1985

1985

В конце концов судьба преподносит мне тяжелые испытания в стиле Сервантеса или еще чего похуже. Надо к тому времени быть образованным и духовно готовым, чтобы родить свое детище. Я верю в мудрую и жестокую судьбу.

Написать острую дискуссионную статью.

Будто бы о поступающей в театральные вузы молодежи.

Сослаться на свой опыт, чтоб не было иллюзий на мой счет. Дескать, самородок. Нет и нет! Трудяга.

Приятно прийти от людей, которые потом будут гсворить про тебя «наш», которые будут болеть за тебя, будут следить за каждым твоим шагом. Твоя жизнь и жизнь этих людей будут постоянно и невидимо связаны. Это будет оберегать тебя. И горе тебе, если забудешь, откуда ты, чей ты сын, брат, друг, посланец, выдвиженец. Я заметил, что желание стать артистом связано у многих молодых людей с желанием оторваться от прошлого и начать новую красивую жизнь. Финал один! Ничтожество. Цель диктует средства: такой студент выбирает в процессе учебы лишь то, что ему необходимо. И проходит мимо профессии. «Жорка, иди в артисты!» Талант должен опережать желания. Он должен вести человека, а не ночные честолюбивые видения. Быть артистом можно везде, не только в профессиональном театре или в кино. Артист – это прежде всего бескорыстный доброволец праздника души.

Театр окружает нас повсюду, мы постоянно дышим театром. Надо заразиться театром у себя на месте, найти его у себя дома и уж с этим театром заявляться в столицу. Это театр твоей Родины. Его не спутаешь ни с какими другими. Неповторимые характеры, сценки, конфликты (комические, драматические, мелодраматические, трагические). Научись театральному языку Родины. Услышь и увидь его. Для этого нужен талант – увидеть и услышать.

Научись вбирать в себя увиденное и услышанное. И научись смеяться и плакать над собой. Смеяться над другими – это несвойственно русскому таланту. Пусть люди смеются над тобой, незаметно избавляясь от собственных недостатков. Если будешь издеваться над другими, соберешь вокруг себя злых людей, которые и тебя презирают, но слушают тебя сейчас, потому что сейчас ты им нужен. Прежде других будешь смеяться над собой, соберешь вокруг себя добрых людей. Вот они-то и вытолкнут тебя на сцену, выдвинут как своего представителя. Для этого не требуется никаких путевок, никаких формальностей. Ты сам почувствуешь: пора.

Когда начинается в Человеке искусство? Тогда ли, когда я увидел лошадь со сломанной ногой? Или когда я впервые узнал о смерти и вдруг меня пронзила мысль, что мои родители умрут?

Или когда молоденький солдатик бросил тетрадку и весело крикнул: «Смотри, учись хорошо!»? Или когда я впервые пошел в школу? Раньше я провожал ребят в школу, однажды даже попал на урок, откуда меня с позором вывели. Или когда я ушел за военным оркестром на кладбище? Или когда я впервые попал в колхоз и увидел, как бедно живет народ мой? Или когда я влюбился и выставил свои акварели для своей любимой сушиться в окно, для нее, конечно же, а ребята устроили целый спектакль?

Я долго буду набирать смешные (глупые) очки, чтобы зритель все больше и раскованней смеялся надо мной. Я буду до самого последнего оттягивать момент, когда я все накопленные очки глупости опрокину на зрителя. Но и в этот момент зритель не поймет еще, что глупец-то он и есть, зритель. Он просто перейдет от смеха к слезам. Но все еще по поводу меня. Лишь потом, по дороге домой… или гораздо позже.

Насилие над талантом рождает насилие над жизнью. Идет организованная война против природы.

Мы стоим на пороге Нового Театра. Нужны новые пьесы, новые актеры и новая театральная публика. Театр – это религия поколения. Поколение умирает, и рождается новая игра (религия). Но есть еще и христианство! Из него уходят (в новую религию) и под конец возвращаются в лоно христианства.

Неужели таким образом может возникнуть новая религия?! Вряд ли. Но без театра все рухнет. Религия социализма (концлагерь, рабство) возникла насильно, но предварительно была проведена мощная игра по всему миру. И выпала России кровавая доля – быть полигоном для чудовищного эксперимента. Большевики прорвали самое слабое звено цивилизации: Россия только что вышла из крепостничества.

ТЕАТР должен вернуть ЖИЗНЬ в человеческие берега.

Люди отпускают усы, бороды, носят самые разнообразные платья, очки, трости и т.д. Мода, скажут. Нет, театр! Вся наша жизнь пропитана театром.

…Не люблю играть людей исключительных. Меня привлекает человек, который внешне мало приметен. Непоказной, скромный, но с ярким внутренним миром, несущий в себе неповторимость, индивидуальность характера.

Интересно играть людей трудовых, работящих, влюбленных в свое дело и передающих уважение к труду другим людям.

Характер – это явление. Нечастый гость на нашей Земле. Точно так же, как талант или любовь. Стандартизация настигла и редчайшие явления. «Делай вместе с нами, делай, как мы, делай лучше нас». Что-то вроде этого. Характеру, любви, таланту стали обучать, как грамоте или арифметике. Характер возникает редко, через труд и усилия многих поколений. Искусство воссоздает из жизни – я говорю о характерах – то, чего еще нет, но что необходимо. В этом смысле мы уже идеализируем жизнь, наполняем смыслом, ей, жизни, не присущим. Мы, по сути, имеем дело с сырьем, которое требует высокой технологии, чтобы превратиться в духовный продукт времени. Характеры – это самосознание нации. Характер – это талант, а талант национален. Вернее, характер – это подступы к таланту. Стандартизация хочет подменить собой театр, т.е. игру в характеры, подменить всеобщей повинностью. Иметь «принципиальный характер» обязан каждый. И еще. Действительный характер – это завершение большого цикла работы многих поколений. На характере можно и проиграть в естественном отборе, если характер возник на низком уровне духовной культуры. Тогда он, характер, ставит под угрозу гибели труд многих поколений, склонен к бунту против «старой» расстановки сил в жизни. А что же такое характер? Подступы к таланту? Характер – причина многих недоразумений: власть, любовь, талант, слава. Все близко уже. Характер – исходная трагедия, предвестник ее; «пример для подражания» – это характер взаймы.

Любопытно проследить за превращениями одного человека от глубокого одиночества до участия в массовом мероприятии. Как будто это два совершенно различных человека. Мы даже за собой не замечаем: метаморфозы происходят с нами постоянно.

С корреспондентами ведешь разговор на языке толпы. Значит, необязательно быть в куче, чтобы «толпиться».

Психология толпы и природа театрального искусства (особенности театрального сопереживания) – элемент неосознанного смеха или плача. Общее побеждает частное. Рождается особенное искусство – театральное. Потом объясняй.

Хватит плеваться друг другу в лицо: ясно, что разногласия у нас идеологические, мировоззренческие. Следовательно, корыстные. Сейчас не преследуется как особо опасное преступление «строительство» на стороне, т.е. активное неучастие в борьбе за улучшение жизни, т.е. в борьбе за власть. Не надо строить театр. Надо разбить рядом с театром свое шапито.

Благотворительность в искусстве может быть искренней. Но помнить: делая добро, будь готов к смерти.

Интересно в этом плане самоубийство русской интеллигенции (история, последовательность): убивай себя во имя добра своего к народу. Достоевщина? Выше бери! Русская интеллигенция – героическая интеллигенция. Самосожжение.

Когда является талант, его надо убить. И все средства хороши при этом. И сколько сил и выдумки тратится на убийство! А после смерти теми же людьми талант канонизируется.

Это говорит не о злодействе людей, а об их тайных амбициях.

Как и где и в каких условиях возникают таланты? Самые разнообразные? Неформальные, как модно сейчас говорить? Государство попыталось все взять в свои руки и поставить «службу таланта» на государственный конвейер. Есть талант – делай государственную карьеру! На учет и под контроль государства взяли все сокровенные ручейки и ключики. Кончилось это мероприятие катастрофой.

Если людям не мешать, они и коммунизм построят.

Но снова тот же почерк: не дают собираться больше трех. Все контролируют. Не дают возникнуть талантливому делу, нет ходу патриотизму: «не задерживайтесь в патриотизме, проходите в интернационализм…», играют словами, понятиями. Крутят, шельмуют, не дают людям сосредоточиться. Человека не видят. Рыщут, выискивая «идеи» для тиражирования. Тоже, кстати, удивительно универсальный способ убийства. Например, тиражировать «Павлика Морозова».

Поиски таланта трудны еще и потому, что золото ищется в породе. Надо сначала найти место, где есть порода такая, потом убедиться, что она золотоносна, лишь потом приступить к промывке огромного количества породы. Надо еще помнить, что ищем-то мы не песчинки золота, а самородки. Нам же предлагают вагон песка, неизвестно откуда взятого, да при этом требуют выполнить план. Крупинка в таком случае – счастье. А остальное – мусор. Даже не похожий на золото. Естественно, золотоискатели уходят, а на их место приходят «специалисты» по свалкам и помойкам.

Степень храбрости (даже героизма!) в искусстве и в жизни. Хотя это одно и то же. От чего оно зависит? Одна и та же правда, сказанная разными людьми (циником и совестливым), может иметь противоположные последствия, т.к. разные цели преследуют.

Сам человек, его жизнь, поступки, характер находятся в неразрывной связи со словами, которые он произносит.

Степень храбрости – это и талант, он не возникает сам по себе. Талант – достояние общее? Нет! Талант – это личность.

Как сократить сферу влияния и деятельности злых, корыстных людей, не переходя в репрессии. Как сделать, чтобы они не укрывались после подлых и опустошительных набегов в укрепленных опорных пунктах должностей. Как сделать, чтобы авторитет таланта не подкреплять постом или должностью. Чтобы он значил сам по себе.

Как сделать, чтобы лидер возникал из жизни, а не из закрепления на должности. Ведь, значит, кто-то наблюдает за нами, как кукловод, расставляет нас. А кто за ним следит? Будто мы. Смех один.

Притворство задушило Театр. Всякое мало-мальское проявление истинного Театра моментально тонет в потоке подражательства, растаскивается, разворовывается.

Основная масса театральных деятелей напоминает стаю рыб, которые в секунду съедают живого быка, оставляя только мычащий скелет. Удивительно быстро молодыми людьми усваивается спекулятивный характер современного театрального режиссера. Вовсе не обязательно мучительное самостроительство. Личность художника, его талант не представляют в наши дни никакой ценности. Более того, талант обременителен. Умение слепить спектакль из дорожных знаков, т.е. на языке социалистической фени, вот что сейчас ценится. Это умение даже не предполагает каких-то личных качеств художника. Ловкость рук, и никакого мошенства. Художественная идея? Идеи летают в воздухе. Умей слушать, вернее подслушивать, и будет у тебя полная пазуха идей. Воровство идей, как и воровство книг, не позорно, а модно.

Есть категория «честных ремесленников» в современном театре. Люди упрямые! Выставляют свою «честность» напоказ, выхваляются ею. А на поверку «честность» оборачивается серостью и ленью. Торгуют никому не нужным хламом, ошарашивая покупателя модной терминологией. «У меня творческая тема – добро». И все. Хоть лоб расшиби. Насмотрелись на Смоктуновского, на Евстигнеева, смекнули, что это модно, и, не утруждая себя, объявили «свою тему».

Женщины-актрисы вообще понаглее в этом деле. И вот льют пьяные слезы над своей «творческой темой», до того им, сегодняшним, жалко себя за эти самые «темы». Мужики, те поироничнее, похитрее. Сам утонет в собственной иронии, но и остальных утопит. Циник, пошляк, деляга! А вот поди же ты, ироничен – и все. И не подкопаешься. Вся жизнь из одних неудач. Но до конца дней своих будет отстаивать свою «ироническую тему» или «право на импровизацию».

Притворщики другого толка похитрее будут. Выдумщики! Они все придумают, все объяснят и все строго научно. Не подкопаешься. Комар носу не подточит. Идеологически обоснуют все. И вроде бы даже оригинально. Но на деле таким гнильем несет от всего этого, спасу нет. И самое главное: ходят на службу, как обычные чиновники – нет театра. Сознаю, что мелочи театральной жизни затягивают меня, мешают поднять голову и осмотреться. Во что бы то ни стало надо избежать мелочной войны, избежать схватки внутри театра-гнилушки. Ибо нет ничего страшнее и нет ничего глупее бездуховной войны. А только такая война случится, если всерьез отнестись к проблемам современного театра да еще в масштабах одного театра.

Современный театр может восприниматься как часть Театра, как ничтожно малая величина в общем карнавале жизни. Лишь так можно избавиться от зловония, которое беспомощный и нищий духом современный театр распространяет вокруг себя. Люди современного театра видятся мне безнадежно больными с растерянно блуждающим взором. Они понимают, что не могут двинуться с места, но на что-то еще надеются.

Откуда придет спасение, не знаю. И в смерть свою верить не хочется. Уж больно неожиданно косая настигла их, опомниться не успели. Бдительность несовместима с демократией и верой в Человека. Поиски врага народа (советской власти, партии, социализма и пр.) надолго отодвигают веру в Человека. Власть худших всегда против Человека. От имени народа они могут уничтожить по одному всех.

Закрытое письмо одному режиссеру:

«Дорогой друг! Наконец-то я понял то, что мешает нам. Разница между нами в том, что Вы художник Государственный, а я – Национальный. И то и другое понятие – социальны. Только Государство и Нация, к сожалению, находятся у нас в постоянной и непримиримой войне.

Мы же с вами притворяемся, что это несущественно и не может помешать нашей дружбе.

Хотя активно участвуем в этой войне. И из этого многое вытекает».

Искусство выдающихся актеров заманчиво и обманчиво своей простотой. Так и кажется, что так вот, как играют они, может сыграть каждый. Чем талантливей, тем искусство его доступней. Умозрительность. Я хожу в театр, в кино, присматриваюсь к понравившимся мне актерам, в уме прикидываю, смогу ли я так играть, как они, и прихожу к выводу, что да, смогу. И не понимаю, что делаю большую, роковую ошибку, потому что между «могу» и «хочу» дистанция огромного размера. Мы видим результат, но не видим гигантского труда, который стоит за этим, казалось бы, очень простым и всем доступным результатом. Почти все актеры, которые составляют цвет нашей культуры, шли в искусство своим особым, индивидуальным путем. Бондарчук, Шукшин, Банионис. Всех не перечесть.

Что такое актер? – спрашивает Ф. М. Достоевский. И сам же отвечает: актером надо родиться, – подразумевая, очевидно, особую расположенность к лицедейству. Мы обычно, говоря слово «талант», имеем в виду нечто общее, нечто универсальное. Мол, талант у меня есть, а дальше мое дело! Захочу – пойду в актеры, захочу – в физики, захочу – в дипломаты. Ан нет! Талант связан с чем-то одним, естественным. И угадать свой талант, не ошибиться в себе и в своей будущей профессии задача чрезвычайно трудная.

Сегодня у меня появилось жгучее желание написать по крайней мере две откровенные статьи о театре. Откровенные, резкие, исповедальные. Начать первую статью с того, что моя дочь в этом году не поступила в театральное училище. Потом перейти к разговору о чудовищном конкурсе, о судьбах тех мальчиков и девочек, которые не попали в театральное училище. Написать о том, что каждый человек должен иметь свои убеждения и должен уметь отстаивать их. Писать просто, откровенно и спасительно. Главное, писать о том, что есть, а не о том, чего нет, но о чем почему-то принято писать. Я хочу разобраться, что случилось с моей дочерью, и хочу помочь ей найти верный ответ и сделать правильные выводы из случившегося. Потом я подумал, а разве те девчонки и мальчишки, которых постигла та же участь, что и мою дочь, не нуждаются в таком же совете и добром напутствии?

Вот почему я решил написать для газеты. Тем более что все это лет 30 тому назад я сам пережил и перечувствовал, и хорошо знаю, чего это стоит. Не верьте мальчикам и девочкам, когда они «легкомысленно» и даже «весело» кривляются: не прошел – ну и что! Не больно и хотелось! Они ранены. Они растеряны и нуждаются в помощи. И в доброжелательном совете! Моей дочери одна «неудачница» весело сказала: «Буркова тоже не приняли». Правильно, так и было.

Все мое несчастье в том, что я живу как ночная бабочка, которой суждено жить в дождливую ночь.

На закате жизни человек вспоминает детство и поступки. Их, поступков, набирается за всю жизнь мало. Если жизнь человека состоит из одних «поступков», то мы имеем дело с профессиональным революционером или с вымогателем-профессионалом. Но у политиков нет поступков.

Если ты активен общественно и много философствуешь на виду у людей, и при этом служишь на сцене (в профессии нашей нельзя служить), и при этом видны белые нитки твоего «мастерства» – не торопись называть себя деятелем. Ты демагог. И конечная цель твоя: персональная пенсия союзного значения и Новодевичье.

Странная сейчас ситуация в искусстве. Деньги, звания, ордена и Новодевичье все в тех же руках, что и прежде. Клянчить и вымогать, как раньше на виду у всех, уже опасно. Все это теперь дают за то, что смело ругаешь тех, у кого это в руках.

С ума сойти!

От талантливых людей требовали (да и теперь требуют!), чтобы они свои открытия оформляли таким образом, каким оформляли неталантливые свои неоткрытия, бред собачий, выдаваемый за откровения. Это была не дурь, это попытка замаскировать свою некомпетентность, надо было поддерживать в народе веру во власть большевиков, в их «классовую» прозорливость. Т.е. в то, чего нет в природе, что придумало людьми ограниченными и поддерживается ими, чтобы находиться у власти.

Герой нашего времени. «Мы его ждем! Давайте нам его!»

А сами просто панически боятся его, героя нашего времени. Больше того, герои нашего времени в основном сидят в тюрьме или преследуются. Герой, ведь он горячий.

Если так дело пойдет дальше, то в герои нашего времени скоро будут назначать. Впрочем, так и делали.

И еще. На сцене появился несчастный начальник, у которого болит сердце за народ. Я чуть не расплакался. Жалко его. Ничего у него не осталось, кроме любимого народа. А из любви к своему народу он столько людей погубил! Его давно расстрелять надо, а нас за него страдать заставляют.

Раньше я думал, что люди из управления культуры или из горкома партии лично от меня хотят, чтоб я определенней играл: отрицательного – отрицательно, положительного – положительно. Конечно, я догадался, под старость меня осенило: ни от меня, ни от кого-либо эти люди ничего не хотят. И никогда не хотели другого. Они просто делали и делают вид, что будто чего-то хотят от меня и от других. На самом деле больше всего их волнует одно: как доказать всем, что они в искусстве необходимы. И вот мучают нас, душу вынимают. Главное – играть сцену всем вместе, перенося центр внимания (довести это умение до виртуозности!) с одного на другого.

Актер и роль – охотник и добыча. Когда я работаю, я занят делом и не обращаю на роль никакого внимания. Ей самой станет любопытно узнать, что же я это делаю? Или стыдно будет, что за нее работают. Искусство и эстетика – полицейские и воры. Эстетика ловит искусство и сажает в эстетическую клетку, т.е. объясняет. Традиция – это верность историческому опыту нации.

Я знаю, что работа над ролью тяжелая. Она начинается задолго до встречи с ролью. Разделать текст роли, даже виртуозно, – это работа не актерская. А какая? Работа ремесленника? Не знаю. Но работа не актерская, не штучная, не единственная. Меня вот что удивляет: неактерская работа требует от человека больше сил, чем актерская. Это я знаю точно! И они, ремесленники, нервней и изношенней, и несчастней, чем настоящие актеры. И дело тут не в трагическом неумении, а в нежелании впустить в себя живую жизнь.

Почему?

Оберегается идеал собственной жизни, не совпадающий с идеалами многих, очень разных людей. Собственная жизнь не рассматривается как часть жизни общей, народной. Человек как бы прямо идет к цели, к жизни исключительной, к жизни известного человека, как случается с актерами знаменитыми, талантливыми. Но как раз известность-то и приходит, если ты живешь жизнью общей с народом. Лишь глупый человек думает, что звание актера автоматически дает право на избранность. И начинается мучительная борьба, чтобы удержаться на плаву. Но позиция не меняется. И кончается все трагически, жизнь прожита. Законы искусства очень просты. Художник должен бьть с народом. Но художник не должен брать на себя роль подсадной утки. Если ты с народом, то живи его мыслями и чувствами. Пишешь о школе – будь на стороне школьников. Алкоголиков не осуждай, пойми уголовников, не украшай и не наполняй героическим смыслом войну, она бессмысленна и преступна с обеих сторон, и т.д. Зрительная реакция на «Калину красную» многому научила меня, заставила заново и просто посмотреть на искусство.

Левачество – это борьба за власть, борьба корыстная. За счет народа либо прийти к власти, либо договориться с правителями и урвать кусок. Второе чаще. Пока. Потом левые станут смелее. Может возникнуть снова большая ложь, если левые воспользуются так называемой революционной ситуацией и захватят власть. Они быстро станут правыми, т.к. правизна заложена в левизне с рождения. Политика не ориентир для искусства. Искусство постоянно служило политике как средство, не больше. Такое положение искусства (слуга на посылках) все время хотят узаконить, увековечить. Даже придумали чины в искусстве, даже подпустили к орденам.

Только вот не знаю, можно ли дать клоуну Ленинскую премию? Или куда отнести Вийона? Пустяк!

Появилась и распространяется очень опасная болезнь: национальная спесь, национальный эгоизм. Неталантливые писатели, артисты, режиссеры, композиторы или неумелые руководители, равнодушные, корыстные люди, да просто воры и дураки запираются в националистических крепостях от народного гнева и разоблачений и требуют от талантливых и авторитетных соплеменников, чтоб они несли караульную службу вокруг крепостей. «Изобретена» новая форма эксплуатации: взывая к твоей национальной гордости, тебя же и обирают.

То же самое наблюдается и в театре: актеров замучили производственной необходимостью. Во всех театрах, где мне приходилось работать, постоянно создаются экстремальные ситуации с обязательной отменой выходных и с ночными репетициями и т.п., постоянно выискивают мнимых врагов, которые замышляют подорвать авторитет родного театра. А цель одна: отвлечь внимание от действительных проблем, от творческого бесплодия руководителей, от отсутствия идей, от нудного, однообразного процесса репетиций, от отсутствия праздника в театре. И заранее поливаются грязью критики, которые могут обругать спектакль.

Никогда не буду принадлежать к той части народа, которая исторически обречена.

Социалистическая мифология настолько сильно въелась в людей, что даже снять массовку в кино по-свежему невозможно. Штампами социалистической мифологии владеют все. С пеленок!

Однажды на киносъемках я открыл для себя некую закономерность: актер, гример, костюмер, ассистенты – все играют!

В театре играют рабочие сцены: сборка и разборка декорации – мини-спектакли.

Иногда актерская масса в движении напоминает велогонку. Кто-то созрел для больших дел, накопил сил и опыта – и ушел в отрыв. За ним другой. Основная масса отстала. Но в какой-то момент настигает беглецов. Парадокс: в отрыв уходят не всегда на главных ролях. Иногда на эпизодах. Если врач проводит эксперимент на себе, это геройство. Для актера – это профессия.

Легенда и жизнь, притча и жизнь, искусство и жизнь. Как пронзить чужого человека своим страданием, своим горем, своим страхом?

Искусство оберегает людей от сопереживания, я имею в виду эстетическое искусство, охранительное. Если попридержать живое искусство (Шукшина, например), то и оно со временем станет охранительным. Истинное искусство не стареет, потому что всегда опасно для государства. Булгаков, например. Да и «Тихий Дон» тоже ведь настоящая книга. Что касается бабушкиных рассказов, то хорошо бы проследить, как искусство рождается, как мужает и как стареет, умирает.

Последовательно занимаемая культура, хомо советикус и взрыв знахарства, чудодейственных эффектов и психологических эпидемий.

Что делать нам, художникам, в этой ситуации? В преддверии XXI века? Думаю, нам надо погрузиться с наслаждением в эту Игру и довести ее до серьезного научного обоснования, до веселого абсурда, который, догадываюсь, и есть правда искусства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.