Авиакатастрофа и пленники
Авиакатастрофа и пленники
Дело в том, что агент «Метелик» принес срочную и важную информацию. Он рассказал, что уже несколько суток в топольчанской тюрьме гитлеровцы пытают русского по имени Саша. Парень мужественно переносит побои и издевательства немцев. Он упорно молчит. А ночью привезли свеженького пленника, по его словам, молодого парня — советского лётчика.
— Он весь переломан гестаповскими волчарами, на теле рваные, причем свежие раны и многочисленные ссадины. Его тоже будут наверняка пытать, — будучи добрым и чувствительным по природе человеком, чуть ли не со слезами на глазах обрисовывал обстановку с двумя пленными советскими гражданами Ян Млинек.
Зорич заметил:
— Надо, «Метелик», помочь нашим парням в освобождении. Подумай хорошо, как и кого мы сможем задействовать по облегчению сначала режима их пребывания в тюрьме? А потом, сам понимаешь…
Он не успел ещё договорить фразу, как Ян смело продолжил её, — по выводу их из гестаповской неволи! Побега! Выкрасть их надо!
— Правильно мыслишь — в счастье не следует быть чрезмерно самоуверенным, а в беде не надо терять уверенность, — всё же продолжил мысль майор Зорич. — Большое и важное дело делается спокойно при наличии хорошей продуманности очередных шагов. Прежде чем идти, каждый человек просчитывает свои шаги по выбранному пути — тротуару, тропинке, болоту…
Покинув лагерь, Ян через приятеля-переводчика антифашиста — звали его Ержи — сделал всё возможное, чтобы русские оказались в одной камере. А по ночам словацкие парни подкармливали узников: то лишнюю пайку хлеба передадут, то вручат по кружке кипятка, разбавленного сливовицей для поддержания жизненного тонуса, то дадут по кусочку колотого сахара, а то искренне улыбнутся. Последнее было немаловажной психологической подпиткой — рядом сочувствующие, рядом патриоты, а может, и освободители.
Пленники понимали, что в тюрьме действуют если не друзья, то явно ребята, добрые по характеру. А словаки Янек и Ержи ещё знали другое — долго их держать в тюрьме не будут, если не замордуют при допросах и пытках, то непременно в скором времени расстреляют. А лётчика могут и повесить: самолеты русских тогда много бед наделали гитлеровцам.
Слово Святогорову:
…
«И тогда мы вместе с „Метеликом“ разработали конкретный, хотя и дерзкий план операции по спасению боевых товарищей. Надо было видеть, с какой гордостью сидел за штабным столом наш смелый Янек.
Ещё бы! Он не только наравне со мной и капитаном Путиловым планировал операцию, но и становился её главным участником, основным исполнителем!
„На дело“ отправились вечером, чтобы к месту операции прибыть к полуночи, когда в тюрьме было меньше людей. В телеге, кроме Янека, сидели партизаны Алоиз Ковач, Дюло Шкваренина и руководитель операции Данило Грунтовой. Документы имели безукоризненные, под тужурками — пистолеты, гранаты, финки.
Подъехали никем не останавливаемые к площади, и под покровом ночи каждый занял своё заранее обусловленное место. Данило засел на чердаке пустующего дома, откуда были хорошо видны входные ворота тюрьмы. Вид был, как на ладони.
Алоиз обосновался у тюремной ограды. А Дюло, растворившись в темноте, медленно прохаживался недалеко от ворот. Ходил по самой кромке площади.
Янек был занят своим будничным делом: он отправлялся на топливный склад, где обычно получал брикеты бурого угля для тюремной кухни. Привычно загрузив телегу, паренек поболтал со сторожем, угостил сигареткой и, не торопясь, подъехал к тюрьме. Часы пробили полночь. Значит, в тюрьме остался лишь дежурный надзиратель да несколько солдат в караулке.
Янек нажал кнопку звонка, и тут же появился знакомый караульный по имени Франц. Впустив истопника, он постоял рядом, наблюдая за тем, как тот не спеша сбрасывает брикеты. Потом он заторопился: в караулке ждали его друзья с картами.
— Я пошел, — бросил он на ходу. — Да и ты поторапливайся, если хочешь сыграть с нами.
Теперь надо было действовать быстро и точно по плану.
Прихватив пузырек с хлороформом, полученный у нашего доктора Сухаренко, и большую марлевую салфетку, Янек поспешил в тюремную контору. Как и предполагал „Метелик“, надзиратель спал, обхватив руками телефон, соединяющий тюрьму с гестапо.
Янек сделал всё, как велел доктор — смочил хлороформом марлевый тампон (правда, потом узнал, что чуть переборщил, — надзиратель едва не уснул навеки от его „наркоза“).
Управившись с надзирателем, Янек бросился к выдвижному ящику, в „сотах“ которого, как он давно заметил, хранились ключи от камер, а также от ворот и калитки. Отыскал нужную связку — и бегом к камере, где сидели ребята. Бесшумно открыл кованые двери и помог полуживым парням добраться до калитки. А там, рядом переулок, где узники попали в объятия друзей».
* * *
Янек возвратился быстро, положил ключи на место в пирамидку, и неторопливо, подавив в себе волнение, — выдавало только сильное сердцебиение, но благо оно не фиксировалось охранниками, — пошел в караульное помещение к картежникам, где полным ходом шла шумная настольная игра. От азартного ража рожи у игроков в карты раскраснелись. Они спорили, перекрикивали друг друга, гоготали, курили и злились потом из-за пойманных стрессов поочередных проигрышей.
— Садись с нами, — пробасил тощий, высокого роста, как-то неловко скорчившийся караульный, вездесущий Франц.
— К сожалению, не могу остаться, — дел дома по горло, — ответил Ян и вышел во двор в сопровождении этого же караульного.
Подпольщик действовал внешне неторопливо: взгромоздился на передок телеги, расправил вожжи и вдруг «вспомнил», что куда-то запропастился кнут.
— Франц, будь другом, пошарь там, в конце подводы…
И вот кнут найден. Франц своим ключом открыл замок ворот и распахнул тяжелые металлические створки. Порожняя телега прогромыхала по пустынным мощеным улицам городка, захватив в заранее обусловленном месте заждавшихся ребят.
Все были рады результату сложной, но безукоризненно точно проведенной операции. Стали поочередно обниматься и скупо по-мужски целоваться. Надо было спешить, пока не опомнились тюремщики. Доброе дело сделано с гражданским и военным мужеством. Оперативное мышление военного человека — майора Зорича задавало только вектор действий. А исполнители — люди гражданских профессий претворяли в жизнь то, что было в голове руководителя группы. Вот уж действительно, победа приходит тогда, когда гражданское мужество и мужество военное проистекают из одного начала.
Данило Грунтовой пожал Янеку руку и проговорил теплым, заботливым тоном:
— А теперь, братишка, быстрее уноси ноги, пока не начался переполох в тюрьме и гестапо. Фашистские ищейки бросятся по следу — непременно станут тебя искать. Так что делать ноги надо. Ты влепил местным гестаповцам такого леща, что у них ещё долго будут гудеть головы и гореть от стыда за свои ляпы щеки. Ты разъярил их. А что ждет их от начальства?!
— Что я, я ни при чем, — хитро улыбнулся «Метелик». — Я только уголёк разгрузил — четко исполнил свои обязанности…
Слово Святогорову:
…
«Лишь наутро в тюрьме всполошились, заметив пропажу важных „преступников“. Подняли на ноги весь гарнизон, но беглецов и след простыл. Допросили всех, кто дежурил той ночью, но так и не дознались, кем же был усыплен надзиратель, как был совершен побег — все ключи находились на месте.
Спасенным летчиком оказался член экипажа того самого самолета, который так восторженно восхвалял Данило Грунтовой.
Это был стрелок-радист Николай Метелкин, „ангел небесный“, которого Данило обещал задушить в объятиях при встрече. Такая встреча состоялась. Он нежно обнимал раненого советского сокола.
А попал Николай к фашистам по трагической случайности — его самолет, как, оказалось, столкнулся в воздухе при развороте с другим — своим, и из двенадцати членов двух экипажей живым остался только Метелкин».
* * *
Весной 1945 года командование войск Красной Армии, теснившей оккупантов, всё чаще и чаще обращалось к разведчикам с просьбой, а иногда и требованиями давать свежую информацию о местах скопления гитлеровских частей. Особенно их интересовали данные о танковых колоннах, направлении и маршрутах движения вражеских резервов, местах дислокации зенитных и артиллерийских батарей и складах вооружения, боеприпасов и горюче-смазочных материалов.
Слово Святогорову:
…
«И опять я принимал и принимал посланцев из Братиславы, Злате-Моравце, Нитры и многих других словацких городов и сел. Информации было полно, поэтому наши рации работали на полную мощность. В Центр уходили данные о маршрутах отступления гитлеровцев.
4 апреля 1945 года столица Словакии Братислава была полностью освобождена от оккупантов, а вскоре пришел и долгожданный час Победы.
Сколько было радости!
Наш отряд, как и многие другие, был расформирован и отправлен на родину…»
Как скупо, как скромно, как немногословно подвёл итоги наш герой — майор Зорич. В изложенном автором материале десятая, а может быть, и меньшая часть того, что совершили люди высокого подвига во имя Отчизны и её борьбы с поработителями не только на территории Советского Союза, но и на землях братских нам народов славянского корня — Польши и Словакии, нынешние руководители которых, к великому сожалению, стали забывать о великой помощи и жертвах большой страны во имя освобождения их от нацистского ига.
Сегодняшнее, жестокое время порывами политических бурь смешало всё доброе и злое в один ком и бросило его в лицо неподготовленным к восприятию подобного потомкам. Особенно это ощущается на молодом поколении, вскормленном порой ложью о делах наших отцов и дедов, защищавших родное Отечество все вместе.
Забывают люди, что конечной целью расовой теории Гитлера было слить воедино все германские элементы в Европе, а затем повести их против недочеловеков: славян, цыган, евреев, мусульман и других народов, проживающих на территориях европейских стран.
Повести свои армии с целью не оттеснения их на восток, а физического уничтожения — устранения «славянского быдла». В этом, и только в этом — Главная Правда о войне с германским фашизмом, которую выдержали наши люди, люди разных национальностей, запланированные гитлеровцами на истребление, но закономерно победившие.
Правда не может быть ни левой, ни правой — она посередине в гордом одиночестве, и имя её — истина. А ещё говорят, что та же правда лежит между двумя противоположными мнениями. Но это неправда! Между ними лежит проблема. Поэтому нет большего бесстыдства, чем выдавать за правду утверждение, ложность которого заведомо известна. В понятии правды заложено дыхание самой жизни с победой совести в человеке.
Эти люди достойно пронесли знамя человеческого достоинства, а это и есть Высшая Правда!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.