КАК ЛЮДИ ЛЮБЯТ
КАК ЛЮДИ ЛЮБЯТ
Лиля Брик представляет собой не много. У нее были замечательные глаза, энергичный нрав, светскость, долгие годы жизни и возможность одеваться в Париже. Она, кроме того, не упустила своего шанса развить литературный вкус. В нее всю жизнь был влюблен Владимир Маяковский и был очень с ней близок. Не будем уподобляться Анне Ахматовой и эту способность к яркому чувству припишем его таланту, а не глупости и недальновидности, позволившим ему не разглядеть многочисленные недостатки Лили.
Знаменита Лиля Брик своим любовным треугольником.
Самый долгий роман в жизни Анны Ахматовой — тоже треугольный, как и все остальные, впрочем — так уж получилось, что никто не бросал всех и вся, влюбившись в нее. Единственный ее муж Гумилев за два месяца до свадьбы делал предложение другой, потом во время брака еще на двух хотел жениться. Шилейко —
Ахматова оставила бы фамилию Шилейки, если бы с Шилейко они были зарегистрированы. Но Шилейко в первый раз был женат церковным браком и не решился на развод. Поэтому он сводил Аничку просто в домоуправление, и Ахматова считала брак зарегистрированным. Только расходясь с Шилейко, она поняла разницу между загсом и домоуправлением.
Надежда МАНДЕЛЬШТАМ. Вторая книга. Стр. 365
Во время «брака» с Ахматовой Шилейко сильно влюбился, а после «развода» — самым патриархальным образом женился.
Гаршин («мой муж — он врач, профессор») сначала был женат, овдовев — жениться раздумал. Анна Андреевна кричала на него. Берлин, естественно, никогда об этом не думал, так же, как и Бродский. Самый крепкий ее треугольник — с Николаем Пуниным, длившийся пятнадцать лет (столько, сколько Лилина история с Маяковским — до его смерти, не до женитьбы на другой, конечно). В треугольниках Ахматовой никогда не было второго мужчины. Всегда — она была второй женщиной. Никогда — главной.
Пуниной она и не помышляла быть — ею была Анна Евгеньевна, в девичестве Аренс <…>.
Надежда МАНДЕЛЬШТАМ. Вторая книга. Стр. 365
Николай Николаевич Пунин иногда называл Ахматову своей женой, но женой, хоть и животно страдавшей от «нового быта», никогда не перестала быть Анна Евгеньевна Пунина — ни сама для себя, ни — никогда — для окружающих, ни для самого Пунина. Он был просто несколько двоеженцем.
Ну а теперь займемся геометрией. Попробуем наложением проверить, подобны ли эти треугольники: ахматовский и бриковский.
О САКРАМЕНТАЛЬНОМ
Даже те, кто не прочел ни одного стихотворения Маяковского, кроме школьного «Стихи о советском паспорте», до сих пор интересуются, кто давал деньги на жизнь и почему Осип Максимович тоже садился за стол.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 75
О семейной жизни Ахматовой таких вопросов не возникает.
Получила обеспечение Цекубу за ноябрь — 59 рублей. Из них двадцать пять рублей пошлет Леве, двадцать пять — Пуниным, пять рублей даст Аннушке (все домработницы — Аннушки, услуги для себя Ахматова оплачивает отдельно от Пуниных), и пять оставит себе.
П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 325
Это проза. К прозе Ахматовой примешивалась надсадная драма.
Разговорная книжка 1926 год, без даты: (они с Пуниным имеют блокнот, в котором переговариваются)
А. Вы сегодня 2 раза сказали при чужих, что я бездельница и притворяюсь больной, когда надо работать. Это правда, и так как вы оба работаете, вам неприятно на меня смотреть. Чувство вполне естественное! Потому-то я вас сразу простила днем. Но мне больно, что вы опять повторили это при Лукницком, который, как вы знаете, все записывает.
А. Мир уже был сегодня днем, а через 2 часа Вы повторили те же слова…
Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 264
Осип Максимович Брик, несомненно, где-то работал, но кормильцем семьи был Маяковский. Кормил хорошо — хорошая одежда, поездки на курорты (Николай Пунин на курорты ездил с семьей — Анной Евгеньевной и дочерью), за границу.
Любовник Лили (за фильдеперс она ничем не была обязана) шикарный кинорежиссер Лев Кулешов был владельцем единственного в Москве «форда». Лиля объявила Маяковскому, что не хочет отставать.
Маяковский обещал подарить Лиле машину. <…> Лиля загорелась, она любила все новое, модное, передовое, удобное, она представляла себя за рулем. «Это будет очень современно», — записала она в дневнике. А Маяковский хотел ее порадовать — тем более теперь, когда любовь ее к нему охладевала, если не охладела. В 1928 году он ехал в Берлин и Париж. <…> 10 ноября приходит долгожданное: «Покупаю Рено. Красавец серой масти
6 сил 4 цилиндра. Целую, люблю. Твой Счен» <…>.
Она хотела серый цвет. И женщина, у которой в Париже был роман с поэтом (Татьяна Яковлева), помогала подобрать подходящий оттенок. «Как велела Лиличка» — уточнял Маяковский. Такова была власть Лили Юрьевны над ним.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 81–83
ЛЮБОВЬ
20 марта 1923 года.
Это самый-самый разгар, «жаркое» начало их романа.
Когда я вернулся и пришел к Ан., она страшно обрадовалась, и так чувствовалось, что она уже долго и мучительно ждет. А у меня было выработанное решение: видеть ее только раз в неделю — хочу, очень хочу жадно работать. И это она почувствовала. Страшно рассердилась. Все кончено. Она знает, что наши отношения кончились. Я тоже так думаю.
Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 179
Ахматова потом выдумывает какие-то нереальные тонкости, чтобы объяснить равнодушие к ней разных мужчин, но нет ничего в любви такого, на что бы не нашлось джокера у Лили Брик.
«Но ведь такой ключ к биографии Гумилева только от вас и можно получить, — сказала я. — Вряд ли Николай Степанович объяснял своим дамам — Одоевцевой, в частности, — что он любит ЕЕ, чтобы доказать свою любовь к ВАМ». — «Разумеется, — спокойно ответила Анна Андреевна. — Вот почему я и считаю себя обязанной продиктовать свои показания».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 11
Она напрасно нагнетает юридические термины: показания, данные заинтересованным лицом, не имеют силы. Должна была сказать сама Одоевцева. Как сказала Наташа Брюханенко. Но это другое дело — это Лиля Брик.
Я пришла его навестить. У меня была новая мальчишеская прическа, одета я была в новый коричневый костюмчик с красной отделкой. «Вы ничего не знаете, — сказал Маяковский, — вы даже не знаете, что у вас длинные и красивые ноги». «Вот вы считаете, что я хорошая, красивая, нужная вам. Так почему же вы мне не говорите, что вы меня любите»? — «Я люблю только Лилю. Ко всем остальным я могу относиться хорошо или очень хорошо, но любить я уж могу только на втором месте. Хотите — буду вас любить на втором месте»? — «Нет! Не любите лучше меня совсем», — сказала я.
Наталья Брюханенко.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 87
Если бы такие «показания» давала Лиля Брик — даже «спокойно», как Анна Андреевна, — вера была бы уже немного другая.
ПРО ЭТО
Ахматова:
29 октября. Сегодня К. М. (Н. ПУНИН) предложил мне конституцию (видеться понедельник, четверг, субботу вечером). Предложение принято.
Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 228
По иронии судьбы у Пунина был роман и с Лилей Брик. Ей он тоже в свое время предложил «конституцию:
Когда так любит девочка, еще не забывшая географию, или женщина, беспомощная и прижавшаяся к жизни — тяжело и страшно, но когда Лиля Брик, которая много знает о любви, крепкая и вымеренная, балованная, гордая и выдержанная, так любит — хорошо. Но к соглашению мы не пришли… вчера вечером я позвонил и сказал, что для меня она интересна только физически и что, если она согласна так понимать меня, будем видеться, если же не согласна, прошу ее сделать так, чтобы не видеться. «Не будем видеться», — она попрощалась и повесила трубку.
Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 132
Конституция для Лили — искренна, конституция для Ахматовой — унизительна. История жизни и любви Ахматовой — история унижений.
Маяковский же любил Лилю. Без перерывов не то что на дни недели, но даже на часы. Вот его конституция:
Дневник для Личика.
9 ч. 30 м. Доброе утро, Лиска.
10 ч. 35 м. Люблю Кисю до чая.
12 ч. Люблю Лисика.
12 ч. 45 м. Люблю Кисю у Шкловика.
2 ч. Люблю Кисю на Исаакиевской площади.
6 ч. 30 м. Кися.
7 ч. 15 м. «Глазки болят».
7 ч. 17 м. Играю на бильярде, чтоб Кисе шоколад.
9 ч. 35 м. Люблю Кисю.
10 ч. 30 м. Люблю.
12 ч. 20 м. Люблю.
Василии КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 51–52
БЫТ
Пунин:
«Мне хотелось бы, чтоб к моему приходу все было сделано: Тап гулян, вино и ягоды стояли на столе и чай был готов. А я иду играть на биллиарде».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 414
Лиля Юрьевна любила новый дом, наладила быт. Аннушка вовремя подавала обед, Маяковский и Брик всегда имели свежевыстиранные рубашки, ее стараниями они были ухоженными — она терпеть не могла разгильдяйство, богемность. Авторитет ее был непререкаем, все домашние ее слушались и ходили по струнке.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 75
ПРОРОК В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
Она сделала такое признание не без легкой иронии: «Когда я напишу новые стихи и сообщу об этом Николаю Николаевичу, он обычно говорит: «Молодец, молодец!..»
С. В. ШЕРВИНСКИЙ. Анна Ахматова в ракурсе быта. Стр. 288
Николай Николаевич при малейшем намеке на величие Ахматовой сбивал тон нарочито будничными фразами: «Анечка, почистите селедку».
Э. ГЕРШТЕЙН. Тридцатые годы. Стр. 252
Это, правда, относится скорее не к отношениям, а к тому, что «величие» Ахматовой, выраженное привычными ей водевильными жестами, наводило на Пунина, человека со вкусом, желание призвать ее вести себя прилично.
О Лиле Брик.
Для Маяковского она была абсолютным авторитетом и он говорил: «Лиля всегда права». — «Даже если она утверждает, что шкаф стоит на потолке?» — спрашивал Асеев. — «Конечно».
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 76
СЕМЬЯ. ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ГОСУДАРСТВО
Ахматова рассказывает слушателям, как она была богата.
Рассказала о своей библиотеке, которую продала в 1933 году. «В большой комнате на полу стопками лежали книги. Все редкие, и все с надписями. Теперь Николай Николаевич, конечно, говорит: «Этого никогда не было».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 83
Начало предсмертной записки Владимира Маяковского:
Моя семья — это Лиля Юрьевна Брик.
Лиля получала 50 % всех гонораров Маяковского до хрущевской оттепели.
В Хрущеве взыграла крестьянская жилка: «Не слишком ли жирно?»
Аркадий ВАКСБЕРГ. Загадка и магия Лили Брик. Стр. 390
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ. НОВЫЕ ЖЕНЫ
Ахматова не поддалась требованию Пунина съехать с его квартиры.
16 сентября 39.
За другой [стеной] слышался оживленный голос новой жены Николая Николаевича.
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 50
У Маяковского был роман с высокой красивой блондинкой. <…> Она была редактором в Госиздате. Владимир Владимирович свою связь с ней не скрывал, имея серьезные намерения. <…> Когда они были месяц в Крыму, он получил письмо от Лили. «Пожалуйста, не женись всерьез, а то меня все уверяют, что ты страшно влюблен и обязательно женишься». Он послушался и брак не состоялся.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 80
И на знаменитой Татьяне Яковлевой, на которой он так хотел жениться (почему-то считается, что Лиля это бы разрешила), он хотел жениться весьма своеобразно, вернее, весьма традиционно, по-маяковски:
«Моей надежде взять тебя на лапы и привезти к нам…» Татьяна недоумевала: «Привезти к нам… Что он имел в виду под словом «к нам»? К Лиле и Осе? Представляете, как мы обе были бы рады… Но он настолько не мыслил себя без них, что думал, что мы будем жить вчетвером, что ли? И что я буду в восторге от Оси и Лили?»
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 91
ДЕТИ
У Ахматовой —
«Масло только для Иры!»
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 51
А Маяковский не считал родившихся от него сына и дочь своей семьей и никому не позволил сделать его заложником физиологии. Свое невольное участие (ЕГО воли в рождении не было, он хотел — другого, понятно чего, он — предохранялся бы или сделал бы аборт. Я — за права человека в мужской сексуальности) — он оплатил.
Несколько месяцев спустя он выполнил свой долг — оплатил все расходы по родам, переведя в американский госпиталь сумму, которую ему назвала Элли. Нежданное отцовство — родилась дочь, которой мать дала имя Хелен-Патриция (в быту — тоже Элли, в русском варианте — Елена Владимировна), — и впрямь не только не стало помехой его поэзии, оно вообще не нашло в его стихах ни малейшего отражения. Факт, весьма красноречиво говорящий сам за себя.
Аркадий ВАКСБЕРГ. Загадка и магия Лили Брик. Стр. 156–157
Остальное — личный проект матери, в котором никто не обязан участвовать. (Сейчас такие номера не проходят — анализ ДНК, и Лиле Юрьевне придется делить наследство на троих — с той, которая за Маяковского решила все в одностороннем порядке. Гордость отцовства, правда, по суду не присудишь — но с этим у Маяковского было все в порядке.)
Однажды Маяковский был с Лилей в кафе «Привал комедиантов». Уходя, Лиля забыла сумочку, и Маяковский вернулся за ней. Поблизости сидела другая знаменитая женщина тех лет — Лариса Рейснер. Она печально посмотрела на Маяковского. «Теперь вы будете таскать эту сумочку всю жизнь», — с иронией сказала она. «Я, Лариса, эту сумочку могу в зубах носить».
История, рассказанная Виктором Шкловским.
Аркадий ВАКСБЕРГ. Загадка и магия Лили Брик. Стр. 93
Может, и выдуманная история, но для меня, если надо выдумать историю, показывающую независимость человеческого духа от диктовки толпы и гордость индивидуалиста, — вот она.
Гордость, конечно, не в цыганском смысле.
ХВОСТИК МОРКОВИНКИ
В другой раз по какому-то поводу говорили о бездельниках. Анна Евгеньевна вдруг изрекла: «Не знаю, кто здесь дармоеды». Лева и Анна Андреевна сразу выпрямились. Несколько минут я не видела ничего, кроме этих двух гордых и обиженных фигур, как будто связанных невидимой нитью.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 241
Он скуп. Слышно, как кричит в коридоре: «Слишком много людей у нас обедает».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 51
Пунина Ахматова считает мужем. Это не дискутируется. Она пишет ему: «Мужу и другу».
В голодные годы.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Это вам не «Масло только Ире!».
Стихотворение, как известно, имеет продолжение.
Я
Много дарил
конфет да букетов,
но
больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол —
полена
березовых дров.
Владимир МАЯКОВСКИЙ
Был в любви Ахматовой тоже сюжет о дровах — когда ей Пунин даже сложить ее дрова в своем сарае не дал.
Треугольники закончили свое существование, дамы дожили до преклонных лет. Какая-то нота, свойственная им всю жизнь, прозвучала и под конец.
ЧЕТВЕРТЫЙ ВОЗРАСТ
Яркая женственность была основным капиталом обеих, Лиля Брик была кривым зеркалом Ахматовой. В 1975 году Лиле Брик было восемьдесят лет. В этом году она познакомилась с Ивом Сен-Лораном и в нее влюбился его друг двадцатидевятилетний журналист «Ле Монд» Франсуа-Мари Банье «с лицом ангела и сердцем поэта».
В конце пятидесятых годов, в свои семьдесят Ахматовой пришлось влюбиться в нескольких очень молодых литераторствующих мужчин. Осторожно, конечно, — молодым мужчинам это гораздо меньше льстит, как бы высоко сама дама ни ценила свои чувства.
Лиля Брик легко и радостно могла хвалиться перед светскими знакомыми в Москве победами. Иосифу Бродскому в Норенской вряд ли без неловкости можно было бы показать невесте поношенное четверостишие (а в самоцитировании любовного пафоса действительно есть что-то от непервой свежести):
Глаза безумные твои
И ледяные речи
И объяснение в любви
Еще до первой встречи.
Такие стихи посылала Ахматова Бродскому в ссылку, и он еще через тридцать лет со своим фирменным брезгливым, непроницаемым видом, но яростно защищался — что не был влюблен, не объяснялся, не обещался, не давал повода… Анатолию Найману, которому она писала многозначительные выспренности, «горчайшие», ревновала, устраивала сцены и пр. — вообще ничего не оставалось делать, как настойчиво отмалчиваться. Самый непричастный (неприближенный: Бродский слишком талантлив, Найман слишком красив) — Бобышев — пишет:
«Она была красива и в 70 лет». — «Вы это как молодой человек чувствовали»? — «Чувствовал». После ее смерти меня об этом же спрашивала Надежда Яковлевна Мандельштам. Она спросила: вот вы были влюблены в нее? Я сказал: да, я был влюблен в нее. Тогда она «сразила» меня вопросом: а вы желали ее как женщину — ведь именно к этому все и сводится? Я ответил: но это же не единственное проявление любви, взять описание у Сапфо — она говорит о волнении, расширении зрачков, о холодном дрожании пальцев — это все было…
Дмитрий БОБЫШЕВ. Я здесь. Стр. 311
У Бродского не было.
В общем, обычная ахматовская история — нелюбовь, которую она облекает в старомодные гекзаметры легенды.
Обычная Лилина история: награда за неумирающую женскую добродетель — легкомыслие.
Шереметьево. Рейс Токио — Москва — Париж. Пока самолет заправлялся, транзитные пассажиры слонялись по залу. Среди них был Ив Сен-Лоран, который возвращался в Париж после шоу в Японии. Этот король парижской моды, поглазев на толпу в зале ожидания, сказал своему директору Пьеру Берже: «Унылое зрелище! Никогда не видел такого количества толстых женщин в черном. Не на ком глаз остановить. Вот разве что на той элегантной даме в зеленой норковой шубке. Видимо, от Диора?» — «Это Лиля Брик, сестра Триоле. Я ее знаю». Так произошло знакомство. В самолете Сен-Лоран прислал ей и Василию Абгаровичу (мужу) два бокала шампанского и попросил адрес отеля, где они будут жить. С этого и началось. «Каждый день приносили от него свежие цветы, — рассказывала ЛЮ, вернувшись. — Дорогие орхидеи, камелии, однажды внесли в кадке дерево, усыпанное апельсинами. Пришлось открыть вторую половину двери. Он ежедневно звонил, присылал приглашения туда-сюда. Туда — это демонстрация последней его коллекции, на которую съезжается «весь Париж». Сюда — это завтрак у него дома. Как выглядит дом? Это особняк, масса комнат, сплошь антикварные вещи отменного вкуса, огромное полотно Матисса <…> Почему-то мраморная лошадь в натуральную величину… В общем — шикарно.
В одной комнате целое стадо соломенных баранов, это такие стулья и кресла, очень неудобные, но красивые. Одна зала овальная, с диванами и миллионом подушек. «Вы что, занимаетесь здесь любовью?» — «И любовью тоже», — ответил он, смеясь. Завтракали мы за столом из розового мрамора, а прислуживали лакеи в белых перчатках. От него мы поехали на выставку Маяковского, и, увидев «Окна РОСТА» с буржуями, которым красноармейцы дают под зад ногой, Ив спросил, в чем дело. Я объяснила, что в революцию буржуев выгоняли из таких особняков, как у него, на что он, смеясь, заметил: «Хорошо, что мы все-таки успели позавтракать».
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 226
«Вы не поверите, но у меня в Париже был настоящий роман, трудно даже представить!»
Нежное лицо, белокурые волосы, стройная фигура. Он пишет романы и пьесы, их издают и ставят. Он дарит ЛЮ свои книги с нежными надписями, присылает цветы, звонит каждый час и приходит ежедневно. Они беседуют, ездят в Булонский лес, на бульвары, в бутик Сен-Лорана, сидят в кафе и снова долго беседуют… «Они в нас души не чают, и я не понимаю — отчего» — «Может быть, это ореол Маяковского?» — «Да они понятия о нем не имеют. Где он — где они…»
Она вернулась, задаренная с ног до головы и с заверениями любви до гроба. Посыпались длинные письма от Франсуа-Мари, полные шутливого обожания и веселого преклонения, долгие разговоры по телефону, подробные, неторопливые — что читали, что писали, что ели, кого видели, как здоровье и что вообще происходит?
Не в силах выносить разлуку, Франсуа-Мари летит в Москву и вся камарилья с ним.
И вот с неба в Переделкино спускаются ангелы, которые вместо рогов изобилия держат в руках набитые чемоданы с одеждой от Ив Сен-Лорана и корзины со снедью от Фашона, самого дорогого и изысканного гастронома Парижа. Три дня Франсуа-Мари нигде не был, кроме как в Переделкине.
Вскоре ЛЮ и Василий Абгарович прилетают в Париж по их приглашению. Пьер Берже снимает им апартаменты в «Плаза» — самом дорогом отеле Парижа. Над ними живет Моше Даян, под ними Софи Лорен — такой слоеный пирог. Открытый счет, «кадиллак» с телефоном — можно на ходу позвонить в любой город мира. Лиля Юрьевна не может понять столь бурного успеха и царской щедрости, но в ответ слышит лишь: «Мы вас обожаем!» — и весь разговор.
Светская жизнь бьет ключом, и восемьдесят пять лет ЛЮ праздновали у «Максима» шумной компанией. Всякие знаменитости устраивали в ее честь суаре и всюду она появлялась с Василием Абгаровичем и неизменным Франсуа-Мари.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 228
Курьез имел продолжение, затрагивающее Ахматову.
Сен-Лоран дарил ей много вещей и бывал польщен, когда она появлялась в его туалете. Я помню фиолетовые бархатные брюки, синий с серебром казакин, блузы с рукавами-пуфами, высокие браслеты, пояса из перьев… «О какой моде может идти речь в мои годы?» — спросила его ЛЮ, когда он помогал ей надеть суконное пальто цвета бордо, отделанное сутажем. Но он ответил, что есть женщины, которые живут вне моды. К ним он относил Катрин Денев, Марлен Дитрих и теперь вот Лилю Брик.
К ее восьмидесятипятилетию он сочинил платье, которое она надела один раз, как было задумано художником. В дальнейшем платье ожидала честь экспонироваться в музее моды Ива Сен-Лорана на улице Риволи.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 233
Это — формальная судьба. Но это же платье и замкнуло и более широкий круг:
Алле Демидовой предстояло впервые прочитать с эстрады ранее запрещенный «Реквием» Анны Ахматовой. В чем выступать? Концертное платье для такого трагического произведения не подходит. В простом житейском тоже не выйдешь. Сшить — но что? Думали, прикидывали, решили попробовать именно это платье Ив Сен-Лорана.
Алла Демидова вообще очень костюмогенична и умеет придавать образность самым неожиданным вещам, которые останавливают ее внимание, но… «Реквием» и платье «от кутюр»? Примерили — и оказалось и концертно, и строго. Торжественность и печаль сквозили и в прямом жакете, вызывавшем отдаленные ассоциации с ватником, и в глубоких складках колокола юбки… Все было в разных фактурах и оттенках черного.
И пусть с неподвижных и каменных век,
Как слезы, струится подтаявший снег…
Во многих странах читала Демидова «Реквием» и, конечно, во Франции. Французы с глубоким пиететом относились к концерту — прежде всего из-за подвига самой Ахматовой (подвиг de la pauvre m?re, да?). Но Париж всегда Париж: в буклете рассказали, конечно, историю платья Лили Брик, так неожиданно послужившего трагической поэме Ахматовой.
Василий КАТАНЯН. Лиля Брик. Стр. 233
ФАЛЬШИВОМОНЕТЧИЦА
Катанян использовал бухгалтерскую метафору для описания магнетизма Лили Юрьевны в старости.
Чувствовалось, что она значительна истраченной на нее любовью и поклонением великого человека. Это ощущали все.
Василий КАТАНЯН. Прикосновение к идолам. Стр. 65
Ахматова шиковала на фальшивые купюры. Она взяла Лилин прием и приспособила к своим скудным средствам.
«Лиля всегда любила «самого главного»: (Маяковского), Пунина, пока он был «самым главным», Краснощекова, Агранова, Примакова <…>. Такова была ее система».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 353
За неимением «главных» — они ей что-то не давались — Ахматова брала дело в свои руки, и сама делала самыми главными тех, с кем сводила ее судьба: Гумилева (главнее Блока), Шилейко, Берлина. Или — все так же шулерски — брала действительно главного и притягивала его к себе (посмертно, конечно, когда он ничего не мог сделать).
Речь пойдет о Борисе Пастернаке.
«Он мне делал предложение трижды, — спокойно и нежданно продолжала Анна Андреевна. — Но мне-то он нисколько не был нужен. С особой настойчивостью, когда вернулся из-за границы после антифашистского съезда».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 429
Это вранье, хотя бы потому, что Пастернак любил другую. Влюблен был пусть не в самую лучшую женщину, с точки зрения Ахматовой и всех, кого также мы сочтем вправе судить Пастернака в этом деле. Был влюблен уж несколько лет, отбил ее у другого выдающегося мужа, женился, любовного пыла не растратил и как раз перед этим антифашистским съездом пережил сильнейшую семейную, вернее, мужскую драму. У его супруги Зинаиды Николаевны был в ранней юности, до революции, пикантный эпизод — связь с кузеном (можно посмотреть в «Докторе Живаго», как неодобрительно относился Борис Леонидович к таким делам).
В 1934 году мы отправились в Ленинград на пленум грузинских писателей. Поселили нас в «Северной» (ныне «Октябрьская»). Это был сплошной праздник для Бориса Леонидовича. Его подымали на небывалую высоту как поэта и переводчика. Как-то я сказала Н. А. Табидзе: «Как странно, что судьба забросила меня в ту самую гостиницу, куда я, пятнадцатилетняя девочка, приходила в институтском платье, под вуалью на свидания с Н. Милитинским». Никогда не думала, что она передаст этот разговор Борису Леонидовичу. С ним я была осторожна и бдительна в отношении моего прошлого, так как с первых дней нашего романа почувствовала непримиримую враждебность и ревность к Н. Милитинскому. Анна Евгеньевна Пунина писала письма с пафосным надрывом, под Ахматову, Зинаида Николаевна Пастернак в литературном отношении действительно была проста святой простотой, но вчитаемся в факты.
<…> По приезде в Москву он заболел нервным расстройством — перестал спать, нормально жить, часто плакал и говорил о смерти. Я его начала лечить у доктора Огородова, но ничего не помогало. Я не могла понять, как человек может так мучиться из-за моего прошлого.
Зинаида ПАСТЕРНАК. Воспоминания. Стр. 280–281
Вот тут и случился антифашистский съезд. Пастернак по нездоровью отказывался ехать, звонил Поскребышеву, не помогло ничего — Пастернак был «самым главным». Ахматовой, естественно, нисколько не нужным.
Пастернак писал из Парижа письма жене — по двадцать страниц.
«Дорогая моя, Ляля моя, жизнь моя.
Ты все. Ты жизнь. Ты именно все правдивое, хорошее и действительное, что я знал на свете. И сердце у меня обливается тоской, и я плачу в сновиденьях по ночам, что какая-то колдовская сила отнимает тебя у меня. Она отнимает тебя не только как жену и как женщину, но даже как веяние простой мысли и спокойного здоровья. Когда ты мне изменишь, я умру. Это последнее, во что я верю: что Господь Бог, сделавший меня истинным поэтом, совершит для меня эту милость, и уберет меня, когда ты меня обманешь. Потому что ты не только Зиночка и Лялечка и женка моя и прелесть, но все, все. И я тут всем надоел тобою. Я чуть ли не французским журналистам говорил, что меня ничто на свете не интересует, что у меня молодая, красивая жена, с которой я в разлуке <…>».
Париж, июнь 1935 г.
Борис ПАСТЕРНАК. Письма З. Н. Пастернак. Стр. 147, 149
На самом деле он, вероятно, лгал французским журналистам — его занимала Анна Ахматова, как становится ясно из ее воспоминаний.
В Париже он встречался с Мариной Цветаевой.
Общение происходило в отеле, а еще — в магазине, где Борис Леонидович просил ее примерить платье, он хотел купить его своей жене, в которую был влюблен и по которой тосковал. Перед нею был несчастный, издерганный человек, находящийся в состоянии, близком к нервному истощению. Говорить о причинах оного — значит пускаться в подробные рассуждения на важную и деликатную тему.
Анна СААКЯНЦ. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. Стр. 619
Еще один свидетель — дочь Цветаевой Аля.
Много лет спустя, из ада своих изгнаний она вспоминала то лето в письмах Борису Леонидовичу. «…Мы ходили по книжным магазинам и универмагам, ты ни во что не вникал и думал о своем, домашнем».
Анна СААКЯНЦ. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. Стр. 620–621
После Парижа он попадает в Ленинград, где, по словам Анны Ахматовой, как ни невозможно это вообразить, неистовствует по поводу заманивания ее замуж и продолжает писать жене:
12.07.35.
Я приехал в Ленинград в состоянии острейшей истерии, т. е. начинал плакать при каждом сказанном кому-нибудь слове <…> не могу отойти от полуразвратной обстановки отелей, всегда напоминающих мне то о тебе, что стало моей травмой и несчастьем <…>
Борис ПАСТЕРНАК. Письма З. Н. Пастернак. Стр. 150
РОЗОВЫЕ ПЛАТЬЯ
Ну и конечно, Пастернак из-за границы, несмотря ни на что, привез подарки: список большой, с ними различные приключения на таможне — очень похоже на списки Маяковского и их оживленную переписку с Лилей.
Свою поездку постарался сделать интересной главным образом для тебя. Для себя почти ничего не купил. У Щербакова список вещей, задержанных на Ленинградской таможне. Попроси его, он поможет тебе их выручить и получить. Так как неудобно, чтобы думали, что я вез три вязаных платья тебе (как оно и есть), то говори, что это подарки: тебе, невестке и другим.
Борис ПАСТЕРНАК. Письма З. Н. Пастернак. Стр. 150
Рейтузы розовые, 3 пары, рейтузы черные 3 пары, чулки дорогие, иначе быстро порвутся. Духи Rue de la Paix, пудра Hubigant, бусы, если еще в моде, зеленые. Платье пестрое, красивое, из креп-жоржета, и еще одно, можно с большим вырезом, для встречи Нового года.
Лиля Брик — Владимиру Маяковскому.
Аркадий ВАКСБЕРГ. Загадка и магия Лили Брик. Стр. 210
Что там рейтузы! В списках были и автомобили.
Пушкин ни разу не был за границей, но уверена — с большой бы радостью привозил бы подарки. Вез же он жене с великой радостью свою бороду из Болдина, забыв про друзей — лишь бы показать ей. Так уж это устроено среди любящих и любимых.
Когда Пушкин проезжал через Москву, его никто почти не видал. Он никуда не показывался, потому что ехал с бородой, в которой ему хотелось показаться жене.
П. В. Киреевский — поэту Языкову, от 17 января 1834 года.
ВЕРЕСАЕВ. Пушкин в жизни. Стр. 337
Появиться на людях «в бороде» по обычаям тогдашнего времени было неприлично, поэтому — какие там Чаадаевы, Вяземские и прочие! Он ведь хочет показаться жене! Которая вытаращит глаза, захохочет, будет дергать за эту бороду, много раз потом вспоминать: «Когда я тебя увидела первый раз с бородой!..» Это все — прелести семейной близкой жизни, интимные, не для печати, подробности. Это — не то, что надиктовывать, как она сообщала будущему мужу о том, что уже жила половой жизнью. Довольно гадко, согласитесь. Ей кажется, что семейная жизнь — это вот это и есть.
А уж физиологическая ее сторона — это вообще площадное место. Жаль, что это не разбирается на заседаниях секций Союза писателей.
Скажем словами Ахматовой: «Замечательно, что это как-то полупонимала Марина Цветаева». И написала так:
Все прославляли — розового платья
Никто не подарил.
Надежда Мандельштам не хочет выслушивать дамские стоны: «Ах, как он меня любил». Его любовь была «как богослужение». Она велит описательную часть сокращать:
Есть еще один измеритель, вызывавший всеобщее возмущение: «Сколько он на вас истратил?» Возмущались и «дамы», и энергичные девицы новых поколений. Значит, я попадала в цель.
Надежда МАНДЕЛЬШТАМ. Вторая книга. Стр. 119
Согласимся с бравадой Надежды Яковлевны. С оговоркой, что рыночная цена автомобиля «Рено», бороды Пушкина и розового платья — совершенно одинаковая.
Бродский: Эту параллель не надо особенно затягивать, как и вообще любую параллель. Но удобства ради ею можно время от времени пользоваться.
Соломон ВОЛКОВ. Диалоги с Бродским. Стр. 227
Данный текст является ознакомительным фрагментом.