Ильмень — озеро былинное
Ильмень — озеро былинное
Прошел февраль: вылазки на подслушивания, занятия языком, приобщение к жизни разведки. В марте младшего лейтенанта Бескина вызвали в штаб фронта переводить документы, захваченные после ликвидации окруженной Демянской группировки. Была собрана группа наиболее квалифицированных переводчиков. Работая с ними, можно было отлично набить руку, точнее — язык. Одновременно шла учеба, натаскивание. Разговоры велись в группе не только на немецком. Изучали, помимо переводимой, документацию немцев, знакомились с их оружием.
«6.4.43…О своей работе: доставляет она мне большое моральное удовлетворение, ибо чувствую, что полезен, расту на ней. Пригодился весь организационный опыт, знание стенографии, немецкого языка…»
Через некоторое время группе было объявлено, что предстоит особое задание. Было создано несколько групп, командиром одной из них определили Бескина: «Будете в немецкой форме фельдфебелем, остальные — рядовыми». Что предстояло — не ясно, но ясно, что идти в тыл противника. Рядовым исполнителям почему-то всегда дается частная задача, а общий замысел действий остается за кадром, хотя еще Суворов говаривал, что солдат должен понимать маневр генерала, но для этого сам генерал как минимум должен понимать, чего он хочет и свой маневр.
Позднее выяснилось: готовилось большое наступление в обход Старой Руссы, да не как-нибудь, а десант на аэросанях, которые должны были прорваться по весеннему льду озера Ильмень. Разведчикам задача была поставлена так: за два дня до десанта выйти по льду в тыл к немцам и, когда начнется бой, перекрыть развилку важных дорог на трассе Дно — Старая Русса — Шимск — Новгород. А пока изучали карты возможных действий.
Группа из восьми человек — все разведчики с фронтовым опытом, в том числе десантники из воздушнодесантного корпуса, для каждого приготовлены «легенда» и соответствующие солдатские документы, выдали зимнее немецкое обмундирование, немецкое оружие, маскхалаты, лыжи. Все предусмотрено. И, давай бог!
Все ближе Ильмень, где, встав на лыжи, должны перевоплотиться в немцев и выполнение боевой задачи отодвинет все остальное. А пока в фургоне автомашины тепло, хотя и здорово тряско — машина везет их по лежневке через многокилометровые болота юго-восточного ПриИльменья. Впереди рубежи дивизии, которая держит этот участок фронта, а дальше… дальше видно будет.
Готовились долго и тщательно, учитывали все до мелочей, даже до того, что в прямоугольных немецких фляжках — шнапс, а не водка, посему на прощанье начальник разведуправления фронта сказал: «Ну, на дорожку по сто грамм нашей родимой, а то у немцев шнапс — дрянь!» Прилажена немецкая форма на каждом, ранцы, обшитые коровьей кожей с тощим рыжим мехом, заполнены всем нужным — патроны, гранаты, консервы, даже библии, начищенные бляхи ремней с немецкой надписью «Бог с нами» сияют, маскхалаты натянуты — они чуть отличаются от наших формой капюшонов. Шум двигателя автомашины «Форд-Канада» убаюкивает, задремал в кабине и сопровождающий до линии фронта лейтенант. Стоп! Остановка!
Лежневка — это как бы рельеф из двух бревен, каждое с третьим бревном — ребордой, положены «рельсы» — бревна на поперечины на манер шпал. Многокилометровые эти прифронтовые дороги, как правило, одноколейны, с разъездами на одну-две машины, и на таком разъезде очередная остановка — впереди видна колонна автомашин, скорее всего с ранеными, туда — боеприпасы, продовольствие, обратно — раненые, больные. Колонна большая, двигаться будут долго — по лежневке, даже хорошей, больше десяти километров в час не получится.
Руководитель группы Бескин дал привычную команду «свернуть курки», благо и кустики рядом. Повыпрыгивали из машин, кто в кусты, кто костерок налаживать, кипяточку сочинить, перекусить, ранцы горкой сложили, кто-то закурил около машины, кто-то вышел к борту машины, где будет проходить колонна — как всегда, выкрикивают при встрече, ищут земляков: «Иркутские есть? Калужских нет ли тут?» И вдруг головная машина, проехав мимо разведчиков десяток-другой метров — до начала развилки, дернулась, резко тормознула, из распахнутой дверцы кабины в снег выпали фигуры в полушубках. Один из выпрыгивающих повис на дверце, истошно заорал: «Немцы!» — и пустил длинную очередь из автомата в небеса: «Брать живыми!» и плюхнулся за колеса машины. Из всех машин начали выпрыгивать люди. Волной паники катануло по всей колонне. Секунды — и разведчики успели попрыгать в какое-то подобие окопчика у дороги. Сопровождающий их, умостившийся было под кусточком и, естественно, не при форме и не при оружии, не успел подняться в рост. Оружие — в машине, боезапас — в ранцах. У шоферов, медсестер оружие наготове, немцы какие-то странные — не отстреливаются. Командир колонны, поднявший тревогу, уже мысленно брал этих немцев в плен. Секунды суматохи, крики и… шквал мата — совсем не по-немецки. Как ошпаренный выкатился на дорогу сопровождающий. Несколько минут паники, криков, матерщины. И… хохот! Сначала нервный, а уж потом — от души!
у озера Ильмень. 1943 Г.Военное подразделение аэросаней
у озера Ильмень. 1943 г. Военное подразделение аэросаней
Веселенькая ситуация! Кому как! Пропасть так по-дурацки, сорвать задание, а все — мелочи! Оказывается, ведущий колонны увидел непривычную глазу тупоносую машину-фургон. Не наша! Увидел блестящие бляхи на ремнях поверх маскхалатов и сами халаты — немецкого кроя. Какие могут быть сомнения? Диверсионная группа! Сила на нашей стороне, брать их, голубчиков, в плен! Ценные «языки»! Да и орден отхватить можно!
Начальник колонны, как он потом со смехом говорил, тыловик, впервые выехавший на передовую, не сразу оценил ситуацию, а только когда машина доползла к началу развилки, подскочил как ужаленный, сообразив — немцы! Шоферу, следившему за выкрутасами дороги, было не до встречной. Вот тут и началось…
Пока матерились, разбирались, хохотали, из машин повылезали ходячие раненые, вынесли даже носилки — по нужде надо всем: сестры расстегивали лежачим ширинки, помогали оправиться. Вылезшие из машин перекурили, оживление улеглось, наконец: «По машинам!». Колонна двинулась.
Наверно, больше всех трухнул сопровождавший группу лейтенант. Такое ответственное задание, и не довел группу даже до линии фронта. Завалить операцию в своем же расположении! Свои-то дивизионные были предупреждены, а вот «сторонняя» колонна чуть было дело не провалила. Такие-то мелочи!
В расположении дивизии передряга была компенсирована хорошей встречей, отличной едой, отдыхом. И ранним утром, еще до восхода солнца, группа лыжников двинулась по серо-голубой дымчатой глади ледяного Ильменя. В оглушающей тишине только поскрипывал снежок под лыжами.
Озеро предстояло пересечь с северо-востока на югозапад. Прижимались к безлюдной даже в летнее время дельте реки Ловать. На лыжах под ярким весенним солнышком — благодать! Хрустит весенний наст, сверкает озеро. К концу дня вышли к береговой линии. Отряда никто не заметил. На гладком белом пространстве к сумеркам тени вытянулись далеко, особенно тень от берега. Игоря насторожила именно длинная береговая тень: бережок-то высоковат для аэросаней, да и крутоват. А их, саней, ни много ни мало — 400 штук. Но — начальству виднее, карты уж, наверно, изучали: «генерал» свой маневр понимать должен!
А вот с картами до начала 1944 года было плохо, точнее — с картами-то хорошо, без них — плохо. Карт не было! Поскольку воевать собирались «малой кровью, на вражьей земле», поэтому необходимых для военных действий карт нашей территории выпустить никто не позаботился. Те карты, что попадались под руку на фронте, далеко не отражали действительности: секретность зашла так далеко, что все изображения были изувечены до неузнаваемости, натуру показывали условно и были скорее туристскими, учебными, но не военно-топографическими. На фронте чаще всего предпочитали пользоваться трофейными немецкими, достаточно точными, на них только надпечатывали русские названия. И лишь к началу 1944 года появились настоящие карты, выпущенные для районов боевых действий. А уж сколько из-за отсутствия карт попало наших в 1941 году в ловушки, окружения, и чаще всего именно потому, что не было карт местностей, где разворачивались бои. Недаром была горькая шутка: сельские мальчишки разговаривают: «Гляди, командиры понаехали, карты развернули, сейчас дорогу будут спрашивать».
На высоком берегу озера обустроились на ночлег, вслушиваясь, где есть движение, не «разговаривают» ли где огневые точки, но кругом была тишина. Просидели сутки, выбрали место, где выходить в тыл, «легализироваться». Вокруг озера сплошной линии фронта не было. Болотистые междуречья, старицы, чернолесья, кустарник перемежались. И наши, и немцы в таких условиях размещали свои позиции группами, взводными опорными пунктами, этакая пунктирная линия фронта. Слева по карте две деревни с названиями — улыбками мирных дней — Большой и Малый Ужин, то ли от вечерней трапезы, то ли от ужей.
Вышли к дороге уже без лыж, построились и двинулись по шоссе к развилке. Попадаются машины, на группу никакого внимания, движение редкое. Больше всего удивляло, что у немцев в тылу дороги были расчищены от снега!
Прежде чем построиться в колонну, долго спорили, надо ли строиться, может быть, лучше идти неорганизованной группой. Вроде бы все было предусмотрено, инструктаж был перед выходом подробнейший, и не только их группе, но и всем остальным таким же группам, выходившим на перехват дорог противника. Но вот как двигаться по шоссе, надо ли в этом случае приветствовать офицеров, проезжающих мимо в автомашинах, что должна представлять собой пусть маленькая, но колонна, каков интервал при ходьбе, где идет старший и прочее и прочее. Главное, что на пустынном шоссе присмотреться было не к кому, а из проезжавших машин наметанный взгляд быстро бы определил несущественные на первый взгляд несуразицы поведения, экипировки. Оказалось, что всего не предусмотришь, и решения принимались на ходу. В разведуправлении фронта инструктирующие все больше акцентировали внимание на типах немецкого оружия, знании наизусть карт и Т.П., а в тылу врага существенны иногда на первый взгляд пустяки, мелочи.
Переход по шоссе завершился благополучно. Прибыли к месту. Развилка оказалась удачно расположенной в выемке. С обеих сторон наверху заброшенные доты. В одном из них и замаскировались, затаились. Сутки тянулись долго: ждали начала операции по высадке, боя. Наконец где-то вдали началась перестрелка. Сигнал! Развилку немедленно заминировали, из шести припасенных мин поставили пока только одну. Долго ждать не пришлось — полугусеничный тягач подорвался так удачно, что его развернуло поперек дороги. Немцев, естественно, уложили автоматными очередями. В тягаче оказались два пулемета, много боеприпасов, продукты, все перенесли в оба дота. Очередные машины обстреляли уже с двух сторон. Следовавшие за ними машины, услышав стрельбу и увидев впереди что-то непонятное, быстренько разворачивались и укатывали. Развилка была надежно перекрыта, на всякий случай поставили и оставшиеся мины.
Прошли сутки, другие. Бой давно затих, а наших — нет. Полная бессмыслица, ничего не понять. Кончалось продовольствие. У одной из подошедших немецких машин прострелили колеса, взяли двух немцев в плен. Вопрос к ним один: что там кругом происходит? А оказалось все до обидного просто.
Аэросани уткнулись-таки в крутой берег; вылезти не смогли. Десантники, высадившиеся в Большом и Малом Ужине, где у немцев оказались большие продовольственные склады, не только воспользовались содержимым складов и хорошо «заложили» спиртного, но еще и подрались со стрелковым батальоном, будучи «под парами». За это время из Старой Руссы подоспели немцы и, по существу, перестреляли всех наших в этих Ужинах. Кто мог; спасался пешком через Ильмень, так как аэросани, почуяв недоброе, быстренько развернулись домой. Стало ясно — операция провалилась. Ну, а разведчики на развилке? Им-то куда? Берег Ильменя теперь патрулировали всполошившиеся немцы.
Планом было предусмотрено запасное решение — выход к своим через партизанский край, но до него еще надо суметь добраться. Короче, надо было действовать. Захватили грузовичок — фургон — и покатили в сторону, где, как Игорю было известно, ближе всего до партизан. Впереди — хутор. Вылезли, размялись. Все население — дед да бабка перепугались: немцы! А услышав русскую речь и вовсе запаниковали — полицаи! Наконец объяснили деду, в чем дело. Дед оказался упорным, молчаливым, тем более что требуют связи с партизанами, выхода, вишь, у них к своим нет, а к каким своим-то?
И есть к тому же хочется — восемь мужиков щелкают зубами вторые сутки, а у бабули — шаром покати. Но бабуля подсказала: в соседней деревне у немцев есть продпункт. Попробуйте с вашими документами, может, и дадут чего! Сказано — сделано. Подкатили на фургоне к деревне, все дороги расчищены, порядок. Деревня просматривается насквозь, солдат вроде не видно, жителей — тоже. Машину оставили у околицы: в случае чего быстро удрать. Пошли вдвоем: Игорь и парень, внешне смахивающий на немца. Подметили что-то вроде длинной риги, похожее на склад. Сунулись в одну из дверей, там бабища, явно ответственное лицо — при бумажках, счетах. На ломаном русско-немецком языке объяснили, что нужны продукты, при этом совали ей свои книжки — маршбефели. Баба поняла, пошла к мешкам, ящикам — вроде насыпать. Она дала с собой мешочков и даже большой клетчатый платок — завязать все. Приспичило парню, напарнику Игоря, этот платок зачем-то разрывать: мешочков показалось ему мало. Баба подозрительно скосилась в его сторону: «Сейчас приду!» — выскочила на улицу, услышали только, что дверь приперла колом. А потом, прислушавшись, уловили, что кричит она по телефону: «…какие-то подозрительные, не из той ли банды, про которую говорили?» Дальше слушать не стали. Вышибли дверь, рванули соседнюю, душа бабищи, как И следовало ожидать, была отправлена к праотцам. Бегом к машине, успели подогнать к складу, накидали в машину все, что подвернулось, — и обратно, к хутору.
Бабка и дед были в большой радости, накормили солдатиков, остальное, выделенное им, тщательно рассовали, чтобы следов не осталось. Через сутки на хуторе появилась голенастая девчушка, пошепталась с дедом. Дед спокойно стал одеваться.
На машине благополучно миновали две деревни, подкатили к опушке леса, встали. Откуда-то незаметно вынырнул связной: «Всем оставаться в машине, командир группы — за мной!» Переговоры с командиром отряда были короткие, машину загнали в лес, продукты, которые пришлись кстати, разгрузили. А дальше сутки за сутками группу передавали из одного отряда в другой и много южнее Старой Руссы, наконец вывели к своим — там, где не было сплошного переднего края.
Почти две недели в немецкой форме по тылам противника, у партизан — прогулка не из легких. Выйти-то вышли, но так повезло не всем группам. «Дома» сели писать отчет. Начальство долго расспрашивало, поругивало, что мало сведений доставили (ах вы, чтоб вас: задание-то группа выполнила точно, потерь не имела, а остальное — приложение!). Не оставляли без внимания свои разведчики — что да как там, а уж больше всех шустрили смершевцы: как же, столько были в тылу. Но разведчики — ребята тертые, на фу-фу не возьмешь. Вот только руководство, отправлявшее отряд, приказало: об операции никому ни слова, только своим командирам полков доложиться.
В полк Игорь вернулся в начале апреля, как после обычного дела. Награждений, похоже, никому не светило: операция провалилась. А раз начальство ни при чем, то в низовых подразделениях отмечать некого, ибо награды исполнителям — это мелкие искры, брызги от начальственных наград.
Да вообще-то грудь в орденах еще мало что говорит о доблестях ее владельца, и скромная медалька «За отвагу» иногда стократ весомее солидных орденов. Фронтовики знают, что награды в часть присылали по разнарядке, например, присылали два «Героя Советского Союза» — одна награда для солдата, другая — для офицера. Списки готовил политотдел. И неважно, что в соседнем полку кто-то действительно заслужил «Героя», но прислали сюда — и распределяй, хотя полк играл в бою второстепенную роль. Так что награда награде рознь, и цена их известна. И тем более младший лейтенант был немало удивлен, когда через довольно значительное время его догнала медаль «За боевые заслуги» — аукнулся Ильмень.
Через много лет, рассматривая военную экспозицию в старорусском музее, где, кстати, есть и фото Игоря, он увидел крупное фото тех самых аэросаней, что были «изюминкой" той самой провалившейся операции. Этакая фанерная несуразица на полозьях, хотя и с пропеллером, стоившая многих жизней, операция с ними — плод тупой штабной деятельности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.