Комментарий Коха Акт гусеборчества. Часть вторая[29]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Комментарий Коха

Акт гусеборчества. Часть вторая[29]

1. Гусинский не выполняет и второй подписанный им договор

Здесь важно заметить, что, помимо очевидных, имеющих исключительно экономическую подоплеку частей нового контракта, он содержал в себе один важный политический пункт. Этот пункт включили по настоянию Гусинского, и, на мой взгляд, он был разумен. Поэтому я против него не возражал.

Смысл этого пункта состоял в том, что даже если Гусинский не сможет расплатиться ни с одним из своих долгов, а это был наиболее вероятный исход дела,[30] то даже в этом случае контракт не позволял сконцентрировать в одних руках контрольный пакет НТВ – ключевого актива «Медиа-Моста». Это достигалось специальной процедурой, которая предполагала передачу «Дойче банку» части акций НТВ для последующей продажи их на международном тендере. В процедуру проведения этого тендера не могли вмешаться ни «Медиа-Мост», ни «Газпром-Медиа». В договоре было четко сказано, что участниками тендера могут быть только международно признанные инвесторы по выбору «Дойче банка».

Этот пункт обеспечивал сохранение независимости НТВ от «Газпрома» и получение независимости от «Медиа-Моста» и, что еще более важно, – от российских властей, поскольку decision maker-ом на НТВ становился этот самый международно признанный инвестор. Тендер должен был состояться в январе – феврале 2001 года. Таким образом, когда летом того же года наступал очередной этап погашения долгов, то в собственности и залоге у «Газпрома» уже не было контрольного пакета НТВ.

Мы начали подготовку к этому тендеру и приступили к консультациям по поводу участия в нем со многими медиагигантами. Например я лично беседовал с представителями Лео Кирха, Руперта Мэрдока, с руководителями крупного шведского концерна «Modern Time Group». Были консультации и с ведущими американскими инвесторами. Например мы взаимодействовали с уже имеющим 5 % НТВ инвестиционным фондом «Capital Research amp; Management Co.».

Я знал, что Гусинский и его люди тоже агитируют инвесторов участвовать в этом тендере. В частности, он сам мне говорил (может, врал?), что вел консультации с Берлускони, также он совершенно точно переговаривался с Тедом Тернером.

Все вышесказанное однозначно свидетельствует, что обе стороны совершенно серьезно готовились к этому тендеру и не было никаких сомнений, что он состоится в означенные сроки. «Дойче банк» неоднократно подтверждал свою готовность провести такой тендер и обеспечить все необходимые требования по его прозрачности и объективности.

То, что произошло в дальнейшем, у меня в голове не укладывается. Второй раз человек сам себе отрезает яйца. Я такого ни до, ни после никогда не видел. Добровольно, находясь за границей, в полной безопасности, окруженный толпой политических, юридических и финансовых консультантов, в здравом уме и твердой памяти, не в цейтноте, имея возможность спокойно и не торопясь подумать, Гусинский отказывается передать акции «Дойче банку» для проведения тендера. Вы, сказал он «Дойче банку», меня обманете и проведете нечестный тендер!

И, вместо того чтобы выполнять пункт договора, на котором он сам настоял (!), он подает в лондонский суд на «Дойче банк», а заодно зачем-то и на «Газпром-Медиа», который вообще не подпадает под юрисдикцию лондонского суда. Претензии были смехотворные – он оспаривал договор на том основании, что «Дойче банк» мог (?!) вести себя недобросовестно. Это новое слово в юриспруденции! Судить некое лицо за то, что у того есть потенциальная возможность совершить нарушение. Так можно любого водителя автомобиля судить за то, что у того есть потенциальная возможность кого-нибудь задавить. Забегая вперед, скажу, что суд он, естественно, проиграл.

Я, откровенно говоря, не ожидал ничего подобного. Безусловно, я считал Гусинского человеком вспыльчивым, склонным к театральности, не очень образованным и жлобоватым. Но в то же время я считал его человеком смелым, волевым, обладающим очевидными лидерскими качествами. Помимо этого мне было симпатично, как он отстаивал интересы российской еврейской общины – агрессивно, изобретательно, весело. Мне импонировала его забота о сотрудниках: он, как квочка цыплят, всегда защищал их от всех невзгод нашего нелегкого мира. В принципе он, конечно же, наделен природным умом, сметкой, работоспособностью. Именно поэтому я не мог и предположить, что с интервалом в три месяца Гусинский дважды публично, на весь мир, откажется выполнять подписанные им самим договора, причем договора, которые были выгодны прежде всего ему как с материальной, так и с политической позиций. Договора, которые он сам предложил заключить и которые в неконфронта-ционном ключе позволяли решить все его проблемы.

Когда сейчас говорят о разгоне НТВ, расправе над УЖК (уникальным журналистским коллективом), о глумлении над свободой слова, я никак не возьму в толк: это о ком разговор? Когда сейчас говорят, что Кох мстил, что все красивые слова, которые он говорил тогда, не более чем ширма, за которой стояло лишь желание расправиться со своим обидчиком, это что, разговор про меня? И всем тем, кто говорит, что жертвой именно моих амбиций и мстительности стал не Гусинский, а свобода слова в России и все тот же УЖК, я хочу задать несколько вопросов.

Например такой вопрос: можно ли считать местью публичное выступление в поддержку обидчика, в то время как он сидит в тюрьме[31] и предложение ему трехсот миллионов долларов, имея в тот момент все возможности его обанкротить, не затратив ни копейки?

Или такие вопросы: можно ли борьбой со свободой слова назвать поддержку предложения о разбиении пакета акций НТВ таким образом, чтобы ни у кого не было контрольного пакета, и включении в контракт условия о проведении международного тендера для того, чтобы не допустить концентрации контрольного пакета в одних руках? Можно ли разгоном УЖК считать бесконечные уговоры этого самого УЖК и готовность дать письменные гарантии неувольнения их со всех творческих должностей?

Делать было нечего. Мы исчерпали все возможности решить конфликт полюбовно. Парадокс ситуации состоял в том, что «Медиа-Мост» не отрицал наличие долгов, но что-либо конструктивное по поводу их возврата сказать не мог. Некоторые из журналистов НТВ договаривались до того, что заявляли: «Подумаешь, 500 миллионов долларов, 700 миллионов долларов… Надо простить этот долг, и делу конец! У „Газпрома“ денег как у дурака махорки!» Это те самые журналисты, которые в течение десяти лет убеждали нас, что Россия должна развиваться по рыночному пути, что альтернативы нет, что рынок, капитализм – есть наше светлое будущее… А когда это их коснулось, то оказалось, что для них нужно сделать исключение. Особенно приятно было слышать про это мне, человеку, которого они чуть не засадили в каталажку за «какие-то» сто тысяч…

Я повторно обратился в суд по поводу взыскания долга: ситуация работала на «Газпром», поскольку в отличие от предыдущей ситуации, когда мы имели необеспеченный долг, теперь он был обеспечен залогами акций компаний, входящих в «Медиа-Мост», в том числе НТВ, «Эхо Москвы» и др.

Судебный маховик, скрипя, медленно начал снова раскручиваться…

2. Появление Теда Тернера

Тем временем Гусинский не переставал меня радовать своей креативностью. В начале февраля он позвонил мне и, как ни в чем не бывало, радостно сообщил, что у него для меня есть хорошая новость, что он все наши проблемы решил и что все теперь благополучно закончится. Я, естественно, полюбопытствовал относительно сути вновь найденной панацеи. Владимир Александрович, после театральной паузы, вдохновенно сообщил:

– Тед Тернер согласился купить НТВ!

– И?…

– Что и?… Ты что, дурак? Я тебе русским языком сообщаю: Тед Тернер согласился купить НТВ!

– Володь, может, я действительно дурак, но я не понимаю, почему «Газ пром» должен согласиться продать Тернеру находящиеся у него в залоге акции? Он что, заплатит за них цену, равную вашему долгу?

– Нет, конечно!

– Тогда чему же я должен радоваться? Смотри: есть долг, против которого заложены акции, в том числе и НТВ. Если ты не возвращаешь долг… А ты его не возвращаешь, ведь верно? Что уж мы сейчас-то голову друг другу морочим? Так вот, если ты не возвращаешь долг, то в соответствии с соглашением, на котором стоит твоя подпись, «Газпром» забирает залог себе в собственность. Фактически мы заключили сделку купли-продажи. И у нее есть цена – размер долга. Если бы Тернер согласился купить эти акции дороже этой цены, то я бы с удовольствием рассмотрел его предложение. Но поскольку ты сам знаешь, что он не готов платить такую цену, то зачем же «Газпрому» давать согласие на продажу залога? Кто компенсирует нам разницу между ценой, которую мы фактически уже заплатили, дав вам кредит, и той ценой, которую готов заплатить Тернер?

– Опять ты о деньгах! Как ты не понимаешь, что капитализация канала резко возрастет, если одним из его акционеров станет Тернер!

– Возрастет или не возрастет – это вопрос, а то, что мы теряем бабки, – видно невооруженным глазом. И потом, если Тернер такой удалой, то давай ставь акции в «Дойче банк», он проведет тендер, и если Тернер победит, то так тому и быть, а если нет, то победит тот, кто больше заплатит… Чем не решение? Неужели ты не понимаешь, что отказом от проведения тендера ты делаешь неизбежным переход контроля над НТВ в руки «Газпрома»? Где же твоя пресловутая забота о свободе слова?

– Нет, акций я не отдам! Я их продам только тому, с кем у меня будет договоренность о совместном управлении. Я вам не верю! Вы приведете какого-нибудь инвестора и вместе с ним образуете коалицию против меня.

– Слушай! Это уже переходит всякие пределы! Сначала ты предлагаешь сделку за 300 миллионов. Мы соглашаемся. Потом ты говоришь, что мы тебя заставили. Выставляешь нас идиотами на весь мир: мы заставляем Гусинского взять 300 миллионов, а он кочевряжится! Ладно, хорошо, мы это проглотили… Потом ты предлагаешь структуру сделки с залогами и тендером. Мы опять соглашаемся. Теперь ты не даешь акции для проведения тендера, который ты сам предложил, подозревая (только лишь подозревая!) нас в том, что мы приведем на тендер участника, с которым у нас есть договоренности о координации, в то время как сам, на чистом глазу, заявляешь, что у тебя с Тернером такие договоренности есть! Каково? Это неслыханно. Помимо всего прочего, ты еще заливаешься соловьем на весь мир, что «Газпром» и лично Кох душат свободу слова! Да не ты ли своими собственными руками вот уже в третий раз за последние девять месяцев ее душишь, а? Грош цена всем твоим конструкциям об отсутствии у кого-либо контроля над НТВ, если у тебя с Тернером договоренности. Вот тебе и контроль: Гусинский + Тернер.

– Ты недооцениваешь общественное мнение на Западе. Для них контроль в руках у частника означает сохранение свободы слова, а контроль в руках у государства или связанных с ним структур – ее отсутствие. Поэтому тебе никогда не убедить Запад в том, что при переходе контроля над НТВ в руки «Газпрома» свобода слова сохранится! Ты, парень, сам себя уничтожаешь! Ты, лично ты – Кох Альфред, полностью уничтожаешь себя как демократическую фигуру. И уж поверь мне, я позабочусь о том, чтобы именно так и произошло!

– Вот это разговор! Узнаю брата Колю! Наконец-то я услышал слова не мальчика, но мужа! Вовочка Гусинский в собственном репертуаре. Угрозы, шантаж… Долго ты держался, целых полгода. Все-таки не выдержал, опять за старое взялся. Ну что ж. Значит, поеду на Запад и буду объяснять свою позицию. Ты мне не оставляешь выбора… А Тернер – что Тернер… Пусть его люди приходят, поговорим. Собственно, они мне уже звонили. И Леня Рожецкин, и Гриша Березкин. Их ты, кажется, отрядил «консультировать» Тернера?

– Да нет… Что ты… Я никого к тебе от Тернера не посылал. Он их сам нанял.

– А что это он их нанял, а? Что, ему американских банков мало? Взял бы какой-нибудь «Морган Стенли» или «Голдмен Сакс»… Ну да Бог с ними. Я уже договорился о встречах с этими ребятами. Только, похоже, они не подозревают о существовании друг друга в этом качестве… Это еще что за разводка?

– Не знаю я ничего. Я о том, что они консультанты Тернера, узнал вот сейчас от тебя.

– Ладно, не свисти. А то я еще поверю. Ты же знаешь, какой я доверчивый. Ну давай, теперь настала пора просить меня отозвать иски из суда. В связи с тем, что мы вступили в переговоры с Тернером.

– А это что, реально?

– Абсолютно нет! Больше уже никто тебе не поверит. После того как ты нас два раза кинул.

– Я вас не кидал. Я кинул Путина. Туда ему и дорога. С этим хорьком вы еще наплачетесь… Вспомните меня, Владимира Гусинского!

– Ну, батенька, вот ты людей оскорбляешь, а потом удивляешься, почему на тебя зуб нарисовали. И потом, как ты кинул Путина, мне не известно, но договоры ты подписывал со мной, обещания давал мне, и подписи стоят на них моя и твоя. Так что позволь мне, не залезая в высокую политику, считать, что кинул ты все-таки меня, а если вместе со мной кинул еще кого-нибудь, то разбираться по этому поводу будешь с ними.

Через несколько дней появились консультанты Тернера. Ничего сверхъестественного они не предложили. Их оценка заложенных пакетов акций была значительно ниже нашей. Не вдаваясь в детали, могу сказать, что у меня лично сложилось впечатление, что это была не более чем пиар-акция. Готовности Тернера платить серьезные деньги я не увидел, зато был полный набор всех признаков хорошо поставленного шоу международного уровня: звонки Колина Пауэлла в Кремль, письма Тернера к Путину с просьбой о встрече, освещение этого факта во всех мировых газетах и так далее.

Нужно было что-то делать, для того чтобы обозначить свою позицию. Я написал письмо американскому послу в Москве. Вот его полный текст:

Его Превосходительству Послу

Соединенных Штатов Америки в России

Господину Джеймсу Коллинзу

Ваше Превосходительство господин Посол!

Позвольте выразить Вам наше уважение и обратиться со следующим письмом.

Наша компания понимает те мотивы, которые заставляют Госдепартамент США внимательно следить за развитием ситуации вокруг компании «Медиа-Мост». Безусловно, свобода слова является одной из базовых демократических ценностей, без которой никакое общество не может считаться по-настоящему свободным. Мы предпримем все зависящее от нас, чтобы сохранить свободу слова в тех СМИ, которые контролируются или в будущем будут контролироваться нами.

Однако Вы, наверное, согласитесь с тем, что и право частной собственности также является базовой ценностью, без которой, пожалуй, невозможна и настоящая свобода слова. Невозможно допустить, чтобы эти ценности конфликтовали между собой. К сожалению, в настоящий момент, на примере противостояния между «Газ промом» и «Медиа-Мостом», мы имеем образец такого ужасного конфликта.

Дело даже не в том, что после подписания соглашения об урегулирования долгов между «Газпромом» и «Медиа-Мостом» структуры, подконтрольные г-ну Гусинскому, в том числе и «Телекомпания НТВ», имеют просроченную задолженность в 108 миллионов долларов США перед «Газпромом». Причем эта задолженность выходит за рамки подписанного соглашения и им не урегулирована.

Дело в том, что нас не устраивает сам способ управления компаниями, входящими в группу «Медиа-Мост» и в которых мы являемся миноритарными акционерами.

Приведу всего несколько примеров, которые свидетельствуют о вопиющем пренебрежении правами миноритарных акционеров.

1. В течение весны – лета 2000 года менеджмент «Медиа-Моста» путем дополнительных эмиссий акций вывел ключевые активы, которые принадлежали ЗАО «Медиа-Мост», на гибралтарские оффшоры, тем самым обесценив наши инвестиции в акции ЗАО «Медиа-Мост» (14 %) в размере 260 миллионов долларов США. Никаких доказательств, кроме двухстраничного заключения юристов, работающих на г-на Гусинского, того, что эти оффшоры по-прежнему конролируются ЗАО «Медиа-Мост», нам представлено не было. И даже если юристы правы, тем не менее Вам, наверно, хорошо известно, что оффшорные, трастовые и другие подобные схемы чрезвычайно затрудняют управление активами, тем самым снижая их капитализацию.

2. «Газпром» до ноября прошлого года владел в общей сложности 30 % акций «Телекомпании НТВ». В настоящий момент мы владеем 46 % акций. Одним из ключевых активов «Телекомпании НТВ» является ее торговая марка. Однако, без всяких оснований и консультаций с нами, торговая марка «НТВ» была передана компании «НТВ – холдинг», в которой «Газпрому» не принадлежит ни одной акции. В настоящее время «Телекомпания НТВ» арендует торговую марку «НТВ» у компании «НТВ – холдинг». Как это трактовалось бы с точки зрения американского законодательства? Наши юристы утверждают, что это уголовное преступление.

3. Продажа рекламного времени «Телекомпании НТВ» осуществляется, в том числе, через гибралтарскую компанию «НТВ лимитед», контролируемую г-ном Гусинским, в которой мы не имеем участия и отчетность которой нам недоступна.

Мы не можем оценить точно, что остается на Гибралтаре при перепродаже времени собственно рекламодателям, но эксперты утверждают, что это не менее 20 % средств (примерно 15–20 миллионов долларов США), которые, по существу, являются собственностью «Телекомпании НТВ» и до нее не доходят. В то же самое время «Телекомпания НТВ» вынуждена брать кредиты, чтобы покрыть свои убытки, в том числе и у Газпрома.

4. Учитывая, что консолидированный баланс группы компаний «Медиа-Мост», в которую «Газпром» инвестировал почти 1 миллиард долларов, показывает убытки, а «Мост-банк», раннее принадлежавший г-ну Гусинскому, объявлен банкротом, у нас возникают серьезные подозрения, что средства, на которые г-н Гусинский и его ближайшие соратники живут жизнью настоящих магнатов, разъезжая по всему миру на частных самолетах, имея недвижимость в Испании, Англии и других странах, отдыхая на собственных яхтах и т. д., есть средства «Газпрома» и других кредиторов, которые, конечно же, согласие на такое их расходование не давали.

Можно привести еще много других примеров такого «менеджмента», однако и перечисленного достаточно, чтобы признать существующую ситуацию нетерпимой. Мы не можем дальше смотреть на то, как в «черную дыру» г-на Гусинского уходят наши инвестиции, которые в настоящий момент составляют чуть менее 1 миллиарда долларов.

Остается добавить, что г-н Гусинский дважды срывал выполнение уже подписанных сделок, которые имели целью урегулировать наши взаимоотношения.

Мы категорически приветствуем широко известную инициативу г-на Тернера. Доказательством этого является тот факт, что в четверг, 15 февраля, мы совместно с нашим консультантом – «Дойче банком» начинаем переговоры с представителями г-на Тернера. Заметим, однако, что интерес к подобной сделке проявляет не только г-н Тернер, но и другие заметные игроки на международном медиа– и финансовом рынке.

С глубоким уважением и с надеждой на понимание

Генеральный директор «Газпром-Медиа» Альфред Кох

После этого я поехал в Америку. Встречи были в Нью-Йорке и в Вашингтоне. Поначалу меня воспринимали в штыки, но потом недоверие постепенно исчезло и меня начали слушать и слышать. Помогали мне многие люди, например – руководитель Никсоновского центра Дмитрий Саймс, Елена Теплицкая, то есть те, кто свободу слова «по-Гусински» не воспринимали всерьез и считали, что свобода слова не может быть оправданием невозврата долгов.

Это действительно довольно странная конструкция: я (Гусинский) у вас (у «Газпрома») взял деньги в долг, теперь подошла пора их возвращать, а у меня их нет. Поэтому вы должны мне этот долг простить, поскольку я (и только я) являюсь свободой слова. При этом то, что я обвиняю вашего главного акционера (государство) во всех смертных грехах, должно еще больше воодушевить вас на этот иррациональный акт щедрости.

При этом не забудем, что речь идет о многих сотнях миллионов долларов. При этом не забудем, что ни один из «коммерческих» проектов Гусинского не был успешен в плане бизнеса, ни «Мост-банк», ни «Медиа-Мост», включая такие капиталоемкие проекты, как НТВ+.[32]

Однако жизнь этого горе-коммерсанта была более чем благополучная. Коттеджный поселок в Подмосковье (на Рублевке, в Чигасово), коттеджный поселок в Испании, в Сото-Гранде, шестидесятиметровая яхта, самолет, дом в Лондоне, дом под Нью-Йорком. Все это откуда? Нефтяная компания? Нет. Металлургический комбинат? Нет. Может быть, химический завод? Тоже – нет. Ну хорошо, хорошо. Последняя попытка: огромный машиностроительный завод, выпускающий экспортные виды вооружений? И это – нет! А что же тогда – да? Обанкротившийся банчок и медиахолдинг, задолжавший под миллиард долларов. Это все? Все. Как на духу говорю – все.

И после этого я должен поверить, что «Газпром» обязан ради спасения свободы слова простить долги Гусинскому? Да никогда в жизни! И я должен поверить в искреннюю приверженность этого «борца за свободу слова» идеалам демократии, когда он цинично манипулировал общественным мнением, возмущая его моим гонораром в сто тысяч? И я должен сделать все, чтобы этот аппарат манипулирования оставался у него в руках? Нет и еще раз нет.

Надоело мне писать этот комментарий… Честное слово – так противно все это. Огромное количество людей развели как лохов. Собирали на митинги, заставляли совершать глупости типа коллективных увольнений. Сотни раз утверждали, что именно вот это – убиение свободы слова… Но… надо заканчивать, хоть и не лежит душа.

4. После Тернера. Финал

После некоторой активности люди Тернера постепенно рассосались и перестали нас донимать своими прожектами о том, что мы должны им продать акции НТВ дешевле, чем мы их покупали. Думаю, что они поняли всю абсурдность таких предложений. Уверен, будь они на нашем месте, то подняли бы нас на смех, приди мы к ним с такими идеями «спасения свободы слова».

К тому времени мы договорились с Борисом Йорданом о вхождении его в проект в качестве нашего консультанта. Он вступил в переговоры с фондом «Capital Research», владеющим 5 % акций НТВ, и договорился с ним о его лояльности к нашим усилиям. После мы начали подготовку к проведению собрания акционеров.

К тому моменту суд признал наши права на залог. Мы назначили собрание акционеров. В самый последний момент была предпринята знаменитая попытка Блинова, который уже работал на Гусинского, через саратовского судью отменить проведение собрания. Нам удалось ее предотвратить, и мы избрали новый совет директоров. Туда вошли и мы с Борисом.

Интересная история случилась однажды в офисе «Медиа-Моста». Мы назначили переговоры с трудовым коллективом НТВ в их офисе в Палашевском переулке. Собрались: наш совет директоров и их делегаты от трудового коллектива. Накануне мы договорились, что это собрание будет называться согласительной комиссией. Я, правда, не очень понимал, что нам нужно согласовывать, но поскольку ужэкисты кичились своей бескомпромиссностью, то я был рад любому поводу для очного общения с ними.

Встреча, конечно же, закончилась ничем. Они выдвинули ряд невыполнимых условий. Например одним из условий было наше невмешательство не только в творческую деятельность телеканала, но и в финансовую деятельность до середины лета. Мои возражения, что их твердость относительно невмешательства в денежные и имущественные вопросы, наоборот, наталкивает меня на мысль, что эти вопросы нужно как можно скорее брать под контроль, а то они к лету все растащат, вызвала такой переполох, что я еще раз убедился в серьезности моих подозрений.

По окончании встречи, на пороге офиса, уже на улице, нас поджидали все телеканалы с камерами и т. д. Начались импровизированные пресс-конференции. Выступил я, Казаков, Боря Йордан. После выступил Евгений Киселев. Сказали то, что на самом деле произошло, то есть ничего хорошего. Еще раз объяснили свои позиции. Они свою, мы – свою. Но это все не стоило бы описывать, ели бы не одна пикантная подробность.

Дело в том, что все дела Гусинского по поводу его (то есть «Медиа-Моста») противостояния с нами вела известная американская адвокатская контора «Акин, Гамп, Страусс и Ко». Это компания не вполне адвокатская. Она еще и лоббистская. У нее очень сильные связи в Вашингтоне на уровне конгресса и правительства. Да и в России она хорошо известна. Интересно, что один из совладельцев этой компании – г-н Страусс, бывший посол США в России.

К чему это я? А к тому, что закончилась наша пресс-конференция, все сели по машинам и разъехались. Журналисты начали собирать камеры, скручивать провода, складывать микрофоны, и тут вдруг дверь открывается и из офиса «Медиа-Моста» бочком-бочком выходит… Кто бы вы подумали? Американский посол, господин Коллинз! Чего он там делал, если Гусинского в стране уже нет больше чем полгода и офис стоит пустой? Ответ единственный – подслушивал наши перебранки с командой Киселева. Каково?

А при чем тут «Акин, Гамп, Страусс и Ко», спросите вы? А при том, что вскорости закончились полномочия г-на Коллинза, приехал новый посол, г-н Вершбоу, а Коллинз вышел на работу в «Акин, Гамп, Страусс и Ко». Вот так вот. И никаких проблем с коррупцией. И эти люди запрещают мне ковыряться в носу…

Кстати, господин Страусс приложил титанические усилия, чтобы, по заказу Гуся, протащить через американский конгресс резолюцию об исключении России из Большой Восьмерки. Наше посольство, естественно, как обычно, об этом ничего не знало. А когда наступил день рождения Страусса, то ему, как большому другу России, посол предложил отпраздновать его в российском посольстве. Чем он не преминул воспользоваться. Мидовцы, конечно, исполняют по полной… Знай наших!

Нет нужды описывать дальнейшие перипетии. Они широко известны. Это митинги и противостояния. Голый эфир со стулом в кадре. Огромное количество нелепостей, глупостей, откровенных натяжек, злонамеренного введения в заблуждение. А сколько было прекраснодушия, каэспэшной слезливой сплоченности, ночи, свечи, вече, дуче…

Я пытался объяснить это журналистам, да куда там… Агитировать за капитализм и быть готовым к его «гримасам» оказалось не одно и то же. Это как Игорек, которому нравится свобода и полные прилавки, но не нравится неравенство и социальная несправедливость. А одного без другого не бывает.

Я тогда написал письмо коллективу НТВ и кинул его в Интернет:

Уважаемые энтэвэшники!

Я пришел вечером на работу после «Гласа народа». Весь искурился и пил кофе. Потом начался Дибров, и я стал смотреть. Там я узнал, что Парфенов ушел. Нет нужды говорить, какой он талантливый. Вы сами это знаете. Я ночью долго думал над его уходом. Мне не давал покоя вопрос, почему он ушел первым. Теперь я знаю ответ. Я чувствовал это раньше и поэтому и ввязался в это дело. Теперь Парфенов сказал то, что я просто чувствовал.

Понимаете, есть вещи, которые обычные люди, которыми являемся мы с вами, понимают только в результате их логического осмысления, осязания и т. п. Парфенов устроен иначе. У него огромный вкус и чувство стиля. Я думаю, его просто корежило. Он просто физически не мог выносить того, что вы делаете последние несколько дней. Вы произносите столько правильных слов. Делаете чеканные профили и надеваете тоги. Вы – борцы. Вы все уже из мрамора. Ваши имена войдут в историю, или, виноват, в анналы (так, кажется, по стилю лучше). А он не мог уже на это смотреть.

Вы поймите. Еще до того, как вы и все остальные поймут, что никакой борьбы нет. Поймут, что с вами никто не борется. Дойдет наконец, что с вами хотят диалога. Что мы все мучительно думаем, как вам выйти из этой ситуации, сохранив лицо. Еще до всего этого он уже чувствовал дурновкусие. Правильная и справедливая борьба не может быть стилистически позорной. У вас пропал стиль. Это начало конца. Этот ложный пафос. Эта фальшивая пассионарность. Это фортиссимо. Надрыв. Это все – стилистически беспомощно. Флаг из туалета. Преданные мальчики. Огнедышащий Киселев – дельфийский оракул. Ночные посиделки (камлания).

Неужели вы этого не видите? Я понимаю, почему этого не видит Киселев, Кричевский и Максимовская. Я не понимаю, почему этого не видит Шендерович, Пушкина и Сорокина. Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Бетховен, сыгранный на балалайке, – это не Бетховен. «Какая гадость эта ваша заливная рыба». Киселев на операторской стремянке, произносящий гневную филиппику лоснящимися от фуа гра губами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А вы? Прекратите. Не получилось; не верю. Это должен быть либо другой театр, либо другая пьеса, либо другие актеры. Звонит Новодворская: «Альфред, а что, Киселев не знает, что вы антисоветчик?»

Нет, не знает. Не хочет знать. Тернер. Дайте Тернера. Хочу Тернера. На Тернера. Не хочу Тернера. Что хочешь? Свобода слова. На свободу. Не хочу, не верю. Я хочу штурма. Может, меня наградят… Посмертно. Шендерович! Ау! Не чувствуете?

Весь в бежевом. Снова в бежевом. Теперь – габардиновый. Улыбается. Думает. Идет по Красной площади. Любить и пилить. Отдыхать. Пушкина! Ау! Не отворачивайтесь. Не затыкайте нос. Нюхайте. Это ваше, родное.

Губы дрожат. Громко. Да или нет. Нет, вы мне ответьте – да или нет. Аааа! Не можете. Вот мы вас и поймали. Уголовное дело, кажется? Мы вас выведем на чистую воду. Сорокина! Слушать. Не затыкать уши. Терпи.

Как говорил Остап Бендер, «грустно, девушки».

Надо взрослеть. Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть.

Своим враньем вы оскорбляете мой разум.

Альфред Кох

Когда наше терпение лопнуло, мы прекратили этот балаган. Попросту ночью зашли в компанию, подкупив «лучшую в Москве» службу безопасности Гусинского, и начали ею руководить. Сколько можно было нянчиться с этими олухами?

Позже это назовут «штурмом». Господи, они штурмов не видели! Это как Зимний брали – пришли десять человек да арестовали Временное правительство, а позже Эйзенштейн изобразил «взятие Измаила» и море жертв.

Боря Йордан оказался хорошим телевизионным менеджером. Я считаю, что самой высокой оценкой его работы является ревность, а потом и ненависть, которую он вызывал у Добродеева, Эрнста и Лесина. Впрочем, эта их ненависть его потом и сгубила… Или, наоборот, – спасла? Я не знаю, как бы он сохранил себя в нынешнем Останкине.

Потом была замена руководства в «Газпроме». Пришел Миллер, Шеремета вскорости ушли, работать стало не с кем. Первым из «Газпрома» ушел, хлопнув дверью, Казаков. Потом ушел я. Миллера я знал еще с института. Он учился на год младше меня. У меня по его поводу не было никаких заблуждений. Как, наверное, у него насчет меня. Я знал, что он не будет принимать никаких решений, а он знал, что я буду от него их требовать. Расстались мы мирно – я просто сказал ему, что ухожу, поскольку мне не нравится у него работать. Мне кажется, что он воспринял мой уход с облегчением.

Я даже не думаю, что со мной поступили несправедливо, так откровенно избавившись от меня. Я всегда считал и сейчас считаю, что в конфликте между менеджером и акционером всегда прав акционер. А прав ли акционер на самом деле – покажет жизнь. А она длинная-предлинная… И за 2001 год уходит, и потом, и дальше… Бог знает куда. И даже после всего она еще продолжается… Впрочем, Миллеру это не понять. Никогда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.