251

празднество, где я порхаю всеми любимый, для всех удивительный, непостижимый – еще бы столько нагваздать!- и трогательно милый. Это была одна из самых несносных недель в моей жизни – хамство, ненависть, злоба обрушились на меня со всех сторон. Я нахлебался дерьма. Надо же – настолько не понимать ни людей, ни времени. Всё завершилось разрывом с Салтыковым, невыпуском за границу и хамским письмом Ильина. Так кончились праздники.

5 мая 1970 г.

Вернулся с рыбалки и узнал по телефону, что скончалась Антонина Александровна. Алла застала еще еще в сознании. «Какая ты стала красивая»,- сказала Антонина Александровна при виде Аллы. Может быть, при всех муках это еще не самая страшная смерть. В бедном маленьком теле Антонины Александровны не было места для эгоизма, для дрянного старческого себялюбия, в ней жила лишь беззаветная любовь к дочерям с которыми она пережила столько страшного и мучительного: блокаду, голод, неустроенность. Ей выпало не много счастья в жизни: никак не складывалась Аллина судьба (Ан. Ал. знала всё про «Казакову» Колясина и тяжело переживала унижение дочери), а потом ее оглушила Люсина болезнь, превратившая цветущую женщину в полуинвалида. По-моему, она решила умереть, чтоб не пережить дочь. Слава Богу, она была счастлива нашим с Аллой браком, давшим ей помимо всего прочего и чувство реванша.

Странно, как только мы познакомились, я понял, что полюблю ее, и тут же во мне возникло мучительное ощущение ее непрочности, недолговечности.

Поездка на рыбалку с Петькой. Старость, печаль, симпатичность. Как ни удивительно, а он уцелел во всех испытаниях времени, наверное, потому, что тоже не до конца отрывался от природы.

Несколько иное впечатление Петя произвел, когда недели две спустя приехал на дачу после пьянки, но тут же стал – «во время пьянки» и одновременно – «перед пьянкой», ибо уезжая от нас, разбитый, очумелый, стыдящийся своего поведения, он в ближайшем же магазине приобрел бутылку «Плиски», дабы расширить сосуды. Как он был надоедлив, суматошлив, жалок, глуп и настырен! Он всех целовал взасос

252

мокрым ртом, приставал к Якову Семеновичу, до судорог ненавидящему пьяных, пытался играть в преферанс, не видя карт, за обедом в него не шла пища, а ночью, мучимый бессонницей, он кинулся на кухню и там что-то жрал из холодильника. Грустное и мучительное впечатление. Ко всему еще он хочет жениться на двадцатилетней девочке.

В прекрасном, благоуханном, нежно жарком лете творится дурная трагикомедия нашего ничтожного и горького существования. Новая жертва Олег Феофанов. Его сняли с поста редактора дайджеста за то, что он делал журнал, который нравился читателям. Его, видимо, накажут еще, хотя он просто перепечатывал из других журналов прошедшие цензуру материалы. И всё это происходит в дни, когда его шестнадцатилетний сын пытался отравиться из-за несчастной любви, лежал у Склифосовского, едва выкарабкался. А директрисса школы, где учился несчастный мальчик, приписала случившееся онанизму.

Вот так и живем. До чего ж мы здоровенные, выносливые, закаленные люди! Богатыри! Геркулесы! Не сходим с ума, не погибаем от инфаркта сердца, легких, печени, от разрыва всех тканей.

23 июня 1970 г.

Сегодня совершил путешествие по нашей речке, к ее истоку. До истока, разумеется, не добрался, но километров через семь-восемь дошел до места, где она становится ручейком. По дороге миновал несколько живописных деревень, лежащих на холмах. На холме, соседствующем с цоколем одной из деревень,- погост с высокими, какими-то праздничными крестами и два новых ярких венка. Отдыхал по пути в развилке громадных, толстых стволов старой ивы, под стать баобабу. В мутноватой освещенной солнцем воде ходят довольно крупные верхоплавки. Затем я вышел к другой, переломленной и полуспаленной молнией иве, усеянной грачами и сороками. При моем появлении они взлетели с громкими ругательствами. Сердцевина ивы выгорела до пол ее роста, но какая-то плоть дерева, видимо, сохранилась, коль ива все-таки не рухнула, хотя кажется, что она держится одной лишь корой. И крона сгоревшего дерева зелена, и даже один черный мертвый сук, не сук – головешка пустил зеленый побег. Вот силища!…

Всё время я испытывал чуть смешное волнение, даже замирание какое-то, будто и в самом деле шел по неведомым, таинственным местам. И всё трогало, волновало: бычок, лежа-

Данный текст является ознакомительным фрагментом.