СЕКРЕТАРЬ МОСКОВСКОГО КОМИТЕТА
СЕКРЕТАРЬ МОСКОВСКОГО КОМИТЕТА
В журнале «Новое время» я работал с одним из однокашников Шелепина. Борис Михайлович Кравец, который ушел добровольцем на фронт и вернулся инвалидом, рассказывал мне, что политическая карьера Шелепина началась 3 октября 1940 года.
Как раз в этот день вышло постановление Совнаркома о том, что высшее образование становится платным, стипендии будут получать только отличники. Из-за войны у Шелепина, естественно, накопились хвосты, и по новому закону стипендия ему не полагалась. Они с Борисом Кравецом сидели в институтском комитете комсомола и думали, что делать. И тут к ним заехал Николай Прокофьевич Красавченко, секретарь Московского горкома комсомола и бывший студент исторического факультета ИФЛИ. Он и решил судьбу Шелепина:
– А для тебя, Шурик, у меня есть работа. Пойдешь к нам в горком?
Николай Красавченко был на два года старше Шелепина. Он приехал в Москву из Краснодарского края и тоже поступил на исторический факультет ИФЛИ. В горкоме Красавченко курировал отдел студенческой молодежи и взял Шелепина к себе инструктором.
Возможно, переход Шелепина в горком никак не связан с постановлением Совнаркома о платном высшем образовании, потому что инструктором МГК ВЛКСМ по работе среди студенческой молодежи он стал еще до выхода постановления, в сентябре 1940 года. Но на этой должности он не задержался. В комсомоле быстро оценили его способности. Уже в октябре Шелепина назначили заведующим военно-физкультурным отделом обкома комсомола. 10 декабря 1940 года назначение утвердили решением бюро МК ВЛКСМ.
В 1941 году его вернули в горком секретарем по военной работе. Институт Шелепин закончил как раз перед войной, весной 1941-го. Специальность по диплому: «преподаватель основ марксизма-ленинизма».
Горком и обком комсомола находились в одном помещении – в Колпачном переулке, доме пять. Первым секретарем Московского горкома и обкома комсомола с июня 1941-го был Анатолий Пегов. Его брат, Николай Михайлович, на последнем при Сталине XIX съезде был избран секретарем ЦК. Анатолия Пегова на посту руководителя столичного комсомола в январе 1941-го сменил Николай Прокофьевич Красавченко.
В 1941 году в столичном горкоме комсомола работали двадцать шесть человек – четыре секретаря, два заместителя заведующих отделами, два заведующих секторами, десять инструкторов, статистик, бухгалтер, технический секретарь и две машинистки.
Отделы обычные для комсомольских структур: организационно-инструкторский, студенческой молодежи, школ, военно-физкультурный, по работе среди комсомольцев и молодежи промышленности и транспорта, пропаганды и агитации. В условиях военного времени появился еще и отдел по работе комсомольских организаций на дровозаготовках, в 1942-м ввели должность секретаря МГК ВЛКСМ по работе комсомольских организаций авиационных предприятий…
В начале Великой Отечественной войны Александр Шелепин и Валерий Харазов впервые расстались. Валерий Иннокентьевич рано остался без отца, надо было кормить семью, и параллельно с учебой он пошел работать на авиационный завод № 82 в Тушине.
– Там, в конструкторском бюро, я и узнал, что началась война, – вспоминал Харазов. – Через неделю поступил приказ – эвакуироваться. Месяц ушел на подготовку, вышли на баржах из Водного стадиона и по Москве-реке, Оке, Волге пришли в Казань. Три завода разместились на одной площадке. А в сорок втором наш коллектив вернули в Москву. Жена работала сменами – сначала две дневные смены, потом две ночные, один выходной и все заново. А я стал старшим мастером, это вообще ни дня, ни ночи. Кормили скудно. Мы были измотаны до предела.
С Шелепиным они потеряли друг друга. Харазов думал, что Шелепин в эвакуации – все учреждения, включая ЦК партии, из столицы вывезли:
– А когда весной сорок второго на Новодевичьем кладбище хоронили Зою Космодемьянскую, с заводов отправили на митинг представителей комсомола. От нашего завода поехала моя жена. И на кладбище она увидела Сашу, который вел митинг.
Шелепин оставался в Москве, не эвакуировался даже в страшные октябрьские дни 1941-го, когда казалось, что удержать Москву не удастся. Но и на фронт не ушел, за что его впоследствии упрекали.
«Только в последние годы, – писал поэт Юрий Левитанский, прошедший войну, – припоминая былое, стали задаваться вопросом: почему все-таки тогда не пошли на фронт секретарь институтского комитета комсомола Александр Шелепин, комсорг нашей группы Зоя Туманова, некоторые другие комсомольские вожаки? Известно, как затем они быстро поднимались, обретя власть над миллионами».
Из ИФЛИ ушли на фронт не только юноши, но и девушки. 31 июля 1941 года приказом по институту отчислили сто тридцать восемь человек в связи с уходом в армию. Как выразился тот же Юрий Левитанский, «это была война детей». Многие погибли. Студент экономического факультета восемнадцатилетний Ефим Дыскин, наводчик орудия 694-го полка, осенью 1941-го подбил восемь немецких танков. Ему присвоили звание Героя Советского Союза. Думали, что посмертно. Оказалось, он выжил. После войны о Дыскине рассказал маршал Жуков.
В обороне Москвы возникла огромная брешь в пятьсот километров. В любой день немецкие войска могли нанести прямой удар по столице.
12 октября в Кремле обсуждался вопрос о защите Москвы. Докладывал генерал-майор Александр Михайлович Василевский, первый заместитель начальника Генерального штаба. Московскому военному округу поручалось создание Московской зоны обороны. Главный оборонительный рубеж должен был пройти в пятнадцати-двадцати километрах от города. На строительство оборонительных рубежей нужно было мобилизовать двести тысяч москвичей и столько же тысяч жителей Подмосковья.
Городской оборонительный рубеж предполагалось организовать в три полосы – Окружная железная дорога, Садовое кольцо и Бульварное кольцо.
В тот же день секретариат горкома партии принял решение:
«1. В целях руководства работой по формированию рот и батальонов из числа трудящихся г. Москвы – создать Городской штаб формирований трудящихся в следующем составе:
т. Чугунов (начальник штаба), т. Чесноков (штаб МВО), т. Шелепин (МГК ВЛКСМ), т. Черных (горвоенком), т. Сергеев (горсовет Осоавиахима).
2. Обязать РК ВКП (б) формирование рот и батальонов закончить 14 октября и немедленно приступить к их обучению по сокращенной программе. Для руководства формированиями создать районные штабы в количестве 3–5 человек».
Утром 15 октября Сталин собрал в Кремле членов политбюро.
Сталин исходил из того, что немцы могут прорваться в город, поэтому придется эвакуировать правительство и все главные учреждения, подготовить к взрыву важные объекты. Но Сталин требовал удержать хотя бы часть города, чтобы иметь право сообщать, что Москва держится. Если и это не удастся, решил Сталин, город надо взорвать. Когда заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян – он сам об этом вспоминал – зашел к Сталину, они с Молотовым смотрели на карте Москвы, что можно удержать в своих руках.
Сам Сталин в это не верил. Ночью он подписал постановление «Об эвакуации столицы СССР города Москвы». Сталин сказал членам политбюро, что всем нужно сегодня же, то есть пятнадцатого вечером, эвакуироваться. Он сам уедет из города на следующее утро, то есть шестнадцатого октября.
Когда Сталин объявил, что руководство страны должно покинуть столицу, весть об этом мгновенно распространилась по городу. Началось нечто неописуемое. С окраины Москвы доносились звуки артиллерийской канонады, и чиновники решили, что немцы вот-вот войдут в город, и все побежали. Стали ясны слабость, безответственность аппарата, трусость людей, которых выдвинул Сталин, система. Организованная эвакуация превратилась в повальное бегство. Начальники думали только о собственном спасении, бежали с семьями и личным имуществом и бросили огромный город на произвол судьбы.
Жизнь в городе остановилась. Утром 16 октября в Москве впервые не открылось метро.
«16 октября, – вспоминал второй секретарь Московского горкома партии Георгий Попов, – мне позвонил Щербаков и предложил поехать с ним в НКВД к Берии. Когда мы вошли в его кабинет в здании на площади Дзержинского, Берия сказал:
– Немецкие танки в Одинцове».
Одинцово – дачное место в двадцати пяти километрах от центра Москвы. Берия и Щербаков уехали к Сталину. Попову приказали собрать секретарей райкомов партии.
Берия и Щербаков вернулись от Сталина и объявили:
– Связь с фронтом прервана. Эвакуируйте всех, кто не способен защищать Москву. Продукты из магазинов раздайте населению, чтобы не достались врагу. Всем прекратившим работу выплатить денежное пособие в размере месячного заработка.
Многие начальники, загрузив служебные машины вещами и продуктами, пробивались через контрольные пункты или объезжали их и устремлялись на Рязанское и Егорьевское шоссе.
В Москве дома не отапливались. Закрылись поликлиники и аптеки. В учреждениях отделы кадров сжигали архивы, уничтожали личные документы сотрудников и телефонные справочники. Возникла паника. На Центральном аэродроме дежурили транспортные «дугласы», чтобы в последний момент эвакуировать Сталина. Личные вещи вождя увезли в Куйбышев.
Увидев, что начальники грузят свое имущество и бегут, люди поняли, что Москву не сегодня-завтра сдадут. Приказ об эвакуации спровоцировал панику. На Казанском вокзале штурмовали уходившие на восток поезда.
Но и нашлись сотни москвичей, которые согласились остаться в Москве и, если ее захватят немцы, продолжить борьбу с врагом в подполье. Людей подбирали самых обычных, не имеющих опыта конспиративной работы – учителей, инженеров, рабочих, даже артистов. Им меняли фамилии и выдавали новые документы.
Первый секретарь Сокольнического райкома комсомола Григорий Михайлович Коварский вспоминал:
«15 октября часов в восемь вечера позвонил секретарь райкома партии. Выслушав его, я невольно попросил повторить сказанное, так как оно не укладывалось в сознании. Положив трубку, набрал телефон второго секретаря горкома комсомола Михаила Морозова. Тот подтвердил услышанное: фашисты значительно усилили натиск. Необходимо ликвидировать все райкомовские документы, оставив себе только печать. Мы собрали все оставшиеся в райкоме бумаги и сожгли их в котельной соседнего завода.
Мне было дано задание – получить оружие и боеприпасы для формируемых в районе коммунистического батальона и подразделений истребителей танков, а также для боевой группы работников аппарата райкомов партии и комсомола.
18 октября я отправился в Колпачный переулок. В горкоме на столе, за которым мы привыкли сидеть на совещаниях, стоял станковый пулемет, и секретари райкомов были заняты отработкой действий пулеметных номеров. Первый секретарь Анатолий Михайлович Пегов открыл сейф и вручил нам по две тысячи рублей на «непредвиденные», по его выражению, расходы райкома. Деньги эти почти полностью мы вернули ему в марте 1942 года.
В райкоме побывал секретарь горкома по военной работе Шелепин в своей неизменной желтой куртке с маузером в деревянной кобуре на ремне. Приехал он неожиданно и еще более неожиданной оказалась цель его приезда.
– Надо, – сказал он, – подобрать трех-четырех хороших надежных комсомольцев в дублирующий состав бюро Сокольнического райкома.
Увидев недоумение на моем лице, он невесело улыбнулся:
– Ну, знаешь, как это бывает у футбольной команды.
А затем поставил задачу подготовить подполье. Уезжая, Александр Николаевич сказал, что немцы уже в районе Звенигорода на западе и в районе Крюкова на северо-западе».
В 1941 году ЦК ВЛКСМ выпустил пособие под названием «Жизнь на снегу», потом «Спутник партизана» с простейшими советами, как выжить в лесу.
Секретарь Коминтерновского райкома комсомола Вячеслав Владимирович Янчевский вспоминал, как ему позвонил Александр Шелепин и сказал:
– Для работы в тылу врага надо подобрать надежных парней. Желательно блондинов и голубоглазых. Но, самое главное, они должны безукоризненно владеть немецким языком. Поищи в школьных или институтских организациях, а может, кто в наркоматах остался?
К вечеру отобрали группу молодых людей, их передали в военную часть № 9903, которой командовал майор Спрогис.
К счастью, Москву отстояли. В марте 1942 года Александру Шелепину решением военного совета Западного фронта вручили орден Красной Звезды (впоследствии его наградят медалями «Партизану Отечественной войны» первой степени, «За оборону Москвы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»).
Жизнь в столице стала входить в обычную колею. 10 декабря партийный руководитель Москвы Щербаков и председатель исполкома Пронин обратились к Сталину:
«В Москве при домоуправлениях по инициативе частных лиц, минуя органы народного образования, проводятся школьные занятия с детьми. Проводят эти занятия учителя-пенсионеры и некоторые безработные учителя за особую плату.
В настоящее время в Москве насчитывается около 115 тысяч детей школьного возраста, из них: 54 тысячи учеников первых – четвертых классов и 61 тысяча – пятых – десятых классов.
Московские организации считают целесообразным и просят разрешить возобновить частичное обучение детей пятых – десятых классов на добровольных началах в школах и домоуправлениях, имеющих бомбоубежища».
На заседании бюро МГК был представлен проект постановления:
«1. Считать необходимым с 20 декабря 1941 г. частично возобновить учебные занятия с учащимися V–X классов для желающих на добровольных началах.
2. Учебные занятия с учащимися VI–X классов проводить в одну смену (с 9 часов до 14 ч. 30 мин.), в первом и втором этажах школ, имеющих убежища, и при домоуправлениях, имеющих убежища.
3. Обязать МГК ВЛКСМ (т. Пегова), ГорОНО (т. Орлова) организовать воспитательную внешкольную работу с детьми младшего возраста (1–4 класса), использовав для этого существующую сеть внешкольных учреждений, детские библиотеки, фильмотеки, а при домоуправлениях организовать пионерские базы и форпосты.
4. Обязать председателей райисполкомов в декадный срок заделать оконные проемы на первых и вторых этажах в школах, где будут проводиться учебные занятия.
5. Количество учащихся в каждой школе определить соответственно вместимости бомбоубежища. Для быстрейшего вывода детей в бомбоубежища по сигналу «ВТ» предложить МосгорОНО обеспечить устройство вешалок для верхней одежды в классных комнатах.
6. Исполкомам райсоветов привести все школы в надлежащий порядок и обеспечить необходимым запасом топлива, а Топливно-энергетическому управлению (т. Абрамян) выделить для этого необходимые лимиты топлива.
7. Поручить Мосгорздравотделу (т. Левант) организовать врачебное обслуживание учащихся и обеспечить санитарный надзор за состоянием школьных зданий и бомбоубежищ.
8. Поручить Горисполкому войти с ходатайством в Правительство об отпуске продуктов для школьных буфетов.»
На заседании бюро МГК ВКП(б) 10 декабря 1941 года решили короче:
«Считать целесообразным частично возобновить школьные занятия учащихся пятых – десятых классов на добровольных началах.
Занятия организовать в школах и при домоуправлениях, имеющих бомбоубежища».
Но обязанности Шелепина практически не изменились. Фронту требовалось пополнение, и он должен был его обеспечить.
20 мая 1942 года бюро горкома комсомола постановило:
«1. Обязать райкомы комсомола совместно с военкоматами мобилизовать женщин комсомолок и некомсомолок в возрасте от 19 до 25 лет с образованием пять – девять классов, годных по состоянию здоровья к службе в береговых и тыловых частях Военно-Морского Флота.
Разверстку по районам утвердить. Мобилизацию закончить 23 мая 1942 г. Всех мобилизованных направить на сборный пункт по адресу: Старо-Петровский проезд, школа № 201.
2. Райкомам ВЛКСМ разъяснить мобилизованным женщинам, что они направляются в Военно-Морской Флот и при назначении их на должность будут обеспечены всеми видами довольствия.
Мобилизованные должны быть тепло одеты, иметь при себе две смены белья, постель, крепкую обувь, предметы личной гигиены, вещевой мешок, кружку, ложку, полотенце.»
Иногда заявки с фронта были сравнительно небольшими.
13 августа 1942 года бюро горкома комсомола приняло постановление:
«1. Мобилизовать пятьдесят комсомольцев и некомсомольцев из числа окончивших школу связи в 16-ю армию Западного фронта.
2. Обязать РК ВЛКСМ до 15 августа мобилизовать шестьдесят девушек – комсомолок и некомсомолок – с образованием не ниже семи классов на работу в центральное управление Красной Армии.
3. Мобилизовать к 14 августа десять девушек-комсомолок с образованием не ниже десяти классов на работу в Управление гвардейских минометных частей Красной Армии.
Возложить ответственность за проведение мобилизаций на военный отдел МГК и секретарей РК ВЛКСМ по военной работе».
На пленуме горкома комсомола 16 января 1943 года Александра Шелепина избрали секретарем МГК ВЛКСМ по пропаганде и агитации. Но на этой должности он проработал меньше полугода.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.