Очередное отступление о главном
Очередное отступление о главном
…Расположившись в номере отеля, в этот раз в гордом одиночестве — поездка быстрая и деловая, — зачем-то понадобился шефу.
В одиночестве всегда есть о чём подумать, порассуждать с самим собой, проанализировать состояние души, дел, поразмышлять о перспективах, спокойно, с расстановкой, подумать о близких, любимых тобой людях.
Встреча с Андреем, ради которой я сюда приехал, должна была состояться вечером, времени навалом, а душа просила свежего воздуха, открытого пространства и природы…
…Все пляжи в Испании принадлежат государству, и поэтому прибрежная полоса не перегорожена заборами и доступна каждому. Приезжая сюда по утрам, я наслаждался бегом по песку вдоль кромки моря, пробегая по к 10 километров, овеваемый свежим утренним ветром. Лежалось всегда легко, даже, несмотря на сыпучую дорожку. Отдалённое по наслаждению ощущение появлялось и от пробежек по грунтовой дороге к усадьбе, проходящей по пересечённой местности в Калужской области. Здесь и там — полная пустота, при преодолении которой казалось, что любое живое существо здесь лишнее. Появление его нарушало идиллию, но если это был такой же бегун, то поравнявшись с ним или с ней, я видел в глазах, казалось, такое же чувство. Невольно отметив одинаковость выражений, мы улыбались и кивали головами в так солидарности, посылая приветствие каждый на своем родном языке.
На сей раз вентилировать лёгкие не хотелось, да и уже стояла полуденная жара, так что одев льняные брюки и рубашку, и нагрузив переносицу очками от солнца в серебряной оправе, которые мне очень нравились (кстати, подаренными Андреем после моего возвращения из Киева), я спустился вниз и отправился в сторону, куда сами несли ноги.
Мокасины то и дело наполнялись песком, в конце-концов я снял их, и то обжигал пятки о раскалённый песок, то остужал их в пенящейся затухающей волне. Брюки намокли, как и почему-то длинные до плеч волосы, но это было даже приятно.
Идти предстояло около десяти километров, но сейчас мне хотелось побыть в одиночестве, без суеты, просто побродить, потому и отель я попросил снять ровно посередине между Поэрто Банусом и старой Марбельей, чтобы пять дней быть предоставленным самому себе, шляясь, где захочу.
Чем дальше шёл, тем больше хотелось не дойти, а застрять где-нибудь посередине — до того здесь было хорошо. Еще через километр я нашёл то, что подсознательно искал — живописную корягу, вылизанную морем, ветром и временем, похожую чем-то на улитку, только без «домика», вместо которого я и расположился полулёжа.
Редкие облака пробегали по небу, прибой убаюкивал, жар солнца как-то не ощущался, но грел, а ласковый ветерок обладал чудесной мягкостью и нежностью. У этого места не было символического названия «крыша мира», которое я дал от себя трём местам в разных точках планеты, о которых писал раньше, но было что-то, что разбудило все мои переживания, душа раскрылась и заныла. Казалось, что под текущие мысли я пробуду здесь вечность, но всё, о чём дано мне было размышлять, говорило о моей мизерности, как об одной из песчинок, швыряемой в громады бесконечного мира.
Снова и снова загребая ладонью чистейший песок и высыпая его, чтобы обратно повторить тот же процесс, я всё больше и больше ощущал свою слабость, сравнивая себя с этими мельчайшими гранулами, и успокаивал, что и каждая из них, падая под воздействием притяжения, занимает своё место среди себе подобных, в основном находясь в относительном спокойствии, и если движется, то независимо от своих желаний, подхваченная либо ветpoм, либо водой, либо моей рукой, в конце-концов.
Когда-то она была частичкой камня или скалы, когда-нибудь, может, станет стеклом, заняв место, среди миллиардов себе подобных, в витраже какого-нибудь храма, но, в конце концов, обратится в пыль и безызвестность — в этом мире нет ничего вечного, кроме этого Мира.
Я ощущал своё одиночество, нет, не здесь, а вообще. Прежде всего от того, что, даже окружённый людьми, никогда не буду понят-такой мистер «X» из оперетты Имре Кальмана, скрывавший не столько внешность, сколько своё прошлое. Но его былое было не столь омрачено, сколько моё, мало того, оно не сильно отличалось от его же настоящего, и не с подобными моим перспективами.
Я бесполезно вновь и вновь искал выход и постоянно натыкался лишь на два: бросить всё, объявив об этом братьям, или исчезнуть. Но, по разным причинам, не получалось ни то, ни другое — я уже несколько лет как пропал для родных и близких, лишь одна душа была рядом, измаявшаяся в чувстве ко мне и непонимании ситуации. Рассказать ей, объяснить? А что это изменит, кроме как прибавит неподъемный груз, которого, она, скорее всего, не выдержит? Да и было какое-то чувство, уже давно преследующее меня, что вот-вот, скоро всё закончится, и давно обещанное ей сбудется…
И ведь сбылось, но ненадолго… Но ведь сбылось, и было как в сказке, хоть и мхом уже поросло, оставив лишь обиду и разочарование.
Можно было предложить ей покинуть Россию, исчезнув от всех, но могли я заставить её бросить работу, которую она полюбила и в которую вросла всей душой? Принудить оставить родственников и знакомых, пока ещё не понятно ради чего, я не мог. Да и с какой стати?
Второй вариант — бросить всё и уйти одному, не важно, куда. Самый подходящий вариант — «французский легион». Жёсткое место, но ведь и я не пушинка, ещё не то видел. К тому же начальные шаги уже делал и имел на руках приглашение на собеседование — с помощью одного знакомого, уже отслужившего там по контракту и подсказавшего, как и что нужно сделать.
Можно, конечно, остаться в «бригаде», но порвать отношения со всеми — и с новыми знакомыми, и с Ириной, хотя к этому я был не готов, говорить просто, а делать… невозможно.
В кого я превращусь, став одиночкой? В жёсткого, не задумывающегося зверя, в конце концов мыслящего только о себе и своей пользе? Чем это закончится? В единственном преимуществе — скрытности и неизвестности — существует много подводных камней. Сможет ли их преодолеть психология, подкреплённая только расшатанными нервами? Какие ценности будут поставлены в первую очередь, и будут ли они вообще? Или единственной ценностью будет признана смерть не от чьей-то руки, а от старости или болезни, в одиночестве, в беспамятстве и в ненужности. Кажется, ради этого жить не стоит.
Я уже был недалеко от подобного несколько лет назад, когда «балом» правил Григорий. Уже начал переставать по настоящему осознавать окружающий мир, а жестокую реальность на «расстоянии вытянутой руки» воспринимать как норму.
Выезд на природу в одиночку, для отработки стрельбы или пристрелки оружия выглядел как праздник, а редкий футбол с друзьями детства — как что-то мистическое и сказочное. Встреча с женщиной тогда вообще выбивала из колеи и, прежде всего, тем, что тянула неумолимо из ямы к свету. Душа упиралась всем мыслимым, не желая расставаться, а, расставшись, требовала возвращения, отвлекая от всего, в чём нужна была концентрация, и отчего зависела жизнь и моя, в её сохранении, и чужая, в её уничтожении.
Молодой, здоровый и крепкий организм, требующий необходимого ему, опираясь разумом на общепринятые догмы, умолял о чём-то сердечном, тёплом и очень нужном.
Желая получить ответ, когда всё, что сдерживало меня от этого светлого мира — грязное, порочное и совершенно не соответствующее душе, во мне обитающей, во что погружала действительность, либо получит объяснение с соответствующими доводами, либо, что лучше все-(о, закончится раз и навсегда!
Увещевания гордости, что я смогу больше, чем подавляющее большинство людей и, прежде всего, в усилиях над собой, казались глупы, но по-прежнему необходимы.
Если б было сейчас огромное зеркало, спустившееся (небес, то я мог бы увидеть в его отражении себя, как необходимую глупость, от которой нет возможности отказаться. Нечего сказать — близок к воплощению мечты!
Я вспомнил фильм «Леон» — кино об одиноком и, в принципе, неплохом человеке, долго жившем в своём мирке, но часто выходящим из него, для того чтобы сделать свою «работу», а, вернувшись, обрести вновь «уют» одиночества. Боролся ли он или просто не смог устоять от ослепившего его лучика света, ворвавшегося в его душу? Слабость или сила заставили его сделать выбор, жажда вырваться из болота или боязнь в нём остаться? В любом случае, первый взгляд в глаза несчастного ребёнка был началом его смерти, а возможно — Анабасиса к покаянию.
У каждого он свой, у него — не только в победе над собой и над злом, гораздо большим, с которым они оба столкнулись. Его выбор выбивает слезу и заставляет задуматься растроганного зрителя над чем-то, глубоко спрятанным в душе, возможно, над своим восхождением.
Глядя эту картину, а точнее — на исполнение роли киллера, кажется, что главный герой — девственник душой, но одетый в грязную одежду. Но изменись жизнь всего на чуть-чуть, и он стал бы великолепным отцом, возможно, мужем, и даже чистым, по-детски наивным человеком.
Нетрудно угадать, глазами кого смотрел я этот фильм, нетрудно понять, с чьей судьбой сравнивал стезю Леона. Но творчество многим отличается от настоящей жизни, хотя бы последствиями…
…Время шло к вечеру, до места встречи оставалось пройти не больше километра, но расставаться с приветливым радушным местом на берегу моря и старой живописной корягой, где раскрылись, так глубоко мерцающие в душе мысли и чувства, не хотелось. В такие минуты спрашиваешь сам себя: «На что же я всё-таки имею право? Что я могу себе позволить и что должен запретить?». Короче, возникает банальный вопрос: что делать? По школьной программе, мы помним, как на это ответил из Петропавловский крепости Чернышевский, но ни сама суть, ни сны Веры Павловны не привели, даже близко, к ответу. Memento mori — помни, что умрёшь…
Не совсем корректно, возможно, сравнивать себя с другими персонажами из чего угодно или просто приводить примеры их жизни, пусть даже выдуманной, но если я и обращаюсь к подобному, то не вообще, а лишь к небольшому отрезку, а не целому, и пытаюсь совместить то чужое со своим, опять таки, имея в виду маленькую часть пути и моё состояние именно на этот период жизни. Делаю это, будучи совершенно уверен в том, что делать какие-то выводы или составлять какое-то мнение можно лишь исходя из целого, а не вырванного из контекста, будь то книга, кинофильм или отдельно взятая судьба человека, учитывая его окружение, состояние государственности и эпохи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.