377
377
в жалкой фурмановской квартиренке, Нина Кармен, только что расставшаяся с Симоновым и еще полная им, и многое, многое другое.
31 декабря 1979 г.
Ну вот, завершился и этот долгий, странный, хлопотный и счастливый для меня год. Начался он со жгучих морозов, мы даже не поехали в Дом кино на новогоднюю встречу, а потом была красивая кустодиевская зима, поездка в США, рабочее славное лето, чудная поездка по Италии, Ленинград, Псков, Малы, Пушкинские горы и страшное Дорохово, где я немало наработал, но так и не ощутил волнения от встречи с заветными местами моего отрочества и юности. До сих пор стоит на шоссе одноэтажное здание школы, где размещался наш пионерский лагерь, а дальше – Малеевка с Талочкой Залкой, Тэмой, бедным славным Кейхаузом, научившим меня вслушиваться в стихи, с грибными походами, спортивными баталиями; Малеевка – это наука страсти нежной, первое чувство ревности, это молодые мама и Я. С., это Оська во всем блеске, и странно – ничто не шелохнулось во мне. Возможно, оттого, что место очень изменилось: всё застроено, заселено, загажено, исхожено, измызгано, и усталая душа промолчала.
А еще было лихое выступление по радио, хотя его и выхолостили, но сказано было столько лишнего, что всё равно что-то осталось. Я рад, что сумел вытащить Кравченко из чухонского небытия, что помаленьку вытаскиваю Нину Соротокину, что и Наумов пошел в ход. Жаль, с Викой ничего не получается. Рад, что написал о Хемингуэе, о бабушке Лермонтова, о своей старости и об Америке. Год был насыщенный: отстаиванием себя, поездками, работой.
Будущий год должен быть чисто литературным: без кино, без журнальной суеты. Только рассказы. И надо больше записывать, много больше.
Из близких никто не умер – это чудо. Умер бедный Арнштам, о чем я узнал с запозданием, его жаль. Плохо распорядился он своей старостью. Галя Водяницкая, корыстная и до мозга костей эгоистичная, не была ему ни женой, ни другом, ни защитой, ни сиделкой. Он уходил в холоде и пустоте. Арнштам был добрый и растроганный человек, он всё время плакал, как Железный дровосек. В жизни он знал три пламенных страсти: Водяницкая, Шостакович и поправки к сценариям.
И Столпера не стало. Но его уход подготовлялся загодя. Его сломало в пояснице, и он стал похож на уродцев Босха,
Данный текст является ознакомительным фрагментом.