Право победителей

Право победителей

Успехи союзников в 1943 г. уже не оставляли сомнений в том, что Германия проиграет войну. Однако когда это произойдет? Сколько жертв потребуется для достижения победы? Приобретя печальный опыт в предшествующие годы, Сталин больше не делал заявлений о сроках падения рейха. Немцы оказывали отчаянное сопротивление. Цепляясь за каждый рубеж обороны, они периодически переходили в контратаки. Красная армия шла вперед, то ускоряя, то замедляя свое движение. Обе стороны несли огромные потери.

За первые пять месяцев 1944 г. Красная армия очень многого добилась на флангах огромного советско-германского фронта – на Украине и под Ленинградом. В ожесточенных сражениях она продвинулась на сотни километров, в ряде пунктов вышла на советскую границу и вторглась в Румынию. Однако в центре Восточного фронта немцы стояли неприступно. Поэтому летняя кампания Красной армии в 1944 г. прошла под знаком уничтожения именно этой центральной группы вражеских войск. Хорошо и скрытно подготовленная операция в Белоруссии была одной из самых значительных в ходе войны. Она привела к разгрому огромных сил вермахта.

Торжествуя победу, Сталин приказал организовать эффектную пропагандистскую акцию. С утра 17 июля по центральным улицам Москвы под конвоем в течение нескольких часов вели более 57 тыс. немецких военнопленных во главе с колонной генералов и офицеров. Вечером их погрузили в эшелоны и отправили в лагеря. Стоявшие вдоль улиц толпы москвичей наблюдали это необычное шествие. «При прохождении колонн военнопленных население вело себя организованно», – сообщал Сталину Берия. Из толпы, докладывал Берия, доносились «многочисленные восторженные возгласы и приветствия в честь Красной армии, нашего верховного главнокомандования и в честь генералов и офицеров Красной армии», а также «антифашистские выкрики»: «Смерть Гитлеру», «Смерть фашизму», «Сволочи, чтобы они подохли» и т. д. Улицы после прохождения колонн демонстративно убрали с помощью поливальных машин[661]. 16 августа аналогичное мероприятие было организовано в Киеве, о чем Берия также доложил Сталину[662].

Унизительные шествия немецких военнопленных были одним из символов приближающегося краха нацизма. 6 июня 1944 г. союзные войска высадились на севере Франции. Под ударами Красной армии в 1944 г. сложили оружие союзные Германии Румыния и Финляндия. Советские войска полностью освободили территорию СССР и очистили от гитлеровцев значительную часть Восточной Европы и Балкан. Боевые действия вплотную приблизились к границе Германии, а на ряде участков пересекли ее.

Решающие победы 1944 г. определялись прежде всего военно-экономическим превосходством Советского Союза, достигнутым героическим напряжением сил огромной страны. В июне 1944 г. численность советских военнослужащих превысила 11 млн человек. В действующей армии насчитывалось 6,6 млн человек, около 100 тыс. орудий и минометов, 8 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок и 13 тыс. боевых самолетов. Соотношение сил на советско-германском фронте было в пользу Красной армии. По личному составу 1,5:1, по орудиям и минометам 1,7:1, по самолетам 4,2:1. По танкам силы были примерно равны[663]. При этом советская сторона имела значительные резервы, а возможности рейха и его союзников с каждым днем таяли. Красная армия и ее командование во главе со Сталиным действовали все увереннее, опираясь как на значительные военные ресурсы, так и на опыт, приобретенный в предыдущие годы.

Война многому научила и маршалов, и солдат. Теперь героизм и самоотверженность приумножались военным профессионализмом. Подписывая многочисленные постановления Политбюро о награждениях, Сталин не мог не заметить, как менялись формулировки представлений на солдат и офицеров, совершавших подвиги. «Смелый и мужественный боец, воздушный воин высокого класса, в совершенстве владеет специальностью штурмана»; «умело и методично обучает своих подчиненных ведению воздушного боя […] На основе высоких знаний средств связи безукоризненно использует их в бою […] В проведенных воздушных боях показал высокое мастерство в технике пилотирования и в воздушной стрельбе»; «смелый, решительный и тактически грамотный морской офицер»; «при выполнении боевых заданий показывает образцы мужества и отваги, мастерства и эффективности ударов»; «отличный летчик-штурмовик, в совершенстве овладевший самолетом Ил-2. В боях проявляет мужество и отвагу в сочетании с мастерством бомбо-штурмовых ударов по врагу»; «тактически грамотный и культурный офицер […] не имеет ни одного случая потери своих ведущих и ведомых», – такие характеристики давал своим подчиненным нарком Военно-морского флота СССР, представляя их Сталину для присвоения звания Героя Советского Союза[664].

29 июля 1944 г. Политбюро приняло решение о награждении большой группы советских военачальников. «За исключительные заслуги в организации и проведении наступательных операций Красной армии» Сталин получил недавно учрежденный полководческий орден Победы под номером три (первые два красовались на мундирах Жукова и Василевского). Подготовка награждения демонстрировала кремлевские обычаи. Инициирующее письмо подписали ведущие члены Политбюро и маршалы в порядке неформального местничества: Молотов, Берия, Маленков, Микоян, Жуков, Василевский. Затем помощник Сталина Поскребышев (скорее всего, по телефону) опросил других, «второстепенных» на тот момент членов Политбюро – Жданова, Калинина, Вознесенского, Андреева, Шверника, Щербакова, Кагановича, Ворошилова. Никто, конечно, не возражал, о чем Поскребышев сделал помету на документе[665].

Руководство армией и постоянное укрепление ее мощи оставалось приоритетной задачей Сталина. Вместе с тем освобождение оккупированных гитлеровцами областей заставляло более активно заниматься вопросами восстановления разрушенной страны. Нацисты оставляли после себя выжженную землю. Они уничтожили миллионы мирных граждан, грабили, разрушали. О состоянии оккупированных областей давала представление записка руководства Белоруссии, направленная Сталину 1 июля 1944 г.:

В Витебске сохранилось 800 человек, до войны было 211 тысяч человек […] Жлобин уничтожен полностью. Сохранились три коробки каменных и небольшое количество деревянных зданий. Населения в городе нет[666].

Помимо преодоления разрухи, по мере освобождения советских территорий перед высшим руководством вставали новые политические проблемы. В течение разного времени, от нескольких недель до трех лет, в оккупации жили десятки миллионов человек. Часть из них убежденно служила оккупантам, участвуя в совершении страшных преступлений. Многие ушли в партизаны или содействовали им. Большинство просто выживало, приспосабливаясь к новым порядкам. Сталин вряд ли чувствовал свою ответственность за страдания советских граждан, согласно бюрократической терминологии, «проживавших на оккупированной территории». Более того, как и военнопленные, они были зачислены в категорию «подозрительных». Освобожденные регионы фактически заново интегрировались в СССР, подвергались очищению от скверны оккупационного влияния. Стержнем этой повторной советизации, как и прежде, были массовые репрессии. На этот раз они принимали форму массового возмездия пособникам врага, часто реальным, а в ряде случаев – мнимым. Сталин был настроен решительно. 28 декабря 1943 г. Берия представил ему записку о выявлении на Украине так называемых «фольксдойче» – немцев-колонистов, а также лиц, в роду которых были немцы. Эта категория населения, утверждал Берия, была привилегированной опорой нацистов во время оккупации. Сталин дал указание: «Всех арестовать, содержать в спецлагере под особым надзором и использовать для работ»[667].

Важным элементом сталинской политики в этот период был принцип коллективной ответственности за сотрудничество с оккупантами. Именно он был реализован в сплошных депортациях ряда народов СССР. В конце 1943 – первой половине 1944 гг. в ссылку целиком были направлены калмыки, ряд народов Северного Кавказа – чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, крымские татары, а также все болгары, греки и армяне, проживающие в Крыму. Одной из причин сталинского решения о выселения народов были реальные факты коллаборационизма в их среде и нелояльное отношение к мобилизационным усилиям правительства, главным образом уклонения от призыва в армию[668]. Однако очевидно, что принцип коллективной ответственности в расчетах Сталина имел более глубокие основания. Еще в довоенные годы правительство сталкивалось с большими трудностями интеграции многих из этих народов в новое советское пространство. Война лишь подтвердила незавершенность этих процессов. Выселение в отдаленные районы СССР позволяло решить проблему советизации малых этносов раз и навсегда. Для этого было необходимо именно сплошное выселение народов, сплоченных родовой солидарностью. С точки зрения властей, оставить часть из них в местах прежнего проживания означало вызвать массовые побеги из мест депортации. Особое предубеждение к крымским татарам могло быть вызвано также их близостью к Турции, к которой Сталин испытывал подозрение как к враждебной силе. Неслучайно в продолжение депортаций народов в середине 1944 г. была проведена чистка пограничных районов Грузии. Из них выселялись турки, курды и некоторые другие этнические меньшинства, составлявшие, по мнению советских властей, питательную среду для турецкого влияния и шпионажа. В принципе все это было продолжение обычной для Сталина политики превентивных этнических чисток, получивших широкий размах еще до войны. Очевидно также, что массовые депортации облегчала война. Войны часто оправдывают многое.

В общей сложности депортации народов в 1943–1944 гг. охватили более миллиона человек. Для их осуществления предпринимались настоящие воинские операции с привлечением множества военных и сотрудников госбезопасности. Сталину принадлежало окончательное слово в принятии решения о судьбе народов. Он получал также регулярные сообщения о ходе депортаций, которые доступны сегодня историкам в так называемой «особой папке Сталина» в материалах НКВД[669]. Особенно многочисленной и по этой причине сложной была депортация чеченцев и ингушей (около полумиллиона человек). Видимо, поэтому ею руководил лично Л. П. Берия, отправившийся в командировку на Северный Кавказ. 17 февраля 1944 г. Берия рапортовал Сталину о завершении подготовительного этапа операции[670]. Из телеграммы было ясно, что советское руководство более всего опасалось «инцидентов» – сопротивления выселяемых. Власти полагали, что избежать этого поможет эффект неожиданности. Войска сосредотачивались под предлогом проведения учебных маневров. Осуществлялись превентивные аресты наиболее активных членов общин. Сталин, следивший за подготовкой операции, судя по всему, дал Берии совет не ограничиваться «чекистско-войсковыми операциями», а попытаться также расколоть депортируемых. 22 февраля в очередной телеграмме Берия сообщил Сталину, что выполнил его «указания», а именно: вызвал к себе руководящих работников республики и потребовал от них содействовать проведению выселения без «эксцессов». Кроме того, для успокоения народа, как сообщал Берия Сталину, были привлечены религиозные деятели и другие местные «авторитеты». Взамен руководящим работникам и старейшинам были обещаны льготы при выселении, в частности увеличение нормы разрешенного к вывозу имущества. «Считаю, что операция по выселению чеченцев и ингушей будет проведена успешно», – доложил Берия[671]. На следующий день, 23 февраля, он сообщил о начале депортации и с гордостью добавил: «Имело 6 случаев попытки к сопротивлению со стороны отдельных лиц, которые пресечены арестом или применением оружия»[672].

Расправы с реальными и мнимыми коллаборационистами, как и многие другие политические инструменты, были обоюдоострым оружием. Вкупе с чрезвычайной ожесточенностью войны эксплуатация чувства мести ослабляла моральный потенциал армии, провоцировала произвол и нарушения воинской дисциплины. Многие факты напоминали Сталину о том, какой опасной стихийной силой может быть огромная военная машина, миллионы мужчин, попавших в кровавую мясорубку. Героизм и самоотверженность соседствовали с низостью. Чувство долга, сострадание и порядочность – с преступлениями и озлобленностью. В армию попадали разные люди, в том числе уголовные преступники, досрочно освобожденные из лагерей. Свою роль играла доступность спиртного. Судя по известным документам, в 1944 г. Сталину неоднократно поступала информация о преступлениях военнослужащих в отношении мирных жителей освобожденных районов. В конце июля Берия сообщил ему об аресте группы солдат и младших офицеров танковой ремонтной части в Молдавии. Они пьянствовали, грабили население, изнасиловали женщину[673]. Аналогичный доклад, направленный Берией Сталину в конце сентября, открывался сообщением об изнасиловании красноармейцами жительницы Крыма. Далее следовали уже привычные примеры грабежей, вооруженных стычек с милицией и т. д.[674] Сводки о преступлениях военнослужащих за сентябрь-октябрь и декабрь также содержали описания грабежей, изнасилований и даже убийств, совершенных как в глубоком тылу, так и недалеко от фронта на территории СССР[675]. Все эти преступления совершались в отношении советских граждан на советской территории.

Ситуация серьезно усугубилась, когда армия ступила на чужую землю, особенно – на немецкую. Культивирование чувства мести в отношении немцев было одним из столпов советской военной пропаганды. Зверства нацистов в Советском Союзе, необычайная жестокость войны, низкая культура и уголовное прошлое части военнослужащих, некоторое ослабление контроля в условиях боевых действий – все это дополняло картину. Совершив ужасные преступления против человечества, нацисты пожали бурю возмездия, которое, как это часто бывает, не было выверенным и справедливым, зато часто сопровождалось эксцессами и ростом насилия.

Сталин об этом знал. 17 марта 1945 г., например, Берия направил Сталину и Молотову спецсообщение об изнасилованиях и связанных с этим самоубийствах немок в Восточной Пруссии[676]. По мере открытия архивов количество подобных документов, несомненно, будет расти.

О реакции Сталина на насилие военных против гражданского населения ярко свидетельствовал его конфликт с югославским руководством. В конце 1944 г., когда Красная армия вошла на территорию Югославии и в сотрудничестве с югославскими частями освобождала страну, появились сведения о преступлениях некоторых советских военнослужащих. По данным одного из лидеров югославских коммунистов М. Джиласа, речь шла о более чем сотне изнасилований с последующим убийством женщин, а также о более чем тысяче ограблений. Встревоженное югославское руководство обратилось к командованию Красной армии, но получило жесткий отпор. Югославов обвинили в клевете. Дело дошло до Сталина, который поддержал своих военных и обрушил на югославов политические обвинения. Позже, когда Сталин решил, что конфликт не следует раздувать, он миролюбиво и более чем откровенно объяснил М. Джиласу во время застолья на даче в апреле 1945 г.:

Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда – тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов – мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию […] Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев – а она их бьет хорошо, – все остальное второстепенно[677].

Важно подчеркнуть, что такое отношение Сталин демонстрировал к преступлениям, совершенным на территории союзного государства, в котором власть контролировали лояльные Москве коммунисты. Неудивительно, что ситуация в Германии оказалась намного хуже. Расчеты Сталина были вполне очевидны. Его интересовали боевые успехи армии.

Он не особенно опасался упреков западных союзников, которые были в большей мере озабочены проблемами послевоенного раздела мира. Вряд ли Сталин пропустил мимо ушей слова американского президента Рузвельта, которыми тот открыл их встречу в Крыму 4 февраля 1945 г.:

Рузвельт заявляет, что теперь, когда он увидел в Крыму бессмысленные разрушения, произведенные немцами, он хотел бы уничтожить в два раза больше немцев, чем до сих пор. Нужно обязательно уничтожить 50 тысяч немецко-прусских офицеров. Он, Рузвельт, помнит, как маршал Сталин предложил в Тегеране тост за уничтожение 50 тысяч немецко-прусских офицеров. Это был очень хороший тост[678].

Однако в определенный момент Сталину пришлось сделать выбор. «Шалости с женщинами», которые он считал положительным боевым фактором, все очевиднее превращались в фактор отрицательный. Преступления советских солдат служили целям нацистской пропаганды, усиливали ожесточенность сопротивления немцев именно Красной армии, но не союзникам. Накануне решающих боев за Берлин Сталин послал армии вполне определенный политический сигнал, разъясняющий эту взаимосвязь. 14 апреля 1945 г. «Правда» обрушилась с критикой на публикацию известного советского писателя и публициста Ильи Эренбурга, прославившегося своими яростными призывами «убить немца». Однако на этот раз такие призывы, всегда верно служившие советской пропаганде, были сочтены неуместными. «Правда» авторитетно и многословно разъясняла, что «в жизни нет единой Германии, что не все немцы одинаково ведут себя», что многие из них чем дальше, тем больше отворачиваются от нацизма и даже борются с ним. Судя по стилистике статьи, Сталин правил ее, а отдельные фрагменты вполне могли принадлежать его перу.

Однако политические маневры и даже усиление наказаний за воинские преступления лишь отчасти улучшали положение. Насилие в отношении мирного населения в советской зоне оккупации Германии продолжалось и после завершения боевых действий. Обеспокоенный его размахом, главнокомандующий группы советских войск в Германии маршал Г. К. Жуков летом 1945 г. издавал директивы, требующие прекращения «грабежей, насилия и произвола по отношению к местному населению». Поскольку эти требования не помогали, Жуков в начале сентября 1945 г. издал более радикальный приказ. Отметив, что «преступность военнослужащих в последнее время значительно усилилась», он потребовал держать солдат на жестком казарменном положении и обязал офицеров располагаться вместе с их подчиненными в казармах, чтобы следить за порядком. Узнав об этом приказе, Сталин потребовал его отменить. Один из аргументов был таким: «Если этот приказ попадет в руки руководителей иностранных армий, они не преминут объявить Красную армию армией мародеров». Взамен жестких мер Сталин предложил усилить политическую работу в войсках и привлекать провинившихся офицеров к судам чести[679]. В данном случае Сталин, как правило, настроенный на принятие самых жестких из возможных мер, явно изменил себе.