Мои первые книги

 Мои первые книги

 С приходом зимы, в ноябре 1965-го, воспитатели постарались возобновить прерванные занятия, невзирая на отсутствие условий, — игровые-то сгорели. Мы рассаживались прямо в палатах, в проходе между койками. Нам нарезали наглядные пособия в виде бумажных цифр и букв, и при помощи таких нехитрых приспособлений учили счету и письму. «В тесноте, да не в обиде», — шутили воспитатели. Все бы хорошо, да только опять начали учить с самого начала!

 Этому очередному повтору была причина. Старших ребят отправили во взрослые ПНИ — девушек в Кедровку, парней в Чугунаш. Ох, и невеселые места, особенно Кедровка, однако отправляли с добрыми напутствиями и наилучшими пожеланиями. А к нам из Кемеровского сборного детдома привезли новеньких — моих ровесников и с нулевой подготовкой. Стало тяжело без помогавших мне взрослых девушек, но радовало, что детдом пополнился новенькими. Хотя огорчало, что эти новенькие были несведущи ни в грамоте, ни в арифметике.

 На занятиях по устному счету я однажды поймала себя на том, что с трудом вспоминаю, какая цифра идет после пятнадцати. Хотя в шестилетнем возрасте, живя еще дома, прекрасно считала до двадцати. Стало страшно от мысли, что я становлюсь такой бестолковой и плохо соображающей.

 Однако литературная память у меня была отличная, стоило воспитателю прочитать какую-нибудь детскую книжку, написанную в стихах, и я эту книгу могла продекламировать без запинки от корки до корки, не заглядывая в нее. Всех это удивляло, меня хвалили и называли умницей. Я упивалась успехом и готова была на новые подвиги в учебе, но их от меня никто не требовал.

 Но один случай перевернул мою дальнейшую жизнь. Как-то после конца занятий, когда дети разбежались кто куда, оставив меня одну в палате, я заметила забытую на моей постели потрепанную книгу. Взгляд зацепился за красные буквы названия на обложке. Я подтянула книгу к себе и прочла по складам: «За фронтом — фронт». А внизу — А.М. Садиленко.

 Сообразила, что это имя автора. От скуки открыла книгу, начала складывать буквы в слова, попала на диалог героев, и мне это показалось удивительным — будто разговаривают два человека, и все это на одном листке написано и так понятно. Ведь нам никто еще не объяснял, что на бумаге можно писать диалоги, монологи, описывать природу и т. д. Я прочла впервые в жизни сразу, не отрываясь, пять страничек. После чего подняла голову и изумилась, как же быстро пролетело время, уже готовятся разносить обед. И мучившей меня скуки как не бывало!

 Но мне не дали дочитать, вскоре книгу у меня отобрал Васька, пацан на коляске, когда я ему стала хвалиться, захлебываясь от восторга, что читаю интересную книгу о войне.

— Дай посмоооттрреть! — заикаясь, попросил он.

 Я, не подозревая худого, попросила девочку передать ему книгу. А к вечеру послала ту же девочку забрать книгу обратно, но Васька не пожелал возвращать.

— Сам ее буду читать! — заорал он, выпучив глаза.

 Я чуть не заплакала от досады, так хотелось узнать: что же там еще написано? В это время мимо проходила воспитательница.

— Нина Павловна, у меня Васька книгу про войну забрал и не отдает! — пожаловалась я.

— Вася мальчик, ему надо читать военные книжки, — поучительным тоном ответила Нина Павловна. — Пусть сначала он прочитает, а потом даст тебе.

 Васька в это время ехидно улыбался. Но когда через три дня я спросила у Васьки про книгу, он нагло заявил:

— А я ее отдал — не помню кому. Плохая книжка.

— Но там же так интересно написано, — чуть не плача, возмутилась я. — Сам не стал читать и мне не дал!

— Ты еще мала, чтоб такие книжки читать, — нахально изрек Васька, вытягиваясь в коляске.

 Ночами, когда не спалось, я вспоминала ту загадочную книгу и тихо вздыхала. Я бы сумела разыскать ее в детдомовских палатах, если бы могла передвигаться самостоятельно, если бы ходила ногами…

 Забегая вперед, скажу, что где-то через пару лет кто-то из ребят принес мне ее, уже совсем ветхую, зачитанную до дыр, но все страницы, к счастью, были целы. Я к тому времени уже читала без запинок и быстро проглотила «За фронтом — фронт» Алексея Садиленко от корки до корки.

 Символично, что первой книгой, которую я взяла в руки, была именно «За фронтом — фронт». Ведь моя жизнь была сплошным фронтом, вечной ареной военных действий, обороной и наступлением, отражением атак и укреплением тылов, войной за мое полноценное существование, насколько это возможно при ДЦП.

 Спустя три месяца после истории с книгой мать привезла донельзя истрепанный учебник «Родная речь». Кто-то из родственников закончил четвертый класс, учебник стал не нужен, но его неприлично было «передать по наследству», слишком изодран. Все страницы существовали по отдельности, а твердая обложка была настолько обшарпана, что картинка «Три богатыря» Васнецова еле виднелась. А детдомовской инвалидке и драный сгодится. После отъезда матери я открыла учебник наугад и прочла:

 Уж побледнел закат румяный

 Над усыпленною землей.

 Дымятся синие туманы,

 И всходит месяц молодой.

 И в моих ушах вдруг зазвучала прекрасная музыка слов. Казалось бы, обычные слова, но как красиво и таинственно они звучат! Я стала читать дальше.

 Благодаря неуемному воображению прочитанное переливалось в моей головенке божественными красками. Я сидела, согнувшись над стареньким учебником в три погибели, лишь бы разобрать еще хоть одну строчку в наступивших сумерках.

— Тома! Тебе что, плохо? — спросила зашедшая нянечка в палату.

 Я даже не сразу вникла в смысл заданного мне вопроса.

— Тома, ну-ка подними голову, — приказала она уже сердито.

 Я подняла голову, увидела сумерки в палате и стоящую передо мной нянечку.

— Нет, тетя Поля, мне вовсе не плохо, — ответила я.

— Тогда почему сидишь, согнувшись? — спросила она. — Помочь тебе лечь?

— Я читала, — важно ответила я.

— Ну-ка, ложись, читательница! Завтра будет светло, и хоть целый день читай свою книжку, — беззлобно проворчала она, укладывая меня.

— Положите, пожалуйста, книжку мне под подушку, — попросила я.

— Успокойся, под подушкой она, спи давай. — И накрыв меня одеялом, тетя Поля ушла.

 А я в тот незабываемый вечер засыпала счастливой оттого, что у меня под подушкой лежит волшебная книжка и эта книжка моя собственная, и что ее не надо будет никому отдавать.

 Годы спустя я ретроспективно порадовалась, что первыми стихотворными строками, попавшимися мне на глаза, были строки из «Руслана и Людмилы» Пушкина.

 Робко, но уверенно протекало начало моего знакомства с мировой литературой, с которого, по сути, и началось формирование моей личности. Именно литература впоследствии поможет мне выстоять, не согнуться, не потерять человеческого достоинства. Именно книги наполнят мою жизнь смыслом.

 А по номерам книжных страниц я со временем научилась считать сначала до ста, потом по нескольку сотен. А в уме до миллиона. Вот таким «книжным» образом я и восстановила забытый из-за отсутствия практики счет и усовершенствовала свои математические навыки.