Глава четырнадцатая РАБОТА НАД ОШИБКАМИ. ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЕ КАМПАНИИ КАСТРО
Глава четырнадцатая
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ. ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЕ КАМПАНИИ КАСТРО
Кубинцы привыкли к тому, что своего рода программными на год вперед становятся те речи, которые Фидель Кастро произносит в годовщину штурма Монка–ды – 26 июля. В самую почитаемую памятную дату на Кубе.
26 июля 1970 года Фидель, как обычно, поднялся на трибуну, выдержал паузу, пока не стихли овации сотен тысяч кубинцев, и начал выступление. Он не был похож на себя. Впервые выглядел растерянным. От былого пафоса и уверенности, кажется, не осталось и следа. Это была не обычная речь Кастро, призывавшая кубинцев к очередным подвигам. Это было откровенное признание своих ошибок. «Мы оказались не в состоянии вести так называемое одновременное сражение. Мы собираемся начать с указания ответственности всех нас и моей особенно за все эти проблемы. <… > Легче выиграть двадцать войн, чем битву за развитие. <…> Мы сражаемся не против людей, <…> мы сражаемся против прошлого, с продолжающимся присутствием этого прошлого в настоящем<…>. Это величайший вызов, когда–либо брошенный нам в жизни, и величайший вызов, с каким когда–либо сталкивалась революция».
Никогда еще Фидель Кастро не был столь беспощаден к себе, кубинскому руководству. И снова, как в 1959 году, когда в порыве эмоций заявил об уходе с поста премьера при президенте Уррутиа, он попросил у народа доверия, заявив, что готов уйти со своего поста. Ему, разумеется, «доверили».
Выступление Кастро широко комментировалось во всем мире. Американский тележурналист Уоллес заявил: «Выступление Фиделя Кастро произвело на правящие круги США сильное впечатление, так как они не ожидали, что ку
бинская экономика находится в таком плачевном состоянии и что сам Фидель Кастро осмелится сделать такой критический анализ революционного процесса на Кубе»[545]. Американцы ожидали, что провал экономической программы 1970 года приведет к политическому банкротству Фиделя Кастро и кубинской компартии. Но этого не произошло в очередной раз. Фидель Кастро нашел в себе мужество не только признать «идеалистические» ошибки, но и начать серьезную, вдумчивую работу по их исправлению. Отныне главной задачей ближайших лет стало «превращение неудач в победу».
Куба испытывала серьезные финансовые трудности в основном из–за того, что импорт сырья для кубинской промышленности обходился дороже, чем экспорт готовой продукции. Кубинские руководители стали понимать, что экономика страны оказалась в бедственном положении не столько из–за империалистической блокады или недостаточной помощи социалистических стран, сколько из–за самих кубинцев. Организация производства и трудовая дисциплина находились на самом низком уровне. Фидель Кастро в одном из выступлений с нескрываемым раздражением зачитывал статистические данные о том, что в августе и сентябре 1970 года в ходе выборочной проверки в любой, установленный для этого день работу прогуливал каждый пятый кубинец. А в провинции Ориенте в августе 1970 года прогуливали аж 52 процента работников. «В данном случае – это проблемы не отдельных личностей, а <…> проблемы, затрагивающие весь народ, – говорил Фидель. – Вместе с нравственными стимулами мы также должны использовать и материальные, не злоупотребляя никакими из них, так как первые могут привести нас к идеализму, а последние к личному эгоизму. Мы должны действовать таким образом, чтобы экономические стимулы не стали исключительным побуждением человека, а нравственные – не позволяли некоторым жить за счет остальных»[546]. Кастро также придавал особое значение тому, чтобы рабочие активнее участвовали в обсуждении вопросов организации производства и трудовой дисциплины.
В 1970 году руководство Кубы вынесло на народное обсуждение проект «Закона о борьбе с тунеядцами», который был нацелен на укрепление трудовой дисциплины и предусматривал жесткие меры дисциплинарного воздействия. Три миллиона человек, почти половина населения Кубы, приняли участие в обсуждении законопроекта в низовых комитетах защиты революции. После принятия закона в марте 1971 года удалось дополнительно вовлечь в производство более 100 тысяч человек. В результате введенных трудовых норм, режима экономии, повышения дисциплины заметно увеличилась производительность труда: в 1971 году она была на 20 процентов выше, чем в 1970–м, а в 1972 году на 9 процентов выше, чем в 1971–м[547].
После 1970 года стало ясно многое – что на голом энтузиазме масс в кубинских условиях далеко не уедешь, а острый недостаток рабочей силы нужно компенсировать широкой механизацией труда, то есть ввозом из–за границы современной техники. Да и в целом требовалось найти новые формы управления народным хозяйством. Ввести, наконец, хоть какие–нибудь поощрения для людей, трудившихся до этого в добровольно–принудительном порядке. Поэтому едва ли не основной задачей новой экономической политики на Кубе в первой половине 1970–х годов стало, наряду с повышением эффективности производства, приведение в соответствие заработной платы кубинцев их трудовому вкладу.
Фидель понимал, что для сплочения и единения нации, поддержания боевого духа в армии акцент должен быть перенесен на идеологическую работу, активизацию фактора «внешнего недоброжелателя», в роли которого в 1967—1968 годах успела побывать и Москва. К счастью, непродолжительное время.
Кастро стал уделять значительно больше внимания подрастающему поколению, зная о том, что американцы в своей идеологической работе делают ставку на молодых кубинцев. Так, задержанный на Кубе агент – вербовщик ЦРУ заявил во время следствия: «Госдепартамент США отказался от мысли о вторжении, но ведет работу в области диверсии, главным образом в экономическом плане, благодаря чему подготавливаются субъективные условия для объединенной акции внутри страны с занятием ключевых государственных постов людьми, пользующимися престижем среди народа. Идет создание и развитие групп, стоящих на третьей позиции и способных занять ключевые посты в кубинском руководстве, когда придет время». Другой агент на допросе заявил, что он должен был «создать группу молодежи, стоящую на реформаторских позициях и добивающуюся трансформации нынешнего курса кубинской революции. Эта молодежь должна сблизиться с Фиделем и другими руководителями, действовать в рамках революции и вести изнутри линию на ее трансформацию. Эти элементы должны постепенно смягчить отношения Кубы с Соединенными Штатами. По прошествии ряда лет это должно привести к нормализации отношений между обоими государствами ... [548].
Фидель создал так называемые «колонны столетия». Десятки тысяч молодых людей добровольно переселялись в другие провинции, где в специально построенных лагерях они работали, преимущественно в сельском хозяйстве, и одновременно учились. «Колонны столетия» являлись формой отвлечения молодежи от пагубных влияний.
Фидель Кастро стал внимательнее относиться к людям. Но он по–прежнему не научился концентрироваться на принципиальных вопросах, хотел везде успеть и контролировать всё – распределять грузовик или удобрения, инспектировать строительство водохранилищ, оросительных систем, шоссейных дорог и промышленных предприятий. Фидель привык, что окончательное слово всегда должно оставаться за ним, поэтому в беседах с ним для того, чтобы убедить его, необходимо было быть хорошим тактиком. Может быть, Фиделя стали меньше боготворить, но боялись его все так же. Французский агроном Рене Дюмон, которого Кастро несколько раз брал с собой в поездки по стране, сделал любопытное наблюдение: «Когда он (Фидель) бросает свой берет и приходит в ярость, все дрожат и боятся возмездия»[549].
А кубинцы привыкли к тому, что всё, что касается внутренних проблем страны, определяется не только волей, но и словом Фиделя Кастро в прямом смысле. Иногда доходило до курьезов, местные власти понимали эти слова буквально, не пытаясь вникнуть в их смысл. В провинции Гавана (между местечками Гуиро и Сан–Николас) в 1971 году строился городок нового типа, где должны были жить три тысячи семей крестьян–единоличников. Но в радиусе 20 километров от него не было питьевой воды. Хотя в самом этом районе были более удобные места с источниками питьевой воды. Однако местные власти посчитали, что раз Фидель именно на этом месте говорил о необходимости строительства нового городка, лучшего места искать не стоит.
В начале 1970–х годов Кастро был вынужден отказаться от политики экспорта революции и бросить все свои силы на решение экономических проблем в стране. В своих оценках он стал более реалистичен. Один из «старых коммунистов» в беседе с советским представителем говорил: «В последнее время в стране происходят значительные изменения, которые свидетельствуют о „политическом возмужании“ кубинских руководителей, и прежде всего Фиделя Кастро. Создается впечатление, что Фидель Кастро неустанно и плодотворно учится днем и ночью. Сегодня – он марксист, с которым уже нелегко спорить и которого трудно сбить в теории»[550].
В 1971 году кубинцы собрали еще меньше сахарного тростника из–за засухи и обжига сахарных полей для подготовки урожая в будущем году. Освоение общих ассигнований на развитие сахарной промышленности происходило крайне медленно. Почти две трети действующих сахарных заводов – около ста предприятий требовали капитальной реконструкции.
В буквальном смысле вся Куба была вынуждена заняться сельским хозяйством. Руководство страны использовало все доступные ему методы и средства: постоянно проводилась мобилизация населения, дефицитные промышленные и продовольственные товары продавались только тем людям, которые дополнительно работали на сборе сельскохозяйственной продукции; сельхозугодья распределялись между учреждениями, сотрудники которых занимались их обработкой.
Заслуживает внимания еще одна чисто кубинская новинка. Из–за нехватки компетентных руководящих кадров на кубинский армейский Генштаб были возложены многие экономические задачи. В частности, военные разрабатывали план экономического развития некоторых провинций Кубы.
Кубинское руководство принимало все меры для того, чтобы ускорить механизацию сельскохозяйственного производства. Однако на плантациях сахарного тростника это оказалось сделать сложнее, чем в других областях сельского хозяйства, например на рисовых полях. Дело в том, что тростник нужно точно срезать у самой поверхности земли, не повредив корневую систему, но и не оставлять на стебле вегетативные почки, так как они, развиваясь, ведут к гибели сорта. Одновременно срубленный тростник надо очистить от листьев, которые не дают сахара.
Идея создания комбайна для сбора тростника возникла во время первого визита Фиделя в СССР в 1963 году. Выполнение этой задачи было поручено специалистам Люберецкого завода сельскохозяйственного машиностроения. Но не все шло гладко. В начале 1970–х годов механизировать удалось лишь погрузку и разгрузку тростника, а не все циклы сахарного производства. В 1977 году с советской помощью в городе Ольгин на Кубе был построен крупный завод имени 60–летия Октябрьской революции, производивший 600 комбайнов в год. Это позволило более чем на 50 процентов механизировать уборку тростника, что, в свою очередь, высвободило сотни тысяч «мачетерос» – рубщиков тростника для работы в других отраслях народного хозяйства. Таких темпов механизации до этого не знала ни одна страна в мире, выращивавшая сахарный тростник.
Бросив все силы на реализацию лозунга: «Десять миллионов тонн сахара – к 1970 году!», правительство Кубы отдало лучшие пастбища под посевы сахарного тростника. И теперь животноводству, а следовательно, населению страны, «приходилось» расплачиваться за чрезмерное увлечение руководства страны сахарной проблемой.
В 1971 году ЦРУ осуществило серьезную подрывную акцию в отношении Кубы, о которой стало известно только шесть лет спустя, в 1977 году, благодаря расследованию, проведенному журналистами газеты «Ньюсдей». Американские агенты ввезли на остров вирус африканской свиной чумы, который уничтожил 500 тысяч свиней – почти половину всего поголовья[551].
Кубинцы испытывали острую потребность не только в мясе и молоке, но и в корнеплодах и овощах. Однако основное внимание уделялось не «поднятию» этих отраслей сельского хозяйства, а наращиванию объемов традиционных для Кубы тростника, кофе, цитрусовых, табака. Не важно, что голодало население. Ведь не овощи и корнеплоды, а эти культуры могли принести ей валюту. Фидель Кастро считал, что со всем остальным можно повременить. Вот и складывалась такая картина. В то время как все рабочие были брошены на сбор сахара и кофе, на плантациях, например, манго падали и гнили переспевшие плоды – их некому было собрать. Целыми неделями не разгружались корабли в портах, так как портовые рабочие находились на сельхозрабо–тах. По этой же причине был парализован и национализированный в 1960–х годах бытовой сектор. Не в полную силу работали многие государственные учреждения.
Стихийные методы руководства, нереальность провозглашенных на всю страну экономических планов приводили к постоянной ротации кадров, потере сил и средств.
Но не всё было так безнадежно. Ситуация в народном хозяйстве с помощью СССР постепенно выправлялась. Куба перешла к более реалистичной экономической политике. В 1958 году товарооборот Кубы с развитыми капиталистическими странами составлял 98 процентов, а с социалистическими – всего 2 процента. Всего через три года, в 1961 году, 72 процента товарооборота приходилось на социалистические страны, а 28 процентов на капиталистические. Товарооборот Кубы с СССР в 1960 году, когда были установлены торговые отношения, достигал 161 миллиона рублей. А в 1973 году он уже превысил миллиард рублей (около 1,4 миллиарда долларов по тем временам. – М. М). В июле 1972 года Куба вступила в Совет экономической взаимопомощи. Однако на развитии экономических отношений Кубы в рамках СЭВ сильно сказывалось то обстоятельство, что она находилась далеко от Европы. К тому же техника и технологии, направляемые по линии СЭВ на Кубу, значительно отличались от старых, североамериканских образцов, которыми на четыре пятых были укомплектованы кубинские предприятия.
Дружественный СЭВ был по другую сторону океана, а Латинская Америка под боком. Фиделю, естественно, было крайне неприятно, что его страна к началу 1970–х годов, в основном благодаря усилиям Вашингтона с его доктриной панамериканизма, оказалась в положении своего рода изгоя на родном континенте. Поэтому Кастро начал искать выход из своеобразной блокады его страны в регионе и пытаться устанавливать нормальные отношения с латиноамериканскими государствами.
В 1970 году в Перу случилось сильнейшее землетрясение, погибло более 50 тысяч человек. Куба одной из первых откликнулась на постигшую страну беду. Сто тысяч кубинцев пожертвовали свою кровь для перуанцев. По распоряжению Фиделя в Перу были направлены несколько сотен кубинских врачей, построено несколько больниц. Когда Уругвай постигла эпидемия менингита, именно Куба, единственная страна, располагавшая нужной вакциной, решила послать уругвайцам сотни тысяч доз этого препарата. Но правительство Уругвая, тесно связанное с Соединенными Штатами, отказалось принять вакцину только потому, что у нее было кубинское «происхождение».
Во многом знаковым стал визит Фиделя Кастро в 1971 году в Чили к своему другу, социалисту Сальвадору Альенде, который возглавил страну в результате победы блока революционно–демократических партий на президентских выборах. С Альенде Фидель познакомился в январе 1959 года, когда тот, будучи еще членом чилийского сената, посетил революционную Кубу.
Трехнедельная (с 10 ноября по 4 декабря 1971 года) поездка Фиделя Кастро была одной из самых трудных для него заграничных командировок. Дело не в том, что он вдоль и поперек исколесил эту, протянувшуюся на 4 тысячи километров, южноамериканскую страну, побывав и на Огненной Земле, и в пустыне Атакама. Николай Леонов, который был хорошо знаком с деталями этой поездки Фиделя, говорил, что тот впервые не мог сказать в глаза всем всю правду о своем отношении к силам, участвовавшим в революционном процессе в Чили, дабы его опять не обвинили в экспорте революции, хотя Кастро чуть ли не каждый день выступал на митингах, встречался с рабочими и крестьянами, которые приветствовали его, как советские люди в 1963 году. «Его положение гостя, статус которого не позволял ему вмешиваться во внутренние дела хозяев дома, куда он приглашен, было невыносимо тягостным, – вспоминал Н. С. Леонов. – Он бы хотел быть активным участником этого процесса, а не наблюдателем. Если внимательно ознакомиться с текстами его речей и содержанием интервью, которые давал Фидель во время пребывания в Чили, то явственно видно, какие танталовы муки приходилось ему переживать, чтобы сдерживать себя. Уже на одном из первых митингов на чилийской территории, состоявшемся 12 ноября в Антофа–гасте, Фидель сказал: „Когда мы выступаем здесь, мы должны говорить с необычайной осторожностью. Это наш самый элементарный долг, чтобы никому не дать повода утверждать, будто мы выступаем в роли учителей и вмешиваемся во внутренние дела Чили. Поэтому мы говорим в шутку: „Единственный, кто здесь не пользуется свободой слова, – это я““ [552].
Десятки газет, телеканалы и радиостанции, принадлежащие правым силам, тесно связанным с американцами, на протяжении всей поездки Кастро в Чили выливали на него потоки клеветы. Из американского Майами была даже вызвана сестра Фиделя Хуанита, которая должна была поведать чилийцам «правду о брате».
Фидель, конечно, не собирался держать рот на замке. Он много рассказывал чилийцам о кубинской революции, о реформах, проводимых в его стране, предоставляя местному населению возможность самому делать выводы. Он раскрыл секрет живучести кубинской революции: «Почему же, несмотря на благоприятное соотношение сил и на географическую близость нашей страны к Соединенным Штатам, они не сумели подавить кубинскую революцию? Этим мы обязаны сочетанию двух факторов: смелости кубинских революционеров и, можно было сказать также, – смелости Советского Союза». Иногда прибегал к иносказаниям. Одно из них, относящееся к американцам, стало известно на весь мир: «Будьте осторожны с лисой! Лиса хочет заменить агрессию и жестокость хитростью!» Он имел в виду, что Белый дом, отчаявшись свергнуть его силовым путем, перешел к тактике подрывной деятельности и идеологических диверсий в отношении Кубы.
Почти во всех чилийских выступлениях Фиделя звучит призыв – «не терять бдительности!». Выступая 2 декабря 1971 года на митинге на Национальном стадионе в Сантьяго, Кастро сказал: «Вы переживаете момент, когда фашисты, а мы их так и будем прямо называть, пытаются отвоевать у вас улицу, пытаются перетянуть на свою сторону средние слои населения. Если хотите знать мое мнение, то успех или неудача этого беспримерного процесса будет зависеть от идеологической борьбы и борьбы масс, будет зависеть от умения, искусства и научной подготовки революционеров». Здесь важно одно уточнение. Фидель Кастро не верил в живучесть «бархатной» социалистической революции. Он был убежден, что к полной победе революции ведет только вооруженная борьба, в ходе которой на сторону повстанческих сил, постепенно и осознанно, переходит большая часть населения страны. А выборы лишь раскалывают общество на два лагеря.
Время подтвердило правоту кубинского лидера. Чилийские социалисты не сумели удержать власть. Закончилось это трагедией. В результате переворота в Чили в 1973 году к власти пришли правые, а Сальвадор Альенде погиб во время штурма президентского дворца. Хотя до сих пор кое–кто убежден в том, что он застрелился из пистолета, который ему подарил Фидель. Во время трагических событий в столице Чили Сантьяго героически проявили себя сотрудники кубинского посольства, которые с лозунгом «Родина или смерть!» дважды отбивали атаки нападавших на их дипломатическое представительство. Родственники Альенде, члены народного правительства Чили воспользовались приглашением Фиделя Кастро и нашли политическое убежище на Острове свободы. Две недели спустя после военного переворота Фидель в одном из своих выступлений заявил: «Чилий
ский пример показывает нам, что невозможно свершить революцию только с помощью одних людей: необходимо также оружие! Но и одного оружия недостаточно, чтобы свершить революцию: необходимы также люди!» [553]
Визит Фиделя Кастро в Чили вошел в историю еще и тем, что кубинский лидер как никогда был близок к смерти. Еще до поездки кубинская служба безопасности получила сведения о том, что на Кастро готовится покушение. Фидель позже признавался Николаю Леонову, что он сильно нервничал, находясь под прицелом десятков телекамер на заключительном митинге в Сантьяго.
Спустя годы выяснилось, что Фиделя действительно намеревались убить агенты, изображавшие тележурналистов. Это, наверное, был самый поразительный провал из десятков бесплодных попыток ликвидировать Фиделя. Хотите верьте, хотите нет, но выводы делайте сами. Один из двух «убийц–журналистов», которые должны были «убрать» Фиделя во время пресс–конференции, за несколько часов до нее почувствовал сильную боль в боку. Она была такой нестерпимой, что бедолагу отвезли в больницу, где немедленно прооперировали. У этого человека «вдруг» воспалился аппендицит. Второй «журналист» испугался взять всю ответственность за деяние на себя. Дальше – интереснее. Для устранения Фиделя решили использовать грузовик со взрывчаткой. Машина с двумя (невероятное по тем временам количество!) тоннами тротила встала в сотне метров от места, где должен был проехать кортеж с Кастро. Взрыв был неминуем. Но случилось невероятное – часы в бомбе остановились! Потрясенный Габриель Гарсиа Маркес считал, что тут не обошлось без карибской магии.
Повышенное внимание Кастро к внешнеполитическим проблемам отнюдь не исключало полного контроля Фиделя за внутриполитической ситуацией в стране. Еще в начале 1970–х годов на Кубе была модернизирована система административного управления: реорганизован Совет министров, упорядочено правовое и номенклатурное положение министерств и ведомств, создан Исполком Совета министров, в который вошли премьер–министр Фидель Кастро, первый заместитель Рауль Кастро и семь заместителей. С 1 декабря 1973 года в Революционных вооруженных силах Кубы были введены новые воинские звания – главнокомандующий, генерал армии, генерал–полковник, генерал–лейтенант, генерал–майор, полковник и т. д. Фидель Кастро на тот момент имел звание главнокомандующего, Рауль Кастро – генерал–лейтенанта.
Фидель потребовал четкого разграничения функций партийного и государственного аппарата, который стал напоминать советские образцы: чинопочитание тягуче и въедливо вползало в структуры управления на Кубе.
В эти годы сформировался аппарат ЦК компартии Кубы, он сосредоточился на внутрипартийных, а не на административных функциях, которые перешли от так называемых региональных исполнительных групп к выборным органам власти провинций и муниципий. Однако, как справедливо отмечает в своей книге о Кастро С. Белфор, «на Кубе не существовало экономической базы для формирования автономных элит». Хотя сам Фидель уже не стремился руководить всем и вся. Именно в эти годы начинает формироваться образ Фиделя как гуру, который контролирует ситуацию и остается над схваткой. При этом он прислушивается к коллегиальному мнению и дает своим соратникам все больше полномочий по управлению ключевыми сферами жизни, будь то обороноспособность или экономика.
В компартию Кубы вступало все больше кубинцев. Но она всё не проводила своего первого съезда. А между тем постоянные выступления Кастро перед сотнями тысяч кубинцев по поводу и без уже не могли, как раньше, играть роль всенародного вече. Надо было наконец–то подпустить народ к высокой трибуне. Наконец рассказать ему куда и как Куба пойдет дальше.
В 1972 году в ходе восьмичасового заседания политбюро ЦК компартии Кубы было принято решение провести в ближайшее время первый съезд, на котором принять устав и платформу. Конкретные сроки созыва съезда названы не были. В результате его подготовка заняла целых три года: Фидель сам настаивал на том, чтобы этому судьбоносному событию предшествовала кропотливая и тщательная работа. Более того, он считал правильным, что кубинские революционеры не созвали съезд раньше. Только после 17 лет революционного опыта, после достижения революционным процессом подлинной зрелости его можно было провести на должном политическом и организационном уровне[554].
На первом съезде компартии также планировалось вынести на всенародный референдум проект социалистической конституции Кубы, который был опубликован 10 апреля 1975 года. 16 тысяч кубинцев предложили свои дополнения и поправки к проекту.
Первый съезд компартии Кубы открылся 17 декабря 1975 года. В его работе приняли участие 3 136 делегатов, в том числе 481 женщина, 30 процентов делегатов представляли политические и общественные организации, 35 процентов – трудящихся Кубы, 19 процентов являлись военнослужащими, 16 процентов руководителями предприятий и организаций. На съезде было принято 24 документа, в том числе устав и платформа кубинской компартии, о введении Системы управления и планирования экономики (СУПЭ). Провозглашая приоритетом в экономической сфере централизованное планирование, руководство Кубы фактически признавало ошибочность курса, выбранного в начале 1960–х годов.
При этом централизованное планирование должно было дополняться системой хозрасчета предприятий. К середине 1980–х годов на всех кубинских предприятиях были введены фонды материального поощрения.
На первом съезде компартии были приняты документы, которые заложили основу социальной политики Кубы на долгие годы: два главных достижения революции – гарантированные бесплатные здравоохранение и образование, а также право на жилье, отдых, пенсионное обеспечение в старости для всех граждан.
Делегаты съезда избрали новый ЦК компартии в составе 112 человек и расширили политбюро с 8 до 13 человек.
Доклад Фиделя Кастро стал главным событием съезда. Он продолжался более 11 часов! Фидель представил обзор развития кубинской революции от колониального периода до последнего времени, подвел итоги деятельности партии и правительства за 17 лет после победы революции, изложил задачи на предстоящую пятилетку, дал оценку положения в мире и огласил внешнеполитические задачи Кубы. Доклад Кастро комментаторы оценили как хорошо подготовленный, насыщенный, аргументированный и подкрепленный большим фактическим материалом.
Фидель, как всегда, говорил ярко и образно. Долго повествовал он и о роли СССР в развитии революционного процесса на Кубе. От былых обид и упреков не осталось и следа. «Мы безгранично доверяем родине Ленина, потому что на протяжении более чем полувека после победы революции она демонстрирует верность принципам и проводит последовательную международную политику», – подчеркнул Фидель Кастро. Он признал, что в прошлом кубинское руководство неверно оценивало итоги Карибского кризиса, и сказал, что тогда, в 1962 году, Советский Союз выполнил свой интернациональный долг и фактически оградил Кубу от американской агрессии. Вообще отличительной чертой доклада Фиделя Кастро была критика ошибок, допущенных им лично и кубинским руководством в 1960–е годы (смешение функций партии и государства, игнорирование товарно–денежных отношений, хозрасчета, материальных стимулов и пр.). Основная причина ошибок, по мнению Фиделя, заключалась в «неумении кубинской революции использовать богатый опыт социалистического строительства, в переоценке своих возможностей». Делегаты съезда устроили Фиделю, честно признавшему свои ошибки и показавшему свою политическую зрелость, бурную овацию. А Фабио Гробарт, директор Института истории революционного и коммунистического движения при ЦК, представляя кандидатуру Фиделя Кастро на пост первого секретаря ЦК кубинской компартии, заявил, что кубинский лидер «даже излишне взял на себя ответственность за ошибки, в которых виноваты мы сами».
В последний день работы съезда, 22 декабря 1975 года, Фиделя Кастро избрали первым секретарем ЦК компартии Кубы, а Рауля Кастро – вторым секретарем. Фидель, представляя кандидатуру своего брата, сказал: «Относительно товарища Рауля могу сказать только одно: для меня большая честь, что такой выдающийся деятель революции – мой брат. Свой авторитет Рауль Кастро завоевал в борьбе, в которую он включился в числе первых. Наши семейные отношения послужили лишь тому, чтобы вовлечь его в революционный процесс, привлечь к участию в штурме Монкады. И помнится, что когда патруль ворвался в здание суда в Сантьяго–де–Куба и арестовал их группу, если бы Рауль не сделал того, что он сделал в тот момент, то его бы уже давно не было в живых: он вырвал пистолет у начальника патруля и сам сумел взять в плен патруль, который арестовал его товарищей. Если бы он этого не сделал, через несколько часов они были бы убиты в Монкаде. Это было начало»[555].
Во время работы съезда Фидель Кастро посетил советское посольство. Он интересовался тем, как организована работа политбюро и секретариата советского ЦК, – хотел перенять опыт. Среди кубинцев после съезда бытовало мнение, что «Фидель был по–ленински самокритичен, что должно стать залогом успеха всей деятельности кубинской компартии».
16 февраля 1976 года состоялся референдум, на котором подавляющим числом голосов (97,7 процента от числа принявших участие в голосовании) была принята первая конституция Кубы. Она закрепила социалистический характер кубинской революции и утвердила руководящую роль компартии в жизни общества и государства. По конституции народ осуществляет свою власть через выборные ассамблеи, которые образуют исполнительные органы власти. Был создан выборный Верховный народный суд. Пост президента республики упразднялся. Согласно новому Основному закону, коммунистическая партия Кубы, единственная официальная политическая партия страны, стала «направляющей силой общества и государства». Высшим законодательным органом Кубы стала Национальная ассамблея народной власти, которая избирает из числа своих депутатов Государственный совет. Глава Госсовета является главой правительства Республики Куба. На этот пост 3 декабря 1976 года был единогласно избран Фидель Кастро.
Закон о новом политико–административном делении, принятый в 1976 году, установил, что Куба делится на 14 провинций, разделенных на 168 муниципий.
В конце 1976 года в результате всеобщих выборов были созданы центральные и местные органы народной власти. Но вместе с тем для решения многих вопросов, подчас малозначительных, требовалась санкция или резолюция Фиделя Кастро. Либо как первого секретаря ЦК компартии Кубы, либо как председателя Госсовета или главы кабинета министров, либо как главнокомандующего РВС.
К середине 1970–х годов на Кубе в целом стабилизировалась экономическая ситуация. Темпы развития промышленности составляли около 10 процентов в год.
Охотно пошли на сотрудничество с Гаваной и другие, в том числе развитые страны. Куба в середине 1970–х годов фактически прорвала блокаду США, установила политические и деловые контакты почти со ста странами, в том числе с двенадцатью латиноамериканскими.
С 1973 года по июнь 1976 года Куба подписала соглашения с капиталистическими странами о предоставлении кредитов на общую сумму в 2,2 миллиарда долларов со сроком погашения семь—десять лет под 7—8 процентов годовых. Правда, за эти три года аккумулированная задолженность Кубы капиталистическим странам по среднесрочным и долгосрочным кредитам превысила 1,2 миллиарда долларов[556].
Что касается отношений со странами третьего мира, то Куба считала своим моральным долгом помочь им избавиться от колониальной зависимости. Так, с конца 1960–х годов она стала оказывать помощь Народному движению за освобождение Анголы (МПЛА) в борьбе против португальских колонизаторов: посылала туда военных специалистов в организации и ведении партизанской войны, готовила на своей территории членов МПЛА для диверсионной работы.
С 1966 года МПЛА действовала совместно с организацией УНИТА. После того как португальцы ушли из Анголы в 1974 году, между МПЛА и УНИТА началась борьба за власть. Она привела к вооруженным столкновениям, положившим начало гражданской войне. Если МПЛА сделала ставку на Советский Союз, то УНИТА – на ЮАР и Соединенные Штаты.
В августе 1975 года, под предлогом охраны плотин гидроэнергетического комплекса Раукана—Калакуа, на территорию Анголы вторглись южноафриканские войска. Колонны южноафриканцев на бронетранспортерах пересекли южную границу Анголы и начали оккупировать эту страну. План южноафриканцев состоял в соединении их частей с войсками УНИТА, идущими с севера, и последующим захватом столицы страны Луанды до провозглашения независимости Анголы. Оно уже было запланировано на 11 ноября 1975 года.
Правящая партия МПЛА обратилась за помощью к Фиделю Кастро. В то время в Анголе было только 480 кубинских инструкторов, которые тренировали боевые группы в Кабинде с целью преобразовать партизанские отряды МПЛА в регулярные воинские части. Перед ними стояла задача за полгода создать в Анголе четыре учебных центра и 16 пехотных батальонов, а также 25 минометных и зенитных батарей. Руководил ими начальник 10–го управления Генштаба Кубы команданте Рауль Диас Аркуэнес. Кубинское руководство, не колеблясь, решило увеличить свой воинский контингент в Анголе до 20 тысяч военнослужащих. Более 60 процентов были призваны из запаса. Решение Фиделя Кастро помочь африканцам вызвало настоящий взрыв энтузиазма среди кубинцев. 15 марта, выступая в Конакри, Фидель заявил: «Мы, кубинцы, помогли нашим ангольским братьям в первую очередь потому, что исходили из революционных принципов, потому, что мы интернационалисты. Во–вторых, мы это сделали потому, что наш народ является одновременно латиноамериканским и латиноафриканским. Миллионы африканцев были привезены на Кубу колонизаторами в качестве рабов. Часть крови кубинцев – это африканская кровь»[557].
Эта операция получила кодовое название «Карлотта», по имени негритянки, которая в 1843 году в провинции Матан–сас на Кубе возглавила стихийное выступление рабов и погибла.
Фидель Кастро полагал, что Ангола будет играть такую же роль в Африке, как Куба в Латинской Америке. 70 процентов состава воюющих ангольских подразделений составляли кубинцы, которые, по замыслу Фиделя, должны были остаться в Анголе для обеспечения ее безопасности и восстановления народного хозяйства. К началу 1976 года кубинский воинский контингент в Анголе составлял 36 тысяч человек.
Правда, на первом этапе были трудности. Вот что сообщала советская резидентура в Москву: «Боевые действия в Анголе выявили определенные недостатки в подготовке кубинских солдат и офицеров, организации войсковой разведки и военном руководстве операциями. По оценке кубинцев, эти недостатки связаны не только с особенностями театра военных действий (труднопроходимая лесистая местность, отсутствие единой линии фронта и т. п.), но и со слабой выучкой направляемых в Анголу кубинских военнослужащих, особенно резервистов, которые составляют значительную часть находящихся там войск. В настоящее время, как заявил Р. Кастро, принимаются меры к устранению указанных недостатков. Укреплено, в частности, командование кубинских войск в Анголе. На должности командиров взводов и рот назначены хорошо подготовленные офицеры–выпускники командного училища, приняты меры по специальной подготовке военнослужащих, призываемых из резерва, перед их отправкой в Анголу в специальные лагеря.
Принимаемые со стороны руководства РВС Кубы меры должны повысить боеспособность кубинских войск, находящихся в Анголе, и обеспечить успешное проведение ими боевых операций»[558].
В этой войне был очень важный момент, о котором сегодня мало кто знает. В конце 2004 года Фидель напомнил о нем: «В 1975 году большинство португальских африканских колоний – Гвинея–Бисау, Кабо–Верде, Сан–Томе и Мозамбик – после разрушения местного колониального правительства получили полную независимость, признанную новым правительством в Лиссабоне. Но в случае с Анголой, самой просторной и богатой португальской колонией в Африке, дела обстояли по–другому. Правительство Соединенных Штатов применило скрытый план – мы знаем о нем сейчас, а тогда Вашингтон был „непричастен“ – чтобы уничтожить законные права народа Анголы и установить марионеточное правительство. <…> США привезли в Южную Африку, с ее фашистским и расистским режимом, несколько ракет с ядерными боеголовками, как те, которые были сброшены на Хиросиму и Нагасаки. Об этом часто забывается, но Ангола была освобождена кубинскими и ангольскими войсками, которые боролись против армии, располагавшей восемью ядерными ракетами и поддерживавшейся Соединенными Штатами. Эта армия намеревалась нанести по нам ракетный удар, уже всё было к этому подготовлено.
<…> Однажды я спросил Нельсона Манделу: «Скажите, пожалуйста, президент, вы знаете, где находятся ракеты, которые были направлены в Южную Африку?» – «Нет, не знаю». – «Что с ними сделали южноафриканские военные?» – «Они мне не сказали ни слова». Это было время, когда никто ничего не знал, и мир не задавался этими вопросами, и никто не спрашивал, откуда у Израиля ядерное оружие, никто! В мире циркулировали новости, которые были выгодны США и их союзникам»[559].
Со временем кубинцам удалось обратить ситуацию в свою пользу во многом благодаря использованию советских самолетов МиГ–21 и МиГ–17. Эти истребители почти полностью ограничивали боевые возможности противника.
Нередко кубинцы вынуждены были одни воевать с противником. Члены МПЛА, испугавшись, бросали оружие и убегали в джунгли с поля боя. Уровень жизни ангольцев был одним из самых низких в мире, более 90 процентов населения страны не умело ни читать, ни писать. Многообразные суеверия приводили к казусам во время боя. Так, например, ангольцы были уверены, что пуля не может убить белого человека, испытывали чудовищный страх при виде самолетов, отказывались воевать в окопах, считая их могилами для мертвых, обжигали лицо горящим углем, чтобы таким образом «защититься от смерти».
Габриель Гарсиа Маркес в 1976 году побывал в Анголе и написал очерк «Куба в Анголе: Операция „Карлотта“», опубликованный в мексиканском еженедельнике «Просесо».
Маркес отметил, что это была жестокая война, на которой нужно было остерегаться как наемников, так и змей, как пушек, так и каннибалов.
В марте 1976 года Фидель Кастро принял решение увеличить кубинский контингент в Анголе до 40 тысяч человек. Таким образом, кубинские войска стали одним из самых важных факторов внутриполитической обстановки в этой стране. Отряды УНИТА в то время составляли шесть тысяч человек.
Советский Союз тем временем помогал правящему в Анголе режиму военной техникой и специалистами. В конце 2005 года Фидель Кастро рассказал, почему кубинцы ушли из Анголы: «Советское правительство было против нашего участия в Африке, и нам велели вывести войска, потому что они опасались реакции янки. Нам пришлось послушать СССР, хотя мы и были против. Советы, хотя и не принимали участия, когда мы посылали войска, после вывода наших частей поставляли туда достаточное количество вооружения. У Анголы не было какой–либо перспективы без политической и военной поддержки СССР. Советский Союз был единственной страной, которая могла спонсировать необходимым вооружением другую страну для защиты от таких сил, как южноафриканцы и Мобуту. Мы инструктировали и обучали бойцов. Мы говорили СССР: „Наша задача заключается не в том, чтобы устраивать внутреннюю войну, а в том, чтобы защититься от внешнего врага“. Советы придерживались другой точки зрения и щедро снабжали ангольцев вооружением. Они были сторонниками полномасштабной войны, в которой могло погибнуть большое количество людей; а мы поддерживали другую теорию, которая сегодня называется „асимметричная“, или нерегулярная, война.
Тем не менее между кубинскими и советскими военными всегда преобладало чувство уважения и солидарности. Это правда, мы всегда неплохо ладили»[560].
«Ангольская одиссея» кубинцев высветила феномен Фиделя. Он был в курсе всех событий, происходивших в этой стране, умудрялся контролировать ситуацию, словно сам присутствовал в африканских джунглях. Лично напутствовал солдат в дорогу, провожал корабли с бойцами и техникой, лично подбирал командиров батальонов и доставлял их к трапу самолета. Он наверняка хотел ощутить «дыхание Сьерра–Маэстра» в далекой стране, почувствовать вкус партизанской борьбы, которая была ему значительно милее «кабинетных войн».
Фидель Кастро стал своего рода «стратегом на расстоянии», и только это расстояние мешало ему самому отдавать приказы на месте боевых действий. Не было ни одного места на карте Анголы, висевшей в его кабинете, которого бы он не знал. Он по 14 часов находился в гаванском штабе, как будто в какой–то сотне метров от передовой.
Николай Леонов рассказывал, что по вопросам тактики Фидель часто ругался с советниками, прикомандированными Москвой к ангольским частям на Кубе. У них было разное понимание сути войны – штабное, как у некоторых советских товарищей, и выстраданное, как у Фиделя, который знал расположение и передвижение каждого танка и войскового подразделения. Фидель постоянно держал связь со штабом верховного командования МПЛА и кубинским контингентом.
В ходе ангольской экспедиции кубинцы освободили от наемников большой район на юге Анголы, недалеко от местечка Кассинга – лагеря беженцев из Намибии. Но эта битва стоила кубинцам больше всего потерь за всю кампанию. Под шквальным огнем они спасали детей. Многие из этих детей были отправлены на Кубу, где закончили школы, и потом некоторые из них продолжили учебу в университетах. Один российский священник, находившийся в Беслане во время захвата школы террористами в 2004 году, на конференции «Диалог цивилизаций», состоявшейся в Гаване в 2005 году, спросил Фиделя, каково его мнение о том, что террористы часто спекулируют тем, что они «выполняют спасательные миссии». И Фидель Кастро вспомнил об африканских интернациональных кампаниях: «У нас существует этика, существуют принципы. Вы можете пожертвовать своей жизнью, когда хотите, но вы не можете пожертвовать жизнью невинного. Так я думаю и так всегда говорил, наша страна выполняла интернациональные миссии – не одну, а довольно много: когда южноафриканские расисты напали на Анголу; или когда на нее двинулись с севера силы Мобу–ту, спросите у кого угодно в мире, был ли хоть один военнопленный расстрелян там, где находились наши войска, там, где гибли наши товарищи; потому что это была доктрина, и ее соблюдали не только здесь; потому что наша армия никогда не расстреляла ни одного военнопленного. Мы гордимся этим <…> пусть кто–нибудь попробует доказать, что в ходе нашей войны с апартеидом и другими союзниками империализма в Африке мы расстреляли хотя бы одного военнопленного. Часто солдаты апартеида предпочитали попасть в плен к нам, потому что жизнь им была обеспечена»[561].
27 марта 1976 года последний южноафриканский солдат покинул территорию Анголы. После этой победы в 1976 году кубинцы вывели значительную часть своих войск из Анголы. «Кубинское руководство и лично Ф. Кастро считают, что военные успехи, достигнутые МПЛА при поддержке СССР, Кубы и других социалистических стран, необходимо закрепить оказанием народу Анголы действенной экономической помощи, особенно продовольствием, – говорилось в телеграмме, отправленной в Москву из Гаваны. – В этой связи Ф. Кастро намерен в скором времени обратиться ко всем странам социалистического содружества, и прежде всего к странам СЭВ, с предложением совместно обсудить этот вопрос и изыскать возможности для направления в ближайшее время в Анголу необходимого продовольствия, медикаментов и других предметов первой необходимости»[562].
В апреле 1976 года в Анголу прибыл Рауль Кастро, чтобы объяснить президенту этой страны Агостиньо Нето необходимость вывода кубинских войск. Кубинцы не хотели оставлять ангольцев одних перед угрозой нового вторжения. Тем не менее начали готовить свои войска к выводу. Президент Нето принял аргументы Гаваны. Но часть кубинского воинского контингента оставалась в Анголе вплоть до 1990 года.
Кубинские войска помогли МПЛА одержать победу над противостоящими ей группировками и в целом упрочить контроль в Анголе. Но, откровенно говоря, совместные усилия вооруженных сил МПЛА и кубинцев не привели к окончательному разгрому оппозиционных формирований. Последние сохранили контроль над значительной частью территории страны, удаленной от столицы Анголы – Луанды.
В марте 1977 года Фидель Кастро наконец–то смог посетить Анголу и лично поздравить с победой ангольских и кубинских бойцов. К этому моменту на Кубу уже вернулись 12 тысяч кубинских воинов–интернационалистов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.