Дареному Гусю в зубы не смотрят

Дареному Гусю в зубы не смотрят

В мае 2001-го газета Stringer опубликовала распечатки прослушки кремлевского телефона Волошина. Там, в частности, была подборка звонков на волошинский день рожденья: нескончаемый поток страждущих, спешащих засвидетельствовать кремлевскому главе свое нижайшее почтение: журналисты (в том числе и несколько корреспондентов кремлевского пула), главные редактора и, конечно же, чиновники и независимые социологи и политологи (выпрашивавшие повышения финансирования). Комизм усугублялся еще и тем, что в большинстве случаев волошинская секретарша (явно по его распоряжению) не соединяла поклонников с ним, а остроумно врала, что его нет и не будет.

* * *

Прочитав распечатки, политически озабоченные граждане принялись спорить, кто же посмел, а главное – кто смог прослушать, по сути, главное должностное лицо в стране после президента. Это – черная метка, которую послала Волошину новая политическая команда, связанная со спецслужбами – таково было консолидированное мнение московской политической тусовки.

Меня же, признаюсь, больше тревожил другой аспект этой истории. Какое счастье, – сразу пронеслось у меня в голове, – что я НЕ ЗНАЛА, когда у Волошина день рожденья. Потому что даже если бы я, безо всякого чинопочитания, просто по-приятельски решила позвонить и поздравить его, то автоматически встала бы в ту же паскудную очередь. Вот был бы позор…

Я стала в ужасе прокручивать в памяти все свои телефонные беседы с Волошиным. У меня просто все холодело внутри, когда я зримо представляла себе опубликованными на газетной полосе все эти выбранные места из переписки с друзьями. Чего стоила, скажем, одна наша фирменная приветственная прибаутка…

– Александр Стальич, как дела, чего вы там делаете? – спрашивала я по телефону.

– Как это чего делаем? Свободную прессу душим, ты же знаешь! – шутил он.

– А-а, ну ладно, тогда я за прессу спокойна. Она – в надежных руках, – поддерживала я игру.

А ведь если они сумели прослушать его телефон, – рассуждала я дальше, – то что им могло помешать поставить жучок и у него в кабинете?!

От этой мысли мне вообще делалось дурно. Я представляла себе, как эффектно смотрелись бы на газетной полосе, например, регулярные придирки главы администрации президента Волошина к прическе независимой журналистки Трегубовой.

– Слушай, опять ты этот мелкий баран себе на голове устроила! – сетовал при встрече кремлевский консерватор. – Тебе гораздо лучше с пучком!

Оппозиционный журналист Трегубова в ответ строжилась не меньше. Например, когда Волошин, перед выездом в аэропорт для встречи президента, заболтавшись со мной у себя в кабинете, пролил кофе на рубашку.

– Ничего. И так сойдет. Галстуком прикрою – и ладно… Он не заметит… – пофигистски заявил мне глава администрации.

Но я в принудительном порядке отправила его застирывать рубашку:

– Вы что, с ума сошли?! Это же – президентский протокол! Я совершенно не хочу, чтоб вас из-за меня из Кремля уволили!

Но еще более пикантно смотрелся бы в прослушке наш шутливый договор:

– Сразу же, как только меня уволят из Кремля, пойдем праздновать это событие в какой-нибудь хороший ресторан…

А как-то раз я притащила Волошину видеокассету с фильмом Осада -американским боевиком, случайно купленным мной как-то ночью, во время жесточайшего приступа бессонницы из-за нервных перегрузок.

В фильме была ситуация, как две капли воды напоминавшая войну в Чечне и приход к власти Путина. Вывод, в духе голивудского ширпотреба, был предельно прозрачен: военные и спецслужбы всегда настаивают на ведении войны на части территории и особого режима управления во всей остальной стране отнюдь не для наведения порядка, а для выкачивания из бюджета денег, шантажа президента и контроля над страной.

– Александр Стальич, передайте, пожалуйста, эту кассету Путину. Пусть он посмотрит на досуге. Там – как раз для него, ему полезно будет. Только сами ни в коем случае не смотрите! Вы, все-таки, слегка потоньше устроены, а это – примитивный боевик… – объяснила я.

Но Волошин в отличие от меня, видимо, никогда не забывавший, что у стен есть уши, очень строго мне выговорил:

– Ты что же, хочешь сказать, что президент у нас – примитивно устроен?! Тоже мне, пришла, значит, молоденькая журналисточка и давай президента примитивным обзывать!

– Только не надо передергивать, Александр Стальевич! – развеселилась я. – Я так не сказала. Я просто вас предупредила, что фильм – не для вас, потому что у вас – более тонкая нервная и интеллектуальная организация…

Побрюзжав на меня еще немного для порядку, Волошин заявил:

– Ну ладно, я Людмиле отдам – супруге Владимира Владимировича, пусть она посмотрит. А у президента нет времени фильмы смотреть.

А уж распечатка наших с Волошиным тематических разговоров О птичках (причем в буквальном смысле этого слова) стала бы просто хитом политического сезона…

Как– то раз, зайдя в гости к главе администрации, я рассказала ему о только что случившемся чуде: впервые в жизни умирающий голубь, который попросился ко мне на руки на улице, за ночь, отлежавшись в моей квартире, невероятным образом исцелился и утром, разбудив меня, попросил открыть окно и, попрощавшись, довольный, улетел по делам. А поскольку я только что вернулась из города Ассизи, я честно призналась Волошину, что без вмешательства моего любимого Франческо тут дело явно не обошлось. Волошин сначала посмеялся и обозвал меня тимуровкой. Но потом вдруг с совершенно детской интонацией признался, что когда был маленьким, тоже все время подбирал на улице больных птиц.

– Знаешь, одна синичка совсем уже было выздоровела. Но потом… Они ведь не умеют замечать стекол, и вот она, как только смогла взлететь, со всей силы рванулась на улицу и разбилась о стекло… Насмерть. Для меня это такая трагедия тогда была, до сих пор не могу забыть…

Словом, предание огласке любого из этих задушевных разговоров независимого журналиста с главным душителем свободной прессы в стране в то время с лихвой бы хватило, чтобы я еще долго стеснялась показаться коллегам на глаза. Впрочем, в какой-то момент, чтобы не зацикливаться на параноидальной идее вездесущих прослушек, я чудовищным усилием воли приказала себе расслабиться: Ну что теперь поделаешь? Да, у меня такие приятели… Ну да – мутант. Подумаешь! Бывают мутанты и похуже… Которые даже птичек не любят.

* * *

Кстати, возвращаясь к теме поздравлений с днем рожденья…

Должна признаться, что однажды я все-таки преподнесла Волошину подарок. Только вот не к его дню рожденья, а к своему собственному. Да и подарок, прямо скажем, получился какой-то провокаторский.

Отправившись в Stockmann покупать всякие мелочи к своему дню рожденья, я вдруг обнаружила там среди кухонной утвари великолепного, огромного, тучного гуся. В наглых темных солнечных очках. И имеющего прямо-таки вызывающее портретное сходство с одноименным опальным олигархом. Даром что из глины.

Дело было в конце мая 2000-го, когда Гусинский был еще в Москве, и только в дурном сне могло привидеться, что спустя пару месяцев Путин засунет его в тюрьму, а потом – в эмиграцию.

Но наезд на Медиа-Мост с использованием прокуратуры и людей в масках уже начался. И атмосфера вокруг владельца оппозиционной Кремлю империи СМИ неприятно сгущалась не по дням, а по часам.

И увидев, что мой прекрасный, полуметровый глиняный гусь с вальяжно вытянутой шеей, плюс ко всем вышеописанным достоинствам, является еще и копилкой для денег, я, не задумываясь, купила его в подарок Волошину.

Явившись к нему в Кремль с огромной подарочной коробкой и извлеча длинношеего гостя на свет, я, к своему несказанному удовольствию, услышала от Волошина:

– Ой, да это ведь – Гусь! Вылитый!

– Так, Александр Стальевич, а теперь смотрите внимательно: я вам буду показывать, как этим гусем правильно пользоваться. Потому что у меня сильные сомнения, что вы здесь, в Кремле, это умеете, – с этими словами я принялась наглядно демонстрировать Волошину два способа, которым можно извлечь деньги из этой копилки: жесткий и мягкий.

– Первый способ, жесткий – самый примитивный. И именно им, по моим подозрениям, вы и решили воспользоваться, – сказала я и показала ребром ладони, как можно отрубить глиняному гусю шею. – Конечно, можно разбить копилку. Это – проще простого. Но ведь подумайте сами: тогда вы больше ею воспользоваться не сможете. Второй раз оттуда денег уже не вытащишь – их там просто уже не будет!

Второй же способ, мягкий, вызвал у Волошина хохот: я внезапно перевернула копилку вверх дном и продемонстрировала очень удобную, широкую резиновую пробочку на животе у зверя:

– Ну согласитесь сами: только упертый, злобный тупица может полениться воспользоваться этой пробочкой, чтобы достать из копилки деньги! Ведь если действовать аккуратно, без членовредительства, тогда и гусь цел останется, и деньги у вас будут, и копилка вам доходы продолжит приносить!

Отсмеявшись, Волошин вдруг помрачнел, сел в кресло, закурил и в сердцах выпалил:

– Вот ты меня все время этим Гусем попрекаешь! Да сука этот Гусь!

– Правда?! Ой, хорошо, что сказали! – съязвила я. – А я-то грешным делом думала, что он -талантливый медиа-магнат…

– А ты знаешь, например, что этот талантливый медиа-магнат в прошлом году, во время избирательной кампании, передал через одного нашего общего знакомого, что ни Волошину, ни Юмашеву, ни Татьяне теперь не жить, даже если они уедут за границу! В этот момент я поняла, что даже у железного Стальевича есть слабое место: личная месть.

* * *

– И что же, теперь вы, в свою очередь, готовы заявить, что не жить – Гусю? Это – кровная межклановая вендетта, что ли?

– Да нет, ради Бога, пусть живет, – с совершенно серьезным, даже каким-то мрачноватым лицом, ответил Волошин. – Только где-нибудь подальше отсюда… И бизнес весь пусть отдаст.