Снова в бой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Снова в бой

12 февраля 170-я танковая бригада была выведена в резерв корпуса и сосредоточилась в районе Шарсентмиклоша. Четверо суток бригада находилась в резерве. Обстановка была спокойная. Мы приводили в порядок технику, ремонтировали и подтягивали подбитые и неисправные танки, изучали направления вероятных действий. 17 февраля по приказу комкора бригада выступила на Фельшесольгатьхаза, и 18 февраля сосредоточились: штаб и приданные полки в Сольгатьхаза, 1-й танковый батальон и батальон автоматчиков в Фельшесольгатьхаза, а 2-й и 3-й батальоны без танков остались в Адони. Утром в бригаду прибыл генерал-майор Говоруненко[19] с генерал-лейтенантом Ремизовым, командующим БТиМВ фронта и опергруппой.

Начальник штаба бригады полковник Белозеров проводил рекогносцировку района, а потом заслушивал решения комбатов и начальников штабов батальона на наступление. Собрались на высотке. Доходит очередь до начальника штаба мотострелкового батальона, молодой женщины лет двадцати девяти по фамилии Дремлюга. Комбриг ее спрашивает:

— А что вы, мадам, какое ваше решение?

— Товарищ полковник, я решила…

Тут он не выдерживает и, передразнивая ее тоненький голосок, спрашивает:

— Что же ты, миленькая, решила?

Все закатываются от хохота. В это время со стороны Шерегейщ из-за поворота прямо на нас выскакивает немецкий мотоциклист. Он остановился и замер, и мы замерли. Он очухался быстрее нас — на одном колесе развернулся и рванул обратно! Мы за пистолеты схватились, но куда там! Он уже скрылся. Конечно, сразу выставили охрану. И вот как раз в это время подъехали комкор Говоруненко с начальником БТиМВ фронта генерал-лейтенантом Ремизовым. Это была моя вторая встреча с комкором, первая произошла после Ясско-Кишиневской операции. Тогда он ехал в штаб бригады и наскочил на расположение роты. Меня подозвали, я отрапортовал: «Командир роты старший лейтенант Брюхов». Он на меня долго смотрел, смотрел, потом спросил: «Где штаб бригады?» И я ему показал на карте. Потом мне ребята рассказывали, что он пришел к комбригу и спрашивает: «Что у тебя там за детский сад командует?!» Тот ответил: «Товарищ генерал, он скоро будет батальоном командовать. Парень такой боевой, воюет с Прохоровки».

Генералы были после завтрака уже хорошенько выпивши, веселые. Мы рассказали комкору про только что произошедший эпизод, и он отругал Белозерова: «Как вы могли не выставить охрану? Вы что?! Находитесь на бульваре в своем захолустном городке?!» Любил он хлестко сказать…

Белозеров прекратил занятия.

— Товарищ генерал, мы закончили. Решение приняли. Может, вы побеседуете с командирами? Не часто генералы приезжают.

Командующий БТиМВ говорит:

— Ну, давай, давай. Посмотрим, какие у них знания. Вот вы, — показывает на командира мотострелкового батальона, красивого парня капитана Московиченко, который недавно пришел с короткого курса академии, — расскажите мне организацию мотоциклетного батальона.

Тот молчит. Конечно, он не знает организацию! Мне бы задал такой вопрос, я бы тоже молчал.

— Не знаешь?

Тот краснеет, бледнеет, не может ничего ответить: стушевался перед двумя генералами. Тогда Ремизов обращается к Говоруненко:

— Слушай, Говоруненко, вот возьмут его в плен и спросят про организацию мотоциклетного батальона, будут пытать, а он ничего не говорит. Будут жечь его железом и под ногти иглы забивать, а он все равно молчит, ничего не скажет. Мычать будет от боли, но чего скажет? Он же ничего не знает! Потом его поведут, расстреляют, и немцы скажут: «Вот какой стойкий коммунист был. Пытки выдержал, расстрела не побоялся». А на самом деле он ничего не знает!

Надо сказать, что никто не смеялся, поскольку понимали, что и сами были бы в таком же положении.

— Ну, ладно, учитесь лучше…

Потом Говоруненко говорит:

— Ну, вот что, ребята, вы все молодые люди, давайте, занимайтесь, Устав учите. А если нужно, обращайтесь ко мне через штаб бригады. Я вас в любой момент приму с удовольствием, помогу вам, разъясню все положения, которые вам будут неясны. Можете обращаться ко мне с любыми вопросами, я отвечу, ну разве что по астрономии вам не смогу помочь, а на все остальные вопросы отвечу.

Я стоял и думал: «Вот какой командир корпуса! Все знает!» Правда, после войны я увидел его совсем другим, но об этом впереди.

По замыслу командующего 3-м Украинским фронтом[20], войска активной обороной должны были измотать, обескровить противника, создать условия для перехода в наступление, а затем перейти в решительное наступление на Вену. Сроком готовности обороны было определено 3 марта. Началась кропотливая напряженная работа. Круглые сутки личный состав работал в поле: бойцы отрывали траншеи, капониры для танков, броневиков и автомашин, ходы сообщения, огневые позиции для артиллерии.

Рано утром 6 марта поступило распоряжение: к 8.00 привести войска в полную боевую готовность и быть готовыми к отражению наступления противника. В 10.00 утреннюю тишину разорвали артиллерийские раскаты, и вслед за ними по всему фронту в воздух поднялись густые клубы темно-серого цвета. Вражеские мины и снаряды рвали согретую весенним солнцем венгерскую землю. Вслед за этим появились вражеские самолеты: они наращивали мощь огня, бомбили первую и вторую полосы обороны. Наступления немцев мы ожидали, готовились к нему, и вот оно, началось. Но как-то сложится очередная битва? Этот вопрос беспокоил и настораживал многих, но хорошо подготовленная и глубоко эшелонированная оборона вселяла надежду и уверенность.

Главный удар противник наносил западнее Шерегейеша, на Сексард, — по дивизиям первого эшелона 26-й армии. К концу второго дня наступления противнику удалось вклиниться в оборону на 4 км, и наши войска побежали… Комбриг получил приказ создать заградотряд, останавливать и брать в свое подчинение все отходящие подразделения и части. Полковник Чунихин прибыл к нам на наблюдательный пункт и поставил эту задачу капитану Клаустину. Комбат приказал мне создать заградгруппу из резервных экипажей, автоматчиков и радистов-пулеметчиков. Старшим группы назначили Рыбакова. Он заупрямился: «Почему опять я! Что я, в каждой бочке затычка?! Эту задачу поручить лучше одному из ваших замов: им сподручнее задерживать и останавливать отступающих, где будут и офицеры. Я-то старшина». Логика в его словах была, но Клаустин хорошо знал Рыбакова. Он подходил для этой роли лучше других — волевой, злой, решительный. Поэтому комбат твердо и решительно сказал: «Надо, Леша! И хватит рассуждать. Выполняй приказ!»

Собрали всех, кто остался без танков. С ними Рыбаков выдвинулся впереди батальона. Весна в 1945 году началась необычно рано: стояли погожие, удивительно теплые дни, в небе ни облачка. На исходе дня перед участком обороны бригады показалась первая отходящая группа — штаб минометного полка во главе с комполка в звании майора. За ними отходили минометчики. Вдруг, как из-под земли, появился здоровый и злой Леша Рыбаков в кожаной куртке, перетянутый офицерским ремнем, в танковом шлеме. За ним с автоматами наперевес стоял десяток дюжих молодцов в танковых комбинезонах и шлемах.

— Стой! Ложись, мать вашу так! — рявкнул Рыбаков. Видя столь разъяренного, волевого человека с пистолетом в руках, майор растерялся, сник, робко и неуверенно пытался доложить: «Товарищ подполковник!..», полагая, что его может остановить только офицер рангом выше.

— Пол-ков-ник! — тихо и зло оборвал Рыбаков.

— Товарищ полковник…

— Генерал! — единым духом и сквозь зубы выдавил Рыбаков.

— Товарищ генерал, разрешите доложить, — начал майор, но Рыбаков оборвал его на полуслове и рявкнул: «Ложись!» Майор и офицеры штаба беспрекословно выполнили приказ. Это отрезвило Рыбакова, жалкий вид отступающих охладил его. Он поднял их и приказал занять огневые позиции, указав их на местности.

— Ясно? — спросил старшина.

— Так точно, товарищ генерал.

— Выполняйте!

— Есть! — повеселев и немного оправившись от испуга и позора, козырнул майор и помчался выполнять приказ, в душе радуясь, что легко отделался.

Всю ночь старшина Рыбаков с заградгруппой останавливали одиночек, группы и целые подразделения пехоты стрелковых частей и укрепрайона. Старшина ставил им задачу и загонял их в траншеи, ранее подготовленные бригадой. Плотность войск на позициях бригады значительно возросла. И отступающим было невдомек, что останавливал и распоряжался их судьбой простой старшина — адъютант штаба батальона. Наутро разошлась молва о «генерале Рыбакове». Командир минометного полка, когда узнал, что его остановил старшина, прятался при каждом его появлении. А полковник Чунихин каждый раз, встречая Рыбакова, вспоминал эти события и, смеясь, говорил: «Ну, Леша, ну, молодец! Здорово ты расправился с „полководцами“!» Рыбаков же злился и был совершенно не рад такой похвале.

Утром 8 марта было тихо. Обе стороны затаились в ожидании. Каждый надеялся оттянуть время предстоящего кошмара, поэтому стон реактивных минометов неприятеля больно полоснул по сердцу. За Шерегейешем поднялись огромные клубы дыма, следом послышалась душераздирающая канонада. Убийственный огневой налет около 15 минут терзал район обороны бригады. Затем появилась вражеская авиация. Под ее прикрытием выползли и пошли в атаку танки и пехота. Мне показалось, что шли они как бы нехотя, не так уверенно, как прежде. Батальоны бригады приготовились к бою.

За время довольно длительных боев в Венгрии мы изучили тактику противника. После короткой и мощной авиационной и артиллерийской подготовки, при сопровождении артиллерии и авиации, мелкими группами выдвигались танки типа «Тигр». За ними на удалении 500–600 м шли штурмовые орудия, подавляя наши противотанковые средства. Фланги обеспечивались отдельными подразделениями более легких танков с небольшим количеством пехоты на БТР. Тяжелые танки избегали атаки в лоб, они усиленно искали стыки, фланги и старались обходить ротные опорные пункты и батальонные узлы сопротивления наших войск. Для борьбы с ними немцы оставляли артиллерию с пехотой и наводили на них авиацию. «Тигры» и «Пантеры» не закреплялись на достигнутых рубежах, а старались как можно дальше проникнуть в глубь нашей обороны, нанести удар по тылам и захватить наиболее важные рубежи в глубине нашей обороны. Этого правила немцы придерживались и сейчас, атакуя позиции бригады. Мы эту тактику знали и полагали, что в сложившейся обстановке она не особенно эффективна.

Командир дивизиона СУ-100, присланного на усиление бригады за день до этого, назойливо просил у комбрига разрешения на открытие огня, аргументируя это большой дальностью прямого выстрела его 100-мм пушек. Чунихин, затаив дыхание, наблюдал за движением противника и спокойно отвечал: «Подожди!» Молчали и танки нашего батальона. Только подпустив немцев на 500 метров, комбат дал сигнал на открытие огня. Наша оборона ожила. Открыли огонь все танки, самоходные установки и противотанковые пушки. Усилили огонь минометчики. В небе появилась наша авиация. Начался жестокий, смертельный бой. Немецкие танки, верные своей тактике, используя складки местности, искали в нашей обороне стыки и фланги, елозили на поле боя, медленно сближаясь с нами. К полудню первая атака противника была отбита. Потеряв 2 танка и 3 БТР, противник отошел и продолжал бой из укрытий. Во второй половине дня противник из Шерегейеша атаковал пехотным батальоном при поддержке 8 танков, но и эта атака была отбита. Обе первые атаки бригада отбила с небольшими для себя потерями, что придавало уверенности в своих силах. Ночью подвезли боеприпасы, подошли кухни, люди немного передохнули. Разведчики бригады изменений в группировке противника не обнаружили.

9 марта противник произвел небольшую перегруппировку и с утра силами двух пехотных батальонов при поддержке танков атаковал в направлении Корчмы и высоты 126. Упорный бой длился беспрерывно около трех часов. Потеряв танк и два БТР, противник отошел на исходные позиции. Враг был явно обескуражен и усиленно искал способ прорыва обороны бригады. Он быстро перегруппировал свои силы и без передышки атаковал высоту 128. Мы отбили атаку с фронта, но противник по лощине обошел высоту и атаковал нас с запада. Рота 1-го укрепрайона не выдержала, отошла, и противник овладел высотой. Противник подтягивал резервы и сосредоточивал их в районе Сорочень — Шаришад. Подтянули резервы и мы: 2-й танковый батальон получил 10 танков и 9 февраля занял оборону левее нашего батальона на рубеже высота 126 — Шендорф.

С утра 10 марта на участке обороны бригады гитлеровцы после получасовой артподготовки перешли в атаку из района «высота 128.0 — Сорочень» в направлении высоты 126 и со станции Шерегейеш на Корчму. Жестокий бой разгорелся на участке обороны 2-го танкового батальона. Он продолжался около четырех часов. Потеряв 2 танка, 3 БТР и несколько десятков человек, противник остановился и стал закрепляться на достигнутом рубеже; мы потеряли в этом бою один танк. Наш 1-й батальон вместе с батальоном автоматчиков и двумя батареями 1438-го самоходно-артиллерийского полка отражал вражеские атаки из Шерегейеша на Корчму. В ходе упорного боя противник потерял один танк и один БТР, остановился и стал закрепляться на достигнутом рубеже.

Противник, видимо, понял, что добиться значительных успехов действиями небольших групп танков и штурмовых орудий невозможно, и в ночь на 11 марта сосредоточил до трех пехотных полков и 50 танков в районе «господский двор Бель — Сорочень» и утром после авиа- и артподготовки перешел в наступление. К этому дню противник ввел в сражение все свои дивизии.

В бригаде оставалось мало танков. Располагались они на широком фронте, с большими интервалами, в которых оборонялись автоматчики, отошедшие с первой полосы, подразделения 1-го укрепрайона, самоходные и противотанковые орудия. Поэтому при выходе из строя даже одного танка в обороне образовывалась брешь, которая позволяла противнику проникать в глубь обороны.

Комбриг держал в резерве всего несколько самоходок, чтобы при необходимости закрыть «дыры». Спасала хорошо подготовленная в инженерном отношении оборона. Наши танки были глубоко закопаны в землю и замаскированы. На поверхности находились только башни, поразить которые в наступлении было не так-то просто. Пехота имела хорошо развитую сеть траншей и ходов сообщения. Кроме того, наши артснабженцы ночами успевали подвозить большое количество боеприпасов, и на каждом танке, у автоматчиков и артиллеристов было на день боя по полтора-два боекомплекта. Это позволило вести интенсивный огонь и успешно отражать атаки противника.

Все это противник знал, но слабостями нашей обороны не воспользовался. Видимо, он был уже не способен действовать на грани риска и тем самым облегчал нам выполнение задачи — мы прочно удерживали занимаемый рубеж. И на этот раз противник строго придерживался своей тактики ведения боевых действий: выдвигался и сближался с нашей обороной медленно, огонь открывал издалека и наращивал его при выходе на дальность прямого выстрела, рассчитывая на хорошие пушки и прицелы. А ведь большой перевес в силах и средствах давал ему возможность наступать и более решительно! Но нас это устраивало, ибо, будь противник порешительнее, вряд ли бы мы удержались на занимаемых позициях.

В середине марта стояла чудесная погода, которая позволила активно действовать авиации. Вражеские штурмовики поддерживали свои войска. Мы с надеждой ждали краснозвездные ястребки, а их все не было. Бригада с большим трудом отбивалась от воздушного противника. В одном из налетов немцы основательно потрепали нашу зенитно-пулеметную роту. Второй раз за войну была ранена и Мария Мальцева, но, к счастью, не тяжело. Танки противника, прикрываясь складками местности, упорно лезли вперед. Мне, только сдавшему роту, не сиделось в блиндаже. Я рвался к танкам, пытался вмешаться в действия командира роты Смолякова, но Юра Калустин сдерживал меня.

Дважды противник атаковал, и обе атаки были успешно отбиты. Оставив на поле боя горящий танк и 3 подбитых БТР, враг отошел. Наступила небольшая пауза, и, пока готовилась очередная атака, немецкая артиллерия вела беглый огонь, держа нашу оборону в напряжении.

Во второй половине дня противник в третий раз перешел в атаку. Полковник Чунихин находился в нашем батальоне и наблюдал, как развивается бой. В этот раз немцы шли в атаку более решительно, но, наткнувшись на плотный огонь, вновь сникли. Один их танк подбил Бикмулин, а экипаж Бурцева сжег штурмовое орудие. В этот момент комбрига вызвали к телефону. Взволнованным и даже испуганным голосом докладывал капитан Саркисян: «Товарищ комбриг! Танки, много танков».

— Ну и что? На 1-й батальон тоже идет много танков.

— Товарищ комбриг! В первом не то… На меня идет очень много танков! — Саркисян любил подчеркнуть свою исключительность, не удержался и на этот раз.

— Где конкретно? — с раздражением спросил комбриг.

— Вот как я стою, справа от меня!

Чунихин взорвался:

— Откуда мне знать, где и как ты стоишь… Отбивайся, — зло сказал он и положил трубку. Однако затем комбриг успокоился, отошел и приказал: — Давай, Брюхов, быстро махни к Саркисяну, уточни, что там делается, и доложи.

До наблюдательного пункта 2-го батальона было около полутора километров. Я забрал ординарца Петра Крашенинникова и по лощинке, подгоняемый обстрелом, быстро добрался до Саркисяна. Здесь действительно шел жаркий бой: до десятка вражеских танков и двенадцати БТР с пехотой заходили во фланг батальона, пытаясь пробиться в стык с обороной 110-й танковой бригады. Я подтвердил доклад комбата и указал, откуда и куда наносит удар противник. Для усиления батальона Чунихин направил Саркисяну из резерва две СУ-100, и с их помощью атака была отбита.

К исходу дня бой стих, противник остановился на достигнутом рубеже. С наступлением темноты в батальоны подвезли боеприпасы, подошли кухни: бойцов кормили сразу и обедом, и ужином. Рано утром, покормив людей завтраком, машины забирали раненых и убывали в тылы. Тыл нашего батальона располагался в Фельшесольгатьхазе. Возглавлял его старшина Селифанов, прибывший из госпиталя.

12 марта продолжались упорные бои. На участке обороны бригады противник силами пехотного батальона при поддержке 4 танков атаковал высоту 126, но не прошел. На следующий день после артналета и удара авиации противник утром перешел в наступление. До 20 танков и до двух пехотных батальонов атаковали высоту 126 с северо-запада и северо-востока. Около двух часов шел бой, но немцы так и не достигли успеха. Девятые сутки бригада удерживала занимаемый рубеж, отбивая все атаки противника. Напряжение нарастало. Фашисты любой ценой хотели сломить сопротивление батальонов. Интенсивно вела огонь их артиллерия, ежедневно бомбила авиация. Комбриг настойчиво просил представителя авиации вызвать наши истребители, но его просьбы оставались без внимания.

Противник вновь подтянул свежие силы и готовился к решительному наступлению. 14 марта немецкие войска предприняли еще одну попытку прорвать оборону войск фронта южнее озера Веленце. На направлении нашей бригады противник успеха не имел, но левее, на участке обороны 110-й танковой бригады, он несколько продвинулся вперед, форсировал канал Капоши и захватил Мезе-Комаром. Однако большего он сделать не смог.

За время длительных беспрерывных боев у всех накопилась моральная и физическая усталость. Люди стали раздражительными, легко возбудимыми. Требовался отдых или вдумчивый человеческий подход, чтобы снять напряжение и заставить людей выполнять поставленную задачу. Ожидание очередной атаки противника стало просто мучительным. Люди устали ждать! Нервы были напряжены до предела, и многие в душе проклинали фашистов за медлительность. Каждый хотел, чтобы быстрее начался бой. Так уж бывает, когда человек устал от длительных, тяжелых боев и когда жизнь потеряла для него смысл и ценность. Наконец-то утреннюю тишину разорвал грохот снарядов и мин. Все сжались, приготовились. После артобстрела перешли в атаку танки, штурмовые орудия, пехота на БТР. Немцы атаковали сразу высоту 126, Корчму и Шандор, — бои развернулись во всей полосе обороны бригады. Противник действовал решительно: чувствовались его серьезные намерения. Атаку противника активно поддерживала артиллерия и авиация.

Комбриг настойчиво требовал от представителя авиации вызвать наши штурмовики и поддержать бригаду. Майор авиации надрывался, запрашивая центральный пункт управления, и просил выслать авиацию. К нашей великой радости, вскоре в воздухе появились «илы». С наблюдательного пункта бригады в сторону противника полетели красные ракеты — установленный сигнал для взаимодействия с авиацией. Но неожиданно «илы» сделали разворот и стали яростно бомбить наши позиции. Я не выдержал, в ярости выскочил на бруствер траншеи и побежал вдоль нее, тряся кулаками и матеря летчиков. К счастью, разрывы бомб меня не тронули, но они не пощадили других. То, что не сумел сделать противник, сотворили наши летчики. Убитые и раненые были среди автоматчиков, пехоты укрепрайона, среди артиллеристов. Прямым попаданием был разбит танк комроты лейтенанта Талызина: погибли, пройдя всю войну, механик-водитель сержант Алексей Обирин, наводчик орудия сержант Арутюнян, заряжающий Михаил Качайкин. Лейтенант Талызин в начале бомбежки выскочил на бруствер, проклинал авиаторов и пускал красные ракеты в сторону противника. Здесь, на бруствере, он был сражен вражеской пулей, которая перебила ему позвоночник. Так нелепо оборвалась жизнь этого отважного офицера, любимца роты. Похоронили его у спиртзавода под Н. Перкатой.

Представитель авиации надрывался, по радио пытались перенацелить «илы» на противника. Но летчики не обращали внимания на его мольбы и оговоренные сигналы взаимодействия. Сбросив бомбы, они под наши проклятия отвалили и взяли курс на аэродром базирования.

Противник воспользовался ударом нашей авиации по своим, усилил натиск и овладел высотой 126 и Шандором. Впервые за время оборонительных боев бригада отошла и теперь заняла новые позиции вдоль железной дороги севернее Корчмы. Потеряв за день 8 танков, 16 БТР и до ста человек, противник остановился и закрепился на достигнутом рубеже. Наша бригада потеряла 4 танка, 1 СУ-100, несколько десятков автоматчиков и пехотинцев. Во втором батальоне в строю осталось всего четыре танка из десяти, прибывших пять дней назад, в нашем батальоне пять танков, в артиллерийско-самоходном полку — одна СУ-100. Были потеряны все противотанковые орудия. В ротах автоматчиков едва насчитывалось по 20 человек, в минометной роте вели огонь всего два миномета.

Ночью бригада закреплялась на заранее подготовленных позициях. 15 марта стал последним и самым драматическим днем оборонительного сражения. Обе стороны понесли большие потери. Немецкие войска выдохлись. Их активность резко упала, наступали они только на отдельных направлениях. На участке обороны бригады немцы начали атаку чуть позже обычного. После короткого огневого налета до пехотного батальона при поддержке 7 танков и 8 БТР из Шандора перешли в атаку против нашего батальона, и до пехотной роты при поддержке 5 танков из рощи в 1 км восточнее Шандора — против 2-го батальона.

Потрепанные, уставшие, на слабо оборудованных позициях, остатки бригады вступили в последний и решающий оборонительный бой под Балатоном. В этот раз противник атаковал робко, словно нехотя. Его танки открыли огонь с дальних подступов, но с уменьшением дистанции мощь огня нарастала, немецкая артиллерия вела беглый огонь. Мы немного выдвинули вперед танки Дзигунского и Потолицина, и они первыми вступили в схватку с немецкими танками. Уничтожив по одному танку противника, отважные экипажи погибли. Гитлеровцы устремились в пробитую брешь, но комроты Смоляков поспешил на помощь и с ходу подбил еще один танк, после чего уцелевшие немцы отошли. Батальон продолжал отбиваться. Смоляков поставил танк в центре боевого порядка и маневрировал по фронту, сдерживая атаки немцев.

Напряженный бой шел и на участке 2-го танкового батальона. Саркисян расставил оставшиеся три танка на широком фронте. Сам он сел в танк Емелина и занял оборону в центре, справа поставил танк Деева, слева — танк Бурлаки и приказал без его разрешения не стрелять. Противник наступал, постепенно все более усиливая мощь огня. Танки батальона молчали, выжидая. Лишь подпустив их на близкое расстояние, все три танка и автоматчики одновременно открыли сильный и прицельный огонь. Противник остановился, стал искать укрытие и вести стрельбу с места. Ему удалось подбить танк лейтенанта Бурлаки, но от огня Деева и Саркисяна загорелся и танк противника, а автоматчики Широлиева заставили пехоту противника повернуть назад.

Перед участком обороны бригады наступило затишье. Комбригу доложили, что в 1-м батальоне осталось четыре, а во 2-м — два танка, чуть больше десятка бойцов остались в ротах автоматчиков. Отбиваясь от противника, в ходе боя в Корчме была уничтожена наша последняя самоходная установка. Чунихин приказал драться до последнего… Именно в ходе этого боя Калустин был назначен заместителем начальника штаба бригады, а я принял командование батальоном.

Во второй половине дня противник предпринял очередную атаку. Используя старые капониры, я расставил танки на одной линии с интервалами 250 метров. Автоматчики заняли оборону в центре, чуть впереди танков. Подпустив противника на дальность прямого выстрела, все танки открыли сосредоточенный огонь по бронетранспортерам и танкам противника. Сразу остановились и замерли два БТР. Противник не стал испытывать судьбу, остановился и вел огонь с места, но дальше не пошел.

Драматически складывались события во 2-м батальоне. Саркисян приказал Чащегорову перевести штаб батальона из блиндажа чуть дальше, на опушку леса, связаться с комбригом и доложить обстановку. Поставив задачу командирам танков Емелину и Дееву, сам он отошел к стогу сена рядом с рощей и стал в бинокль наблюдать за развитием событий. Противник вновь шел в атаку медленно, робко, огонь открыл с дальних дистанций. Не дожидаясь подхода противника, ответный огонь открыли два танка батальона. Завязалась неравная танковая дуэль. Сближаясь, танки противника усилили прицельный огонь и довольно быстро подбили танк Емелина; его экипаж не пострадал. Теперь от противника отбивался лишь один танк Деева и автоматчики роты Широлиева. Противник продвигался медленно, от одного укрытия к другому. С подходом к рубежу обороны батальона огонь его артиллерии и танков усиливался. Кругом рвались снаряды и мины. В этот момент хладнокровие и разум покинули Саркисяна. Он сорвал с себя погоны, снял фуражку и зло бросил на землю. В возбужденном и почти невменяемом состоянии он приказал Чащегорову срочно доложить, что в батальоне остался один танк, противник наступает крупными силами, нужна срочная помощь, а он вызывает огонь нашей артиллерии на себя. Чащегоров пытался его облагоразумить, уговорить не делать глупость, но комбат еще больше распалился и более решительно повторил приказ — свернуть штаб и срочно отходить в тыл, а он остается с танком, будет драться до конца. Чащегоров понял, что сопротивляться бесполезно, забрал штаб, оставшиеся без танков экипажи, автоматчиков и под огнем противника стал отходить. При отходе группа наткнулась на заградотряд, который всех положил на землю, но после короткого объяснения всех отпустили, и вскоре, голодные и усталые, они добрались до штаба бригады.

Чащегоров подробно доложил комбригу все, что произошло в районе обороны батальона. Чунихин задумался, поморщился от неприятного сообщения, а затем приказал майору Дудину послать на помощь Саркисяну последний резерв — взвод танков. Чащегорова он направил к начполитотдела Негрулю. Тот внимательно выслушал невеселое повествование, расспросил о поведении капитана Саркисяна. Чащегоров подробно рассказал, как все было. Однако его неприятная миссия на этом не кончилась. Произошедшим заинтересовался начальник особого отдела бригады. Он неожиданно стал подозревать, что Чащегоров струсил и самовольно оставил комбата в трудную минуту. В отдельной землянке подполковник со следователем стали допрашивать его, пытаясь сбить с толку и подтвердить свою версию. Поняв, к чему они клонят и что замышляют, Чащегоров опешил. К счастью для него, все сомнения рассеялись с прибытием младшего лейтенанта Деева. Офицер рассказал, что с подходом противника комбат приказал ему достать и закопать клин затвора, забрать пистолеты и отходить к своим, а сам остался на опушке рощи. Последнее действие Саркисяна вызвало у всех недоумение. Каждый строил свои версии, догадки, предположения.

Колтунов быстро ввел резерв и при подходе к району обороны батальона увидел небольшую колонну танков и БТР противника с пехотой, которые медленно продвигались в направлении штаба бригады. Он с ходу развернул танки, атаковал, и после первых его выстрелов противник стал быстро отходить. Преследуя противника, Колтунов восстановил положение, но комбата в районе боя не нашел.

К исходу дня противник окончательно выдохся и прекратил наступление. 16 марта резко ухудшилась погода. Низкие тучи плотно закрыли солнце. Резко похолодало, стало неуютно. В середине дня артиллерия врага около двух часов вела интенсивный обстрел района обороны бригады. В 1-м батальоне был подбит танк Маркова, в батальоне автоматчиков было убито несколько человек и ранен замполит старший лейтенант Тесленко. Неожиданно появился Саркисян: усталый, обросший, подавленный. Командир, начполит и начальник особого отдела бригады долго, при закрытых дверях, разбирались с ним. Вышел Саркисян повеселевший, забрал штаб и убыл в район обороны, продолжив командовать 2-м батальоном.

Два последующих дня бригада находилась на прежнем рубеже обороны, продолжая удерживать его. Батальоны приводили себя в порядок, ремонтировали и восстанавливали технику. Для усиления из 110-й танковой бригады прибыло 4 танка. Комбриг все оставшиеся танки передал в мой батальон, а 2-й батальон вышел в резерв. 17 марта бригада поступила в распоряжение 320-й стрелковой дивизии и перешла в наступление в направлении Шандора, однако, продвинувшись на километр, была остановлена, потеряв два танка и не один десяток солдат, и закрепились на достигнутом рубеже. 19 марта 320-я стрелковая дивизия при поддержке 170-й танковой бригады и 32-й мотострелковой бригады возобновила наступление. На этот раз мы с ходу овладели Шерегейешем и перерезали дорогу Шерегейеш — Сорочень. Здесь бригада получила приказ выйти в резерв корпуса и сосредоточилась на юго-западной окраине Шарошда. Однако вскоре поступил новый приказ: «В резерве корпуса наступать за 110-й танковой бригадой в направлении Палинка — Польгарди в готовности развить успех первого эшелона корпуса и обеспечить его правый фланг от возможных контратак из Секешфехервара».

Времени для подготовки не было. Такое дергание выводило из равновесия и вызывало раздражение. Но армия есть армия, и, как говорят солдаты, «хочешь не хочешь — выходи строиться» Комбриг перетерпел, собрался с мыслями, оценил обстановку, накоротке поставил задачу батальонам и повел бригаду вперед. К полудню бригада вышла к высоте 140, в 2 км южнее Шерегейеша. Опять встретился нам на пути этот городишко, где весь март, словно привязанная, вела боевые действия наша бригада, где полегло так много наших боевых друзей.

И опять на ходу мы получили новое распоряжение из штаба корпуса: «Срочно сдать все танки 110-й танковой бригаде и выйти в Сольгатьхаза для получения новой матчасти». К исходу дня бригада сосредоточилась в указанном районе. В обжитой Сольгатьхаза мы провели сутки, потом из штаба корпуса прибыл офицер связи и вручил распоряжение получить 20 танков на станции Шарсентмиклош. Полковник Чунихин направил туда опергруппу во главе с майором Новиковым и комбатами. К исходу дня бригада сосредоточилась в Шарсентмиклоше, и к этому времени подошел эшелон с танками.

Полученные танки передали в 3-й батальон. Успешные действия войск фронта требовали наращивания усилий. Бригады первого эшелона корпуса понесли большие потери и нуждались в притоке свежих сил. Поэтому комкор приказал бригаде срочно выступить и сосредоточиться в городе Тац. Тут же поступило распоряжение принять 10 танков без экипажей. Комбриг собрал все резервные экипажи и передал их во 2-й батальон. Саркисяну он приказал получить 10 танков, укомплектовать их экипажами и привести в Тац.

После небольшого привала мы вошли в Гайяг, здесь бригаду догнал 2-й танковый батальон с 10 танками. В Гайяге полковник Чунихин получил распоряжение: «Бригаде во втором эшелоне наступать за 181-й танковой бригадой и к утру 24 марта выйти в Надьважонь». Но выполнить эту задачу не удалось, так как передовые бригады корпуса встретили упорное сопротивление противника и увязли в бою за Мечадеш. Говоруненко решил ввести в бой 170-ю танковую бригаду и на местности поставил задачу: «Совместно со 110-й и 181-й танковыми бригадами овладеть Немешвамошем, в дальнейшем наступать на Татьважонь, Надьважонь».

Город Немешвамош был хорошо укреплен. Здесь оборонялось до двух пехотных батальонов, 8 танков и до 4 противотанковых батарей. Наступали мы на него вдоль дороги: справа шел 3-й, а слева 2-й танковый батальоны, усиленные автоматчиками. Местность перед Немешвамошем была сильно пересеченная, затрудняла маневр танков. Слабо подготовленные и неопытные танкисты действовали робко, неуверенно, и комбатам приходилось их тянуть, выводя на рубеж атаки. Преодолев трудности, под прикрытием артиллерии и танков передовых бригад батальоны перешли в атаку и после упорного боя овладели Немешвамошем. Противник отошел и занял оборону по господствующим высотам, с которых хорошо просматривалась близлежащая местность. Бригада ввязалась в затяжные бои. Отрощенков искал способ выкурить немцев с господствующих высот и уничтожить их. Нервничал, шумел и гнал вперед танкистов Саркисян. Направлял на поддержку батальонам гаубичную и самоходную артиллерию комбриг. Противник яростно отбивался, и батальоны несли большие потери — во 2-м батальоне сгорело три танка и один был подбит. В 3-м батальоне сгорел один и было подбито два танка. Большие потери нес батальон автоматчиков. Тем не менее к исходу дня нам удалось уничтожить противника и овладеть высотами, но большего сделать бригада не смогла. Задача дня была не выполнена.

Тяжело закончился боевой день, давно мы не несли таких потерь. Сказались тяжелые условия горно-лесистой местности, продуманная и хорошо подготовленная оборона противника, слабая разведка и недостаток знаний о противнике. Конечно, большую роль сыграли отсутствие опыта, слабая сплоченность и подготовка прибывшего пополнения.

На сей раз генерал Говоруненко к неудаче отнесся спокойно, без ругани. Он усилил бригаду 209-й гаубичной бригадой и приказал: «С утра продолжать наступление, овладеть Татьважонь, Надьважонь, Кополча, Моноштор, Апати и к исходу дня выйти на рубеж Моноштор — Апати — гора Хальгошхедь в готовности в дальнейшем наступать на Топольца».

Рано утром бригада продолжила наступление. 2-й батальон с ротой автоматчиков и батареей СУ-100 атаковал с северо-востока, а 3-й с ротой автоматчиков и батареей СУ-100 — с севера. Бригада быстро ворвалась на северо-восточную окраину Татьважонь, завязались уличные бои. Противник контратаковал, удар пришелся по 2-му батальону. Потеряв три танка, бригада не выдержала и отошла, но этот успех достался врагу дорогой ценой: мы подбили и сожгли 6 танков и штурмовых орудий, а также 4 БТР.

Наблюдая за полем боя, Чунихин быстро оценил обстановку и принял разумное решение. Рота лейтенанта Пильникова с батареей СУ-100 атаковала с фронта юго-западную окраину, а командир 2-го батальона с ротой лейтенанта Рогова и ротой автоматчиков, совершив небольшой маневр, — северную окраину города. Отрощенков же обошел Татьважонь в трех километрах северо-западнее, по опушке леса, захватил город Фельшегеель и зашел в тыл противнику.

Вновь развернулся упорнейший бой. Интенсивно работала артиллерия. После нашей утренней неудачи противник явно не ожидал такого поворота событий! Уничтожив 8 танков и штурмовых орудий и 5 БТР противника и потеряв при этом три своих танка, бригада овладела городом Татьважонь и перешла в преследование отходящего противника. На его плечах она ворвалась в Надьважонь и захватила его, а с рассветом следующего дня продолжила наступление в направлении Пула. Впереди шел 3-й танковый батальон. Отрощенков выслал передовой отряд в составе танкового взвода лейтенанта Бояркина, взвода СУ-100 и взвода автоматчиков. При подходе к лесу в 2 км северо-западнее Надьважонь передовой отряд наткнулся на узел сопротивления. Разведка установила, что здесь обороняется пехотный батальон при поддержке 8 танков и штурмовых орудий. Передовой отряд развернулся. Танки и автоматчики, при поддержке огня самоходок, атаковали. Противник оказал упорное сопротивление, и после короткого боя наш передовой отряд отошел, с трудом вытащив подбитый танк.

Капитаны Отрощенков и Самсонов внимательно изучили по карте район и решили спрямить путь, обойдя узел сопротивления по еле заметным лесным дорогам. Комбриг утвердил их решение. Возглавил и повел вперед передовой отряд замкомбата старший лейтенант Сидоренко. К полудню вышли к озеру Наги и уткнулись в болото, головной танк застрял. Стали искать обход. Впереди и по сторонам распласталась заболоченная местность. С трудом вытащили танк и вернулись обратно, вспоминая народную мудрость: «Чем прямее — тем дальше».

Комкор торопил, ругался и грозился расправой. Комбриг и штаб искали выход из создавшейся обстановки. Неожиданно из штаба корпуса поступил приказ: «Обойти узел обороны по маршруту Надьважонь — Чекуть — Ньирад и к исходу 26 марта овладеть Шюмегом». Чунихин повернул бригаду в обратный путь. Теперь вперед пошел 2-й танковый батальон, а Отрощенкову была поставлена задача: «Выбираться из лесов, догнать бригаду и следовать за 2-м батальоном». Саркисян выслал передовой отряд под командованием старшего лейтенанта Колтунова. Батальон шел ходко, подгоняемый нетерпеливым комбатом, а к вечеру передовой отряд подошел к Чекуть. Здесь его остановили разведчики. Лейтенант Чеботарев доложил Колтунову, что Подгарди-Кут обороняет пехота с танками и артиллерией и дорога на Ньирад хорошо пристрелена противником. Подошел комбат, а следом — комбриг с опергруппой. Оценив обстановку, Чунихин приказал капитану Саркисяну не ввязываться в бой, а обойти узел сопротивления по лесным дорогам. Для уточнения маршрута он выслал вперед лейтенанта Чеботарева с разведчиками. Пробираясь по узким лесным дорогам, бригада благополучно обошла узел обороны, избежав боя и потерь, и к исходу дня вышла к Ньирад, войдя в него без боя. Продолжая наступление, передовой отряд овладел Диеки и двинулся на Шюмег.

Комкор вновь чертыхался и выговаривал Чунихину, требуя быстрее, немедля овладеть Шюмегом. Выплеснув поток брани, он немного успокоился и уже спокойно выслушал доводы и просьбы комбрига. В результате он направил для усиления бригады 452-й пушечный артполк и 104-й зенитно-артиллерийский полк. С подходом артполков бригада продолжала наступление и подошла к Шюмегу. Это был довольно крупный город, важный узел дорог. Противник хорошо укрепил и подготовил его к круговой обороне, сосредоточив основные усилия на восточной окраине и по господствующим высотам вокруг города. По докладу капитана Гусака, Шюмег обороняло до полка пехоты, 10 закопанных танков «Пантера» и до 8 артбатарей. Оценив обстановку, комбриг решил силами 2-го танкового батальона обойти город лесами, южнее Шюмега, выйти на дорогу Кестхей — Шюмег и атаковать с юга. Это позволило бы отвлечь внимание противника, после чего главными силами бригады можно было ударить с юго-востока. Всю артиллерию он приказал подтянуть ближе к городу, нанести огневой удар по господствующим высотам, а с началом атаки главных сил поддерживать их прямой наводкой.

Капитан Саркисян быстро и удачно обошел Шюмег, вышел на шоссейную дорогу и внезапно атаковал город с юга. Когда он ворвался на его южную окраину, завязался бой. Противник явно не ожидал здесь атаки наших танков и постепенно стал перебрасывать часть своих танков и артиллерии для отражения атаки 2-го танкового батальона. На это и рассчитывал комбриг. Теперь в атаку пошли 3-й танковый батальон Отрощенкова и батальон автоматчиков капитана Доценко. Наша артиллерия подавляла огневые средства противника на господствующих высотах, а с началом атаки вела огонь прямой наводкой по выявленным целям. Противник понес большие потери, не выдержал и начал отходить. Шюмег был взят! Противник потерял 6 танков, 12 БТР и 18 автомашин; было захвачено 4 железнодорожных эшелона с грузами, склад с оружием и склад с вещевым имуществом.

Когда противник отошел, 3-й танковый батальон и батальон автоматчиков перешли в преследование. Впереди шел передовой отряд в составе взвода лейтенанта Герасютина, усиленный взводом СУ-100. Герасютин вывел передовой отряд к Тетвах и с ходу овладел этим населенным пунктом. Продолжая преследование, передовой отряд вышел к ручью и завязал бой с танковым заслоном у моста. В ходе боя установили, что здесь обороняется до роты пехоты, 5 танков и 2 артбатареи. Герасютин поставил самоходку на прямую наводку, развернул взвод и стремительно атаковал, но у самого моста противник подбил вырвавшийся вперед танк Герасютина и взорвал мост. Танки и самоходки вышли к ручью и вели огневой бой. Тяжелораненого комвзвода вытащили из танка и отправили в тыл. Подошел батальон, развернулся вдоль берега и открыл огонь по противнику. Под прикрытием огня разведчики искали брод, но не нашли. Дно ручья было вязкое, берега заболочены. Комбриг приказал капитану Калугину силами саперов и взвода автоматчиков построить мост через ручей, и к утру он был готов. После короткого огневого налета 170-я танковая бригада перешла в наступление и с ходу овладела Михайфа и Батьк. Однако на перекрестке железной и шоссейной дорог танки наскочили на минное поле. Подошли саперы и приступили к разминированию, но противник открыл огонь по саперам и подошедшим подразделениям бригады. Комбриг приказал приданной артиллерии развернуться и подавить противника в Залобер. После разминирования 3-й танковый батальон совместно с батальоном автоматчиков с ходу развернулся, атаковал и уничтожил противника в Залобер.

Утром 29 марта бригада захватила Заласентиван, а во второй половине дня ворвалась во Залаэгерсег и вскоре заняла этот город. В ночь на 30 марта бригада, не встречая сопротивления, совершила марш по маршруту Андрошхида — Залачеб. Шли мы ходко: противник был деморализован и в панике не просто отступал, а разбегался по дорогам в разные стороны. Многие складывали оружие и сдавались в плен. Венгры, переодевшись, растворялись среди местного населения.

Бригада подошла к Керменду, сюда же вышла и 32-я моторизованная бригада, и нам было приказано в тесном взаимодействии с ней захватить Керменд. Разведчики доложили, что мост через реку Раба (располагавшийся южнее Керменд) взорван, а обходов и бродов нет. Полковник Чунихин по радио доложил обстановку комкору и в ответ получил приказ: «Вернуться назад в Залачеб». На марше офицер связи корпуса вручил комбригу боевое распоряжение: «170-танковой бригаде с 1935-м самоходно-арт. и 52-м легко-арт. полками наступать в направлении Сеце, Челинцы, далее вдоль венгеро-югославской границы на Кузьма — Нейштифт и во взаимодействии со 110-й танковой бригадой овладеть Фельдвар. В дальнейшем наступать на Грац». Бригада приступила к выполнению поставленной задачи. Впереди шел 3-й танковый батальон, за ним 2-й, батальон автоматчиков, штаб бригады, артчасти. Замыкал колонну тыл, с ним шел я со своим батальоном без танков.

Пройдя более 50 км по сложным горным, извилистым, каменистым дорогам, бригада вышла в район Фаркашва. Сюда подошли кухни, машины с горючим: людей накормили, танки заправили. Затем бригада продолжила движение к границе. Венгерская армия сдавалась в плен: за день бригада взяла в плен около 8000 солдат и офицеров. 3-й пехотный полк венгров сдался в полном составе; было взято около тысячи повозок с грузом.

В районе Кузьма наша 170-я танковая бригада вышла во второй эшелон корпуса и до 3 апреля находилась в районе Лейтерсдорфа в ожидании наведения моста через реку Раба в районе Фельдбах. Когда мост был наведен, под покровом темноты бригада переправилась через реку Раба и, сбивая заслоны, последовательно овладела Ратау, Леденсдорфом и Енсдорфом. При подходе к Брунну мы наткнулись на минное поле и сильное огневое противодействие, завязался бой. В течение первой половины дня 2-й и 3-й танковые батальоны с батальоном автоматчиков, при поддержке артиллерии, атаковали позиции врага, стараясь подавить и уничтожить узел сопротивления, но безуспешно. Тогда бригада, прикрываясь частью сил, обошла главными силами узел сопротивления и продолжала выполнять поставленную задачу. Местность в предгорьях Восточных Альп была сложной, пересеченной. Узкие и извилистые дороги сильно ограничивали скорость и маневр. Обходя Брунн, двигаясь через Енсдорф, бригада встретила упорное сопротивление под Штангом. Вновь завязался упорный бой. При поддержке артиллерии 2-й и 3-й батальоны во взаимодействии с автоматчиками атаковали вдоль дороги, но потеряли 2 танка и успеха добиться не смогли. Пехота залегла, а танки остановились.

Комкор, видя бесплодность боевых действий, вывел бригаду из боя. Противник обнаружил отход и открыл справа, со стороны леса, сильный артиллерийский огонь. Он пытался контратаковать вдоль дороги, но попал под огонь наших самоходных установок и отказался от своей затеи. По приказу комбрига легкий артполк развернулся, дал несколько залпов по артиллерии противника, и она замолчала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.