Глава 2 МЕККА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

МЕККА

— Ее святыни: храм Кааба, источник Замзам

— Черный камень Каабы

— Курайш и племя курайшитов

— Абд аль-Мутталиб

— Расчистка священного источника

— Клятва Абд аль-Мутталиба

— Прорицательницы

— Отмена человеческих жертвоприношении

— Женитьба Абдаллаха — будущего отца пророка

— Торговая конкуренция

— Поход йеменцев против Мекки в «год Слона»

В первых веках нашей эры в районах Центральной Аравии появилась своя «столица» — город Мекка, расположенный километрах в семидесяти от побережья Красного моря, на границе гористого Хиджаза и знойной Тихамы, — будущее место рождения Мухаммеда.

Область Мекки крайне засушлива и совершенно непригодна для земледелия. Не славилась она и скотоводством — в ее окрестностях, покрытых скудной растительностью, с трудом могли отыскать для себя корм лишь небольшие стада верблюдов, овец и коз.

Но для торгового поселения место было хорошее — относительно безопасное, защищенное горами и пустынями. Отсюда шли удобные караванные пути в Южную Аравию, Иран, Сирию, к побережью Средиземного моря. Главное же — в самой Мекке и поблизости от нее находились святыни, почитаемые многими арабскими племенами, благодаря этим святыням вся округа признавалась священной территорией. Со всех концов Аравии стекались сюда паломники, торговля с которыми вполне могла прокормить небольшой городок.

Важнейшей святыней Мекки был «дом Бога» — храм, который из-за своей кубической формы получил у арабов название Кааба, и расположенный рядом с ним источник Замзам.

Когда Мекканская долина стала почитаться как священная земля, историки не знают.

По арабским преданиям, появление в этих пустынных местах обильного водой источника обязано чуду, сотворенному Богом ради праотца Ибрахима и сына его Исмаила, легендарного родоначальника североарабских племен. По возвращении Ибрахима из Египта в Палестину жена его Сарра, которая была неплодна, не надеясь иметь детей, предложила в жены Ибрахиму свою рабыню Хаджар, подаренную ей египетским фараоном. Хаджар, родившая вскоре Исмаила, возгордилась и стала с презрением относиться к Сарре, что было не очень-то хорошо с ее стороны. Когда же престарелая Сарра по воле Бога родила Исаака, к вражде матерей вскоре присоединились ссоры сыновей. Сарра горько жаловалась Ибрахиму и требовала прогнать Хаджар с ее сыном. Ибрахиму, очень любившему Исмаила, трудно было решиться на это; но Бог приказал ему подчиниться требованиям Сарры, и он отвел Хаджар с Исмаилом в Аравию, на самим Богом указанное место и оставил их там. Вскоре запас воды у них кончился. Напрасно Хаджар металась в поисках источника или колодца (по преданию, это послужило прототипом одного из обрядов мекканского паломничества — сай) — ни малейшего следа воды не было заметно среди безжизненных холмов и раскаленных скал, и мучительная смерть от жажды казалась неизбежной. Отчаявшись, Хаджар удалилась на некоторое расстояние от Исмаила, чтобы не видеть его предсмертных страданий, облегчить которые она была бессильна, а оставленный ею Исмаил заплакал и стал ударять ногою о землю. И — о, чудо! — на этом месте забил источник пресной воды! Хаджар, бросившаяся к сыну (она думала, что на Исмаила напали дикие звери), увидела, что они спасены, — она напоила Исмаила и напилась сама, а чудесный источник оградила землей и камнями из боязни потерять воду. Такова легенда о происхождении источника Замзам.

Кстати, в этой легенде нашла отражение та высокая и подчас решающая роль, которую играли женщины в племенной жизни у предков древних семитов. Требование Сарры, продиктованное заботой о собственном сыне-Исхаке (библейский Исаак), родившемся после Исмаила, и ревностью к Хаджар, лишь спустя некоторое время получает божественную санкцию — этот приказ, полученный от Бога, собственно, и оправдывает Ибрахима в глазах его потомков, прочно усвоивших патриархальный уклад жизни, настолько прочно, что они стали считать его существовавшим от века.

Как бы то ни было, кому из детей выселяться, отделяться, покидать отчий дом, нужно было решать, и решала его Сарра, занимавшая самое высокое положение среди женщин племени, и ей был вынужден подчиниться Ибрахим, сердце которого обливалось кровью при одной мысли об удалении своего первенца. Отделение сыновей Ибрахима, рожденных от Кетуры, уже не было для него, судя по легендам, столь мучительно и болезненно, так как с ним оставался Исхак. Кстати, и Исхаку пришлось подчиниться власти своей жены Ревекки, когда встал аналогичный вопрос — кому из детей его оставаться на обжитой земле, а кому — выселиться. На этот раз никакого мотива ревности быть не могло — оба сына, Иаков и Исав, были ее собственными детьми, более того — близнецами. Ревекка (по совету Бога, конечно) обманула Исхака. И опять выбор пал на «младшего», родившегося на несколько минут позднее Иакова, а Исав должен был удалиться в пустыню, и его потомки также пополнили ряды древних арабов.

Утешая Ибрахима, боявшегося, что его сын погибнет в пустыне, Бог обещал ему, что Исмаил не только не погибнет, но станет родоначальником могучего народа, а потомки его будут многочисленными, как песок морской; народа воинственного, так что «рука их будет на всех»; правда, другие народы, эти «все», не будут покорно переносить воинственность потомков Исмаила, и, как выразился бог, также и «рука всех будет на него». Об этом пророчестве пришлось вспомнить народам, почитавшим Библию как священное писание, в эпоху арабских завоеваний…

Вскоре Хаджар и Исмаил повстречались с племенами джурхумитов, пришедших в эти места из Йемена со стадами овец и верблюдов в поисках воды, и присоединились к ним.

Как сложилась дальнейшая судьба Хаджар — легенды умалчивают. Известно лишь, что, когда она умерла, Исмаил похоронил ее близ того места, где расположен храм Кааба.

Еще при жизни Хаджар Ибрахим, навещавший изредка Исмаила (для этого ему приходилось совершать немалое путешествие, так как сам он жил в Сирии), наставлял своего сына как в вопросах религиозных, так и в житейских.

В одно из таких посещений Ибрахим не застал своего изгнанного первенца, навстречу ему из шатра Исмаила, вокруг которого из стволов низкорослой пальмы был устроен загон для скота, вышла незнакомая женщина — она назвалась женой Исмаила и объяснила Ибрахиму, которого она до этого не видела, что Исмаил ушел на охоту. Она не предложила гостю войти в дом и не оказала ему никакого уважения. В ответ на расспросы Ибрахима об их жизни женщина стала жаловаться ему, совершенно незнакомому ей человеку, на бедность. Выслушав ее жалобы, Ибрахим сказал:

— Когда вернется твой муж, опиши ему меня и передай, чтобы он переменил порог своего шатра. — После чего попрощался и уехал.

Когда Исмаил вернулся домой и выслушал рассказ о незнакомом госте и его ответе, он сразу понял, что приезжал Ибрахим, что отец не одобряет его брака и рекомендует ему развестись. Исмаил вернул жену ее родственникам и женился вторично на дочери джурхумита Мадада, вождя этого племени.

В следующий раз, когда Ибрахим вновь посетил сына, Исмаила опять не было дома, но на этот раз Ибрахиму был оказан совсем другой прием. Новая жена сына приветливо пригласила его в дом, а так как Ибрахим не мог воспользоваться ее приглашением (пока была жива Хаджар, ревнивая Сарра разрешала ему навещать Исмаила только при условии, что он обещает не сходить со своего коня), она вышла к нему, почтительно омыла ему бороду и предложила отведать всего, что было в доме, — молока, вареного мяса и фиников, хлеба, к сожалению, у них нет. В ответ на его расспросы она не стала позорить своего мужа жалобами на плохую жизнь — все это понравилось Ибрахиму, и, уезжая, он попросил передать Исмаилу, что теперь у его шатра хороший порог. И действительно, эта жена, которая продемонстрировала в назидание потомкам, как должна вести себя арабская женщина по отношению к гостю и мужу, оказалась удачной — она родила Исмаилу 12 сыновей, ставших родоначальниками североарабских племен.

После смерти Хаджар отец Исмаила стал подолгу, иногда по нескольку лет, гостить в окрестностях Мекки. В одно из его посещений (по велению Аллаха) и был построен храм Кааба на том самом месте близ источника Замзам, где некогда находился храм Адама — первый храм на земле. Это место было указано ангелом Джибрилом (архангелом Гавриилом), который помогал Ибрахиму и Исмаилу при строительстве и объяснял, каким должен быть храм, угодный Богу. От него же, очевидно, Ибрахим и Исмаил узнали, что храм, который они строят, точная копия того храма, в котором молился Адам. По арабским легендам, после грехопадения Адам и Хавва (Ева) были не только изгнаны из рая, но и разлучены-Адам попал на остров Шри-Ланку (Цейлон), а Хавва-на побережье Красного моря недалеко от Мекки — в те места, где расположен ныне порт Джидда. (Кстати, на окраине Джидды и сейчас показывают могилу праматери Хаввы.) Они встретились только через двести лет — как раз в районе Мекки; гора Арафат, где они впервые познали друг друга после столь продолжительной разлуки, почитается мусульманами как одна из святынь.

Адам очень страдал, что он лишился не только рая, но и храма, в котором привык молиться в раю. В конце концов Бог смилостивился, и копия храма была спущена на землю. По смерти Адама этот нерукотворный храм был унесен обратно на небо. После этого Каабу строили Сиф (сын Адама), Нух (Ной) и его сын Сим, восстановивший ее после потопа.

Чтобы Каабу было легче строить, ангел Джибрил принес Ибрахиму плоский камень, который мог висеть в воздухе и служить в качестве строительных лесов; этот камень (Макам Ибрахим) до сих пор находится в Каабе, и верующие отчетливо видят на нем отпечатки ног своего праотца. Когда храм был почти готов, Ибрахиму понадобился заметный камень, чтобы обозначить на стене место, с которого следует начинать ритуальное обхождение вокруг Каабы. Дело в том, что в раю ангелы и Адам, наученные самим Богом, совершали семикратное обхождение вокруг храма, и Ибрахим хотел, чтобы и на земле богослужение происходило правильно. Тут-то ангел Джибрил и принес ему знаменитый Черный камень, который был вделан в северо-восточный угол здания, — этот камень первоначально был ослепительной белизны, но затем быстро почернел от прикосновений грешников. Камень имел неземное происхождение, еще во времена Адама он упал с неба — по одной из версий, это был ангел-хранитель Адама, обращенный в камень после того, как он допустил грехопадение своего подопечного. Действительная природа Черного камня до сих пор неизвестна многие ученые считают его очень крупным метеоритом, но не исключено, что это крупный кусок неизвестной вулканической породы: каменистая Аравия изобилует потухшими вулканами, и во многих местах мощные потоки лавы залегают на самой поверхности.

От старшего сына Исмаила заведование Каабой перешло к южноарабскому племени джурхумитов, пользовавшихся поддержкой вавилонян. В III веке нашей эры их вытеснили Бану Хузаа — также южноарабское племя; покидая Мекку, джурхумиты разрушили Каабу и засыпали источник Замзам. Хузаиты восстановили Каабу. Аднан, один из потомков Исмаила, женился на дочери вождя хузаитов и поселился в Мекке. Праправнук этого исмаилита Фир, по прозвищу Кураиш, стал родоначальником нового племени — курайшитов. Курайшиты, жившие как в самой Мекке, так и в ее окрестностях, постепенно усилились настолько, что через двести лет потомок Фира в седьмом колене Кусай выгнал наполовину истребленное эпидемией чумы племя хузаитов из Мекки. Согласно арабским источникам, курайшиты полностью овладели и городом и храмом около 440–450 года, то есть меньше, чем за 150 лет до рождения Мухаммеда. Собственно, с этого времени, так или иначе, начинается действительная, а не легендарная история Мекки — пусть неполная и отрывочная, противоречивая и искаженная, но история.

Что же касается легенд об источнике Замзам и Каабе, часто отличающихся друг от друга в деталях и противоречащих друг другу, то записаны они были уже после возникновения ислама, а у некоторых южных племен Аравии еще в VII–VIII веках бытовало представление о Каабе как храме, в котором первоначально поклонялись планете Сатурн.

Кусай, под предводительством которого курайшиты полностью овладели Меккой и установили свой контроль над значительными районами Хиджаза, прапрадед Мухаммеда. Влияние и богатство Кусая были так велики, что его нередко называли «князем курайшитов», хотя он являлся всего лишь могущественным шейхом (предводителем) сильного и процветающего племени. Предания приписывают ему решающее участие во всех важнейших изменениях, которые при его жизни произошли в Мекке.

Прежде всего он предложил срубить рощу, которая окружала Каабу, и использовать полученную таким путем древесину на строительство города. Его предложение вызвало замешательство курайшитов, которые почитали эту рощу священной и не решались рубить деревья. Тогда Кусай, не отличавшийся, по-видимому, особой религиозностью, сам взял в руки топор и собственноручно срубил первое дерево на глазах у собравшихся курайшитов. Так как после этого святотатства он остался цел и невредим, курайшиты последовали его примеру и полностью вырубили рощу. В результате большая часть пространства вокруг храма была вскоре застроена большими каменными домами самых знатных курайшитов — некоторые дома были высотой в два-три этажа. Оставлена была только небольшая площадь за пределами ограды самого храма для совершения необходимых религиозных церемоний.

Какому бы богу ни была первоначально посвящена Кааба и кем бы ни была она основана, но в V веке новой эры в ней самой, вокруг нее и на ее стенах уже стояли многочисленные идолы. Когда они появились впервые — неизвестно, да и не столь существенно. Предания сохранили имена ряда людей, которые привозили и устанавливали в Каабе отдельных идолов, но эти имена, даже если они подлинные, ничего нам не говорят. Важно другое — курайшиты не только не препятствовали вселению «чужих» богов в Каабу, но, как это некогда делали римские императоры, всячески поощряли его, стремясь еще больше усилить роль своего храма и своего города как религиозного центра возможно большей части Аравии.

Среди потомков Кусая, умершего в 480 году, наиболее известен его внук Хашим, прадед Мухаммеда. Подобно Кусаю, он считался главой Мекки, и при нем стали ежегодно снаряжать два специальных каравана за продовольствием для Мекки — зимой в Йемен и летом в Сирию. Кроме того, он первым начал практиковать в Мекке раздачу еды беднейшим курайшитам, правда неизвестно, ежедневно или лишь по определенным дням. Неизвестно также, осуществлялась ли эта благотворительность за счет города или на средства самых богатых курайшитов.

Хашим умер в Газе, на берегу Средиземного моря, во время одной из своих поездок в Сирию, оставив после себя малолетнего сына Шейбу, который свое детство провел в Ясрибе, откуда была родом его мать. В Мекку его привез Мутталиб, младший брат Хашима, когда Шейба был уже юношей. Мекканцы приняли светловолосого Шейбу за раба Мутталиба, из-за чего он якобы и получил прозвище Абд аль-Мутталиб — «раб аль-Мут-талиба»; так и называли Шейбу до конца его дней.

Вскоре не стало и братьев Хашима, из которых только Абд Шамс скончался в Мекке; Мутталиб умер в Йемене, а Науфал — в Ираке; подобно Хашиму, эти основатели могущественных кланов курайшитов вели неутомимую и полную превратностей жизнь купцов-путешественников, и смерть нередко застигала их вдали от родного города.

После смерти Мутталиба, последовавшей около 520 года, Абд аль-Мутталиб оказался старейшиной племени. При нем основные должности в Мекке продолжали оставаться в руках членов семейства Кусая, являвшихся к тому времени главами значительных кланов. В их руках находились ключи от Каабы (их пришлось завести ввиду попыток разграбить накопленные в храме сокровища), надзор за колодцами, судопроизводство, «иностранные дела», хранение священного знамени, с которым курайшиты отправлялись на войну, взимание налога в пользу бедных, председательство в собрании старейшин, право созывать собрания, управление общественными финансами и хранения гадательных стрел — таковы десять основных должностей, существовавших в Мекке.

Абд аль-Мутталиб — дед Мухаммеда, и уже по одной этой причине его богатство и величие вполне могли быть сильно приукрашены потомками, которые лет через двести после его смерти сочли необходимым записать и тем самым увековечить рассказы о нем. Эти рассказы приписывают именно Абд аль-Мутталибу восстановление колодца Замзам, который был засыпан еще джурхумитами, одновременно разрушившими и Каабу, когда за несколько столетий до описываемых событий они были вынуждены покинуть Мекку под натиском племени Бану Хузаа. Храм вскоре восстановили, а источник откапывать не стали — вероятно, жителей в Мекке в тот период было немного, а паломничество либо сильно сократилось в результате царивших в городе и его окрестностях беспорядков, либо вообще было еще незначительным. Во всяком случае, город прекрасно обходился без источника Замзам, и постепенно даже места, на котором он был расположен, уже никто в точности не знал. Поэтому, когда население Мекки увеличилось, а приток паломников сильно возрос, потребовалось небольшое чудо, чтобы восстановить источник. Такое чудо и случилось с Абд аль-Мутталибом.

По свидетельству Али, внука Абд аль-Мутталиба и одного из первых халифов, дед его так рассказывал об этой истории.

Как-то он лег спать в ограде храма (вспомним, что он был хранителем ключей от Каабы, сторожем), и ночью во сне ему явился дух в человеческом облике. Дух приказал:

— Выкопай Тибу!

— Но что такое Тиба? — спросил Абд аль-Мутталиб. На это дух ничего не ответил и удалился.

На следующую ночь Абд аль-Мутталиб по совету курайшитов, которым он рассказал о видении, опять лег спать на том же самом месте. История повторилась, только на этот раз явившийся дух приказал выкопать Барру — что это такое, Абд аль-Мутталибу было также непонятно. На третью ночь дух явился снова и приказал выкопать Замзам — любопытно, что и это название ни о чем не говорило Абд аль-Мутталибу; очевидно, о некогда существовавшем колодце курайшиты имели весьма смутное представление. Но на этот раз дух, хотя и в туманной форме, в которую у всех народов принято облекать заклинания и предсказания, все же дал некоторые объяснения — речь шла о воде, которая должна утолять жажду пилигримов, и о месте в ограде храма, где течет кровь, кишат муравьи и гнездятся вороны.

Полученных сведении оказалось Абд аль-Мутталибу достаточно — он направился на следующий же день к тому месту, на котором обычно производилось заклание жертвенных животных и где среди куч навоза и гниющих останков в изобилии водились и муравьи и вороны. Здесь же стояли идолы Асаф и Найла — по свидетельству Аиши, жены Мухаммеда, она от самого пророка слышала, что это были мужчина и женщина, которые некогда избрали храм Каабу местом любовного свидания, за что и были превращены Аллахом в камни. Кстати, любовные свидания в храмах некоторых богинь и богов были широко распространены в древности и носили характер религиозного обряда, не имевшего, по понятиям древних, ничего общего с развратом. Возможно, подобные культы встречались и в Древней Аравии.

Интересно, что Ибн Исхак, арабский историк, живший в VIII веке, несомненно благочестивый мусульманин, сообщая мнение пророка Мухаммеда о происхождении идолов Асафа и Найлы, счел все-таки нужным оговориться, что один Бог, собственно, знает, откуда эти идолы появились в ограде храма и почему им поклонялись.

Абд аль-Мутталиб и его сын, в то время единственный, начали кирками копать яму между Асафом и Найлой и сразу же наткнулись на камни, которыми был выложен колодец. Окруженные толпой любопытных курайшитов, кое-кто из которых протестовал против святотатственных раскопок вблизи храма, они за несколько дней полностью расчистили источник Замзам. На дне его Абд аль-Мутталиб нашел золотые изображения двух газелей и несколько мечей и кольчуг, сделанных сирийскими мастерами.

Увидев находки, курайшиты тотчас же объявили, что это общественная собственность, которую следует немедленно поделить, против чего Абд аль-Мутталиб энергично протестовал. Его возражения ни к чему не привели, и в конце концов было решено поделить найденные вещи по указанию наиболее беспристрастного судьи — Бога. Абд аль-Мутталиб сделал шесть одинаковых гадательных стрел, две из которых были выкрашены в желтую краску (вытащивший их получал золотых газелей), две — в черную (мечи и кольчугу) и две — в белую (тот, на чью долю приходились эти стрелы, не получал ничего). Эти стрелы вложили в руки Хубала — самого крупного и самого, по-видимому, почитаемого идола Каабы, которого некогда привезли из Сирии и установили в самом центре храма. Хубал был сделан из агата в виде сидящего человека (в котором некоторые арабские историки видят Ибрахима) с гадательными стрелами в руке — гадание на стрелах являлось одной из его главных специальностей.

В жеребьевке принимали участие Кааба, Абд аль-Мутталиб и курайшиты. Гадатель, которому предварительно завязали глаза, первым вытащил стрелы, предназначенные для храма, — ими оказались обе желтые стрелы, и золотые газели стали собственностью Каабы. Абд аль-Мутталибу достались черные стрелы, и он получил мечи и доспехи, а курайшитам — белые стрелы, следовательно, им не досталось ничего.

Абд аль-Мутталиб прибил золотых газелей, а также мечи к дверям Каабы. Эти золотые газели, по словам легенд, были первыми золотыми украшениями, появившимися в храме.

Покончив с злополучными газелями, стали решать вопрос об источнике Замзам, который оказался гораздо обильнее, чем другие источники, расположенные в Мекке и ее окрестностях, и давал воду лучшего качества. Кроме того, Замзам находился так близко от храма, что неизбежно должен был сделаться священным. В конце концов, после ряда злоключений и чудесных знамений, курайшиты согласились оставить Замзам под управлением Абд аль-Мутталиба — конечно, ни о каком праве собственности его на этот источник не могло быть и речи — племенные законы продолжали действовать в Мекке, и в ней вообще не существовало в это время ни одного крупного колодца, кем бы он ни был выкопан, который бы считался частной собственностью. Однако и распоряжение Замзамом как общественной собственностью обеспечивало Абд аль-Мутталибу не только почетное положение, но и небольшой постоянный доход.

История с источником Замзам любопытна тем, что она дает довольно точную и достаточно полную картину взаимоотношений главы города, каковым в то время был Абд аль-Мутталиб, с остальными его жителями. Глава города, собственно, не обладал никакой реальной властью и не мог по своему усмотрению вынести решение, хоть сколько-нибудь противоречащее интересам мекканцев. Он находился почти на положении шейха кочевого арабского племени, чья власть целиком зависела от богатства и могущества его собственного клана и от того уважения, которым он пользовался в племени благодаря своим личным нравственным качествам. Пост главы города позволял оказывать большое влияние на формирование общественного мнения и извлекать некоторые материальные выгоды — и только.

Вторая распространенная легенда об Абд аль-Мутталибе делает его и его сына Абдаллаха, будущего отца пророка Мухаммеда, героями событий, которые привели к прекращению человеческих жертвоприношении у курайшитов и родственных им арабских племен. Согласно этой легенде, у Абд аль-Мутталиба очень долго не было сыновей, что, с точки зрения араба, почти полностью лишало смысла всю его жизнь и сводило на нет все достигнутые им успехи богатство, почет, уважение соплеменников. Впрочем, история с источником Замзам наглядно показала, как действительно трудно было ему, имея только одного сына, отстаивать свои права перед соплеменниками и как мало курайшиты считались с ним, несмотря на то что он был зажиточен, занимал пост главы города и находился в расцвете сил. В старости же ему грозила полная беззащитность и унизительная зависимость. Абд аль-Мутталиб, как и другие арабы его времени, хорошо понимал, что пол ребенка определяет судьба, рок, над которым ни один человек не властен. Моральный кодекс предписывал ему мужественно и хладнокровно переносить подобные удары судьбы, не унижая себя бесполезными жалобами и малодушным унынием. Абд аль-Мутталиб так себя, очевидно, и вел, что не мешало ему горячо молить богов о рождении сыновей. Так как эти молитвы не помогали и его жены продолжали рожать ему исключительно девочек, он прибег к последнему средству — публично поклялся, что если у него будет десять сыновей, то одного из них он принесет в жертву.

Вскоре же судьба сделалась к нему благосклонной, и у него стали рождаться сыновья, причем эти сыновья не только появлялись на свет, но и благополучно переносили многочисленные детские болезни, сеявшие смерть среди новорожденных, что тоже можно было приписать прямому вмешательству небес. Поэтому, когда у Абд аль-Мутталиба подросло двенадцать сыновей, он не осмелился нарушить клятву, хорошо понимая, что богам ничего не стоит «забрать» всех сыновей обратно в любую минуту.

Сыновья, выслушав его решение исполнить обещание, данное богам, выразили полную готовность подчиниться отцовской воле, как то и подобало сделать примерным сыновьям. Абд аль-Мутталиб приказал каждому сыну сделать гадательную стрелу и написать на ней свое имя. Потом все отправились к Хубалу, чтобы гадатель вытащил одну из стрел. Жребий пал на Абдаллаха, самого младшего и самого любимого сына (само имя которого — «Абд аллаха» «раб Бога», — вероятно, немало способствовало формированию легенды). Но и это не остановило благочестивого Абд аль-Мутталиба (негоже было бы деду пророка быть клятвопреступником!), и, вынув нож, он повел Абдаллаха к идолам Исафа и Найлы, на место, отведенное для жертвоприношений.

Тут уж мекканцы, до сих пор молча наблюдавшие за развитием событий, не выдержали и стали всячески отговаривать Абд аль-Мутталиба (больше они сделать ничего не могли — сын был его, и он волен был делать С ним все, что угодно, ни у кого не спрашивая и ни перед кем не отчитываясь; убей он хоть всех своих сыновей, он не понес бы никакой кары, кроме общественного осуждения). Особенно волновали курайшитов возможные вредные последствия поступка Абд аль-Мутталиба для процветания их благородного племени, если обычай приносить в жертву сыновей станет модным. Наиболее энергично возражал против разумности подобного жертвоприношения некто аль-Мугира, принадлежавший к тому же племени, что и Фатима, мать Абдаллаха, и, очевидно, ее родственник. Он предложил, в частности, выяснить, не согласятся ли боги на замену Абдаллаха еще более ценной искупительной жертвой. Курайшиты в свою очередь посоветовали обратиться к знаменитой прорицательнице, жившей в Хиджазе, в окрестностях Ясриба, в нескольких сотнях километров к северу от Мекки.

Это был действительно выход из создавшегося трагического положения если бы боги предпочли получить нечто более, с их точки зрения, стоящее, чем Абдаллах, Абд аль-Мутталиб смог бы спасти любимого сына, не совершая при этом никакого святотатства. Поэтому он охотно отложил намеченное жертвоприношение и, оседлав верблюдов, немедленно отправился вместе с Абдаллахом к прорицательнице.

Прорицательница подробно расспросила их обо всем и пообещала помочь, как только ее посетит дух. Прорицательницы-профессионалки овладевали искусством вселять в себя духов по своему желанию и заставляли их отвечать на заданные вопросы. Иногда для этого использовались различные одурманивающие напитки, но чаще всего они доводили себя до состояния одержимости быстрыми ритмическими телодвижениями, своего рода исступленной пляской, нередко кончающейся судорогами, пеной у рта и нечленораздельным воем. В таком состоянии транса они начинали выкрикивать свои прорицания саджи, рифмованные стихи с резкими диссонансами и загадочным смыслом, производившие благодаря первоклассному исполнению сильное впечатление на окружающих. Известность и славу приобретали, несомненно, прорицательницы неглупые, обладающие богатым жизненным опытом, проницательные и наделенные интуицией.

Последние качества были особенно нужны прорицательницам, когда к ним обращались не за предсказаниями будущего, а по вопросам более житейским и конкретным. В этих случаях не требовалось публичных прорицаний в форме загадочного и действующего на воображение саджа — нужен был точный и недвусмысленный совет, как поступить правильно, в соответствии с волей богов или бога. Именно с таким вопросом Абд аль-Мутталиб обратился к прорицательнице.

Поэтому прорицательница в экстаз не впадала, а уже на следующий день позвала их к себе и сообщила, что слово снизошло на нее и ей нужно лишь уточнить — какая цена крови принята у курайшитов? Абд аль-Мутталиб ответил, что цена крови (штраф за неумышленное убийство, прекращающий кровную месть) у племени курайшитов — десять верблюдов. Эту-то цену, ответила ему прорицательница, и нужно предложить богам вместо Абдаллаха; если боги откажутся, следует увеличивать число верблюдов до тех пор, пока боги не примут заменительной жертвы.

Вернувшись в Мекку, Абд аль-Мутталиб так и поступил. Перед Хубалом поставили его сына Абдаллаха, а в ограду храма привели десять верблюдов и стали метать стрелы. Девять раз подряд жребий падал на Абдаллаха, девять раз пришлось пригонять новых верблюдов, и только когда число их достигло ста, божество признало их равноценной заменой человеческого жертвоприношения.

Чтобы не ошибиться, Абд аль-Мутталиб еще дважды бросил жребий, и оба раза стрела указала на верблюдов:

сомнений больше не оставалось. Так был спасен любимый сын Абд аль-Мутталиба к огромной его радости и к немалой радости мекканцев, вполне заслуживших за проявленную ими гуманность участия в том пире, который должен был развернуться после принесения в жертву целого табуна этих легендарных верблюдов.

Легенда эта, которую записали и сохранили для нас первые биографы пророка Мухаммеда, свидетельствует, что принцип «око за око, кровь за кровь, смерть за смерть» не всегда выполнялся неукоснительно и буквально, что в случае непреднамеренного убийства кровную месть можно было предотвратить, уплатив очень крупный штраф.

Повышение цены крови с десяти верблюдов до ста и отмена человеческих жертвоприношений ко времени рождения Мухаммеда уже так прочно вошли в быт, что, собственно, не нуждались в божественном авторитете. Но когда-то столь крупная реформа «уголовного кодекса» должна была произойти, причем произойти в условиях, когда еще не было той власти, которая могла бы не только менять законы и, опираясь на силу принуждения, обеспечить их внедрение в практику, но и заставлять людей считать новые законы справедливыми, а старые несправедливыми и ужасными. Преступить закон и изменить закон — почти одно и то же, и даже короли, менявшие законы, нередко и обоснованно казались народу преступниками. В условиях же племенной жизни апелляция к божественной воле была почти неизбежным и едва ли не самым разумным выходом, когда большинство людей начинало ощущать, что какой-либо древний закон устарел и возникла настоятельная потребность изменить его, но так, чтобы не подорвать при этом идею священности закона.

Примерно в 569 году Абд аль-Мутталиб женил своего спасенного сына на Амине, девушке из благородной, но небогатой курайшитской семьи. Свадьба состоялась в доме родителей Амины, куда Абдаллах потом и переселился. Легенды приписывают Абдаллаху небывалое совершенство, пленявшее слабый пол настолько, что в ночь его свадьбы двести девушек умерли от разрыва сердца. По одному из преданий, некая женщина, встретив его на улице, пообещала ему столько верблюдов, сколько было за него принесено в жертву, если он на ней женится, но Абдаллах деликатно отклонил ее предложение, сославшись на то, что жену ему выберет отец, а против отцовской воли он не пойдет. Эта женщина была поражена тем светом, который излучало лицо Абдаллаха, погасшим на следующий же день после его женитьбы на Амине. Правда, по другому преданию, дело обстояло иначе — Абдаллах встретил эту женщину на улице, когда он только что кончил какие-то работы в доме своего отца и был весь перепачкан глиной, и сам сделал ей предложение. Женщина не только отвергла его, но и осыпала его насмешками за неопрятный вид. Нимало не огорченный, Абдаллах вымылся, приоделся и отправился с отцом сватать Амину.

Предания об обстоятельствах брака Абдаллаха и Амины интересны не только тем, что они содержат некоторые живые штрихи реальной жизни мекканцев. В этих легендах, цель которых — возможно больше прославить родителей пророка, подчеркиваются исключительные личные достоинства Абдаллаха и Амины — их красота, благородство происхождения и добродетель (сказавшаяся даже на именах: Абдаллах, как уже говорилось, — «раб божий», а Амина означает «верная»). Но богатство в те времена было предметом гордости, а о нем-то как раз и не упоминается. По-видимому, ни Абдаллах, ни Амина не были, по понятиям мекканцев, людьми состоятельными.

От этого брака вскоре и появился на свет Мухаммед. Арабские историки считают, что он родился в «год Слона», что соответствует 570 году по нашему летосчислению. Этот год ознаменовался важными событиями, чуть не сокрушившими могущество курайшитов. Дело в том, что процветание Мекки зависело не только от храма Каабы и выгодного местоположения, но и от военной силы курайшитов и союзных с ними кочевых племен. Именно военная сила позволяла курайшитам не только принимать участие в выгодной торговле, но и не допускать или резко ограничивать торговлю своих конкурентов из Йемена. В результате для йеменских торговцев постепенно все больше закрывался прямой доступ к рынкам Средиземноморского побережья, Сирии и Персии, все дороги к которым либо проходили через саму Мекку, либо в непосредственной от нее близости и по территории союзных курайшитам кочевых племен. Волей-неволей им приходилось продавать свои товары курайшитам, в руки которых попадала основная прибыль от последующей распродажи. Поэтому йеменцы были кровно заинтересованы в захвате Мекки.

Примерно в 569–570 годах и состоялся поход йеменцев против Мекки под предводительством Абрахи, правителя Саны. Утверждают, что Абраха намеревался разрушить Каабу, увезти ее святыни и сделать свою столицу религиозным центром большой части Аравии. В походе принимали участие эфиопские войска, которые вели с собой боевого слона — животное, дотоле невиданное в Аравии. Этот слон, поразивший воображение арабов и подробно описанный арабскими поэтами, и явился причиной того, что год похода йеменцев и эфиопов против Мекки получил название «год Слона».

Силы Абрахи были настолько велики, что курайшиты не отважились защищать Мекку и при приближении его к городу, захватив женщин и детей, ушли в окрестные горы. Казалось, Мекку ничто не могло спасти. Но тут свершилось чудо — над войсками Абрахи появилась туча маленьких птичек, которые сбрасывали на них мелкие камни, оставлявшие на теле людей болезненные раны. Люди массами гибли мучительной смертью, мысль о захвате беззащитной Мекки была оставлена, и огромное войско поспешно повернуло обратно. Разразившиеся вскоре проливные дожди смыли остатки армии Абрахи прямо в Красное море. По единогласному мнению историков, это чудо было не что иное, как вспыхнувшая в войсках абиссинцев эпидемия оспы, первое проявление которой на Аравийском полуострове отмечено примерно в это время. Следует также учитывать, что как раз в 570 году в Йемене был высажен крупный персидский десант, быстро разгромивший войска Эфиопии и ее местных союзников и на несколько десятилетий утвердивший господство Персии в Южной Аравии. Как бы то ни было, Мекка спаслась от, казалось, неминуемой гибели, что было единодушно приписано курайшитами божественному вмешательству и послужило еще большему прославлению святыни города — храма Каабы.

Во время описываемых событий в Мекке шло ожесточенное соперничество между различными кланами и группами кланов курайшитов за участие в наиболее выгодных торговых операциях. И хотя в целом мекканцы больше всего были заинтересованы в независимости и от Персии, и от Византии с ее союзницей Эфиопией, отдельные кланы нередко готовы были пожертвовать ради своих собственных интересов нейтралитетом Мекки и получить помощь от одного из враждующих гигантов. Так, например, Абд аль-Мутталиб, дед пророка Мухаммеда, безуспешно пытался заручиться поддержкой Абрахи в своей борьбе против группы кланов, во главе которых стояли его двоюродные братья, сыновья Абд Шамса, яркий пример неизбежного разрушения идиллических племенных отношений при переходе от кочевой жизни к жизни в крупном торговом городе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.