БОГАТЫРЕВ ЮРИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

БОГАТЫРЕВ ЮРИЙ

БОГАТЫРЕВ ЮРИЙ (актер театра, кино: «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974), «Два капитана» (т/ф), «Раба любви», «Там, за горизонтом» (все – 1976), «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977), «Объяснение в любви» (1978), «Открытая книга» (т/ф), «Отпуск в сентябре» (оба – 1979), «Несколько дней из жизни И. И. Обломова», «Последняя охота» (оба – 1980), «Две строчки мелким шрифтом», «Мой папа – идеалист» (оба – 1981), «Родня» (1982), «Дон Сезар де Базан» (1989) и др.; скончался 2 февраля 1989 года на 41-м году жизни).

В последние годы Богатырев часто болел, но больничный обычно не брал и даже будучи нездоров продолжал выходить на сцену (в МХАТе). А в свободное от работы время разряжался привычным способом – с помощью алкоголя. Друзья потом будут запоздало переживать: мол, видели ведь, как у Богатырева весь январь опухали пальцы – так, что не мог держать кофейную кружку, и не догадывались, что это означало серьезные проблемы с сердцем.

Рассказывает Е. Стеблов: «С Юрой Богатыревым мы жили рядом. Наши дома разделял проспект Мира. У нас был общий участковый милиционер…

Как-то я написал о Юре очерк в журнал «Советский экран». Ему понравилось. Бюро пропаганды советского киноискусства тоже понравилось, и они заказали расширить очерк в новый буклет «Юрий Богатырев». Созвонились, договорились встретиться с Юрой у него дома для интервью. В назначенный час звоню, стучу – дверь вроде бы заперта. Не отвечает никто. Толкнул ее силой. Она открылась. И Юра открылся передо мною в слезах, на полу с бутылкой. Горько плакал:

– Женечка, я скоро умру!

– Да что ты говоришь?

– Да нет, я знаю, не успокаивай меня, чувствую приближение… Скоро умру. Жить не буду! Надпиши мне свой буклет, а я тебе – свой…

Я надписал, подарил ему мой буклет. И он мне свой. Вывел такие строки: «Женя! Ты очень дорогой мне – артист и человек! Твой Юра Богатырев. 1983 год. За год до смерти!» Ошибся. Ошибся на несколько лет. Но предчувствие было…

В начале 89-го от нашей общей знакомой киноведа Жени Бартеньевой я узнал, что Юра в больнице с гипертонией, но его возят оттуда играть спектакли во МХАТ. В самом начале февраля, днем, после обеда, я сел в кресло и набрал Юрин номер. Он снял трубку.

– Юрочка, как ты себя чувствуешь?

– Женечка, что они хотят от меня? Чтоб я на сцене умер?

– А ты помирился с ребятами?

Летом 88-го, во время концертной поездки по воинским частям в Восточной Германии, Юра сильно повздорил с Сашей Калягиным и Настей Вертинской. Повздорил, выпив через меру, не знаю уж по какому случаю. Теперь же он был только чуть-чуть подшофе.

– Ну с Настей я на сцене глазами помирился. А Саша сам ко мне в гримерку пришел извиняться, он же хитрый. Знает, что это нехорошо, грех, если поссоришься с другом, а он потом…

Он не сказал «потом умрет», но подумал. Я понял.

– Ну что ты, что ты! – запретил я ему. – Перестань, выкинь из головы!

– Женечка, у меня нет сил!..

Разговор состоялся в пятом часу. А заполночь Юры не стало.

Об этом узнал я поутру, выйдя во двор за хлебом. Участковый милиционер прогорланил издалека:

– Богатырев-то дуба дал, слышал?..»

Рассказывает С. Садальский: «У Юры было мало друзей. Но как только он получал деньги, их становилось невероятное количество. Так и в тот раз. Итальянский продюсер отдал Богатыреву гонорар за кинофильм „Очи черные“. Тут же в доме появились „друзья“, и началось… Море разливанное!

Спектакли во МХАТе, съемки, запись на радио требуют колоссальной отдачи сил, а если еще обильное застолье, то втройне… Его новый друг бармен Саша Ефимов, увидев, как побледнел Юра в тот вечер, вызвал «Скорую». «Скорая» приехала быстро, но, кроме йода и бинтов, на борту машины ничего не оказалось. Вызвали вторую бригаду врачей… Тогда гости еще шутили…

Вторая бригада была оснащена по полной программе. Без долгих разговоров огромной иглой ввели в сердце препарат, несовместимый с алкоголем… Смерть наступила мгновенно…»

Рассказывает К. Столярова: «И вот наступил этот страшный день – 2 февраля. Мне позвонили ночью – я приехала на улицу Гиляровского, когда там еще были врачи „Скорой помощи“… Я была в шоке:

– Что происходит? Почему он не позвонил мне раньше?

Мне объяснили:

– Он хотел, но…

Оказывается, там в компании был какой-то человек, который меня не знал и которого не знала я. Страдающий Юра попросил его:

– Мне так плохо, позвони Кларе…

– Ты что, с ума сошел, ночью звонить!

– Только она знает, что мне делать, что принимать…

– Нет, я лучше вызову «Скорую»…

Юра пытался протестовать:

– Нет, не надо «Скорую», «Скорая» не знает…

…Когда я приехала, в квартире уже никого не было, кроме врачей и соседа… Врачи были в смятении – ведь они ошиблись…

Чем бы я могла помочь?

Сейчас остается только предполагать…

Прежде всего, приехав, я, конечно, сразу же позвонила бы его лечащему врачу Екатерине Дмитриевне Столбовой и проконсультировалась бы с ней. Я могла что-то посоветовать врачам – ведь, кроме меня, никто не знал, какие препараты Юра принимал. По жуткому стечению обстоятельств, он пострадал по той самой схеме, с какой он лег в больницу: транквилизаторы (укол врачей) наложились на тонизирующие лекарства, которые он принимал вечером. Плюс, конечно, алкоголь…»

Рассказывает С. Садальский: «Неумышленно убитый в своей маленькой опломбированной московской квартире (кстати, полученной благодаря телеграмме на очередной съезд партии) лежал народный артист РСФСР. Телефон звонил непрестанно…

Приехавшая на следующий день из Питера сестра увидела разграбленную библиотеку (Юра собирал книги по изобразительному искусству), пустой шкаф: вся одежда пропала… А на стене висел кортик, подаренный отцом.

Через год окончил жизнь самоубийством Саша Ефимов. Почему? Эту тайну он унес с собой».

Последней мхатовкой, с кем разговаривал Богатырев, оказалась Ия Саввина. Он позвонил ей в полдевятого вечера рокового дня и сказал: «Такие, как ты, не рождаются». Актриса отмахнулась: «Юра, ты ставишь меня в неудобное положение». «Роднуся моя, считай, что я с тобой прощаюсь», – вдруг сказал Богатырев. И спустя четыре с половиной часа – в час ночи – умер. Похоронили талантливого актера на Ваганьковском кладбище.

Спустя несколько лет после смерти Богатырева произойдет такой случай. К его маме, которая в один из погожих дней придет на Ваганьку, чтобы навестить могилу сына, подойдет незнакомая женщина и скажет: «Вы знаете, ваш сын умер не своей смертью… Его погубили одна женщина и один мужчина…» Сказав это, незнакомка уйдет так же стремительно, как и появится. И сказанная ею фраза так и останется для матери Богатырева самой большой загадкой.

БОДРОВ-МЛАДШИЙ СЕРГЕЙ (актер кино: «Кавказский пленник» (1996), «Брат» (1997), «Стингер» (1998), «Брат-2» (1999), «Восток-Запад» (2000), «Сестры» (2001), «Война», «Медвежий поцелуй», «Давай сделаем это по-быстрому» (все – 2002); кинорежиссер: «Сестры» (2001); погиб во время схода ледника в Кармадоне 20 сентября 2002 года на 31-м году жизни).

Летом 2002 года Бодров приступил к съемкам своего очередного фильма – «Связной». В нем Бодров был не только режиссером, но и исполнителем главной роли – он играл своего ровесника Алексея, влюбленного в девушку-наркокурьера Катю. Натурные съемки фильма должны были проходить в Северной Осетии. 19 сентября съемочная группа работала в женской колонии во Владикавказе, а на следующий день отправилась на съемки в Кармадонское ущелье. В группе было 58 человек.

Около восьми утра киношники добрались до назначенного пункта. Они приехали на четырех машинах: джипе, «Ниве» и двух «Газелях». Причем из-за крутого подъема машины пришлось толкать вручную. Когда добрались, больше двух часов устанавливали камеру, прожекторы. К 10 часам на «КамАЗе» привезли трех лошадей, заказанных в конном театре «Нард». Затем из ближайшего села согнали отару овец. Бодров скомандовал: «Будем снимать до последнего, пока не стемнеет». Работа началась в начале одиннадцатого. Около трех решили прерваться на обед. Затем работа продолжилась. Около пяти на небе показались тучи. «Давайте еще попробуем», – не унимался Бодров. Он хотел раз и навсегда покончить с этим эпизодом (возвращение главного героя – артист Хажби Галазов – из армии в родной аул).

Наконец около шести вечера работа была прервана из-за надвигающейся темноты. Было решено прийти сюда завтра, чтобы докончить съемки. «Завтра подъем в 5 утра, – предупредил коллег Бодров. – В 6 надо быть на месте. Говорят, здесь рассвет необыкновенной красоты».

Поскольку весь рабочий инвентарь решено было оставить, охранять его выделили четырех омоновцев и одного киношника. Остальные стали спускаться вниз, к машинам. Никто из них не знал, что несколько часов назад с Кармадонского ледника сошла лавина.

Рассказывает омоновец Алан: «Мы с ребятами вскипятили чайник, нарезали бутерброды. Внезапно подул сильный ветер, перевернул стаканы, стал накрапывать дождь и вдруг – грохот. Мы думали – бомбардировщики в Чечню летят или танки стреляют: недалеко горный полигон расположен. Я снова посмотрел на часы – 20. 10. Грохот длился полминуты, но я такого еще не слышал. Мне казалось, будто небо напополам разошлось или тысячу сверхзвуковых самолетов выпустили. Мы когда вниз глянули – испугались: все черное, даже лед…»

Оставшиеся наверху были уверены, что их товарищи успели проскочить лавину. Но это оказалось не так. Лавина накрыла съемочную группу Бодрова на самом подъезде к туннелю и в считаные секунды поглотила их всех.

Утром 21 сентября все российские СМИ оповестили о том, что накануне вечером в Северной Осетии произошел сход ледника. Было также сказано, что среди пропавших без вести числятся и члены съемочной группы Сергея Бодрова-младшего. Однако надежда на то, что все они спаслись, еще оставалась. Поисковые работы велись ежедневно с восьми утра до пяти вечера. За это время удалось спасти 27 человек и вытащить из-под завалов восемь тел (семь мужчин и одну женщину). Однако никого из членов съемочной группы Бодрова-младшего (38 человек) так и не нашли – ни живых, ни мертвых. Когда минули третьи сутки поисков, даже самые рьяные оптимисты поняли – в живых никого не осталось. 25 сентября «Московский комсомолец» опубликовал слова заместителя начальника южного регионального центра МЧС России Владимира Хомухи, который сказал: «Искать больше не имеет смысла. Я свой вердикт вынес. Никого в живых там не осталось. Тела искать также бесполезно. Лед толщиной в 100 метров будет таять 8–10 лет. Возможно, грязь вынесет какие-то тела в течение месяца».

Однако родственники членов съемочной группы и родственники тех осетин, которые помогали киношникам, продолжали верить в чудо. В Кармадоне стали рождаться самые фантастические слухи. Так, 26 сентября все тот же «Московский комсомолец» опубликовал слова некой ясновидящей Анжелы, которая заявила следущее. Цитирую: «Я сама ужасно боюсь сумасшедших, но я чувствую, что если я что-то не сделаю, меня раздавит эта информация. Уже несколько дней я с этим мучаюсь и не в состоянии больше молчать. Я четко вижу, что спасатели ищут не в той стороне, зря теряя драгоценное время. Сергей Бодров и еще несколько человек были сбиты с ног лавиной с комьями грязи и камнями. Многих раздавило и унесло, а Сергей и два его спутника провалились в щель в скале. Над ними примерно 10 метров льда. Одного человека, который находится рядом с Сергеем, спасти уже нельзя, третий пока еще дышит. Самого Бодрова сильно мучают кровоточащие раны, правая нога совсем не функционирует. Жить ему осталось всего 7–10 часов…»

К сожалению, все, что сказала ясновидящая, подтверждения так и не нашло. Однако родственники пропавших без вести продолжали верить в чудо. Именно тогда родился слух, что кто-то из оставшихся в живых людей видел, как за считаные секунды до схода ледника съемочная группа успела укрыться в горном туннеле и теперь ждет там помощи. Родственники немедленно организовали поисковые работы в месте расположения туннеля. Первоначально им оказывал помощь местный МЧС, но затем, когда работы затянулись (никак не удавалось обнаружить туннель), эмчеэсники место работ покинули.

Поиски продолжались шестнадцать долгих месяцев, или 498 дней. С каждым уходящим днем надежды поисковиков на благополучный исход таяли, но люди продолжали работать, надеясь, что сумеют найти хотя бы тела. В самом начале февраля в туннель вошли первые поисковики. Вот как об этом писала в газете «Жизнь» Л. Зелинская:

«На лебедке в шахту глубиной 62 метра (это высота 25-этажного дома) спустились Константин Джерапов и два добровольца. Все они худощавого телосложения – плотный человек просто не пройдет в такой узкий лаз.

Опускались поздно вечером, когда на леднике не осталось никого из женщин. Нужно было обследовать туннель, снять все увиденное на пленку. И только после этого сообщить об этом родным…

Родным решили сразу сказать всю правду. Для этого их попросили собраться вместе. Но не в лагере, а в городе. Слишком тяжело им будет на месте, которое они сами назвали лагерем «Надежда», услышать горькую правду.

Приехали все: и местные жители, до последнего искавшие своих родных, и москвичи, и питерцы.

– Мы обследовали туннель, – сказали собравшимся. – Там никого нет. Все снято на пленку…

Долго говорить ни у кого не было сил. Просто включили видеомагнитофон и показали запись из туннеля. Она плохого качества – в туннеле слишком темно. Но самое важное разглядеть удается без труда. Искореженные куски арматуры, торчащие из свода, огромные камни, принесенные ледником… Журчащий поток, бегущий через туннель. И никаких признаков пребывания людей. Ни клочка одежды, ни кусочка железа или пластмассы.

Добровольцы с фонарем обошли все свободное пространство, заглянули в каждый закоулок, пытались копать почву – плотную смесь речного песка и камней…

– Поверьте мне, в туннеле никого нет, – решительно сказал Константин Джерапов. – Судя по тому, что мы увидели и сняли, там никого не было. Туннель пустой…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.