Писатель под грифом «секретно»

Писатель под грифом «секретно»

Банально, а что поделаешь: если человек талантлив, то во всем. Но тут давайте не переигрывать. Основные таланты разведчика-нелегала Фишера проявились все же не в шелкографии, и даже не в любимой живописи, и не в писательстве. Хотя, вернувшись домой из Штатов, Вильям Генрихович помимо основной работы с удовольствием брался и за другие дела, далекие от его профессии.

Он любил спокойно, без наскока испытывать себя в чем-то новом, неведомом, и в отличие от многих не охладевал, когда что-то не удавалось, не шло сразу и быстро. Возможно, именно в последние годы в Штатах он и набрался терпения, которого теперь хватало. Приступал к намеченному с еще большей тщательностью, чем раньше. Всегда старался доводить начатое до конца.

Эвелина Вильямовна оценивала перемены в отце несколько по-иному. Видела, что четыре с лишним года тюрьмы не прошли даром. Он явно сдал физически. Чуяла: точит недуг. И не зря все чаще оставались нетронутыми в мастерской, на некогда любимом чердаке, рубанок с дрелью. Даже после ухода в формальный запас Вильям Генрихович к ним притрагивался нечасто.

Зато пришли совсем новые увлечения. Как-то рассказал домашним: пишет книгу. Нечто вроде детектива, но на собственный лад. Не спешил, не заставлял вслушиваться в каждую написанную главку, а в ответ на просьбы говорил, что повесть нуждается в правке, в редактировании. Да и отлежаться ей надо. Впечатление, будто не совсем знал, о чем он вправе рассказывать читателю. Нельзя, чтобы было очень похоже, методы работы и оперативные эпизоды должны были оставаться за полями, но и «развесистой клюквой» потчевать никого не собирался. Все те же принятые в его ремесле «рамки дозволенного» смущали, заставляли снова и снова переписывать уже готовое.

Ему откровенно не нравились книги о разведке, о чем полковник открыто признавался на встречах с молодыми коллегами по профессии, критикуя и такого признанного в те времена автора, как Кожевников. Из разведчиков творили иконы. Рисовали их «под копирку» — мужественными красавцами, сомнений не знающими. И всегда — безоговорочными победителями, о чем можно было догадаться еще со второго абзаца. У него вызывали усмешку стрельба, метание ножей и прочих отнюдь не разведывательных атрибутов. Быстрое «раскалывание» чужих шпионов, мгновенная вербовка источников — да еще и каких ценных!

Вильяму Фишеру не суждено было пойти по стопам Вильяма Шекспира, но свой вклад в жанр детектива он внес. Эвелина рассказывала о повести, подписанной «Полковник ***», в журнале «Кругозор».

Я же разыскал изданную в «Библиотечке журнала “Пограничник”» книгу «Конец “черных рыцарей”», хотя меня и уверяли, будто все кануло в Лету. Ничего подобного! Вот она, книга в 4,5 печатных листа, сданная в набор в октябре 1966-го и попавшая на прилавки под № 1 (7) в 1967 году.

Правда, Фишеру пришлось и здесь маскироваться. Даже проверено: надежным редакторам «Пограничника» звонили откуда-то оттуда, предлагая не слишком навязываться с вопросами к автору. Пришедший в редакцию высокий, сутуловатый человек являл собой образец скромности во всем — в одежде, в поведении, в отсутствии каких-либо претензий.

Отказался лишь от одного: ему предложили самому «Черных рыцарей» и проиллюстрировать. Иван Степанович Лебедев, так он представился, взял время на размышление. Вскоре позвонил и вежливо отказался. Тут, уверен, сыграла роль его обычная железная конспирация: вдруг поймут по стилю рисунков, кто автор. Да и рисовать надо было «закордонную жизнь» — а что, если невольно бы промелькнули знакомые ему типажи? Нет уж, не стоит…

Почему малоразговорчивый автор представился сотруднице «Пограничника» Валентине Яковлевне Голанд, которой поручили с ним поработать, Иваном Степановичем Лебедевым? Лебедева — девичья фамилия любимой жены Елены, Степановна — ее отчество. Иван — ну, это просто Иван, а может, взял имя одного из братьев Эли. Получился абсолютно благозвучный псевдоним — не нарочитый, не настораживающий, легко и без всяких задних мыслей принимающийся.

С фамилией героя, советского разведчика-нелегала, тоже все понятно. Он окрещен «Флемингом» — в честь Яна Флеминга, английского разведчика и автора «бондиады», в ту пору исключительно популярной в мире и даже к нам, вопреки всему, через «железный занавес» переправлявшейся.

Отыскались и короткие воспоминания редактора «Рыцарей» Валентины Голанд. Она пишет, что, когда пришло время верстки, она попросила Ивана Степановича Лебедева выступить перед сотрудниками журнала Погранвойск КГБ СССР. Тут и выяснилось: перед облеченными доверием журналистами — Рудольф Иванович Абель, ас советской разведки. Хотя до откровений типа — «а по-настоящему это Вильям Генрихович Фишер» не дошло, но все же степень определенной откровенности между засекреченным писателем и его слушателями установилась.

Не собираюсь сочинять вдогонку рецензию на книгу. Но, с моей точки зрения, писал ее истинный профессионал — но только разведчик, не сочинитель. Сюжет почти наверняка навеян и собственной работой. Догадываюсь, что Фишер еще успел потрудиться в США и главным образом в относительно соседних с ними странах по поиску сбежавших из рейха фашистов. Те осели в Уругвае, Парагвае, Аргентине… и проч., живя иногда припеваючи. Денег, предусмотрительно переведенных Борманом и прочими мерзавцами на тайные счета, хватало. Одной из задач нелегальной разведки было выявление нацистов, внедрение в их тайные организации и арест главарей. Не одному же израильскому МОССАДу было здесь вкалывать! Кстати, есть версия, что и на Эйхмана израильтян вывели, как бы между делом, коллеги Вильяма Генриховича, работавшие и под его руководством — Африка де Лac Эрас, супружеские пары Филоненко и Гринченко…

Короче, о сюжете. Американец по фамилии Флеминг — то ли мелкий коммерсант, то ли изобретатель, он же наш разведчик-нелегал — плывет на лайнере «Куин Мэри» по каким-то своим туманным делам в Европу, а точнее — в Париж. Чувствуете переклик с судьбой «писателя» Фишера?

Есть в повести и описание внешности Флеминга: «Он высокий, худой, серые, глубоко посаженные глаза. Большой нос, уши немного торчат, заметный кадык. Почти лысый, седой, лет пятидесяти — пятидесяти пяти». Писатель Лебедев явно «списал» этот портрет с разведчика Фишера…

Вильям Генрихович решил поиграть в собственную биографию?

Уже на корабле Флеминг знакомится с немецкой четой Шредеров (простите, герр канцлер! — И. Д.). Немцам он видится руководителем тайной организации «черных рыцарей» и даже соотечественником, потому Шредер пытается войти с ним в контакт, насвистывая любимую фашистскую мелодию «Хорст Вессель». Но Флеминг на свист откликается довольно резко, бросая Шредеру дважды: «Вы не тот и песня не та!» Он всячески показывает, что не говорит по-немецки, признавая во внутреннем монологе, что этот язык знает очень хорошо…

Заодно на корабле оказываются парочка французских участников Сопротивления, ярых антифашистов Аннет и Пьер, и еще монахиня Сесилия. Вся эта группа прибывает в Париж, где и начинаются приключения. Иногда — с драками, выстрелами и убийствами. Нет, не удержался Иван Степанович Лебедев от погонь и автогонок в исполнении советского разведчика Вальтера — рискового друга Флеминга, и других «приемов», против которых суровый Вильям Фишер так восставал, когда они появлялись на страницах книг…

Но что отличает литератора Ивана Лебедева от собратьев? Точное знание темы. Если дается описание какой-то вещицы, так детальнейшее. Так, прямо в традициях Тургенева выписан бумажник Флеминга, на который в качестве приманки и клюнули нацисты. А уж Париж подается в таких тонких и подробнейших описаниях, что сомнений не возникает: автор изучил город вдоль и поперек. Винные погреба, закоулки проходных дворов, нравы, еда и напитки, кафе с ресторанами, без которых и Франция не Франция. Манера поведения официантов — презрение гарсонов к ими же и обслуживаемым…

Создается впечатление, что Лебедев в этой столице мира — свой, обжил ее, изучил. И, между прочим, очень прилично говорит по-французски. Навевает мысли: наверняка заезжал. Или жил?..

В конце концов «черные рыцари», кто бы сомневался, разгромлены. Их архив захвачен, вывезен и скоро предстанет пред мудрыми очами руководителей Центра. При захвате использовались и методы боевиков, вероятно, знакомые Фишеру еще по тем временам, когда он до войны трудился на Лубянке вместе с «дядей Яшей» Серебрянским, частенько заскакивавшим со своими друзьями и на чужую территорию; и по 4-му Управлению генерала Судоплатова, где он работал в войну.

Не хочу ни подо что подводить базы, но работавшие под руководством Марка в Латинской Америке нелегалы тоже были отлично обучены методам активной работы. Надо было бы применить их в случае часа икс — не сомневаюсь, руки бы не дрогнули.

Несмотря на усилия Лебедева, некоторые сокровенные особенности работы нелегала все же проскальзывают, прорываются на страницы — особенно на 76-ю и 77-ю. Как вам эти откровения Флеминга или Фишера?

«Флемингу было досадно. Он хотел бы встретиться с Пьером и Аннет и познакомиться с их старым приятелем. Но прекрасно понимал, что ему нельзя будет этого сделать, потому что придется уехать сразу после операции. С досадой он вспоминал и о других интересных и приятных ему людях, с которыми встречался на короткое время и которых впоследствии больше не видел. Увы! Такова участь разведчика. Чувство обособленности, не позволяющее разведчику сближаться с людьми, тягостно. Чтобы побороть его, он должен уметь жить с самим собой, находить для себя интересные занятия и развлечения».

Однако не дай господь, чтобы кто-то подумал, будто разведчика на чужбине гложет тоска. Фишер невольно включает обязательный и естественный для себя предохранитель: «Флеминг, спокойный и рассудительный, легко приспосабливался к таким условиям работы. Он всегда с любопытством и вниманием наблюдал за происходящим вокруг и планировал свои действия, предусматривая всевозможные осложнения».

А вот что пишется о боевиках типа Вальтера: «Вальтер был иным человеком. В случае осложнений он полагался на свою находчивость и изворотливость. Нельзя сказать, чтобы Вальтер был опрометчивым. Он тоже составлял план действий, изучал обстановку, но считал, что внезапность и напористость часто приносят более эффективные результаты».

Да это ж прямо «курсы молодого разведчика»! Две философии разведки, а литератор Иван Лебедев выступает в роли ее теоретика — вот, послушайте, что дальше: «И Флеминги, и Вальтеры нужны в разведке. В некоторых случаях спокойная рассудительность одного была лучше горячности другого, и, наоборот, бывали моменты, когда нельзя было терять времени и нужны были немедленные действия». И тут же целая заповедь: «Методы должны подчиняться конкретным обстоятельствам. Когда нужно было действовать быстро и расчетливо, такое сочетание характеров было всегда удачным».

И опять немного разведывательной философии на последней странице. В ней — весь Фишер, не переоценивающий себя и свою работу, но твердо знающий, что он и его дела нужны. Группа «черных рыцарей» разгромлена в Европе, и ей уже не возродиться в Латинской Америке. Вывод в последнем абзаце: «Это было рядовым событием в работе разведки. Еще одна нацистская группа исчезла. Она не была единственной, она не была очень важной, но пока она существовала, была опасной».

Книга разведчика не пропала в ворохе всевозможных детективов. Ее заметили сотрудники литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Фамилия «Лебедев» никому ничего не говорила, но сюжет-то был вполне телевизионный, занимательный. По книге можно было сделать инсценировку… Начались поиски автора. Сотрудники «Пограничника», разумеется, Лебедева просто так «не выдали», но пообещали, что Иван Степанович сам позвонит телевизионщикам.

Случилось: позвонил, встретился с редактором, однако от лестного предложения написать телесценарий по собственной повести отказался. Зато без колебаний дал разрешение снимать фильм, поставив лишь одно, зато суровое, условие: до того, пока он сам не одобрит сценарий, съемки не начинать.

Редактор Вячеслав Бровкин приводит на страницах того же «Пограничника» немало подробностей своей встречи с Лебедевым. Мне же приглянулась одна, и все та же. К нему в комнату зашел «обычный, неприметный человек с улицы, который, смешавшись с потоком прохожих, никогда и ничем не привлечет к себе внимания». Одет в простенькое демисезонное пальто, на голове обыкновенная шапка-ушанка.

Да, Абель оставался Абелем и в Москве.

Он дал совет создателям телеспектакля ни в коем случае не делать из Флеминга героя, сказав, что «все поступки хорошего профессионального разведчика должны соответствовать обыденным человеческим действиям и поступкам». Иван Степанович Лебедев телевизионщикам понравился, смекнули они даже, что перед ними большой разведчик. Хотя кто-то и заметил: «Большой-то большой… Но ведь не Абель же!»

Фильм с участием ведущих артистов театра имени Моссовета Эллы Бруновской и Бориса Иванова снимали быстро и с энтузиазмом. Добро на его показ давал не только Иван Степанович Лебедев, но и еще четверо его коллег. Им особенно понравилась Бруновская, Лебедев даже галантно заметил, что «с такими красивыми женщинами судьба его не сводила».

В сентябре 1968-го полуторачасовой телеспектакль «Конец “черных рыцарей”» показали по Первому каналу Центрального телевидения. Потом показали еще раз. И точка. Как пишет Вячеслав Бровкин, «в те далекие времена большинство работ снимались на отвратительной пленке советского производства, которая была непригодна для длительного хранения, а стало быть, и для дальнейших показов»…