще на следующие две недели. Хочется послать к дьяволу суда, захваченные мной, а вместе с ними и весь Американский континент».

В конце 1786 года на Подветренные острова прибывает фрегат «Пегас» под командой старого знакомого Нельсона принца Уильяма, которого отец отправил подальше от столичных соблазнов. Как старший морской начальник Нельсон отныне командует и принцем.

Едва «Пегас» поступил в распоряжение Нельсона, как он сразу же оказался втянутым в скандал между принцем Уильямом и его первым лейтенантом Шомбергом. Лейтенант тоже был из династии Ганноверов, а потому мог позволить себе непослушание даже особе королевской крови. Офицеры спорили между собой из-за каждой мелочи, причем если аргументы Шомберга всегда были вполне логичны, то принц спорил лишь из-за своего врожденного упрямства. При этом в выражениях его высочество не стеснялся. В конце концов дело дошло до того, что разобиженный Шомберг потребовал капитанского суда по поводу их конфликта с принцем-капитаном.

Узнав об этом, Нельсон пришел в ужас. Если суд состоится, то на нем всплывут многие недостатки и упущения принца (а в этом Нельсон нисколько не сомневался), с карьерой самого Нельсона будет покончено навсегда! Ведь согласно закону с момента поступления заявления на суд он должен был взять под арест обоих спорщиков вплоть до прибытия командующего. Ни король, ни его сын ему этого никогда бы не простили. Однако и требование Шомберга Нельсон игнорировать не мог, так как лейтенант поступал строго по закону и формально был прав. Пришлось действовать на свой страх и риск.

Перво-наперво Нельсон объявил, что в настоящее время нет достаточного числа капитанов для производства суда. Несколько судов он предварительно отослал в море. Затем, сославшись на обстановку, отправил «Пегас» на Ямайку, а лейтенанта Шомберга перевел на другое судно. Таким образом конфликт был сведен на нет. В Адмиралтействе слегка поругали Нельсона за это самоуправство, хотя думается, что на самом деле и там были весьма довольны столь мирным исходом. Интересно, что на карьере Шомберга конфликт с принцем нисколько не сказался и он впоследствии дослужился до чина комиссара в совете Адмиралтейства.

Едва Нельсон замял один скандал, как принц Уильям спровоцировал второй, велев выпороть вольнонаемного художника немца. От немца, после уговоров Нельсона, принц откупился несколькими сотнями фунтов.

Однако появление Уильяма имело для Нельсона и положительные стороны. Прознав о дружбе капитана «Борея» с капитаном «Пегаса», местная знать резко изменила отношение к Нельсону. Теперь его зазывали туда, куда раньше бы и на порог не пустили. Фанни могла гордиться своим избранником.

Будучи неизменным спутником принца в его плаваниях, Нельсон стал его спутником и на всех увеселительных мероприятиях. Молодого жениха это несколько угнетало, но ослушаться своего высокородного подчиненного он не смел.

Из писем Нельсона Фанни: «Наш юный принц — галантный молодой человек. Он очень ветреный, но всегда в хорошем настроении. Во время последней стоянки мы были на двух балах, и несколько старых дам были обижены тем, что Его Королевское Высочество с ними не танцевал. Но он сказал, что, как и любой мужчина, имеет право приглашать ту леди, которая ему нравится».

«Вчера ночью мы вернулись из Сент-Джонса; я думаю, что многие радовались отъезду принца Уильяма, как раньше его приезду. Еще на пару дней такого веселья нас бы уже не хватило, тем более что оно обычно продолжалось до утра… Мисс Ателль, первая красавица острова, естественно, привлекла внимание Его Королевского Высочества. Расскажу Вам многое при встрече, Вы знаете, как опасно слишком доверять бумаге…

Как напрасны бывают наши надежды. Я мечтал спокойно провести эту неделю, однако сегодня вечером мы ужинаем у сэра Томаса Ширли; завтра принц устраивает вечеринку; в среду он дает обед для полка в Сент-Джонсе, а вечером — бал мулатов; в четверг — петушиные бои, затем мы ужинаем у брата полковника Кросби, вечером — бал; в пятницу снова, но уже не помню где; в субботу у президента, господина Байама. Если мы все это выдержим, то мне уже будет ничего не страшно. Вот что значит обслуживать принцев».

При этом Нельсон при каждом удобном случае дает понять своей избраннице, что ни на минуту ее не забывает: «Его Королевское Высочество часто говорит, что считает меня женатым, потому что, по его словам, он никогда не видел влюбленного, который был бы так сдержан и говорил бы так мало о своем „предмете“. Когда я возражаю, что я не женат, он отвечает, что уверен в глубоком уважении, которое я к нему питаю, и это совсем не то, что обычно вульгарно — нет, это слово не подходит, скорее, по-обывательски — называется любовью. Он прав, моя любовь зиждется на уважении, это единственная основа, которая может придать прочность любви. Вы можете выйти за меня, только если искренне привязаны, а значит, я должен стать хорошим мужем. Надеюсь, что именно таковым я и стану… Могу сообщить Вам одну новость, а именно: принц очень решительно настроен и заручился моим обещанием, что я приглашу его на нашу свадьбу, и он будет вручать невесту жениху. Его Королевское Высочество больше не будет делать частных визитов, за исключением нашего случая».

В течение нескольких месяцев Нельсон и Уильям были неразлучны. Сын английского короля и сын сельского священника всегда и везде появлялись только вместе. Самолюбие Нельсона было более чем удовлетворено. Он не без оснований рассчитывает, что эта дружба станет для него хорошим трамплином в будущей карьере.

Из письма Нельсона: «Он говорил, что счастлив с тех пор, как служит под моим командованием, и дал мне понять, что, когда займет более высокое положение, я могу рассчитывать на его искреннюю дружбу. Не сомневаюсь, что он сохранит ко мне уважение и я буду иметь хоть какую-то поддержку по службе, если не будет ничего другого».

Большинство английских историков считают, что впоследствии принц Уильям никогда и не в чем не помогал Нельсону. Однако на самом деле, думается, все обстояло несколько иначе. Когда Уильям занял главенствующее положение в стране, Нельсон уже сумел сделать карьеру и без него, ибо так сложились внешнеполитические обстоятельства, о которых мы еще будем в свое время говорить. Но в последующем принц всегда относился к Нельсону с подчеркнутым уважением и, став королем Англии, не только с удовольствием рассказывал при случае о своей былой дружбе с Нельсоном, но даже написал о нем весьма интересные воспоминания.

В свою очередь принц тоже присматривался к Нельсону: «Нельсон представил меня своей будущей невесте. Она хорошенькая и разумная женщина и может получить много денег, если ее дядя, г-н Герберт, поступит прилично. Бедный Нельсон влюбился по уши, по этому поводу я частенько над ним посмеиваюсь. Если говорить серьезно… то ему скорее нужна нянька, чем жена. Я уверен, что он долго не протянет».

В ту пору Нельсон действительно выглядел ужасно и напоминал скелет, обтянутый кожей. Ходили слухи, что у капитана «Борея» прогрессирующая чахотка.

11 марта 1787 года состоялась долгожданная свадьба Нельсона и леди Фанни. Венчал молодых священник местной церкви. Уже перед самой церемонией принц Уильям попытался в последний раз отговорить Нельсона от его решения.

— Я люблю ее вне всяких сомнений! — был твердый ответ Нельсона.

— Тогда я благословляю вас тысячу раз! — сдался, наконец, и принц. — Теперь вы, Горацио, обрели надежный адмиралтейский якорь, и остается только надеяться, что он не утащит вас на берег!

В ответ Нельсон рассмеялся. «Адмиралтейским якорем» английские моряки именовали своих жен, и то, что принц назвал Фанни его надежной опорой, жениху было приятно.

Свадьба, на которой присутствовал весь местный высший свет, была необыкновенно торжественной. Нельсон был чрезвычайно серьезен и горд происходящим, а Фанни — взволнованна и очень мила.

Из письма Нельсона своему старому другу капитану Локеру: «Я женился на милой женщине, и это с лихвой возмещает все мои неприятности. Собственно говоря, до женитьбы счастье мне было неведомо. И я совершенно уверен, что буду с ней счастлив до конца своих дней».

О, как плохо знал самого себя капитан «Борея», как мало представлял, какие невероятные повороты судьбы ожидают его в будущем!

У друзей нашего героя его новое положение вызвало куда более сдержанную оценку. Старый товарищ Нельсона Томас Прингл, например, писал одному из общих знакомых: «Вчера, сэр, флот потерял одного из своих лучших людей: женился Нельсон. Когда такой офицер вступает в брак, это потеря для всей нации. Если бы не это обстоятельство, я думаю, что он стал бы одним из величайших людей флота».

Прингл ошибался, ибо Нельсон и не помышлял оставить службу. Сразу после свадьбы он объявил Фанни о своих приоритетах:

— Для меня, как для каждого уважающего себя морского офицера, превыше всего долг! Личные интересы всегда будут для меня лишь на втором месте, как бы это тебя ни огорчало!

— Да, милый! — только и сказала преданная Фанни. А что ей еще оставалось делать?

Что касается принца Уильяма, то о женитьбе Нельсона он отозвался довольно цинично:

— Я могу с уверенностью сказать, что Нельсону нужна не жена, а сиделка!

— Отчего же так, ваше высочество? — удивились собеседники.

— Судя по его здоровью, не думаю, что он проживет долго. Да и на службе он уже перестал быть удачливым.

Принц не преувеличивал: в последний период своей службы на Подветренных островах у Нельсона многое не ладилось, словно после женитьбы от него отвернулась удача.

* * *

Нельсон не рассчитал свои силы. Так, он решил бороться с нечистыми на руку снабженцами. Выявив несколько незаконных махинаций, он предал их огласке, написав письма во все высшие инстанции. Однако ничего доказать беспокойному капитану не дали, дело быстро замяли, а за Нельсоном в британском Адмиралтействе закрепилась репутация склочника и интригана.

Еще более Нельсон скомпрометировал себя, отказавшись повесить некоего матроса Кларка, дезертировавшего во время стоянки одного из судов на островах. Воспользовавшись поддержкой принца Уильяма, он помиловал матроса, а затем задним числом уволил его со службы. За это Адмиралтейство официально обвинило капитана в превышении полномочий, а неофициально — в ненужном и вредном для морского офицера либерализме.

В письме капитану Локеру наш герой сетует: «Когда настанет этот заветный час, я буду счастлив. Никто не перенес на этой базе столько болезней и столько неприятностей, как я».

И здесь Нельсон не проявил провидческого дара: пройдет совсем немного времени, и он будет вспоминать службу в Вест-Индии как самое прекрасное время своей жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.