Глава, видимо, последняя, так как в ней автор пишет открытое письмо Эрнсту

Открытое письмо Эрнсту

Дорогой Константин Львович,

Судя по всему (и по тому, что я разменял пятый десяток, и по тому, что я теперь вроде как везде, а дети меж тем мне вот-вот подсудобят внуков), Вы меня так и не возьмете на работу.

Тогда как я сохранил не глубокую, но хотя бы относительную внутреннюю порядочность, которая, правда, оказалась не подкреплена финансовым базисом.

Не знаю, отчего я в Ваших глазах овцепас и гаер, хотя на поверку – воплощение интеллекта и (а это даже, верно, важнее) харизмы.

У Вас работают даже люди, пораженные деменцией. А я – нет. Вот почему?

Меня уже целый век то отпевают, то приписывают эскапизм.

А я – вот он Я, мощнее с каждым годом. Вот я прочел фундаментальную статейку, что самым выдающимся по масштабам своих дерзаний провинциалом был Петр I.

Ан, первым был, есть и будет Отар II (после Квантришвили).

Уж три поколения выросли, назубок затвердившие мою непростую фамилию, и Вы все составляете себе понятие о том, что я за личность, куда впишусь, сколько баллов принесу.

С другой стороны (и я писал об этом в превосходном очерке про Малахова А.), вы не возбраняли мне сниматься, когда я был – TOO BAD GAY, антиангелом.

Вот с тех самых пор я тот же: «Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней!»

Вам не приходило в голову, по какой причине я уже восемнадцать лет не тону? Ваш нимб не пропускает такую чепуху, как мысль о том, что все эти годы вместо того, что тратить время на то, чтоб попасться Вам на глаза, я потратил на учебу.

Надеюсь, эта совершенная книга инфернального грузинского гения влюбит Вас в меня и Вы перестанете искать наименьших знаменателей собственных амбиций, незаметных чудаков, которые меркнут на Вашем фоне.

Природа, одарив Вас тонким умом и чувствительностью, самою раздражительного, едва ли не отказала Вам в чувстве ко мне – не то чтобы…, но, изящно выражаясь, харизматичному.

В Ваших глазах я так и остался дичок дичком, с дичайшим энтузиазмом – уже несмотря на морщины – самоутверждающимся.

А ведь качеством я выше иных! Записной остряк, жох, возведший в принцип, гаер, долго состоящий при музах.

Любимый невзаимно КЛ, я не терял время – чтоб себя не потерять. По крайней мере, видите, нашел себя в писанине, в инете, в эпистолах, на радио.

Путь к славе был много короче, когда б я работал у Вас. Но кто знает, вдруг именно под Вашим покровом случился бы фальстарт.

(Как случился под руководством хороших людей Роднянского и Цекало, которые в Вашем присутствии наняли меня, я блистательно отправлял обязанности ведущего блистательного, но так никем из напыщенного и ханжеского истэблишмента не понятого «Большого куша», – а потом вышвырнули на улицу. Но ничего, я великодушный).

Все Ваши креатуры, конечно, узнаваемы: и моя пятая была б узнаваема, кажи ея семь раз в неделю, а все ж – «поэзия скользит по слуху их, не досягая души».

С идеологической точки зрения я, конечно, не слишком правоверен, иногда даже пью виски, а однажды обдал Вашего друга Киркорова винными парами, но Я – демиург, мои дети подтвердят.

Я полон силы и огня.

Если Вы не собираетесь это использовать, то хотя бы имейте в виду.

Ваш Отар Кушанашвили,

разумеется, с пиететом