Глава двадцатая Прощайте, советские годы… К измене Элита идёт…
Глава двадцатая
Прощайте, советские годы… К измене Элита идёт…
М.А. Бакунин (1814–1876), теоретик анархии, к анархистам гражданской войны никакого отношения не имевший, писал – как в Москве после смерти Сталина жил:
«…Героические времена… проходят, наступают за ними времена прозаического пользования и наслаждения, когда привилегия, являясь в своём настоящем виде, порождает эгоизм, трусость, подлость и глупость. Сословная сила обращается мало-помалу в дряхлость, разврат и бессилье».
Сказано точно!
И перерождение части советской элиты началось задолго до смерти Сталина и вопреки политике Сталина. Так, первый секретарь Московского комитета ВКП(б) Угланов на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 14 июня 1926 года говорил (привожу по стенограмме):
«Когда группа рабочих в 30–40 человек подаёт администрации и ставит перед директором-коммунистом на разрешение ряд вопросов…, а дирекция… не соглашается с ними, как будто вопрос исчерпывается? Нет… Вот на фабрике намечается частичное сокращение рабочих, и, как это ни странно, в списки намеченных к сокращению рабочих из числа авторов заявления попадают почти поголовно все 30 человек».
Сталин опасность такой тенденции сознавал и любил мерзавцев, членов правящей партии, не более Ленина. Увы, борьба с правящими мерзавцами была тяжкой – слишком много свинцово мерзкого оставила в недоброе наследство строителям нового общества старая, царская Россия. В том числе осталось от царизма и много ловких мерзавцев, воспитанных частнособственнической Россией и теперь воспитывающих себе на смену уже социалистических мерзавцев.
Да и во внешнем мире свинцовых мерзостей хватало. В беседе с писателем Уэллсом Сталин заметил: «Вы, господин Уэллс, исходите, как видно, из предпосылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется много злых людей. Я не верю в доброту буржуазии…»
Но в СССР ещё при жизни Сталина возник слой таких «управленцев», которые не только «верили» в «скромное обаяние буржуазии», но и сами были не прочь «буржуазно поразлагаться». А чтобы это не выглядело очень уж контрастно на фоне весьма здоровой жизни масс, они были не прочь разложить и массы – если не материальными буржуазными ценностями, то хотя бы – нематериальными, эфемерными, произведёнными на знаменитой западной «фабрике грёз» в Голливуде.
Приведу конкретную тому иллюстрацию…
В начале ноября 1950 года в Комитет партийного контроля при ЦК ВКП(б) на имя его председателя Шкирятова поступило анонимное письмо. Однако это был не донос и не жалоба. Письмо было написано безусловно честным и неглупым человеком, хорошо знающим то, о чём он сообщал в КПК.
И вот же – письмо было почему-то не подписано. А начиналось оно так:
«Сейчас идёт ожесточённая идеологическая борьба между прогрессивными странами, возглавляемыми Советским Союзом и реакционными Соединёнными Штатами… стремящимися распространить свое тлетворное влияние на весь мир. В этой борьбе искусство, организующее мысли и чувства людей, в частности такое массовое искусство, как кино, играет огромную роль.
Советское кино создает прогрессивные фильмы, которые во всём мире способствуют борьбе за всё передовое, человеческое (выделение здесь и далее моё. – С.К.). Американцы хотят того, чтобы их фильмы проникли во все уголки земного шара, неся своё тлетворное влияние, и, к сожалению советские экраны тоже в значительной степени завоёваны гнусными американскими фильмами».
Далее автор письма писал о том, что американские фильмы идут не на основных экранах страны, а на клубных экранах и в провинциальных кинотеатрах. Кинопрокатчики показывают их, считая безобидными, из чисто коммерческих соображений, и показывают весьма широко, начиная с рабочих клубов Москвы.
Но автор письма точно замечал, что «…уже давно в Америке безобидных фильмов нет. Вопрос только в том, насколько тщательно замаскирована волчья империалистическая идеология…»
Точность мысли и формулировки были поразительными – особенно для тех времён. Окончательная победа нового строя в СССР ни у кого не вызывала сомнений, а анонимный автор писал:
«Так как американские фильмы часто сделаны очень занимательно внешне, вред их особенно велик… После американских фильмов народу кажется, что советские фильмы скучны…»
Конечно, ведь советские фильмы заставляли думать, а американские думать отучали. А при этом – надо отдать их создателям должное – они исподволь приучали смотреть на ценности жизни вполне определённым взглядом.
Автор письма уловил самую суть ситуации:
«Предположим, что сейчас, когда американцы творят чудовищные злодеяния в Корее (в газетах мира публиковались тогда фото янки, позирующих с отрубленными головами корейских патриотов в руках. – С.К.)… кто-нибудь выступил бы по советскому радио или в советской печати с рассказом о том, что… американский офицер – образец благородства и честности, что если американский офицер дал клятву, то выполнит её, хотя бы пришлось отказаться от всех земных благ…На такого человека посмотрели бы, как на сумасшедшего или как на сознательного врага, которого надо изолировать.
Но вот на экранах московских клубов идет… фильм «Роз Мари» (1936 года выпуска, о любовной истории канадской девушки. – С.К.), в котором превозносится честность и верность долгу американского офицера. <…> Такие фильмы… – это удар по обороне советского государства, подрыв его психологической и идейной мощи в возможной будущей войне…
…Случай с «Роз Мари», показываемой в рабочих клубах и восхваляющей высокие моральные качества американского полицейского офицера, заслуживает… серьёзного разбора и выяснения того, как могли позволить выпустить это. Как заслуживал бы во время войны с немцами выяснения случай, если бы пошёл фильм, в котором восхвалялись бы высокие моральные качества гитлеровского офицера…»
Здесь всё было сказано верно – как верно было сказано в письме и о других подобных фильмах.
«Капитан армии «Свобода» – вроде бы о мексиканской революции, но революционеры показаны тупой кровожадной бандой…
«Во власти долларов» – вроде бы о человеке, которому не позволяют раздать бедным миллионное наследство, но, как писал автор письма, «…неустойчивому молодому зрителю запоминается, что в Америке можно вдруг легко разбогатеть, получив миллионное наследство…»
В «Путешествие будет опасным» показаны кровожадные индейцы и симпатичные американцы.
«Первый бал», «Секрет актрисы» – фильмы о том, что бедный, но честный всегда добьётся в Америке счастья…
Или якобы киноклассика – «Собор Парижской Богоматери»… «Но от Гюго там осталось мало, – писал автор письма. – Американские кинодельцы этим фильмом проводят мысль о том, что если народ угнетён, то виновата не высшая власть в стране, а злые, плохие чиновники».
Можно, повторяю, лишь удивляться точности взгляда автора, в 1950 году написавшего:
«В американских фильмах… Америка показана монолитно капиталистической, с довольным капиталистическим строем населением… И по всей стране (в СССР. – С.К.) идут фильмы, прославляющие жизнь в Америке, американский образ жизни, как идиллию, лишённую социальных противоречий, где все люди симпатичны …а если и есть иногда злые богачи (в большинстве и богачи показаны симпатичными), то они терпят возмездие…
Должен быть простой принцип: показывать в советском кино можно лишь то, что могли бы поставить в советской киностудии…
Неужели для того советское правительство уделяет огромное внимание кинофикации всех посёлков, клубов, Домов культуры, чтобы американцы пропагандировали с советского экрана свой образ жизни?..».
Автор письма не был ни «бурбоном», ни «савонарылом» и понимал, что если советские киностудии будут выпускать плохие фильмы, то кинотеатры будут пустовать. Но он ведь был прав, когда писал: «Как же можно из коммерческих соображений допускать, чтобы кино… стало проводником в массы буржуазной идеологии?»
Несмотря на анонимность – что само по себе наводило на размышления, – 29 ноября 1950 года это письмо было переслано председателем КПК Шкирятовым Маленкову, а тот переадресовал его в ЦК В.С. Кружкову и А.Н. Сазонову.
6 декабря 1950 года они доложили Маленкову, что фильмы-де отбирались из трофейного фонда, повторное тиражирование не производится, и причин для беспокойства нет.
7 декабря 1950 года вопрос был закрыт и все документы сданы в архив.
А проблема-то осталась…
И осталась она, в том числе, потому, что остались те, кто эту проблему создавал или замазывал. Например, один из тех, кто её якобы закрыл – В.С. Кружков.
Я знаю о Кружкове немного, но кое-что о нём в источниках отыскивается. 1905 года рождения (умер в 1991-м), в 1944–1949 годах был директором Института Маркса – Энгельса – Ленина при ЦК, в 1949–1950 годах занимал посты заместителя и первого заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК, в 1950–1953 годах был заведующим отделом художественной литературы ЦК, в 1953–1955 годах – заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК, а напоследок – директором Института истории искусств Министерства культуры СССР.
Что это была за фигура?
Что ж, в источниках можно найти сообщение о том, что уже после смерти Сталина КГБ арестовал некоего организатора элитных оргий К.К. Кривошеина, человека с криминальным прошлым, выдающего себя за драматурга и писателя.
Начиная с 1951 года он устраивал в своей просторной, роскошной квартире и на такой же шикарной даче в подмосковной Валентиновке «литературные вечера»… Шампанское, коньяк, икра, «дамы» из числа студенток театрального училища им. Щукина – вот оформление этих вечеров.
А среди участников – директор Литературного института С.М. Петров и прочая номенклатурная столичная «партоплазма», включая… и заведующего Агитпропом ЦК товарища Кружкова.
Не Сталин, не Молотов, не Берия или Маленков, а руководящая «шушера» – вот кто интриговал, шушукался, выгадывал, искал «доходные места»…
И чем дальше от сталинской эпохи, тем более этой шушерой руководили отнюдь не из здания ЦК на Старой площади.
Да ещё и вопрос – где находились те, кто всё более руководил самой «Старой площадью»?
Однажды коллеги обратили моё внимание на то, что массовые западные радиоприемники традиционно принимают дальние радиостанции, работающие лишь на длинных и средних волнах, и местное вещание – на УКВ.
Короткие волны – это волны, удобные для разведчиков и… для ведения идеологической войны. Их использование позволяет принимать и передавать сообщения с ограниченной мощностью приема или передачи на очень большие расстояния.
Запад об «идеологической чистоте» взглядов масс, выходит, пёкся, технически исключая диапазоны КВ из массового потребления. А вот в советских радиоприемниках – и в стационарных радиолах, и в маленьких «транзисторах» – эти диапазоны были введены. То есть кто-то в СССР в государственном масштабе позаботился о том, чтобы любой советский гражданин мог без особого труда слушать и «Голос Америки», и «Свободу» Авторханова.
Н-да…
Авторханов заявлял:
«Советские люди притащили домой (из Европы – возвращаясь с войны. – С.К.) бациллы свободы и социальной справедливости: «в Германии скот живет лучше, чем у нас люди», «у американского солдата шоколада больше, чем у нашего картошки», «на Западе президенты и министры – обыкновенные грешники, а у нас боги-недотроги»…»
Конечно, Авторханов передёргивал… Так говорили не все, и даже – не очень-то многие… Но – и не единицы!
Развитые люди понимали, что в Германии и до 1917 года скот жил лучше многих русских крестьян, но после 1917 года число таких крестьян в России постоянно сокращалось и уже, пожалуй, сошло бы на «нет», если бы русским крестьянам не пришлось выдворять из пределов Родины покровителей Авторханова.
Развитые люди могли вспомнить описанный Салтыковым-Щедриным диалог немецкого «мальчика в штанах» и русского «мальчика без штанов», из которого можно было понять, что для благоденствия надо трудиться с умом и свободно, чего старой России как раз и не хватало.
Развитые люди понимали, что шоколад в ранцах у янки, почти не знавших войны, даже придя на неё, оплачен кровью европейцев и прежде всего – русской кровью.
И откуда рядовому русскому пехотинцу, пришедшему в Европу, было знать – какие на Западе министры? Зато развитые люди знали цену этим «президентам и министрам»… Они ведь действительно Сталину в подметки не годились – что сами и признавали.
Так что заявления Авторханова относились к выдумкам его радио «Свобода». Но для определённой части общества они выглядели правдой, тем более что внутри СССР авторхановым всё более подыгрывала «пятая колонна». И вслед за Авторхановым «интеллигенты» повторяли: «Сталин совершил две ошибки: показал Ивану Европу и показал Европе Ивана»…
Гнусно, в основе своей лживо, но – хлёстко. Да ведь и доля правды в том была.
Но вся правда была вот в чём…
Цари и «царство священной частной собственности» воспитывали Иванов, Иоганнов, Джонов и Джованни не одну тысячу лет. И воспитывали по принципу «человек человеку – волк».
А Ленин и Сталин воспитывали Иванов да Марий в духе прямо противоположном всего лишь, если считать даже прямо с 1917 года, тридцать восемь лет, если заканчивать отсчёт на 1945-м.
Не всех ведь за такой срок воспитаешь людьми! И уж тем более не всех перевоспитаешь…
К тому же не менее десяти миллионов верных и толковых учеников эпохи Ленина и Сталина – партийных и беспартийных большевиков, комсомольцев и просто молодых патриотов – погибло в войну. Если бы в Европу пришли эти – не дошедшие до неё – сталинские Иваны, то Европа была бы потрясена их образованностью, скромным величием и природным благородством.
Не дошли…
Но что было до этого Авторханову?
И что было до этого тем, кто жил только собой?
Однако я не буду развивать эту тему. Предательство интересов Родины советской элитой конца 80-х – начала 90-х годов ещё свежо, оно совершалось и совершается по сей день на глазах у всех. Вместо филиппик в адрес элиты я лучше сообщу читателю некоторую дополнительную информацию к размышлению на тему о «невинных» кремлёвских врачах, почерпнутую мной из книги Виктора Прибыткова…
Виктор Васильевич Прибытков работал в аппарате ЦК КПСС с 1972 по 1985 год, причём последние девять лет – помощником секретаря ЦК, а последние два года – помощником уже Генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко.
В 1995 году В. Прибытков опубликовал книгу воспоминаний «Аппарат», которая читается на одном дыхании прежде всего потому, что автор её привел ряд фактов, все значение которых, возможно, и сам до конца не осознал.
Скажем, он сообщает, что Брежнева и Черненко кремлёвские «врачи» плотно посадили на такое «снотворное», которое фактически было наркотиком. Причём Брежневу Чазов не препятствовал принимать «лекарство» в сочетании со спиртным – для усиления, мол, действия. Тут надо заметить, правда, что Брежнев, вопреки молве, пил мало.
И «посадили» на «снотворное» двух друзей так, что однажды, заспорив о том, на какой час назначено предстоящее совещание, каждый держался за свой вариант. Прийти же к согласию Генсек и его друг смогли лишь при помощи референта Галины Дорошиной, установившей по своим записям, что верен… третий вариант. Таким был результат регулярного приема «элитных» «лекарств», влиявших на память, провоцировавших склеротические явления.
Прибытков пишет о Брежневе и Черненко: «Лекарства губили их, но они не могли от них отказаться. Этому пристрастию, как ни странно, всемерно потакала медицина». И Прибытков же описывает случай, когда сразу же после разговора с «кремлёвским» академиком Чазовым, уверившим помощника Черненко в том, что с «дедом» все нормально, он вошёл в кабинет к шефу с бумагами и не узнал его:
«Вид невменяемого человека. Самое интересное – он смотрит в мою сторону, но каким-то совершенно отсутствующим взглядом… Реакция странная – вроде он всё понимает, но ничего не говорит… Что делать? Выговариваюсь до конца. Реакция нулевая!
– Тут, Константин Устинович … надо бы подписать…
Черненко вполне осмысленно берет в руку фломастер и… совершенно не соразмеряя движения, размашисто чертит хаотично ломаные линии…»
Это были последствия чазовских транквилизаторов – Прибытков разговаривал с сомнамбулой.
В самом начале 1982 года вокруг Брежнева начинается странная возня. Как пишет Прибытков, «начали мереть, словно мухи… сторонники Генсека: во время пустячной операции в «кремлёвке» гибнет первый секретарь Якутского обкома партии Чиряев, за ним тотчас следует непонятная смерть первого секретаря из Татарии, первого секретаря из Таджикистана, Председателя Совмина Грузии…»
А вскоре умер и сам Брежнев, о чём бывший помощник Черненко написал так:
«Умер Брежнев неожиданно – уснул и не проснулся. Охранники его сорок минут пытались реанимировать, но неудачно…»
Но стоп! Не напоминает ли эта ситуация что-то, уже до боли нам знакомое? Это же то, что было и со Сталиным! Но Сталин, по уверению «историков», не верил врачам и не терпел их около себя, потому что был-де параноиком и безвинно гноил всех опытных кремлёвских врачей на Лубянке.
Однако Брежнев-то никого вроде бы не гноил и никого не опасался? Так как там с ним?
А вот как:
«Странно, но на даче не было медицинского поста, не дежурила медицинская сестра… И это при всём при том, что после 1975 года, когда Леонида Ильича после обширнейшего инфаркта чудом вытянули с того света, он мог в принципе умереть в любой момент…»
Прибытков удивляется: обычно за брежневской кавалькадой машин сзади катила «реанимационная». А «в ту злополучную ночь никого из медиков не оказалось».
И тут, как и в случае со Сталиным, тоже был ужин, правда, без гостей. После него Брежнев пожаловался на боль в горле и затрудненность глотания, но от вызова врача отказался.
А потом он пошёл спать, и «утром охранники обнаружили его ещё теплого».
Н-да…
Место Брежнева заступил Андропов – тоже долго в кресле Генсека не засидевшийся… Но ещё во время его пребывания на высшем государственном посту генерал Федорчук, если читатель помнит, угостил Черненко – второе лицо в государстве – копчёной ставридкой, после чего Черненко в тот же вечер срочно отправили в Москву в больницу.
В конце книги Прибытков фактически отбрасывает эзопов язык и пишет прямо:
«…хочешь – не хочешь, а подозрения усиливаются. В одну цепочку выстраиваются: копчёная скумбрия «а-ля Федорчук», рекомендация (астматику Черненко. – С.К.) высокогорного курорта «а-ля Чазов и Горбачёв», нетерпеливые ожидания чего-то «а-ля Раиса Максимовна» (для молодого поколения напоминаю – жена Горбачёва. – С.К.) и непонятная, необъяснимая, скоропалительная, быстротечная смерть маршала Устинова!
Устинов, если бы смерть Черненко произошла раньше, вне всякого сомнения, твёрдо и прочно стал бы новым Генсеком! Но Устинов умер в кремлёвско-чазовском люксе не только раньше Константина Устиновича, но и из-за ерундовой болячки…»
А ведь цепочку можно продолжить и вспять…
1980 год – пик развитого брежневизма, когда у масс было окончательно вытравлено чувство беззаветного советского патриотизма.
1965 год – «реформа» «Косыгина – Либермана».
1963 год – серьёзная дискредитация социализма в результате «деятельности» «волюнтариста» Хрущёва.
1957 год – окончательное «воцарение» Хрущёва и хрущёвцев.
1956 год – антисталинский ХХ съезд КПСС.
26 июня – июль – август 1953 года – арест Берии, «антибериевский» Пленум ЦК КПСС и расстрел Берии.
5 марта 1953 года – официальная смерть Сталина.
Вечер 28 февраля 1953 года – «тайная вечеря» у Сталина с участием Никиты Хрущёва…
Вот та «цепь», на одном конце которой была смерть великого строителя социализма Сталина, а на другом – привод к власти ничтожного могильщика социализма Горбачёва…
Замыкают же эту цепь два необходимых для её прочности звена – «дело кремлёвских врачей» 1953 года и дела кремлёвских врачей в 80-е годы.
А «репрессии» невинной элиты? Что ж, сегодня насчёт их «россиянские» «историки» иногда проговариваются поразительным образом. Так, автор вводной статьи и один из ответственных составителей сборника документов «Кремлёвский кинотеатр. 1928–1953», изданного в 2005 году, Л.В. Максименков – отнюдь не лояльный к Сталину, к Советской власти и социализму историк пишет об одном из руководителей советского кино, расстрелянном в 1937 году старом большевике Шумяцком, что, «…будучи большевистским вельможей, типом феодала, уничтоженного в горниле чистки тридцать седьмого года, он привносил в свою работу…», и т. д.
Итак, не «бессмысленная» сталинская «мясорубка», а горнило вынужденных чисток, вынужденных потому, что слишком уж много грязных рук залапывали к тому времени дело социалистического преобразования России.
Причём сам же Максименков далее сообщает о постоянных «склоках, доносах и подсиживаниях» таких вельмож и признаёт:
«Отработав свой административный ресурс, когорта ветеранов партии – большевиков среднего возраста с дореволюционным стажем грозила развалом всей административной системы (то есть, простите, государства и общества! – С.К.) и вызывала объективную необходимость сталинской консолидации и укрепления вертикали власти, т. е. того, что в массовом сознании на десятилетия осталось запечатленным (благодаря усилиям прежде всего коллег Максименкова. – С.К.), как роковой тридцать седьмой год…»
Так чем был, спрашиваю ещё раз, 1937 год в своей основе – «ничем не объяснимой вакханалией кровавого беззакония Сталина по отношению к невинным жертвам» или объективно назревшей необходимостью очистки страны от оторвавшихся от народа большевистских вельмож?
И не требовался ли – пусть уже без расстрелов и лагерей, а просто с отставками и конфискациями имущества, полными или частичными, новый подобный, то есть очистительный, «1937 год» в году 1957-м?
И в 1967-м?
И в 1987-м?
Наконец, в 2007-м?
«Но что же это? – может спросить читатель. – Хорош более прогрессивный социальный строй, который не может обходиться без периодических чисток!»
Ну, во-первых, в хорошем доме уборку производят ежедневно, а периодически – и генеральную уборку. Грязь-то накапливается.
Во-вторых, капитализм ведь тоже постоянно производит «чистки» своих руководящих кадров – то объявит президенту импичмент, то потребует отставки кабинета министров, а главное – постоянно низвергает с высот благополучия тех, кто не выдерживает конкуренции. Десятки тысяч фирм на Западе по сей день создаются и вскоре терпят крах. А это ведь тоже чистка – однако стихийная, неуправляемая, а значит, и не оптимальная.
В-третьих, постоянное очищение руководящих слоёв просто необходимо для любого общества, желающего не загнивать, а развиваться. При этом оптимальный вариант – очищение почти непрерывное, почти автоматическое, а не время от времени. Очищение, принципы которого заложены в конституционную ткань жизни общества.
Можно сказать так: одно ОС надо было менять на другое ОС, то есть – Особое Совещание при МГБ СССР – на эффективную, конституционно закрепленную Обратную Связь между руководящими и руководимыми. То есть – на нормативные процедуры отзыва выборных представителей, нормативную же периодическую оценку руководства предприятия его коллективом по процедуре тайных выборов, и т. д. Причём прочность таких обратных связей могло обеспечить лишь общество, состоящее из тех всесторонне развитых, не полуобразованных, а хорошо образованных и поэтому свободных людей, о воспитании которых беспокоился Сталин, работая над «Экономическими проблемами социализма».
В 1948 году прекрасный советский писатель-очеркист Валентин Овечкин писал:
«Труднее всего, пожалуй, «перевоспитать» карьериста, шкурника. Да и стоит ли над этим трудиться – в том смысле, чтобы уберечь такого человека от полного краха, сохранить его во что бы то ни стало в «номенклатуре», в кадрах руководящих работников.
Оберегать ответственные посты разных масштабов от таких людей – задача более своевременная и важная».
Ничего не скажешь – хорошо сказано!
И всё же, говоря о судьбе – после смерти Сталина – державы, созданной под руководством Сталина, нельзя не коснуться ряда вполне резонных вопросов. Ну, например: «Так что, всё Сталиным и держалось?».
И если ответить «да», то въедливый оппонент тут же вопросит: «А чего же стоит тогда держава Сталина, если у неё не было прочной системной основы?»
Что отвечать тут? Действительно, можно ли говорить о крепости и естественности общества и государства, если они фактически самоуничтожились? Ведь Советский Союз в 1991–1992 годах пал не в результате чужеземного нашествия, не в результате всесоюзного стихийного бедствия или повальной эпидемии моровой язвы. Советский Союз, социалистическую собственность, социалистическую мораль и нравственные ценности уничтожили не Батый, не Карл XII, не Наполеон, не Гитлер и не заокеанские атомные бомбы. Все это уничтожили президент Союза Советских Социалистических Республик и Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Первые секретари республиканских ЦК (ни один не восстал против гибели СССР), первые секретари обкомов и т. д…
Народ же при этом не безмолвствовал – как во времена Бориса Годунова и Александра Пушкина. Народ идиотствовал, имея все возможности безнаказанно выйти на площади и улицы со всенародным протестом, и…
И не выйдя на них.
Хотя немного ранее по всему Советскому Союзу шахтёры на широких площадях стучали касками по асфальту на многотысячных митингах.
Их-то организовывали.
Но кто?
Да, Советскую Россию предала та «партоплазма», которую один из её, так сказать, «буревестников» Михаил Восленский, добравшийся до западных «коврижек» на двадцать лет раньше, чем его оставшиеся в СССР коллеги, – в 1972 году, назвал «номенклатурой».
Ёщё один ренегат дела Ленина – Сталина – Милован Джилас из Югославии – назвал этот слой «новым классом».
Однако в действительности этот слой, этот род социальных клопов, стар почти так же, как и мир человека.
Почему произошло так, как произошло?
Причин много…
Азиатчина в сознании людей, оставшаяся от трёхсот лет татаро-монгольского ига…
Особая покорность власти, которую воспитывали триста лет царствования дома Романовых, а также и темнота масс, тщательно культивируемая тем же домом Романовых во все свои триста лет – за исключением зрелых лет единственного великого Романова – Петра Первого…
Между прочим, его однофамилец, писатель-сатирик Пантелеймон Романов, ещё до революции, а потом и после революции в ряде язвительных, но точных рассказов и эссе дал общий психологический портрет мелкотравчатой «Расеи» Ванек и Манек, органически враждебной Великой России Иванов да Марий.
Ленин и Сталин – великие русские патриоты, основоположники высшего типа русского патриотизма – патриотизма советского, жили для этой второй России и на неё опирались.
Эта вторая Россия и создала новую Россию.
Но шкурная внутренняя «элита», построенная Золотой Элитой мира в «пятую колонну», опиралась на близкую ей «Расею» Ванек и Манек.
За новой Россией было – считая с 1917 года до года 1987-го – всего семьдесят лет. Да, глядя в прошлое, она могла духовно опереться на великих предков – богатырей киевской дружины Владимира – Ясна Солнышка, воинов Александра Невского и Димитрия Донского, на суворовских и кутузовских орлов, на тульских умельцев, сормовских пролетариев, на Пушкина и Менделеева…
Немало, конечно…
Но «Расея» «партоплазматической» «элиты» и «Расея» Манек и Ванек имела в прошлом если не более мощные, то неизмеримо более многочисленные «духовные» корни.
Михаил Бакунин, русский революционер и публицист XIX века, в своей книге «Государственность и анархия» писал, предвидя будущую «партоплазму»:
«…Лишь только они сделаются представителями или правителями народа… и станут смотреть на всех обыкновенных рабочих с высоты «государственной»: они будут представлять уже не народ, а себя и свои «притязания» на управление народом…»
Бакунин это предвидел.
Сталин с этим боролся…
И тоже многое предвидел. В 1939 году он говорил Александре Михайловне Коллонтай:
«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он всё ещё рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И моё имя будет оболгано и оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.
Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не смогла подняться… Острие борьбы будет направлено прежде всего… на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы ещё не всё сделали. Здесь ещё большое поле работы.
С особой силой поднимет голову национализм… Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций…»
«Почему же, если Сталин так всё предвидел, он не кричал об этом на всю страну? Почему ничего не делал, чтобы это предотвратить?» – может спросить читатель.
Кричать?..
А что бы это тогда дало?
И кто бы Сталина тогда понял верно?
Что же до «делать»…
Так ведь Сталин всю свою жизнь и делал все для того, чтобы это предотвратить!
Делаем ли – хоть что-то – для этого мы?
А ведь себялюбивые мерзавцы угрожают сегодня уже всей планете. Нравится кому-то или не нравится, сама жизнь человечества выдвигает на первый план дилемму: «Или мировой социализм, или мировой катаклизм!»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.