XCVII

XCVII

Прибыли мы в один город за Вессой; здесь мы остановились на ночь, где слышали во все часы ночи сторожа, который пел весьма приятным образом; и так как все эти дома в этих городах из елового дерева, то сторож ничего другого не говорил, как только чтобы смогрели за огнем. Бузбакка, который напугался за день, всякий час, как тот пел, Бузбакка кричал во сне, говоря: «О боже мой, я тону!» И это был испуг миновавшего дня; и добавить к этому, что вечером он напился, потому что желал перепить в этот вечер всех немцев, какие там были; и то он говорил: «Горю!» — то: «Тону!» Иной раз ему казалось, будто он в аду и его мучат с этой икрой на шее. Эта ночь была такая забавная, что все наши горести обратились в смех. Наутро, встав при прекраснейшей погоде, мы поехали обедать в веселый город, называемый Дакка.[240] Здесь нас удивительно накормили; потом мы взяли проводников, каковые возвращались в некий город, называемый Сурик.[241] Проводник, который вел, ехал по озерной плотине, и другого пути не было; а эта плотина и сама была покрыта водой, так что дурак-проводник поскользнулся, и лошадь, и он пошли под воду. Я, который был как раз за проводником, остановив коня, стоял и смотрел, как этот дурак вылезает из воды; а он как ни в чем не бывал о снова запел и махал мне, чтобы я ехал дальше. Я бросился вправо и поломал какие-то изгороди; так я повел за собой моих юношей и Бузбакку. Проводник кричал, говоря мне, однако ж, по-немецки, что если эти люди меня увидят, то они меня убьют. Мы поехали вперед и избегли и этой грозы. Прибыли мы в Сурик, город изумительный, чистенький, как ювелирное изделие. Здесь мы отдыхали целый день; затем, однажды утром, спозаранку выехали, попали в другой красивый город, называемый Солуторно;[242] оттуда попали в Узанну,[243] из Узанны в Женеву, из Женевы в Лион, все время распевая и смеясь. В Лионе я отдыхал четыре дня; много веселился с некоторыми моими друзьями; мне возместили расходы, которые я произвел за Бузбакку. Затем на пятый день я направил путь к Парижу. Это было приятное путешествие, кроме того, что, когда мы прибыли в Палиссу,[244] шайка разбойников хотела нас убить, и мы с немалой доблестью спаслись. Затем мы ехали до самого Парижа без всякой как есть помехи; все время распевая и смеясь, мы благополучно прибыли.