НА БЕРЛИН!

НА БЕРЛИН!

Войска трех фронтов готовились к последнему решающему сражению — наступлению на Берлин. Перед кюстринским плацдармом, где воины нашего фронта ближе всего подошли к фашистскому логову, гитлеровцы создали прочную оборону, сосредоточив здесь большое количество войск и техники. Три оборонительные полосы шли вокруг самого Берлина. Фашисты разделили город на секторы, тщательно подготовленные к обороне.

Сюда, к Берлину, гитлеровское командование стянуло основные силы, несмотря на бои с англо-американскими войсками. Авиация в основном состояла из истребителей, причем на Берлинское направление были стянуты самые боеспособные эскадры; здесь были установлены радиолокационные посты для обнаружения нашей авиации. Враг, еще сильный и опасный, намеревался упорно оборонять Берлин от натиска наших войск.

Как все советские и польские воины, которым предстояло участвовать в Берлинской операции, мы с нетерпением ждали наступления и усиленно готовились. Здесь, в Вартницах, вся партийно-политическая работа в полку направлена была на всестороннюю подготовку к решающим боям. И весь личный состав жил одной мыслью: выполнить приказ Родины.

Нас снова перебазировали в Морин, ближе к переднему краю. И, подобно множеству авиационных полков, мы были в полной боевой готовности.

В тот день, 15 апреля, замполит Асеев прочел личному составу полка воззвание Военного Совета фронта — призыв победоносно завершить войну. А потом командир собрал руководящий состав полка и сообщил, что, очевидно, завтра начнется решающая битва.

— Проверьте, чтобы летчики хорошенько отдохнули, пораньше легли спать, — добавил он, отпуская нас.

Наконец наступил день, к которому все так готовились, которого так ждал весь наш народ.

Еще затемно раздался гул канонады. От мощных артиллерийских залпов дрогнула земля. Все мы вскочили. Я взглянул на часы: было пять часов по московскому времени.

И вот мы на аэродроме. Куманичкин, Титаренко и я спешим на КП. Начальник штаба Топтыгин докладывает командиру обстановку. Грохот артподготовки заглушает голоса. Да мы и так понимаем друг друга. Нас охватывает боевое воодушевление, наступательный порыв, знакомые каждому фронтовику.

Выходим на аэродром. Не отрываясь смотрим в сторону Берлина. И вдруг происходит небывалое. В небо взметнулся прямой луч прожектора. И тотчас же яркий ровный свет залил все вокруг. Потом мы узнали, что по световому сигналу — этому яркому прямому лучу — было включено 143 зенитных прожектора. Они осветили путь нашим войскам. В атаку пошла пехота при поддержке танков и артиллерии, которая перенесла огонь в глубину вражеской обороны.

Авиация 18-й воздушной армии еще задолго до рассвета нанесла удары по опорным пунктам и узлам сопротивления немцев. Тяжелые бомбардировщики обрушили удары в глубине обороны. Гул самолетов и артиллерии сливался воедино.

На рассвете штурмовики и бомбардировщики нашей воздушной армии начали громить врага с воздуха. Истребительная авиация надежно прикрывала наши наступающие войска и обеспечивала свободу действий бомбардировщикам и штурмовикам. Погода была пасмурная, в воздухе стояла густая дымка, но советские летчики произвели в тот день свыше семнадцати тысяч боевых вылетов.

Вылетали и мы. С чувством гордости за наши Военно-Воздушные Силы осматривал я пространство: никогда еще не видел такого количества самолетов. Даже нам, охотникам, было тесно, и мы залетали еще дальше на запад и искали противника на дальних подступах к полю боя. Фашисты пользовались плохими метеорологическими условиями и, экономя силы и резервы, пытались напасть на нас из-за угла. И неизменно терпели поражения: мы их настигали и били.

В тот день вырос счет полка.