Локхид У-2 и Карибы
Локхид У-2 и Карибы
О сбитом под Свердловском американском самолете Локхид У-2, пилотируемом летчиком-шпионом Френсисом Гарри Пауэрсом 1 мая 1960 года, и его захвате Ивашутину впервые по телефону доложил один из руководителей управления военной контрразведки. Именно это подразделение КГБ зампред и курировал. А уже через несколько часов Петру Ивановичу подробности доложили справкой, в которой говорилось, что 1 мая 1960 года американский самолет-разведчик типа Локхид У-2 1 мая 1960 года был сбит боевым расчетом зенитно-ракетным комплексом (ЗРК) С-75 из дивизиона, которым командовал в тот момент майор Михаил Воронов. Приводились и другие данные этой операции, в том числе и о сбитом нашем истребителе, поднявшемся на перехват воздушного нарушителя.
На стол Ивашутина на второй день легла копия рапорта майора Воронова, направленная своему командиру:
«Доношу, что Ваш приказ об уничтожении самолета — нарушителя Государственной границы Союза ССР, вторгшегося в пределы нашей Родины 1 мая 1960 года, выполнен в 8.53, время московское.
При входе самолета в зону огня на высоте свыше 20 тысяч метров был произведен пуск одной ракеты, разрывом которой цель была уничтожена. Поражение цели наблюдалось при помощи приборов. Через небольшой промежуток времени постами визуального наблюдения было зафиксировано падение обломков самолета и спуск с парашютом летчика, выбросившегося из разбитого самолета».
Еще до этого случая в КГБ имелась информация, что какие-то самолеты-призраки периодически бороздят воздушные пространства Советского Союза, залетая в самые глубинные районы. Пилоты черных монопланов через зоркие объективы фотоаппаратов, заряженных высокочувствительной с большой разрешающей способностью пленкой, рассматривали и по команде пилота снимали секретнейшие оборонные и военные объекты в Сибири и Средней Азии, в Центральном районе и Закавказье, в Прибалтике и на Дальнем Востоке.
Несколько исторических данных. В начале 50-х ЦРУ сместило акцент в своей деятельности на технические способы добывания информации о военно-промышленном потенциале СССР. Особое значение придавалось разработке новых образцов летательных аппаратов и модернизации оборудования для аэрофотосъемки.
Под руководством Главного конструктора корпорации «Локхид» Кларенса Джонсона началось создание самолета для ведения фото- и электронной разведки исключительно над территорией Советского Союза. Чтобы скрыть его истинное назначение, ему дали несекретное наименование — «U-2», означавшее «Utility-2» (вспомогательный), а в документах американского разведсообщества он имел код «Idealist» (идеалист).
Ярым приверженцем идеи создания и использования «U-2» в разведывательных акциях против СССР был президент США Дуайт Эйзенхауэр. Он считал, что советский ядерный потенциал, его мощь угрожают США. Он так и говорил своему близкому окружению, что «…имейте в виду, наступит время и может случиться то, что случилось с Пёрл-Харбором, но с гораздо более трагичными последствиями. Теперь эта угроза исходит от Советской России».
Что же представлял собой этот самолет-разведчик? Это гибрид одноместного истребителя и планера с турбовинтовым двигателем, установленным в задней части фюзеляжа. Его ТТХ следующие — длина — 14,6 м, размах крыльев — 29 м, их площадь — 62 кв.м. Титановый корпус покрыт специальной эмалью, которая препятствует обнаружению радарами.
Машины первого поколения имели максимальную скорость 688 км/ч, дальность полета без дозаправки около 7000 км, практический потолок 20,4 км. На этой высоте потребление горючего минимально ввиду слабого сопротивления воздуха.
Аэрофотосъемка проводилась камерой с 945 мм объективом, способным делать 4000 парных снимков полосы территории шириной в 200 км и длиной в 418 км.
Когда начались серийные полеты «U-2», директору ЦРУ Аллену Даллесу пришлось поломать голову, как зашифровать шпиона перед мировой общественностью. Сохранить появление самолета в тайне было невозможно: в период летных испытаний его видели сотни глаз. В итоге было принято решение зарегистрировать самолет в патентном бюро как гражданский научно-исследовательский планер, принадлежащий агентству США по аэронавтике и исследованию космического пространства.
Вскоре в целях дезинформации в американских и западноевропейских печатных органах в разделах «Наука» и «Разное» появилось короткое сообщение об успешной фотосъемке самолетом «U-2» урагана над Карибским морем.
Всеми своими гранями «метеорологическая» легенда прикрытия засверкала в мае 1960 года в небе под Свердловском, а потом самолет навсегда исчез с мониторов службы сопровождения.
Впрочем, благодаря Киму Филби еще в 1957 году военно-политическое руководство СССР знало, для чего создан «U-2» и чем он занимается в нашем воздушном пространстве.
* * *
Руководство США и директор ЦРУ Аллен Даллес были уверены в полной безнаказанности операции в небе, ибо полеты проходили в стратосфере. Янки считали, что в мире нет таких истребителей и ракет, которые могли бы достать их хваленые самолеты-призраки.
Через спецслужбы и конструкторов эту уверенность довели и до президента США, в прошлом военного, генерала, активного участника войны с немцами, начиная с 1944 года, — Дуайта Эйзенхауэра.
Кстати, первый полет над отдельными регионами советской территории У-2 совершил еще 4 июля 1956 года. Он стартовал с американской авиабазы в Дисбадене (ФРГ) и произвел полет над районами Московской и Ленинградской областей, а также над террриторией Балтийского побережья СССР на высоте более двадцати тысяч метров. Наши средства ПВО самолет зафиксировали, но достать не могли — сил тогда таких не было. Но к началу 60-х годов такие силы появились…
Разбирательство, следствие и суд над американцем не проходили мимо внимания первого заместителя председателя КГБ Ивашутина. Он был в курсе всех перипетий этого громкого уголовного дела с международным подтекстом.
Открытый судебный процесс над «непрошеным гостем с неба» — летчиком-шпионом, сбитым частями ракетных войск 1 мая 1960 года на Урале, в районе города Свердловска, американским гражданином Френсисом Гарри Пауэрсом проходил с 17 по 19 августа 1960 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов. Процесс прошел без осложнений.
В 17.30 19 августа 1960 года Председатель Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-лейтенант юстиции В. В. Борисоглебский огласил приговор по уголовному делу американского летчика-шпиона.
Военная коллегия Верховного суда СССР признала Пауэрса виновным в преступлении, предусмотренном статьей 2 Закона Союза ССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления». Он согласно вердикту был приговорен к 10 годам лишения свободы, с отбыванием первых трех лет наказания в тюрьме. Отбывать тюремный срок ему в России долго не пришлось. Он был вскоре обменен на провалившегося из-за предательства в США и осужденного американским судом в 1957 году выдающегося советского разведчика Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля). Обмен происходил в Берлине на мосту Глинике 11 февраля 1962 года. Он состоялся при посредничестве восточногерманского адвоката Вольфганга Фогеля…
* * *
Петр Иванович, как и все граждане, радовался сообщению о полете первого советского человека в космос. По своему должностному положению он много знал того, что граждане узнавали спустя некоторое время.
О своих впечатлениях и некоторых деталях полета Юрия Алексеевича Гагарина он рассказывал спустя много лет.
Итак, 12 апреля 1961 года со стартовой площадки космодрома Байконур стартовал космический корабль «Восток-1», на борту которого находился космонавт старший лейтенант Юрий Гагарин.
Учитывая тот момент, что шло соревнование за пальму первенства в космосе между двумя сверхдержавами, работу по сохранению в тайне многих ходов подготовки к полету контролировали подразделения военной контрразведки. А, как известно, курировал особые отделы КГБ первый заместитель председателя П. И. Ивашутин. Режимные меры были всеобъемлющие — от космодрома и до центра по подготовке космонавтов…
В системе военной авиации была создана так называемая «Группа ВВС № 1». Она состояла из кандидатов на полет к звездам. Кроме Гагарина было еще двадцать претендентов на роль космонавта номер один. При отборе в группу учитывались такие антропологические данные, как вес, рост, здоровье, возраст и пр. Параметры должны были не превышать таких показателей: возраст — не старше 30 лет, вес — 72 кг, рост — 170 см. Только при таких характеристиках космонавт мог поместиться в первом космическом корабле «Восток», так как размеры и вес корабля были сильно ограничены мощностью его ракеты-носителя.
Накануне полета из 20 пилотов отобрали 6 человек. Королев очень спешил с полетом. Его торопили партчиновники и приготовления американцев. По данным нашей разведки, янки собирались запустить первого человека в космос в двадцатых числах апреля 1961 года. Поэтому Королев планировал осуществить запуск где-то в первой половине апреля, во всяком случае, до 17 апреля. Это был крайний срок.
Того, кто полетит в космос первым, определили накануне, — на заседании Государственной Комиссии (ГК). Им оказался Юрий Алексеевич Гагарин. Дублером назначили Германа Степановича Титова. По согласованию с Инстанцией — ЦК КПСС — были подготовлены три варианта сообщения о первом полете человека в космос:
Первое — «Успешное»;
Второе — на случай, если спускаемый аппарат упадет на территорию других стран или в мировой океан. Там находилось «Обращение к правительствам других стран»;
Третье — если бы Гагарин не вернулся на землю живым.
Как известно, «Восток-1» стартовал с такими временными параметрами — 09.07.12 12 апреля 1961 года. Выполнив один оборот вокруг Земли, в 10.55.34 на сто восьмой минуте корабль завершил свой плановый полет.
Позывным Гагарина был «Кедр». Из-за сбоя в системе торможения спускаемый аппарат с Гагариным приземлился из-за погрешности в одну секунду не в запланированной области — в 110 км от Сталинграда, а в Саратовской области, неподалеку от города Энгельса.
Первыми, кто увидел «пришельца из космоса», были жена местного лесника Анна Акимовна Тахтарова и ее шестилетняя внучка. Вскоре к месту приземления Гагарина прибыли военнослужащие воинской части ПВО. Одна группа солдат во главе с офицером стала охранять спускаемый аппарат, а другие военные повезли Гагарина в расположение части. Оттуда еще никому не известный первый космонавт по телефону доложил командиру дивизии ПВО:
«Прошу передать Главкому ВВС: задачу выполнил, приземлился в заданном районе, чувствую себя хорошо, ушибов и поломов нет. Гагарин».
Тем временем по приказу руководства из Энгельсского аэропорта вылетел вертолет МИ-4. Пилотам была поставлена конкретная задача — найти и подобрать Гагарина. Они первыми из поисковиков обнаружили спускаемый аппарат.
Приземлились.
— А где же Гагарин? — спрашивает старший.
— Уехал, — хором отвечают собравшиеся аборигены.
— Куда? На чем?
— В Энгельс — на грузовике…
Вертолет тут же взлетел и взял курс на город. Скоро винтокрылая машина нагнала грузовичок, с которого энергично руками махал первый космонавт. Гагарина пересадили в «зеленую стрекозу», и она полетела на базу…
А дальше были ступени по лестнице почета вплоть до трагической его гибели 27 марта 1968 года. Его жизнь, к сожалению, уместилась в параметр только тридцати четырех лет…
* * *
В ноябре 1961 года новым шефом Петра Ивановича Ивашутина становится тридцатисемилетний воспитанник комсомола Владимир Ефимович Семичастный. Школу окончил в 1941 году и уехал… в эвакуацию. А ведь была война! Мог бы и «попартизанить», и уйти добровольцем в армию и таким образом попасть на фронт. После освобождения малой родины в 1943 году вернулся в родные места и определил себя служить комсомолу, в котором стремительно рос…
На назначении Семичастного настоял сам Шелепин, ставший к тому времени секретарем ЦК КПСС и курировавший правоохранительные органы. Как вспоминал ветеран советской разведки генерал-лейтенант В. А. Кирпиченко:
«Назначение Семичастного вызвало у руководящего состава КГБ недоумение. Никто не воспринимал его в качестве государственного деятеля. Все понимали, что он, прежде всего, человек Шелепина, и это на первых порах вызывало чувство неуверенности».
К началу 60-х годов в Советском Союзе из-за волюнтаризма властей и чехарды непродуманных реформ сложилась тяжелейшая экономическая ситуация. Страна стояла перед угрозой голода. У магазинов с ночи выстраивались длинные хлебные очереди, которые провоцировали антиправительственные настроения. Пришлось ввести прикрепление к магазинам, списки потребителей, хлебные карточки, раскрыть закрома государственных резервов, сохранявшихся даже во время войны.
Уже в начале 1962 года недостаток хлеба был настолько ощутим, что Никита Хрущев впервые решился на закупку зерна за рубежом. Зерна — в Канаде, США, Австралии, муки — в ФРГ. За все это расплачивались золотом, ежегодно вывозилось до 500 тонн драгоценного металла.
По сути дела золотой запас СССР использовался для поддержания, укрепления и развития зарубежных фермерских хозяйств, в то время как хозяйства советских крестьян подвергались гонениям.
И это при том, что только Украина могла похвастатся двадцатью процентами мирового запаса черноземов, а если учесть и другие районы черноземной полосы России, то этот процент был бы намного выше — до сорока. Руководители страны умудрились оставить народ без хлеба в течение каких-то пары лет.
Огромные затраты на оборонную и космическую промышленность, вызванные гонкой вооружений, оставляли с каждым годом все меньше и меньше средств на решение кричащих внутренних проблем страны. Перебои со снабжением городов продовольственными товарами стали встречаться все чаще и глубже. Хрущев заметался в обстановке поиска путей пополнения бюджета для траты его на закупку хлеба за кордоном. В мае 1962 года с его ведома правительство повысило цены. На мясо — на 30 % и на 25 % — на масло. Газеты и журналы поторопились преподнести этот опасный феномен якобы просьбой сознательных трудящихся, считавших, что в данной ситуации надо помочь «бедному» государству. Но банкротом было не оно, а бездарные хрущевские эксперименты. Одновременно руководители предприятий стали самовольно срезать трудовые расценки. Так, директор электровозостроительного завода в городе Новочеркасске некий Курочкин срезал рабочим расценки почти на треть.
1 июня 1962 года в десять часов 200 рабочих сталелитейного цеха прекратили работу и потребовали повышения расценок за их труд. Через час эта группа направилась к заводоуправлению с этим требованием. К толпе стали присоединяться рабочие других цехов. Стихийная колонна разрослась до тысячи человек. Выступающие рабочие свои речи заканчивали одними типичными вопросами: «На что нам жить дальше? Чем кормить детей? Когда кончится эта вакханалия беззакония?»
После вопросов в выступлениях отдельные рабочие предлагали конкретные выходы из создавшейся тупиковой ситуации. Один из ораторов образно заметил:
— У сегодняшней власти в ушах пробки. Их можно промыть не шприцом Жанэ, а стачкой, забастовкой, массовым выступлением рабочих. Уверен, нас поддержат тысячи других, поставленных в такие условия…
Разъяренная толпа потребовала директора, чтобы он вышел к ним и объяснил свои действия. Вскоре появился спокойный руководитель предприятия Б. Н. Курочкин. Люди замолчали в ожидании, что скажет директор. Заметив невдалеке торговку пирожками, он не нашел ничего лучшего, как сказать: «Не хватает денег на пирожки с мясом, — ешьте пирожки с ливером!»
Эта фраза стала катализатором процесса недовольства. Директора освистали, в него полетели палки, камни и другой подручный материал, пригодный для метания. Руководитель предприятия тут же ретировался, сбежал в свой кабинет и закрылся. Вскоре забастовкой был охвачен весь город…
Председатель КГБ Семичастный вызвал Ивашутина и поставил задачу обеспечить бесперебойное получение информации о морально-политическом состоянии личного состава в армии, особенно в войсках Северо-Кавказского военного округа.
— Инстанция нам поставила задачу внимательно отслеживать реакцию на события в Новочеркасске. Через оперативный состав и его негласных помощников надо не ежедневно, а ежечасно контролировать поведение солдат и офицеров, участвующих в гашении этих беспорядков, — чеканными фразами рубил председатель Комитета. — Мы должны с вами сделать все, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.
— Владимир Ефимович, как мне докладывал начальник особого отдела округа, оперативный состав 18-й танковой дивизии держит руку на пульсе событий. Есть, правда, информация, что некоторые не только солдаты, но и офицеры, негативно высказываются по факту применения войск в подавлении восстания рабочих. Очень много информации собрали особисты по реагированию военнослужащих на поведение директора завода, — докладывал Петр Иванович.
— Видно, существуют устойчивые связи военнослужащих с забастовщиками. Через последних доходит до солдат и офицеров эта информация, — доуточнил Семичастный.
— Да, директор оказался никудышным психологом. Горяч на почине, да скоро остыл. Натворил глупостей, спрятался и молчит, — заметил Ивашутин.
— С ним мы еще разберемся. Сейчас главное, чтобы это пламя не переметнулось на другие города и на армию. Смотрите внимательно за действиями войск.
— Созданная нами оперативная группа отслеживает обстановку в режиме реального времени…
* * *
К полудню 1 июня 1962 года политической забастовкой было охвачено более пяти тысяч человек. Толпы разъяренных людей перекрыли железнодорожные пути, остановив пассажирский поезд «Ростов — Саратов». Начались грабежи магазинов. Отмечались попытки отдельных уголовных элементов, примкнувших к забастовщикам, разоружить милицию и небольшие воинские подразделения.
Эта информация Никиту Хрущева так напугала, что он, весь бледный, с испаринами пота на лице, затопал коротенькими ножками, затряс огромной лысой головой и буквально взревел на прибывшего министра обороны:
— Если ты не способен повлиять на такую простую ситуацию, то я не представляю, как ты командовал на фронте. Не справишься к вечеру, — утром будет сидеть в твоем кабинете новый министр обороны, — перейдя для устрашения на «ты», буквально верещал Хрущев на своего любимца.
Зазвонил телефон.
Хрущев, покачиваясь из стороны в сторону, передвигая ножками свое грузное тело, быстро приблизился к аппарату. Схватил трубку и стал молча слушать. Через минуту его уши налились пунцовым цветом, а лицо побледнело. Вдруг он прервал звонившего обкомовского начальника и гаркнул во всю глотку:
— Да я вас загоню, кузькина мать, туда, где Макар телят не пас. Действуйте от моего имени, да посмелее. Чего вы боитесь — толпы?
Потом он кивнул министру обороны, что он свободен и может делать то, что ему предложил он, хозяин страны.
А тем временем толпа возмущенных людей окружила горком партии. На балкон вышел представитель Центра Анастас Иванович Микоян. Он попытался успокоить собравшихся граждан. Но его казенные слова еще больше намагнитили толпу. Раздалась какофония освистывания. В сторону балкона полетели яйца, а затем… камни. Пришлось члену Президиума ЦК ретироваться. Секретарь горкома провел его на крышу здания, откуда московского гостя забрал вертолет.
Увидев улетающего представителя Москвы, толпа кинулась на штурм горкома партии. Сразу же смяли постовых и начали громить партийные кабинеты.
Тогда Хрущев позвонил командующему СКВО и приказал во что бы то ни стало остановить людей.
— Так что я, должен в них стрелять? — спросил командующий Хрущева.
— Если нужно, будешь стрелять! Будешь давить танками! — орал перепуганный и побледневший Никита Сергеевич.
— Я стрелять в народ не буду, а тем более давить танками, — спокойно и рассудительно ответил генерал.
И тут новый советский «вождь» совсем одурел и закричал:
— Ты не командующий, а говно! С этой минуты ты не генерал! И даже не рядовой! Я тебе покажу кузькину мать…
Самодурство продолжалось по телефону до тех пор, пока в его кабинете не появилось несколько соратников главного партократа.
* * *
И Родион Яковлевич, несмотря на героически пройденный путь по военным дорогам Испании и Германии, Украины и России, Дальнего Востока и Маньчжурии, просто дрогнул, он отдал приказ командующему войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковнику Иссе Плиеву на применение войск при подавлении выступления рабочих Новочеркасска.
Командующий в свою очередь приказал командиру одного из соединений войти в город. Так 18-я танковая дивизия СКВО была первой задействована в подавлении восстания.
К вечеру того же дня еще несколько дивизий оцепили, а потом вошли в город.
2 июня 1962 года Малиновский доложил Хрущеву, что мятеж подавлен…
После разбирательства о причинах и последствиях стихийного выступления рабочих Новочеркасска на стол Ивашутину легла коротенькая справка:
«В ходе усмирения толпы погибло 24 человека, несколько десятков людей было ранено. Семь зачинщиков беспорядков (Андрей Карпач, Михаил Кузнецов, Борис Мокроусов, Сергей Сотников, Владимир Черепанов, Владимир Шувалов, Александр Зайцев) приговорены к расстрелу. (Вскоре их казнили. — Авт .) 105 участников забастовки получили по суду сроки от 10 до 15 лет».
Петр Иванович всю жизнь помнил об этих жертвах и никак не мог смириться с тем положением, что у руководства страны не было других рычагов воздействия на явно не внезапно возникшую обстановку, — она ведь развивалась и зрела постепенно.
А что касается Хрущева, то его политический крах после этих событий уже был предопределен самим Богом…
Хрущев отметился и на культурной ниве. Он был, как считал сам Никита Сергеевич, в зените своей славы, поэтому никаких козней не опасался. Противники его скажут со временем по-другому — он был в то время в зените своего безумия! Эпоха сталинской империи страха закончилась с уходом вождя на тот свет, и спустя какое-то время началась смешная эпоха Хрущева, то кому-то угрожающего, то что-то обещающего. Десять лет партноменклатура потешалась над затеями своего нового «вождя» и дурачилась вместе с ним, кормясь пайками спецзаказов. Народ бедствовал и с завистью смотрел на тех, кто что-то «достал».
Он провел самую масштабную акцию борьбы с искусством, не «запланированным» сверху. Живя своими представлениями о «социалистическом реализме», он буквально разгромил выставку художников-авангардистов в Манеже под названием — «Новая реальность». Это случилось 1 декабря 1962 года. Никита Сергеевич заранее был проинформирован КГБ о характере выставки, ярких полотнах и о слабых работах, но не внял информации.
Как писал Андрей Буровский в книге «Да здравствует „застой“! „Золотой век“ России»:
«Если принимать всерьез очередной холуйский слушок, негодование Хрущева было связано с тем, что накануне ему доложили о разоблачении группы гомосексуалистов в издательстве „Искусство“. А „гомиков“ он считал почему-то контрреволюционерами.
Экспозиция „Новая реальность“, организованная Элием Белютиным, была частью большой выставки в Манеже, приуроченной к 30-летию Московского отделения Союза художников СССР. Хрущев обошел зал три раза, затем задал вопросы художникам. Особенно его интересовало, кем были их отцы: выяснял классовое происхождение.
И вдруг разразился: „Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует!..Что это такое? Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?“
Моментально возник анекдот:
„Хрущев осматривает выставку и комментирует увиденное:
— Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!.. Что это такое?! Кто это додумался жопу нарисовать?!
Суслов в ужасе шепчет ему:
— Никита Сергеевич! Это не картина! Это — зеркало!!!“»
На Западе писали, что Хрущев срывал картины со стен. Что есть, мягко говоря, преувеличение. А вот — правда: Хрущев заявил, что советскому народу все это «неправильное» искусство не нужно. И тут же в печати была развернута кампания против формализма и абстракционизма. Продолжалась она до самых «годов застоя».
При Хрущеве из столиц высылали «тунеядцев». Одним из них был Иосиф Бродский. О поэтическом таланте Бродского есть много весьма различных мнений, но вот факты: в конце 50-х годов в Ленинграде сложился кружок поэтов — Е. Рейн, А. Найман и Д. Бобышев, под их влияние подпал Бродский. В 1961 г. членам кружка покровительствовала Анна Ахматова. Возможности печататься Бродский не имел, в Союзе писателей не состоял, но его влияние на литературную жизнь города росло.
В 1964 году Иосиф Бродский был арестован и предан суду по обвинению в «тунеядстве». Ведь советское законодательство позволяло судить любого, кто не имел постоянного места работы и не был официально приписан к творческому союзу. Иосифа Бродского сослали в деревню Норенскую Коношского района Архангельской области.
Властям вскоре пришлось освободить Бродского из ссылки: писательница (из Союза писателей) Фрида Вигдорова несмотря на многократные угрозы записала все, что происходило в зале суда. Эта запись была опубликована на Западе.
В 1972 году Бродский был подвергнут остракизму, правда, без опроса населения, как это было принято в Древней Греции. В США он получил всемирную известность как крупнейший русский поэт, в 1987 году был удостоен Нобелевской премии по литературе.
При Брежневе «тунеядцев» не преследовали. В письме к нему Бродский писал: «Мне горько уезжать из России, я верю, что вернусь». Смерть от инфаркта застала поэта в США; он завещал похоронить себя в любимой Италии. Вот при каких «художествах дорогого Никиты Сергеевича» приходилось трудиться генерал-лейтенанту Петру Ивановичу Ивашутину, который к 1964 году, слава богу, служил Отчизне уже на другом участке невидимого фронта — в военной разведке.
* * *
В жизни Петра Ивановича был и такой момент, когда приходилось думать о наступлении возможно новой — третьей мировой войны, теперь уже термоядерной.
Когда на стол первого заместителя председателя КГБ генерал-лейтенанта Ивашутина легла шифровка из ПГУ с полученными и перепроверенными нашей агентурой данными о том, что на территорию Турции американцы не только завезли, но и установили ракеты средней дальности типа «Юпитер», он понял — ответных мер не избежать. Американские ракеты под носом, они готовы в любой момент уничтожить наши города и промышленные центры, расстрелять, что называется, в упор. Известно было, что тактико-технические их характеристики таковы, что они способны были «достать» Москву и окружавшие ее промышленные центры.
На следующий день раздался звонок от Председателя Комитета госбезопасности А. Н. Шелепина:
— Петр Иванович, зайдите… есть срочное дело, — непривычно возбужденно и даже несколько тревожно проговорила трубка.
— Александр Николаевич, я почти готов, отпущу товарища. Буду через пять минут, — ответил Петр Иванович.
Ивашутин понял, какой значимости тема может обсуждаться в такой обстановке в кабинете у Председателя.
Как и предполагал, разговор начался именно об американских ракетах, размещенных в соседней стране.
— Петр Иванович, я только что вернулся из Кремля. Руководство страны рассматривает необходимость ответных мер. Единственно ощутимой оплеухой для янки могут быть наши контрмеры, — на этом слове он словно запнулся и посмотрел на своего зама.
— Я понимаю, адекватно можно ответить американцам таким же оружием только через Кубу, — опередил ход мыслей хозяина кабинета гость.
— Вы правильно оценили момент сегодняшнего дня, находясь, как говорится в теме. Скажу откровенно, Никита Сергеевич в ярости. Он торопится, он спешит. Потребовал от Малиновского конкретных предложений на турецкий демарш американцев. Думаю, Родион Яковлевич что-то придумает, — с волнением говорил Шелепин. — Вы ему помогите, я имею в виду, военной контрразведкой…
И действительно, уже при новом председателе КГБ Семичастном «тайная» операция Генштаба ВС СССР под кодовым названием «Анадырь» стала стремительно набирать обороты. План предполагал размещение на Кубе двух видов баллистических ракет: двадцати четырех Р-12 с радиусом действий около 2000 км и шестнадцати Р-14 с дальностью стрельбы более 4000 километров. Надо отметить, что оба вида ракет были снабжены ядерными боеголовками.
В ущерб собственной безопасности предполагалось снять с боевого дежурства сорок ракет с позиций на Украине и в европейской части России. И в то же время стратегически мы выигрывали — после установки этих ракет на Кубе количество ядерных ракет, способных достичь территории США, увеличилось в два раза.
Кроме того, предполагалось направить на Остров Свободы группу советских войск. Она так и называлась — Группа советских войск на Кубе (ГСВК). Этой аббревиатурой пестрели документы того периода. Помимо ракет в состав ГСВК предполагалось направить:
— 1 вертолетный полк, оснащенный машинами МИ-4;
— 4 мотострелковых полка;
— 2 танковых батальона;
— одну эскадрилью истребителей МиГ-21;
— 42 легких бомбардировщика Ил-28;
— 2 подразделения крылатых ракет с ядерными боеголовками с радиусом действия более 160 км;
— несколько батарей зенитных орудий;
— 12 установок С-57 со ста сорока четырьмя ракетами.
Каждый мотострелковый полк был полного состава и насчитывал 2500 человек личного состава.
Военно-морскому флоту было приказано направить в зону возможных «боевых действий» два крейсера, двенадцать ракетных катеров типа «Комар» и одиннадцать подводных лодок, семь из них были вооружены ядерными ракетами.
Всего на Остров Свободы планировалось отправить более пятидесяти тысяч военнослужащих. Хрущев предложил назначить на должность командующего группировкой наших войск на Кубе генерала армии Иссу Плиева.
На очередное заседание Президиума ЦК КПСС, кроме руководящей политической верхушки СССР, были приглашены и два силовика — министр обороны маршал Малиновский и председатель КГБ Семичастный.
Войска, технику и ракеты доставляли на Кубу из шести разных портов с соблюдением глубочайшей конспирации. Личный состав был переодет в гражданскую одежду. Ему говорилось, что они перемещаются на Чукотку, для этого демонстративно загружали в трюмы полушубки, дубленки, ватники и прочие теплые вещи. Для переброски войск Министерством обороны СССР было выделено 85 кораблей. Ни один капитан не знал истинного содержания трюмов.
Прослушав доклад Родиона Яковлевича Малиновского с конкретным планом действий в создавшемся положении, все члены Президиума единогласно проголосовали за проведение операции в трактовке министра.
Надо сказать, что большая работа проводилась и в КГБ СССР — по линии ПГУ (политической разведки) и военной контрразведки. «Карибский кризис» чекистское руководство оценивало адекватно как чрезвычайно напряженное состояние между Советским Союзом и Соединенными Штатами относительно размещения СССР ядерных ракет на Кубе в октябре 1962 года.
В начале августа 1962 года на Кубе стали появляться наши корабли. В ночь с 8 на 9 августа в Гаване была разгружена первая партия баллистических ракет средней дальности, вторая — уже через восемь суток. Штаб ГСВК расположился в Гаване.
Сам же кризис начался 14 октября 1962 года, когда разведывательный самолет У-2 военно-воздушных сил США в ходе одного из регулярных облетов Кубы обнаружил в окрестностях деревни Сан-Кристобаль советские ракеты средней дальности Р-12.
Президент США Д. Кеннеди срочно собрал руководителей ВВС США для обсуждения вопроса о бомбежке целей на Кубе. Мир был на грани мировой ядерной войны. Однако трезвый расчет с той и с другой стороны возобладал над риторикой взаимных угроз, сопровождаемой чередой практических действий в опасном направлении.
Кризис, продолжавшийся 13 дней, завершился компромиссом между руководителями СССР и США. Две мощных сверхдержавы, обладавшие чудовищным по разрушительным способностям оружием, наконец-то поняли, что подобные игры опасны не только взаимным уничтожением, но и составляют реальную угрозу существованию мира. 28 октября начался демонтаж наших ракет, а американцы 20 ноября ответили взаимностью.
По мнению генерала армии М. Гареева, рискованный и смелый шаг по направлению советских ракет на Кубу привел в чувство американских политиков, заставив их убрать ракеты с территории Турции и гарантировать ненападение на Республику Куба. Так закончился один из самых опасных для жизни человечества в двадцатом веке военно-политический кризис, в котором принимал активное участие и П. И. Ивашутин.
* * *
Еще одна глобальная проблема коснулась П. И. Ивашутина в период его работы в КГБ. По существу, он был свидетелем и хранителем секретов ее зарождения — создания ядерного щита государства. Начало шестидесятых годов было временем появления сверхмощных атомных зарядов. Чем же было обусловлено их создание? Как говорили специалисты тогда, во-первых, их относительной дешевизной, во-вторых, выверенным политическим расчетом, в-третьих, энтузиазмом молодых и активных разработчиков.
Это случилось 10 июля 1961 года на совещании в Кремле, где обсуждался вопрос о выходе Советского Союза из моратория на ядерные испытания. Руководители «атомной кузницы» — Арзамаса-16 доложили Никите Хрущеву о возможности разработки сверхмощной конструкции ядерного фугаса.
Глава правительства и партии тут же «ухватился» за такой подарок и громко, чтобы слышали все присутствующие, прошептал:
«Пусть стомегатонная бомба висит над капиталистами, как дамоклов меч!»
И вот настал момент истины, — 30 октября 1961 года над Новой Землей подрыв не 100, а 50-мегатонной термоядерной бомбы стал знаковым событием для всей многолетней программы испытаний советского сверхмощного оружия.
В отчете по результатам проведенного испытания термоядерного взрыва один из его соавторов академик Андрей Сахаров написал:
«Успешное испытание заряда… доказало возможность конструировать на этом принципе заряды практически неограниченной мощности».
Что было интересно, это взрывное устройство, или бомба, никогда бы не стало оружием и военного значения не имело. Как говорили тогда специалисты, это был «…акт разовой силовой демонстрации». Дело в том, что столь ужасающий взрыв в боевых условиях мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, торнадо, вихрь, который охватил бы территорию, близкую по площади, например, всей Владимирской области России. Ядерщики-разработчики стали доказывать Хрущеву, что такие взрывы невероятной мощности могут привести к необратимым последствиям для жизни землян.
Всеразрушительность и бесчеловечность этого фугаса, достигшего апогея в своем развитии, совсем не испугали этого профана в физике. Он не успокоился и даже после этого испытания подтвердил свое мнение о необходимости иметь такие «дамокловы» мечи для обуздания врага, совсем не понимая того, что такой меч также опасен и для страны, его поднявшей, — он обоюдоострый.
Об этом академик Андрей Сахаров и другие ученые еще не раз будут растолковывать несведущим головам — об опасности подобных экспериментов.
Петр Иванович Ивашутин был солидарен с мнениями ученых, которые до последних дней его службы в ГРУ часто навещали, советовались с ним. Автору приходилось неоднократно быть свидетелем появления этих высоколобых «ходоков» — советской научной элиты — в гостях у начальника военной разведки.
* * *
Немногие знают, что в деле по разоблачению англо-американского шпиона Пеньковского Петр Иванович Ивашутин принимал самое непосредственное участие. При его помощи и контроле готовились планы агентурно-оперативных мероприятий и острых оперативно-технических операций, позволивших в относительно короткие сроки разобраться с этим оборотнем в погонах. Никак не предполагал Петр Иванович, что разоблачение этого шпиона серьезно повлияет на дальнейшую его служебную карьеру.
А пока ему доложили интересную сводку наружного наблюдения с приложением справки-установки. В документе говорилось, что жена второго секретаря английского посольства Родрика Чизхолма — Анна Чизхолм 30 декабря 1961 года в 16.10 вошла в подъезд дома по Малому Сухаревскому переулку. Спустя 20–30 секунд она вышла из подъезда и направилась в сторону Цветного бульвара.
Офицер наружной разведки оказался опытным сотрудником и по подсказке интуиции, выстроенной на многолетнем опыте, решил задержаться для выяснения дальнейшего развития хода событий.
С промежутком еще в 30 секунд из того же подъезда вышел неизвестный мужчина, остановился и в течение нескольких минут смотрел в сторону уходящей иностранки, а затем вновь вошел в подъезд.
В 16.35 он покинул подъезд и, профессионально проверяясь, направился в сторону Цветного бульвара. Чувствовалось, что он пытался обнаружить за собою возможную слежку, но не заметил.
Перейдя бульвар, он вошел в проходной двор, где, к сожалению, оторвался от «наружки». В тот же день по описанию сотрудника наружного наблюдения был составлен словесный портрет неизвестного и передан коллегам в другие бригады.
19 января 1962 года Анна Чизхолм, заходя, как обычно, в магазин на Арбате, дошла до Арбатского переулка и посмотрела на часы. В 13.00 она вошла в подъезд дома № 4. Вслед за ней в подъезд вошел мужчина, по приметам похожий на неизвестного, оторвавшегося от наружного наблюдения 30 декабря прошлого года.
С интервалом примерно в тридцать секунд из подъезда вышла сначала Чизхолм, а затем — неизвестный, который направился в сторону Арбата. Попутешествовав по городу около получаса и усиленно проверяясь, мужчина пришел на улицу Горького в здание Госкомитета СМ СССР по Координации научно-исследовательских работ (ГК по КНИР).
После окончания рабочего дня он вышел из здания Госкомитета, общественным транспортом приехал на набережную Максима Горького и вошел в жилой дом № 36. Неизвестный оказался 43-летним полковником Главного разведывательного управления Генштаба ВС СССР Олегом Владимировичем Пеньковским…
Дальнейший ход агентурно-оперативных и оперативно-технических мероприятий показал, что офицер — активно действующий шпион. Вскоре он был задержан вместе со своим британским подельником Г. Винном. Шпион Пеньковский нанес большой политический, военный и экономический урон стране. О его преступных деяниях написаны сотни статей и десятки книг, поэтому подробно останавливаться на страницах этого повествования не имеет смысла.
Хотя сегодня одни из пишущей братии делают из него чуть ли не героя, предотвратившего развязывание третьей мировой войны (П. Дерябин, сотрудник КГБ, перебежавший на Запад в пятидесятые годы, — «Шпион, который спас мир»). Другие, в том числе коллега по КГБ, живущий в России, А. Б. Максимов (литературный псевдоним М. Бодров), написавший книгу «О. Пеньковский — „шпион века“ или „подстава“ КГБ?», доказывает, что это была совместная операции органов госбезопасности и военной разведки СССР, но время не пришло сказать всю правду. По мнению коллег автора, участвовавших в операциях по Пеньковскому, версии Максимова не что иное, как выдача желаемого за действительное.
Но хотелось остановиться только на нескольких малоизвестных эпизодах из жизни Пеньковского во время войны и в послевоенный период. Многим его сослуживцам не верилось, что фронтовик мог пойти на такое предательство. Один из них, не пожелавший раскрывать себя, рассказал автору, что Пеньковский во время войны, командуя батарее противотанковых орудий, мужественно сражался в боях с немцами. Он дважды терял личный состав батареи, но сам оставался невредимым, появляясь в штабе полка, как привидение, — измазанный кровью, оборванный и грязный. Во время войны артиллеристов противотанковых орудий вовсе не называли слугами «бога войны», их величали «смертниками».
На вопрос, что его связывало с Главным маршалом артиллерии С. С. Варенцовым, он ответил:
— Сергей Сергеевич его знал с войны. В 1944–1945 годы Олег Пеньковский у него был адъютантом. Дело в том, что сын маршала погиб в одном жарком сражении, и его тело вынес с поля боя именно Пеньковский. Это, наверное, причина, по которой офицер стал адъютантом.
Потом, в конце сороковых, их пути разошлись. Пеньковский оказался в военной разведке. Во время заграничной командировки в Турцию он поспорил с военным атташе генерал-майором Савченко, который написал нелестную аттестацию на своего подчиненного с припиской — «Способен на измену». Началась свара между двумя фронтовиками. Пришлось вмешаться руководству ГРУ. Савченко уволили, а Пеньковского отправили в войска.
Через некоторое время Пеньковский обратился к Варенцову с просьбой о содействии в восстановлении его в системе военной разведки. Маршал пошел навстречу своему давнему подчиненному и попросил генерала армии Ивана Александровича Серова по возможности рассмотреть этот вопрос.
Начальник ГРУ, уезжая в командировку, в свою очередь, дал команду первому заместителю генерал-полковнику А. С. Рогову «провентилировать» этот вопрос.
Начальник управления кадров ГРУ посоветовал направленцу осуществить аферу-подтасовку — вырвать лист с последней аттестацией. Таким образом, на подлоге Пеньковский второй раз попал в Главное разведывательное управление.
Он был чуть выше среднего роста, подтянут и строен. Когда однажды офицеры ГРУ массово получали юбилейные медали, не помню какие, мне бросился в глаза один эпизод. Вручал их генерал армии Серов. Офицеры нашего подразделения ходили в гражданской одежде. Все подходили именно «цивильной» походкой к награждавшему начальнику, чуть ли не вразвалочку. Пеньковский выделился своей четкой, военной походкой с чеканящим шагом и четким поворотом кругом.
И. А. Серов отметил Пеньковского:
— Настоящий военный, даже под гражданским платьем!
* * *
Потом было следствие, а за следствием суд. Военная коллегия Верховного суда Союза ССР 11 мая 1963 года приговорила О. В. Пеньковского к высшей мере наказания — расстрелу, а британца Г. М. Винна — к восьми годам лишения свободы. В 1964 году последний был обменен на известного советского разведчика Конона Молодого.
Пострадал тогда и Главный маршал артиллерии С. С. Варенцов, его лишили звания, Золотой Звезды Героя Советского Союза и ордена Ленина. Разжаловали на четыре ступени — до генерал-майора артиллерии со стандартным обвинением: «за потерю политической бдительности и недостойные поступки».
При этом тот факт, что помощь Пеньковскому Варенцов оказал еще до вербовки того иностранной разведкой, когда фронтовик и кавалер нескольких боевых орденов Пеньковский был ничем не запятнан перед Родиной, никак не учитывался, а в чем заключались «недостойные поступки», вообще не уточнялось.
В 1963 году он ушел в отставку и через восемь лет скончался — 1 марта 1971 года.
После суда над Пеньковским последовало снятие генерала армии Серова с должности начальника ГРУ, и, как уже известно, на освободившуюся должность был назначен Петр Иванович Ивашутин, чтобы еще четверть века своей службы Родине посвятить военной разведке.
Интересное было поведение начальника ГРУ Серова после получения им известия об аресте его подчиненного полковника Пеньковского. Он собрал офицеров центрального аппарата и спокойным тоном произнес примерно такие слова:
— Ничего страшного не случилось. Не беспокойтесь, в разведках такие ЧП случаются — это неизбежность. Мы тут арестовываем, а противник там у себя. Спокойней относитесь к ситуации. Да, она неприятная, но не стоит отчаиваться.
Наверное, генерал армии, Герой Советского Союза на что-то или на кого-то надеялся, но в последнем посыле был прав.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.