Член ВРК

Член ВРК

– Перед Октябрьским восстанием был создан партийный центр, в который входил Сталин. А я входил в Военно-революционный комитет, который был создан Петроградским Советом. Председателем Петроградского Совета был Троцкий, он тогда хорошо себя вел.

А дней за десять до этого было заседание ЦК, конечно, нелегальное. Ленин же прибыл в Петроград, и на этом секретном заседании было выделено пять человек вроде партийного штаба, который был связан с отдельными воинскими частями и, конечно, с Петроградским комитетом. Я, как член бюро Петроградского комитета партии, был направлен в состав Военно-революционного комитета, официального органа при Совете рабочих и солдатских депутатов. Наш ВРК сидел в Смольном, там же, где и партийный центр, где и Ленин, и, собственно, наш комитет всеми фактическими делами в ходе восстания ведал в течение пяти, а может, и десяти недель, начиная с октябрьских дней. Военно-революционный комитет возглавлял дело формально – за его спиной стоял ЦК, партийная группа, которая осуществляла руководство Военно-революционным комитетом. От этого Военно-революционного комитета теперь ни одного живого человека нет, а я, вероятно, единственный человек из тех, которые в первые дни были с самого начала в Смольном.

– Как для вас запомнился день 25 октября 1917 года?

– Трудно сказать, основное то, что мы чувствовали, что делали большое, важное дело.

Цельного у меня нет представления. Тогда я был холостяком, 25-го, 26-го домой не приходил, ночевал в Смольном.

– Там у вас штаб был?

– Штаб – нельзя сказать. Я был членом Военно-революционного комитета, поэтому мог устроиться более-менее нормально, питаться, спать. В комитет входили Сталин, Свердлов, Троцкий… Бубнов тоже входил. Много видных деятелей входило.

Ночевал я в Смольном вместе с одним товарищем, был ли он членом Военно-революционного комитета, я сомневаюсь. Бакаев был такой, из рабочих, старый коммунист, не очень даже старый, тогда все молодые были. Молодой, конечно. Мне 27 лет уже было. Ряд дел приходилось выполнять. Выступал на заводе на партийном собрании – 25-го или 26-го. И теперь еще вижу, живет один из деятелей этого завода Виноградов. По телевизору показывали. Я его помню. Ну тогда он не такой, конечно, был – 67 лет назад. Но крепко держится.

– А какой завод это был, не Путиловский?

– Нет, я помнил, но сейчас начинаю сомневаться. Не буду. Не уверен, что правильно скажу… Ну, давайте за революцию! (Наливает мне и себе молдавского каберне.) Я на копейку только налью. Ну, на две копейки только…

А Бакаев был тоже членом Петроградского комитета, мы раньше встречались немного, он тоже ночевал в Смольном в этот день. Мы с ним выбрали палату довольно большую и занимались стрельбой из револьвера. Там какая-то доска, я помню, была – едва ли не в стенку стреляли. Я совсем плохо стреляю, решил, что немножко надо попрактиковаться. Ну немного, наверно, стрелял, но в дореволюционное время револьвер при себе невыгодно было держать.

Я прочитал в энциклопедии, о вас написано: член Петроградского ВРК. Почему Петроградского?

– Значит, выборов не было с мест, только Петроградский. Во главе стоял Петроградский Совет рабочих депутатов. Вот я был представителем Петроградского комитета в составе Военно-революционного комитета, руководившего всеми делами. Должен сказать, что руководящую работу вел не ВРК, а Центральный комитет, его группа.

– Троцкий большую роль сыграл?

– Большую, но только агитационную роль. В организационных делах он мало принимал участия, его не приглашали, видимо… Крошу в суп корочку. Иначе у меня зубы не берут… (Снова наливает вина.) За Октябрьскую революцию мало одного бокала!

Сами не думали, что мы готовы для этого, а вот пришлось. За Ленина! Да, как он выдержал…

В первые дни Октября я видел его часто, но не разговаривал с ним. Он меня знал как секретаря и члена редакции «Правда».

15.11.1984

– Я участвовал, присутствовал, не больше, чем присутствовал, при обсуждении в Смольном в ночь на 25-е, а может, даже на 24 октября вопроса о создании нового правительства. Помню, что был Ленин и почему-то Сокольников запомнился. Потому что, видимо, он какие-то факты сообщал. Ну и группа членов ЦК, связанных с Лениным. Я не был членом ЦК, но был вроде старшего от Петроградского комитета. Обсуждали вопрос, как открывать съезд. Ну ясно, что Ленин должен открывать. Он и открыл.

«Как мы назовем правительство?» – Ленин говорит. Решили, что Совет Министров как-то не подходит, буржуазное. Кто-то предложил – Совет Народных Комиссаров. Во Франции очень распространенное – комиссары. Комиссары полиции, муниципальные, прочие. Потом, Франция ближе к нам по своему духу, чем, скажем, Германия, где муштра более… Мы и в армии взяли: маршал, а не фельдмаршал, ближе к Франции. Все-таки старались не немецкое брать. Потом кое-что и немецкое взяли. Ну в армии унтеров не завели. А тут сказалось то, что многие наши эмигранты, ставшие членами правительства, жили в Швейцарии, во Франции, а часть в Англии.

Комиссары… Парижская коммуна…

Как член Военно-революционного комитета я был назначен заведующим агитационным отделом этого комитета. В чем его функции главные? Тогда рабочие, молодцы, питерские рабочие приходили в ВРК: «Я поеду в свою Калужскую губернию, что мне сказать? Где литературу взять?» Надо было с ними побеседовать, на вопросы ответить, дать литературу. Вот я этим занимался, принимал рабочих с разных заводов, из армии, давал указания, кому брошюрку какую-нибудь, листовку. В ночь на 25-е, что ли, мне было поручено арестовать редакцию и захватить «Крестьянскую газету» эсеровскую – Аргунов там был такой во главе, старый, видный эсер. Я взял группу красногвардейцев и явился в редакцию: «Вы закрыты!» – «Ну, мы так и знали! От вас разве можно ждать чего-нибудь другого, хорошего?» – «Закрывайтесь, нечего вам тут делать!»

Вышибли редактора и его сотрудников, опечатали помещение. Это, значит, в ночь на 25 октября.

Через день-два является из Святейшего Синода сторож, говорит: «С кем можно поговорить?» А дежурили разные члены комитета. Кто уходил спать, кто в командировку послан, его заменяли. Этот сторож говорит: «У нас в Святейшем Синоде собирается стачечный комитет». Верней, он не сказал «стачечный комитет», а «какие-то подозрительные люди собираются и что-то там все время организуют, действуют».

Мне тогда поручили отряд красногвардейцев довольно порядочный, человек двадцать – тридцать. Не помню сколько, но не меньше двадцати.

– На машине были?

– Ну, еще бы, захватили власть, и машины у нас не было? Поехали туда. За большим, буквой П, столом сидят эти заговорщики, «Стачечный комитет саботажников»—представители разных министерств, человек сорок – пятьдесят.

«Руки вверх! – как полагается. – Обыскать!» Обыскали и забрали всех. Оказалось – меньшевики и эсеры.

«Мы будем жаловаться в Петроградский Совет!»

«Хорошо», – я взял двух крикунов с собой в Петроградский Совет. Там же был и Военно-революционный комитет… Дальнейшей их судьбы не знаю, моя задача была– забрать их…

Мне до сих пор почему-то запомнилось, в голове сидит, даже представляю натурально, как Ленин провозглашает Советскую власть. Я был позади трибуны, наверху, там, где президиум находился. Ленин выступает на трибуне, тут президиум, я вот здесь сбоку. И мне почему-то помнится, что Ленин, обращаясь к аудитории, к залу стоял, и одна нога у него была приподнята – имел он такую привычку, когда выступал, – и видна была подошва, и я заметил, что она протерта. Форма дырки даже отпечаталась в голове (рисует протертую подошву ботинка Ленина). Вот примерно такая штука протертая. Но есть там вторая стелька. Вторая стелька еще сохранилась, а нижняя подметка протерта. Даже форму подошвы запомнил…

…Это было единственное время, когда Троцкий держался неплохо, оратор он был очень хороший, а тут важно ораторское искусство, чтоб владеть аудиторией, и это он мог. Он массой владел хорошо, поэтому с ним нелегкая борьба была потом. Я близок был с Аросевым, а он страшно ненавидел Троцкого, даже чересчур. У него такие образы возникали специальные, как это у художников бывает…

Я был в Смольном в самые-самые первые дни, три дня оттуда не выходил. Раньше это был Институт благородных девиц, дворянская женская гимназия, так можно сказать.

Сидели рядом – я, Зиновьев, Троцкий, напротив – Сталин, Каменев. А за первым столом, за председательским, – Ленин. Я, слава богу, очень хорошо их знаю лично, каждого из них. Особенно близко знаю Зиновьева, потому что я еще с ним потом в Ленинграде вместе работал. Он меня, конечно, не совсем признавал, недолюбливал.

После революции я был председателем Совета народного хозяйства Северного района.

– А в энциклопедии сказано: «После свержения… В. М. Молотов становится одним из руководителей Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов».

– Это первый период. Я даже не знаю действительно, как это получилось, фактически я этого периода не могу припомнить точно. Я оставался членом Военно-революционного комитета Петроградского Совета, а он еще месяца два после революции существовал. А в начале 1918 года я создавал и стал председателем Совнархоза Северного района, который включал пять губерний во главе с Петроградом. Входили Новгородская, Псковская, Олонецкая (Карелия теперь)… Не помню, Мурманск входил ли, тогда не до Мурманска было. Надо было промышленность создавать, а она была в главном промышленном центре – Петрограде. А потом пришлось ее эвакуировать – боялись немецкого наступления. Я был тогда членом бюро Петроградского комитета и все-таки больше помню партийную работу, выступления на заводах и всяких совещаниях. Но и в Петроградском Совете приходилось работать, всякие связи с заводами поддерживать. Это все до конца 1917 года. Там же, в Петроградском комитете, встречали новый, 1918-й, да.

Ленина и Сталина не было, Троцкого не было, пожалуй, и Зиновьева не было. Свердлов был, Сокольников, Дзержинский был…

01.11.1977

– А как вы представляли себе новую жизнь, социализм, в первые дни Октября?

– Представляли отрывочно. Такой цельной картины не было. Многое получилось не так, как думали. Ленин, например, считал, что в первую очередь у нас будут уничтожены три основных врага: гнет денег, гнет капитала и гнет эксплуатации. Серьезно говорили о том, чтобы уже в 20-х годах с деньгами покончить.

07.11.1983

– Много еще трудностей впереди, нерешенных задач, но мы неплохо начали в 1917 году, и дело движется. Не все получилось, о чем мечтали, но многое сбылось и из того, о чем мечтали…

– Вы затеяли такое дело в 1917 году, – говорю Молотову, – наверное, думали, что быстро все будет…

– Очень большое дело. Две недели, самое большее, говорили, продержится.

– Я другое имею в виду: быстро человек перейдет на новые рельсы, на новую психологию?

– А вот не всё и не все, – говорит Молотов.

14.10.1983