Улыбка Орловой
Улыбка Орловой
Трудно поверить, но у меня теперь нет ни одной фотографии, где я была бы снята с Любовью Петровной Орловой. Ни одной. А могло быть сто.
Долгое время мы жили в Москве на одной улице и в одном доме. Я часто видела, как она выпархивает из своего подъезда и, минуя редко просыхающие лужи, влетает в приехавшую за ней машину…
Всегда быстрая и спокойная. Я никогда не видела ее взвинченной или вялой. Казалось – какой-то «автопилот» управляет ее действиями. И всегда собранная, всегда в форме.
Мы не были друзьями-приятелями. Но всегда, по-моему, ощущали приязнь и удовольствие видеть друг друга. Между прочим, Любовь Петровна, при всей ее открытости и доброжелательности, не любила бесцеремонности в отношениях. Есть актеры, которые хотят вас обнять, похлопать по плечу, поцеловать. Встречаясь же с Любовью Петровной, они, ощущая ее дружелюбие, интерес, участие, тем не менее невольно удерживали себя от нее как бы на расстоянии вытянутой руки.
Снимаясь с Любовью Орловой на «Мосфильме» в «Светлом пути», я не раз восхищалась ею – ее профессиональным мастерством, ее выдержкой. Ни капризов, ни придирок. Еще раз, еще дубль – все, как скажет режиссер. В студии холодище. А оператор: «Еще света прибавьте на грудь Любови Петровны, а лицо не трогайте. Так, хорошо… А сейчас отдохните: у нас пленка кончилась». Скорее теплую шаль на плечи – и в гримуборную. Так и не сняли этот кадр. Даже Абдулов не выдерживает: «Самые страшные люди – это операторы, я бы вообще не пускал их на студию. Как только все готово, можно снимать – у них пленка кончилась, перезарядка!»
А Орлова улыбается и не злится.
В те годы на съемках было далеко не так, как сейчас, – тяжело было всем работать. Ну и что? Работали, да еще как. И увлеченно, и радостно.
За годы нашего знакомства у нас было немало встреч, разговоров.
Однажды Любовь Петровна рассказывала мне (мы сидели у нее в кабинете) о своих съемках в картине «Веселые ребята». Она уверяла меня, что не было бы такой киноактрисы – Любови Орловой, не сделай ее «своими руками» режиссер Григорий Александров. Естественно, я с этим согласилась: всегда режиссеры «делают» актрис. «Нет, – сказала она, – вы не поверите: у меня не было лица. Понимаете? Меня нельзя было снимать». И она рассказала, что все операторы отказались ее снимать – настолько она была нефотогенична. Ее словам трудно было поверить: она всегда великолепно, безошибочно получается на экране. Любовь Петровна вскочила и сказала: «Я вам сейчас докажу, если вы не верите! Смотрите на мои щеки!» – «Ну, смотрю. Очень хорошие щеки». – «Да вы что?! Их нет. На экране они проваливались совсем. Вместо них были тени и ямы. Да что говорить! Сейчас я вам покажу снимки, которые я никогда никому не показывала. Вот, полюбуйтесь». И она протянула мне пачку фотографий. Я была поражена: лицо на них ее – и не ее. Она еще и еще показывала эти первые свои фотопробы у Александрова – одна хуже другой. И, довольная моей растерянностью и изумлением, стала объяснять, сколько мучений претерпели операторы, пока Григорий Васильевич не разъяснил им, в чем дело и как надо ставить свет, чтобы не искажать лицо, а сделать его выразительным. Она, как девчонка, размахивала фотографиями перед моим носом и хохотала: «Ну, что? Теперь поверили?»
…Так и бежали наши жизни рядом, то разделяясь (одна с концертами – в Донбасс, другая – в Караганду; одна – в Париж, другая – на Северный полюс), то сталкиваясь на улице, или в Колонном зале Дома союзов, или в Ленинграде – на юбилее Дома искусств, а потом снова на студии…
Во время войны я встретила ее в Алма-Ате. 14 марта 1942 года, перед моим отъездом на фронт, Любовь Петровна написала в моем альбоме: «Риночка! Мы с Вами встречались в мирное время и во время страшных минут войны. Желаю Вам самого хорошего. Успеха! Здоровья! Покоя душевного и волнений творческих. Теперь мы расстаемся с Вами. Надеюсь увидеть Вас в мирной обстановке во Внукове! Ваша всей душой Л. Орлова».
Мы встретились вновь на съемочной площадке после войны в другой стране – в Чехословакии. Григорий Васильевич Александров снимал фильм «Весна» на киностудии «Баррандов» в Праге.
В этой комедии Любовь Петровна создала два характера, притом противоположных, и была одинаково убедительна и в роли ученой дамы Никитиной, и в роли актрисы Шатровой. Мастерство Орловой казалось безграничным, трудностей для нее словно бы не существовало. Зрителей восхищают и радуют ее великолепный артистизм, безупречный вкус, изящество внешнего рисунка образов, правда поведения, а я, видевшая Любовь Петровну на репетициях и на съемках, свидетельствую: мало кто так работал над ролями, как она. К блистательным результатам она приходила не сразу. Вместе с Григорием Васильевичем по многу раз проходила каждую сцену, проверяла каждую реплику. От них не отставал в этом отношении Николай Константинович Черкасов. Казалось бы – чего тут мудрить, снимается легкая, забавная комедия. Но авторы «Весны» хорошо знали, как сложен, как коварен этот «легкий» жанр, какого мастерства он требует. И преподали всем нам урок художнической честности и ответственности.
Я попала в эту картину случайно. Съемки шли точно по графику. Вся обстановка работы, ее стиль – новые лица, какие-то неожиданности, приемы в посольстве, где нам были так рады наши люди, – все это заставляло нас всех быть сосредоточенными. Работа подвигалась хорошо. Григорий Васильевич был доволен. А Любовь Петровна бывала тронута тем особенным восторгом, которым окружали ее появление. На студии, на концертах ее засыпали цветами. Конечно, она давно привыкла к своему огромному успеху, но пражане превосходили всех в желании выразить ей свою любовь и восхищение.
И вот однажды…
Вспоминаю короткий, но очень страшный эпизод нашей работы над «Весной». Вся группа, занятая в тот день на съемках, была одета, загримирована, стоял свет, все были на месте. Не приехали только Орлова, Александров и Черкасов. Это было невероятно.
Григорий Васильевич и Любовь Петровна никогда не опаздывали ни на одну минуту. Значит, что-то случилось. Мы не знали, что все они уже в больнице, что произошла автомобильная катастрофа. Наконец приехал Григорий Васильевич. Он рассказывал обо всем, что произошло, с невообразимым хладнокровием. Было страшно слушать, кто-то плакал. В. Телегиной стало дурно.
Мне не вспомнить сейчас подробности этой катастрофы. В больнице оказались Черкасов и Орлова. Через час я была уже там. Меня впустили к Черкасову. Он лежал на койке громадный, с перебинтованной головой. Один глаз и половина лица были открыты. Синяки и ссадины заклеены пластырем. Говорил он глухо, через марлю. Видя мое волнение, старался успокоить меня: конечно, могло быть еще хуже. Он хотел рассказать, как все было, но я ему не позволила.
Любовь Петровну я увидела лишь через несколько дней – уже в гостинице. Она лежала в постели очень бледная, но не изменившаяся. Не улыбалась – ей было больно двигать губами. И все же спрашивала, как идут дела на студии. Я ей сказала, что работа продолжается, снимают сцены, где она и Черкасов не заняты, что ему уже лучше, часть головы разбинтована, сняты некоторые швы.
Потом врачи позволили Черкасову работать по нескольку часов в день. Его брали в кадр то со спины, то сбоку: лицо даже под гримом еще нельзя было снимать.
Однажды, уже через несколько дней после автомобильной катастрофы, Александров слишком резко поднял руку, указывая что-то осветителю, и громко вскрикнул. К нему подбежали, подхватили. И хотя он довел съемку до конца, его отвезли в больницу. Там выяснилось, что у него трещина в ключице. Пришлось и ему лечиться. Но он скоро вернулся к работе, хотя резких движений теперь избегал.
А тут и Любови Петровне разрешили сниматься. Было просто счастьем видеть всех такими же бодрыми и деятельными, как всегда. Картину сняли в срок, она вышла на экраны. Ее и сейчас смотрят зрители разных поколений.
К тому, что сказано многими о Любови Петровне, о ее человечности, трудолюбии, нужно прибавить еще свидетельство о ее мужестве, о силе духа.
Одна девочка недавно сказала мне: «У Орловой удивительная улыбка, я думаю, что это в кино так специально красиво снимают, для экрана. А как в жизни было, по-правдашнему?» Я рассказала этой Вике (ей 14 лет, и она, как все девочки, больше всего любит кино), что улыбка Любови Орловой несколько десятилетий сияла во всех городах и селах нашей страны, покоряя сердца. У каждого человека, говорила я этой девочке, есть своя улыбка. Природа позаботилась, чтобы у Любови Орловой была именно такая улыбка, которой радовались люди и улыбались в ответ. Еще я сказала ей, что у нашего киноискусства появилось очень много друзей в других странах благодаря картинам, где улыбалась Любовь Орлова. Я рассказала Вике, что однажды (это было в гостях у А. Н. Толстого) Иван Семенович Козловский со свойственным ему остроумием характеризовал каждого из присутствовавших писателей, ученых, актеров. Когда вошла Любовь Петровна, он сказал: «Собственно говоря, можно было бы погасить все свечи – улыбка Орловой способна осветить этот зал».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.