В ожидании ареста
В ожидании ареста
Прохладное лето 1953 года было богато на события: от мартовской смерти Сталина и до амнистии, потом снова аресты новой властью и расстрелы Берии и его соратников. И опять аресты, аресты и аресты с меньшими расстрелами, но расстрелами .
Новые старые вожди расправлялись с людьми, близкими к Сталину и его тени — Берии или много знавшими о новых хозяевах Кремля такого, за которое тоже можно их было посадить, отправляя затем «отдыхать» на нарах, а то и подвести под «вышку». Подобные повторения старой государственной моды новыми хозяевами Кремля принимались спокойно. Но месть — это блюдо, которое нужно есть холодным. Вот уж действительно, нет обиды, которой мы не простили бы, отомстив за нее.
И месть гуляла по стране. Уже два года, как сидел в тюрьме бывший начальник Петра Ивановича, всесильный хозяин СМЕРШа и министр госбезопасности СССР генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов, о работе с которым во время войны и в послевоенный период остались у Ивашутина приятные воспоминания.
Дождливым июньским днем все того же приснопамятного пятьдесят третьего Петр Иванович с неохотой вошел в ставший неуютным кабинет. Стекла окон штриховали струи косого дождя, тонкими, нитеобразными ручейками сбегавшие вниз. Пахло эмалевой краской от покрашенных стен в коридоре. Ему стало душно, он открыл широкую фрамугу. В полуоткрытое окно, несмотря на дождь, сразу же вслед за свежестью ворвались запахи цветов, высаженных в клумбах, — каштаны уже отцвели. Он прошелся по ковровой дорожке кабинета от стола до двери и обратно.
Радоваться было нечему. Несколько дней тому назад в Москву срочно без объяснения причин вызвали сначала шефа — министра внутренних дел Украины Павла Яковлевича Мешика, а потом его первого заместителя Соломона Рафаиловича Мильштейна. Оба в Киев больше не возвратились. Прошел слух, что их в советской столице — прямо на Лубянке — арестовали.
После этого теперь уже ставший заместителем министра внутренних дел УССР генерал-лейтенант Петр Иванович Ивашутин ощутил на себе вакуум власти и тревогу за собственную безопасность. Он приходил на работу, как и раньше, к 8.00 и сидел в кабинете отшельником до 2–3 часов ночи. Все еще по инерции продолжал сталинский ритм работы. Но в этой обстановке страшно было ощущать себя одиноким. Ему никто не звонил, озабоченная нестабильностью секретарша не приносила никаких служебных документов, за исключением немногих центральных газет.
Он заметил, что в коридоре сослуживцы сторонились своего начальника и часто, проходя мимо, опускали головы. Это было то состояние, в котором виноватый — боится закона, невиновный — судьбы.
Генерал тяжело переживал состояние своей ненужности. Больше того, он ждал ареста, хотя где-то внутри понимал, что никаких преступлений не совершал. Всю войну находился на фронте в системе военной контрразведки СМЕРШ, после войны снова оказался на войне, теперь уже с бандеровщиной на Украине. Трофеев дорогих не привез, за исключением авторучки и перочинного ножа. За хорошую работу всегда отмечался правительственными наградами, обещали дать даже Героя, и… вдруг оказался совсем в неуютном положении — ненужным человеком.
«Не пойму, что это за жизнь. На войне враг был впереди, здесь неизвестно, кто твой враг, а кто друг, — размышлял заместитель министра внутренних дел УССР и бывший начальник управления военной контрразведки ряда фронтов. — Да, в этой обстановке трудно что-нибудь предвидеть, а особенно — будущее. Но сейчас нельзя даже предвидеть настоящее, которого может не стать в одно мгновение. Вызовут в Москву или зайдут офицеры из комендатуры, после чего следователи уведут в подвал. А там будут требовать признания. Признаться! Но в чем? А в том, чего они захотят, чтобы я сказал, а потом написал и подписался. Приходится бояться не закона, а судьбы.
Кончилась такая кровавая война, надо радоваться миру и строить, строить, строить. Поднимать порушенное, а не воевать с людьми. Получается, если правительство не доверяет народу, то оно, это правительство, должно распустить его и выбрать себе другой народ. Глупость. Снова волна репрессий… Нет, что-то не в порядке в нашем новом королевстве…»
Череду печальных мыслей наконец-то прервал телефонный звонок. Звонила супруга, интересовалась, что ему приготовить на ужин.
— Маша, ты же знаешь, я непривередлив. Но сегодня хочется чего-нибудь остренького, — искренне ответил супруг.
— Чего же? Толченочку с соленым огурчиком или драники с селедочкой?
— Конечно, драники, наши — белорусские.
— Есть, товарищ командир, — пошутила Мария Алексеевна…
В режиме молчания мучительно тянулись дни с половинками ночи. В душе иногда поднималась волна негодования из-за несправедливого отношения к себе со стороны начальства. Где-то он читал, что верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли — заставить их долго ждать. Только ждать — чего? Для него в сложившейся ситуации — ареста, а может, и смерти от людей, скорых на расправы. Но приходили минуты, когда смелость и надежда гуляли в просторах души. Они успокаивали его и словно говорили хозяину кабинета: опасность всегда существует для тех, кто ее боится, не бойся, ты же прошел такую войну и войну после войны на Украине.
Он поверил подсказке и несколько успокоился. Читал и перечитывал приносимые секретаршей газеты, этот процесс несколько отвлекал от черных мыслей и на некоторое время успокаивал пленника обстоятельств.
«Кто придумал мне эту пытку? — задавал и задавал себе один и тот же вопрос изо дня на день Ивашутин. — И все же я думаю, придумал эту пытку деспотизм власти, чтобы отнять у человека последнее право — право молчать».
Во время обеденного перерыва он решил просмотреть тогда модную газету — «Литературку». Он взял со стола сороковой номер «Литературной газеты» от 3 апреля 1954 года. Его внимание привлекла одна забавная публикация. Он стал читать ее в голос:
«На географической карте СССР нанесены 1900 условных знаков — силуэт здания с заводской трубой, рядом — большая булка. Это города, рабочие поселки и крупные населенные пункты, в которых уже работают хлебозаводы и механические пекарни. Еще 372 хлебозавода будут построены в ближайшие 2–3 года…
Только повышение механической выпечки дает возможность полностью удовлетворять возросший спрос населения в хлебных изделиях. После шести снижений цен (1947–1953) потребление хлеба в нашей стране возросло в 2,6 раза, в том числе белого хлеба — больше, чем в 6 раз».
«Дай бог, чтобы это было правдой, — подумал Петр Иванович, — а еще хочется, чтобы снижения цен шли и дальше. Народ еще до конца не отогрелся после войны. Достатком людей последние годы не баловали».
Жизнь после Сталина почти не изменилась. Правда, Хрущев вводил в нее незначительные поправки, отправлял законы на починку, делал заплаты на конституции и самой стране тогда, когда нужно было чинить либо всю страну, либо по частям — республики.
* * *
Март 1954 года. Бывший начальник легендарного СМЕРШа и руководитель Петра Ивановича Ивашутина — Виктор Семенович Абакумов все еще сидел в следственном изоляторе и ждал суда. Его расстреляют в Ленинграде 19 декабря 1954 года — в День военного контрразведчика — через один час пятнадцать минут после вынесения приговора. Ему даже не дадут возможности обратиться с просьбой о помиловании. Сорок шесть лет и вся жизнь. Он выкрикнет: «Я все напишу в Политбюро». Однако договорить не пришлось, — пуля попала ему в голову…
Расстреляли «апостола» СМЕРШа его же колеги-чекисты. Он пал жертвой «подковерной борьбы» политиканов и в первую очередь Никиты Хрущева.
Жена Абакумова, Антонина Николаевна, вместе с сыном провела за решеткой 2 года и 8 месяцев. Вышла на свободу с малолетним сынишкой 9 марта 1954 года. А через десять месяцев, 26 января 1955 года, ее вызвали в милицию, где отобрали паспорт и выдали взамен другой — без права проживания в Москве. Такой приказ мог дать только один человек — новый хозяин Кремля. Жертва много, очень много знала такого, чего опасался новый «вождь», еще не завершивший потрошение своих архивов. Поэтому-то он и торопился с казнью руководителя СМЕРШа — пленника Крестов.
Но всего этого Ивашутин в тот момент, конечно, не знал и не мог знать…
В это же время по инициативе Хрущева при праздновании 300-летия Переяславской Рады полуостров Крым был выведен из подчинения Российской Федерации и передан в дар Украине в знак вечной дружбы русского и украинского народов. Тогда даже в страшном сне не могло присниться, что этот акт через полвека омрачит отношения между Россией и Украиной, ставшими самостоятельными государствами. Словесная же анимация вождя тогда представляла этот подарок как дополнительную опору для большого и вечного Дома Дружбы.
Газеты публиковали исторические очерки о важности Рады, собравшей представителей запорожского казачества во главе с гетманом Богданом Хмельницким в январе 1654 года в городе Переяславле. В результате Переяславской Рады и последовавшей за ней Русско-польской войны часть русского населения Речи Посполитой присоединилась к Русскому царству. Она избавила русских от национального и религиозного угнетения. Для России соглашение привело к приобретению земель Западной Руси, что оправдывало титул русских царей — Государь Всея Руси.
Таким образом, Московская Русь становилась собирателем земель с православным населением. А вот для Речи Посполитой это соглашение стало началом процесса распада и расчленения, приведшего в итоге к полной потере независимости в 1795 году.
Как человек мудрый, Петр Иванович считал, что дату, конечно, надо отметить, она достойна праздничных мероприятий, но при чем же подарок в лице целого полуострова с закрытым «городом русской славы», «легендарным Севастополем», Севастопольской бухтой — местом приписки кораблей Черноморского флота и с поголовно русскоговорящим населением.
Он считал до последнего времени, что Севастополь дает пищу и уму, и сердцу русского человека. Рабочая тональность бухт, суровость братских кладбищ, строгость обелисков поднимают чувство патриотизма.
И вот неожиданно прозвучал звонок и вызов в Москву.
После образования Комитета государственной безопасности при СМ СССР Ивашутина летом 1954 года неожиданно для него назначают на очень высокую должность — заместителя председателя Комитета.
С политической точки зрения такое назначение было выгодно 1-му секретарю КПСС Н. С. Хрущеву. Вместе воевали, вместе трудились длительное время в УССР. Работали слаженно, понимая друг друга с полуслова. И в КГБ на высоком уровне нужен свой человек.
В сентябре этого же года он принимает участие в организации контрразведывательного прикрытия учений на Тоцком полигоне.
14 сентября 1954 года на Тоцком военном полигоне в Оренбургской области были проведены заранее запланированные войсковые учения в условиях реального ядерного взрыва. В этих учениях были задействованы части, штабы и подразделения всех видов и родов войск — всего 45 тысяч военнослужащих. Командовал учениями министр обороны Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Учениям предшествовало специальное постановление Совета министров СССР от 29 сентября 1953 года, начавшее широкомасштабную подготовку Вооруженных сил и страны в целом к действиям в особых условиях.
Войсковое учение, именовавшееся «Прорывом подготовленной тактической обороны противника с применением атомного оружия», имело и политическую подоплеку, — в качестве наблюдателей были приглашены министры обороны дружественных СССР государств.
Для советских военнослужащих участие в учениях обернулось тысячами человеческих трагедий. Вот уж действительно, в настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.