Обмундирование
Обмундирование
Огромное увеличение численности Красной Армии с 1939 по 1941 год, ее хаотическая мобилизация после начала войны, а также ущерб, нанесенный ей наступающим вермахтом в ходе операции «Барбаросса», в совокупности создали массовую нехватку обмундирования и снаряжения у Красной Армии. Например, за первую неделю войны войска вермахта захватили только в полосе действия Западного фронта 60 тыловых складов и более 400 000 комплектов обмундирования. В результате армия все лето и осень 1941 года испытывала огромную нехватку обмундирования, вынуждавшую ее собирать и бросать в бой недавно отмобилизованные армии и дивизии лишь частично обмундированными и не имеющими многого из положенного им вооружения и техники.
Так, например, 2-й стрелковый корпус Западного фронта уже 25 июня докладывал: «части корпуса не обеспечены автотранспортом и частично обмундированы.{553}» А меньше чем через месяц, 26 июля, командующий 20-й армии генерал-лейтенант П. А. Курочкин доложил, что его армия, которая все еще мобилизовалась, «имела значительный некомплект в людском составе и материальной части… Попытки комплектовать армию за счет рядового и младшего начсостава, отбившегося от своих частей, большого эффекта не дали, т. к. большинство из этого состава не вооружено и не обмундировано, а запаса вооружения и обмундирования в армии нет{554}».
31 июля командующий Юго-Западного направления маршал Буденный жаловался Сталину:
«Во всех дивизиях полностью отсутствуют вещевые мешки, полотенца, портянки, стальные шлемы, плащ-палатки, котелки (кроме 301 дивизии, в которой котелков не хватает 3729 штук), поясные ремни, продуктовые сумки… В кавалерийских дивизиях полностью отсутствуют шашки, автоматическое оружие, артиллерия, амуниция, инженерное имущество, имущество связи, шаровары, гимнастерки, стальные шлемы, плащ-палатки, походные кухни…»
Далее в своем докладе он продолжал:
«Формирование дивизий в Одесском военном округе происходит также неудовлетворительно: 273 дивизия… не имеет вооружения, инженерного имущества, снаряжения и обмундирования».
И в заключение Буденный уведомлял Сталина:
«Сроки формирования, установленные Генеральным штабом, оказались нереальными, центральные довольствующие управления ничего не сделали для того, чтобы обеспечить формируемые дивизии материальной частью и положенным по табелю имуществом{555}».
Один солдат, служивший в народном ополчении, вспоминал, что положение не изменилось к лучшему и осенью:
«В октябре 1941-го я попал в Московское ополчение[223]. Я учился в восьмом классе и жил на Арбате. В один из дней всю нашу школу согнали на Потылиху, что возле Мосфильмовской улицы, во двор средней школы. Дали нам охотничьи ружья по одному на 5 человек, дали малокалиберные охотничьи винтовки — тоже на пять человек одну и еще дали пять сабель. Все! Формы никакой не было — кто в чем пришел, в том и пошел воевать. Командиром нашего подразделения был наш преподаватель по литературе — красивый мужик, добрый{556}».
В результате ГКО и НКО на протяжении лета и осени прибегали к экстраординарным мерам для обеспечения мобилизуемых солдат адекватным обмундированием, особенно теплой одеждой, чтобы те смогли пережить предстоящую зиму. Например, 3 июля ГКО приказал Дальневосточному фронту и Забайкальскому военному округу направить со своих складов из числа неприкосновенных запасов 500 000 комплектов зимнего обмундирования и 1 300 000 нательного и теплого белья и портянок, теплых и зимних перчаток на склады в Омске, Челябинске, Свердловске и Чкалове{557}. Позже, 11 августа, НКО приказал своим военным комиссарам:
«Отпуск вещевого имущества личному составу тыловых учреждений Красной Армии, органов местного военного управления, окружного и центрального аппарата, госпиталей, складов, кадра военных академий, военных училищ и других — временно прекратить… Все свободное наличие нового вещевого имущества частям и учреждениям … до 25 августа с. г. сдать в ближайшие вещевые центральные и окружные склады для использования на обеспечение частей, убывающих на фронт{558}».
После того, как комиссия госконтроля проинспектировала в сентябре армейские склады и вскрыла многочисленные недостатки в хранении и распределении обмундирования и другого вещевого имущества, НКО 11 октября освободил ответственных за это офицеров от занимаемых должностей и приказал начальнику Управления снабжения обмундированием дивизионному интенданту Н. И. Кузнецову и другим ответственным командирам установить более твердый контроль над складской системой. Одновременно он приказал командующим Уральским и Приволжским военными округами изъять обмундирование у личного состава служб тыла и передать его на центральные и окружные склады для распределения среди солдат действующих фронтов{559}. Уже после разрешения многих первоначальных трудностей со снабжением обмундированием НКО 3 марта 1942 года издал приказ, привлекающий внимание к тому, что «за последнее время на фронтах и в прифронтовых районах отмечаются безобразнейшие факты хищений и разбазаривания военного имущества». Утверждая что «народное добро часто воруют лица, непосредственно отвечающие за его сохранность и сбережение», «много военного имущества расхищается также из безнадзорных хранилищ, транспортов и обозов» и делают это «примазавшиеся к Красной Армии разного рода враждебные элементы». Сталин винил в этом явлении «командиров, военных комиссаров, политических работников, начальников служб», которые потеряли «чувство долга перед Родиной за вверенное им народное достояние».
А поскольку «в многомиллионной Красной Армии есть и будут еще выявляться преступные элементы и всякие другие прямые или косвенные вражеские приспешники», провозглашал Сталин, то, «первейшая задача командиров, военных комиссаров, политработников, снабженцев — предупреждать воровство и бесхозяйственность, своевременно разоблачать воров, жуликов и бездельников, беспощадно карать их по всей строгости советских законов{560}».
После столь резкой сталинской критики 4 апреля ГКО выпустил новые правила выдачи обмундирования и военного имущества, устанавливая строжайший контроль за хранением и выдачей всего военного имущества и возлагая ответственность за проведение этих правил в жизнь на командиров и начальников штабов всех звеньев. Так например, эти правила требовали от командиров частей и соединений:
«во всех случаях утраты, порчи, хищения имущества и боевых потерь командованием частей и соединений производится расследование. Виновные в умышленной порче имущества лица привлекаются к судебной ответственности, а имущество исключается с учета по инспекторскому свидетельству{561}».
Несмотря на эти предупреждения и новые правила, Красная Армия продолжала испытывать нехватку некоторых видов теплого зимнего обмундирования. Об этом свидетельствует направленный НКО 4 апреля 1942 года приказ военным округам, фронтам и армиям «О прекращении с 1 апреля 1942 г. выдачи шинелей рядовому и младшему начсоставу тыловых частей, учреждений и отдельным категориям военнослужащих и переводе их на снабжение [двубортными] ватными куртками{562}». И снова НКО пригрозил, что «за нарушение этого требования виновных лиц привлекать к строгой ответственности по закону „Об охране военного имущества Красной Армии в военное время“{563}» Хотя трудности со снабжением в результате этих действий не прекратились, эти и другие меры обеспечили то, что солдаты Красной Армии оказались лучше защищены от воздействия суровой зимы 1941–1942 годов, нежели их противники из вермахта. В 1942 году нехватка обмундирования существенно снизилась — частично благодаря тому, что советская промышленность начала в достаточных количествах выпускать обмундирование и другое военное имущество, а частично благодаря росту объема поставок по ленд-лизу{564}. Многие бывшие солдаты Красной Армии все еще помнят, как улучшилось положение со снабжением. Так, например, один солдат, служивший в 77-й военно-морской стрелковой бригаде, которая в декабре 1943 года действовала в северной Карелии, вспоминает об условиях своей жизни в армии:
«Было холодно, жутко и трудно. Попробуй выживи почти три недели при 20-30-градусном морозе! Вот именно! Одеты мы было весьма неплохо в валенки, ватные штаны и зимние масхалаты; а под ними ватные куртки, обмундирование, теплое фланелевое белье и даже штатное льняное белье под всем этим. Нам выдавали водку и 100 грамм хлеба на человека в сутки. У нас были американские мясные консервы. Вкусные, зараза! В большой банке был свиной жир, который можно было намазать на хлеб, а в середине — кусок мяса величиной с кулак. В общем и целом мы не голодали… [У нас также было] сало, сухари. Были даже лампы-спиртовки, так называемой „нажимной“ разновидности. Это была небольшая жестянка, вроде консервной банки, в которой содержался разбавленный спиртом стеарин. Если зажечь эту смесь, она горит бесцветным пламенем. На ней можно подогреть еду или вскипятить воду. Но зачем же жечь спирт — его надо выпить! Вот потому-то мы пропускали через нее тряпку, а потом выжимали ее. Так можно добыть грамм 50 спирта, и, поскольку мы получали несколько таких жестянок, то можно было неплохо выпить, хотя выпивка это была конечно отвратная; однако оставшаяся восковая свеча все равно горит{565}».
А еще один молодой офицер вспоминал, как:
«До конца войны младшие офицеры, сержанты, рядовые получали обмундирование одного образца: солдатские шинели на крючках, без пуговиц; кирзовые сапоги, которые, вопреки распространенному мнению, вовсе не были „пудовыми“ — напротив, они даже много легче обычных яловых. Но вот голенища, них очень быстро протирались на сгибах, и уже на второй месяц, если не раньше, сапоги начинали пропускать воду. Погоны, звездочки на офицерских погонах и на шапках, пилотках были у многих самодельные. Звездочки и эмблемы, как правило, умельцы вырезали из жести, добываемой из „второго фронта“ (консервных банок с американской свиной тушенкой). Пришивали их нитками. Некоторые, хорошо владевшие иглой, вышивали звездочки на погонах белыми нитками, но такие нитки быстро становились неотличимы по цвету от погон.
Фуражки поблизости от переднего края носили немногие. Жили тут в одних условиях, одной семьей. И офицеры, и сержанты, и солдаты в буквальном смысле слова ели из одного котелка, пили из одной фляжки, укрывались одной шинелью вдвоем, используя вторую как общую постель. И внешнее отличие было очень невелико, заметно лишь на близком расстоянии. Эта близость, определяемая боевым товариществом, полностью соответствовала требованиям маскировки и безопасности.
Поэтому, когда во время последней военной выдачи обмундирования в нашей дивизии, а может быть, и в других тоже, офицерам выдали брюки и гимнастерки из легкой шелковистой ткани песочного цвета, резко отличающиеся от обычного х/б цвета хаки, которое получили сержанты и рядовые, пошли разговоры о возросших потерях среди офицеров. Не могу, правда, подтвердить это фактами, но считаю вполне вероятным[224]» {566}.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.