327

шье. Я как-то обессилел страдать, да и лекарства, наверное, действуют. Первый день ни разу не плакал, яростно работал, гулял, думал о всякой чепухе. Выздоравливаю от мамы? Или это затишье перед новой бурей? Я устал, я ужасно устал.

А над мамой сейчас толстый белый снег. Вот и пришла первая не ее зима. И теперь всё будет не ее.

Мне же, вроде, ничего теперь не страшно. Так ли это? Надолго ли? Да и надолго ли я сам здесь – с больным сердцем, гипертонией, сильным склерозом, разрушенной нервной системой и явно сдвинутой психикой?

Я убежден, что был ненормален все эти дни. Я слишком много, жадно, взахлеб говорил, я рвался говорить – ездил на дурацкие выступления, принимал молодых авторов, лишь бы трепать языком. Самоспасение? Попытка заговорить свою боль? Во мне даже что-то гениальное мелькало. Это говорили на семинаре.

Неправда, будто я теперь ничего не боюсь. Я боюсь за Аллу.

31 декабря 1975 г.

Тяжелый, хмурый, ветреный, влажный день – последний день года, когда не стало мамы. Вот и весь итог.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.