ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
А этот фрагмент не вошел в книгу «Тостуемый пьет до дна», потому что не все, о чем в нем рассказано, я считал достоверным. А сейчас, когда я стал старше и много смотрю телевизор, понимаю, что это не имеет никакого значения.
В 1976 году американцы отобрали «Афоню» для показа на кинофоруме в Лос-Анджелесе, и я должен был полететь туда на три дня. Перед вылетом меня вызвал директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов и сказал, что фильм Акиры Куросавы «Дерсу Узала» номинирован на «Оскар» за лучший иностранный фильм.
— Пяти номинантам вручают по доске, на которой нарисован голый лысый мужик, — объяснил он и поручил мне эту доску привезти.
В Америку я полетел вместе с кинокритиком Ростиславом Николаевичем Юреневым. В аэропорту Лос-Анджелеса нас встретил сотрудник советского консульства Александр Евгеньевич Сидоров (фамилия и имя условные). Он специально приехал на своей машине из Сан-Франциско (консульство находится там), чтобы встретить нас. По дороге Сидоров сообщил, что жить мы будем в разных гостиницах. Я — в отеле для номинантов на «Оскар», а Юренев в гостинице, которую забронировали организаторы форума, пригласившие фильм «Афоня». Завтра днем будет вручение номинации, а вечером просмотр «Афони» в большом кинотеатре. Сначала приехали в мою гостиницу. Все втроем поднялись в номер. Сидоров взял толстое меню в кожаном переплете (для меня как номинанта в этом отеле все было бесплатно) и заказал по телефону ужин на троих. Сказал, что пока принесут, они с Юреневым съездят в его гостиницу, оформятся и вернутся, и они уехали. А я решил позвонить в Москву. Телефон был кнопочный (в Москве таких еще не было), и я методом «тыка» вышел в город, дозвонился маме и сообщил, что долетел благополучно. Разложил вещи, принял душ. Включил телевизор. Там на экране какой-то афроамериканец в красной кепке и в темных зеркальных очках вылавливал на улицах белых прохожих и нещадно лупил их бейсбольной битой.
Официант в белом кителе с золотыми пуговицами привез на тележке ужин. Накрыл стол на три персоны — постелил скатерть, приборы тарелки, бокалы и выжидающе посмотрел на меня. Я человек опытный достал из кармана пальто «мерзавчик» (маленькая бутылочка водки, 125 граммов) и вручил ему. Официант ушел довольный. Чтобы сэкономить валюту, я покупал в Москве «мерзавчики» и раздавал их вместо чаевых. В этой гостинице я уже вручил такие «мерзавчики» портье и лифтеру. Открыл крышки, там были лангусты и еще что-то красивое и аппетитное. Есть не стал, жду.
Афроамериканец в телевизоре теперь лупил китайцев. Переключил программу. Какой-то человек с бородкой, как я понял — бывший наш, на чем свет стоит поносил американского президента Джимми Картера за то, что он вместо того, чтобы плюнуть в рожу Леониду Брежневу, этому тирану, который всех приличных людей посадил в психушку, обнимает его и целуется взасос. Потом заговорил о свободе слова и правах человека в Советах. «Наш бывший» говорил по-английски очень плохо, и поэтому я понимал его очень хорошо. Во многом я с ним был согласен, но слушать его не хотелось… Переключил программу.
Прошло больше двух часов. Начал волноваться, куда они делись? Что-то случилось, иначе они обязательно мне позвонили бы. Название гостиницы, куда Сидоров повез Юренева, я не знал. Был у меня телефон консульства в Сан-Франциско, его на всякий случай мне дали в Госкино, но звонить туда было поздно — ночь. Лег, заснуть не смог. Еле дождался утра.
В девять позвонил в консульство, объяснил, кто я зачем приехал, и сказал, что со вчерашнего вечера жду Сидорова и Юренева, они обещали прийти, но исчезли. И я волнуюсь, не случилось ли чего? Мне сказали, что таких сведений к ним не поступало. Тогда я спросил, в каком отеле товарищ Сидоров остановился и как ему позвонить? Мне ответили, что такую информацию по телефону они не дают.
— Извините, еще один вопрос. Где будет просмотр фильма «Афоня» в Лос-Анджелесе?
— Я слышала, что такой показ будет, но где, не знаю. Этим просмотром занимается Александр Евгеньевич, — и девушка повесила трубку.
…Пошел искать штаб «Оскара». Возможно, там знают, как связаться с форумом, который пригласил фильм «Афоня». Спустился в вестибюль — тишина, ни суеты, ни людей с табличками, как это обычно бывает на фестивалях. Подошел к портье, спросил, где найти представителя «Оскара». Он куда-то позвонил и сказал, что там сейчас никого нет, а когда они появятся, он меня соединит.
Вернулся в номер. Еду увезли, а на столе лежала свежая газета. На первой полосе портрет, под ним большим шрифтом написано: «Soviet consul in San Francisko Russian James Bond» (советский консул в Сан-Франциско — русский Джеймс Бонд). «Зачем мне эту газету на стол положили портретом вверх? Случайно? Вряд ли!»
Я снова позвонил в консульство в Сан-Франциско. Ответил тот же женский голос.
— Извините, это опять режиссер Данелия вас беспокоит. Вот здесь мне газету принесли, в ней статья о нашем консуле. Здесь написано…
— Я читала эту статью, — перебила меня девушка. — У вас какой вопрос?
— Я хотел бы знать, отсутствие товарища Сидорова каким-то образом связано с этой статьей?
— Товарищ, я же вам сказала, что не знаю, где в данный момент находится товарищ Сидоров, — и она повесила трубку.
Что делать? Надо выяснить, где «Афоню» будут показывать. Организаторы должны знать, где остановился Юренев. Позвонил Яше Бронштейну, бывшему моему ученику. Подошла его жена. Сказала, что Яши нет, где показывают «Афоню», она не знает, и дала мне телефон Марика Розалова, режиссера с ЦСДФ:
— Этот зануда всегда в курсе всего.
Позвонил. Марик был дома. В каком кинотеатре будет показ «Афони», он знал. А кто устраивает просмотр, нет. Я попросил его выяснить, кто устроители просмотра и как с ними связаться. Марик обещал узнать и спросил:
— Георгий Николаевич, можно я к вам подъеду напять минут?
— Можно, — и я назвал гостиницу и номер. Через сорок минут Марик был у меня, в длинных нелепых шортах, в цветастой гавайской рубашке. Он достал из кармана шариковую ручку.
— Это вам, сувенир, — на ручке красавица в купальнике то раздевалась, то одевалась.
Марик сказал, что, он выяснил, кто устроители, и дал мне номер телефона.
— Давай позвоним, надо выяснить, в какой гостинице остановился Юренев и что с ним?
Марик набрал номер, никто не ответил.
— А как еще можно выяснить, где Юренев? — спросил я. — Давай позвоним в полицию, может, он в аварию попал?
— Давайте.
Марик набрал номер экстренной службы и спросил, нет ли у них сведений о Ростиславе Юреневе?
— И Александре Сидорове, — подсказал я.
— И Александре Сидорове, — сказал Марик в трубку. — Спасибо. Жду. — Марик повернулся ко мне. — Сидоров какой? Александр Евгеньевич, из консульства?
— Да.
— Вы это читали? — Марик показал на газету с портретом на столе. В трубку. — Спасибо. Я понял, — сказал Марик и повесил трубку: — Незачем было в полицию звонить, Георгий Николаевич! Консула наверняка уже выслали! А заодно с ним и вашего Сидорова!
— А Юренева?
— А Юренева, скорей всего, арестовали, у него ведь нет дипломатической неприкосновенности.
— А при чем здесь Юренев?
— Как при чем? Вы думаете, они не догадываются, почему так часто за границу посылают?
— Ростислав Николаевич наш ведущий кинокритик. Меня тоже часто посылают…
— А вот вам, Георгий Николаевич, я бы посоветовал сегодня же улететь в Москву.
— Сегодня вечером я должен быть на просмотре «Афони».
— Не мое дело, конечно. Но я бы на вашем месте, Георгий Николаевич, не светился. Зачем рисковать? Вы не думайте, что тут райские кущи. Они тоже сажают, и весьма успешно. Налог вовремя не заплатил, пять лет в тюрьме с тобой будут афроамериканцы тесно дружить. Тут это норма. Я сына боюсь в школу отпускать, здесь и учителя почти все педики!
— А вы не преувеличиваете?
— Нет, к сожалению, все именно так. У меня к вам просьба, Георгий Николаевич.
— Я вас слушаю.
— Не здесь. — И Марик жестом позвал меня. Мы зашли в ванную, он закрыл дверь и пустил на полную мощь воду. — Микрофоны, — тихо объяснил он.
И поведал, что они с женой хотят вернуться в Союз. У него работы нет, жена — кандидат наук, работает нянечкой в больнице, горшки выносит. Они подали в наше посольство заявление. И он просит, чтобы я поговорил с Ермашом (министр кинематографии) если будет запрос из посольства, чтобы ему дали положительную характеристику.
— Только, Георгий Николаевич, очень прошу, никому из наших об этом ни слова, донесут, и жену с работы выгонят.
— Не скажу, — пообещал я.
Вернулись в комнату. Марик еще раз набрал устроителей — ответа не было.
— Ну ладно, Георгий Николаевич, я пойду, мне ребенка надо из школы забрать, — сказал Марик. — Если что — звоните. Дядя моей жены адвокат, по-русски говорит. — И Марик ушел.
Что делать? В Москву звонить? Разница с Москвой одиннадцать часов, там сейчас уже вечер. Позвонил Сизову домой, рассказал о статье в газете и о том, что Сидоров и Юренев исчезли.
— Может, они в аварию попали, ты в полицию звонил?
— Звонил, нет никаких сведений.
— В наше консульство в Сан-Франциско обратись. Телефон у тебя есть?
— Звонил я туда! Бесполезно! Николай Трофимыч, мне тут знающие люди говорят, что консула и Сидорова выслали, а Юренева, скорее всего, арестовали.
— Кто эти знающие люди?
— Наши, бывшие. Говорят, арестуют и меня…
— Нашел, кого слушать! Ты доску получил?
— Нет.
— Доску надо обязательно получить. И не паникуй. Разберемся. — И Сизов повесил трубку.
Походил по комнате, посмотрел в окно. Там Америка, жевательная резинка, где-то доски с голыми мужиками выдают… «Эх, надо было у Марика про номинацию спросить, хотя хрен с ней, с доской, сами меня найдут». Сел в кресло, стал читать статью, поискал. Сидорова в статье не упоминали. Взял карманный словарь и начал переводить, что-то было про железный занавес, узников совести, психушки. На «отсутствии в Советах свободы слова» я заснул. И приснилось мне, что я бегу с доской, на которой нарисован голый лысый мужик, а за мной, как за Евгением в «Медном Всаднике», «с тяжелым топотом» гонится тот самый голый мужик — бронзовый «Оскар», только в темных зеркальных очках и с колуном. Я упал. Он выхватил у меня доску со своим изображением, поставил ее и начал остервенело рубить.
Проснулся от грохота. Стучали в дверь. Открыл. Там стоял Сидоров.
— Фу! Наконец-то! А где Ростислав Николаевич?!
— На вручении номинации. — Сидоров вошел в номер, огляделся. — Георгий Николаевич, вы почему к телефону не подходите?!
— Никто не звонил! Ни вчера, ни сегодня! Я уже черт-те что думал!
— Об этом я, кажется, догадываюсь. Мы звонили, и не раз! Там банкет был, хотели вас позвать. Трубку не берете — решили, выпили рюмочку, другую, третью и заснули.
— Я не пил, даже не ел! Вас ждал!
— Вы телефонным аппаратом пользовались?
— Пользовался.
— Эту кнопку нажимали?
— Я все нажимал.
— Георгий Николаевич, вы звонок отключили. Я вас прошу, больше эту кнопку не трогайте. И еще, почему вы решили, что вас хотят арестовать? Какие на то основания?
Я рассказал о статье и о разговоре со знающим человеком.
— И все?!
— Все.
Он сказал, что такие статьи по три раза в месяц печатают.
— В Москву вы кому звонили, Георгий Николаевич? — тихо спросил он.
— Сизову, директору «Мосфильма».
— Энергичный, видно, товарищ. Всех на уши поставил. — Он подошел к телефону, набрал номер и доложил:
— Звоню из номера Данелии, он чувствует себя хорошо, всем передает привет. — И Сидоров положил трубку. Тут же зазвонил телефон. Портье сообщил, что ко мне пришли гости. Через какое-то время в номер вошли Ростислав Николаевич Юренев и классик американского кино, кинорежиссер Рубен Мамулян. Юренев держал в руках ту самую доску с голым лысым мужиком, которую мне поручили привезти. А Рубен вручил мне билеты на церемонию «Оскара» и приглашение на прием. «Оскар» получил, на приеме был.
Между прочим. Ручку с американской красавицей, которую мне подарил Марик, я уступил инспектору ГАИ в Москве, когда пересек сплошную линию.
Волна, которую после моего звонка поднял Сизов, не прошла бесследно. Механизм сработал, и через какое-то время наши выдворили двух сотрудников американского консульства в Ленинграде. В ответ американцы выдворили консула в Сан-Франциско, а вдобавок и его помощника Сидорова! В ответ наши выдворили американского консула, советника посла и значительно увеличили поставку оружия в африканские страны. В ответ американцы послали авианосец в Босфор, удвоили количество военных баз в Исландии, Норвегии и Дании и не впустили на гастроли в Америку советскую прима-балерину. В ответ наши посадили двух диссидентов, привели в готовность стратегические ракеты и намекнули: «Нажмем на кнопочку!» Страшно подумать, чем это могло кончиться, если бы не случилась срочная встреча в верхах. Генеральный секретарь Леонид Брежнев и американский президент Джимми Картер встретились в Вене, подписали договор ОСВ-2[5] и о чем-то побеседовали, после чего началось заметное потепление. Американцы разрешили вернуться в Сан-Франциско консулу и Сидорову и выдали въездную визу прима-балерине. Наши разрешили вернуться всем, кого выслали, и выпустили на волю диссидентов (временно). Долго гадали журналисты, о чем же беседовали на той встрече генеральный секретарь и американский президент. Как и в чем пришли они к консенсусу? Много было предположений, но точно никто не знал и не знает до сих пор. А я знаю. Один хорошо информированный источник, который по должности был допущен к стенограмме этого разговора, пересказал ее мне. Он был мой должник, в свое время в Ростове я вызволил его из вытрезвителя, но взял с меня слово, что я обнародую этот текст не раньше чем через двадцать пять лет. Прошло тридцать восемь. Читайте.
ФРАГМЕНТ БЕСЕДЫ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР ТОВАРИЩА ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА БРЕЖНЕВА С ПРЕЗИДЕНТОМ США ДЖИММИ КАРТЕРОМ (Запись по памяти)
БРЕЖНЕВ (по-свойски): Да ладно тебе, Джимми! Я здесь ни при чем! Всю эту кашу заварил режиссер Данелия, это он тогда кнопки на телефоне перепутал.
КАРТЕР (сухо): Вам хорошо бесплатно кнопки нажимать, а у меня военный бюджет трещит! 2 миллиарда 787 миллионов псу под хвост! Что я Сенату скажу?!
БРЕЖНЕВ: Извини, Джимми, но деньги я тебе не верну, это не в наших традициях. Если хочешь, мы применим к этому Данелия санкции.
КАРТЕР: Какие?
БРЕЖНЕВ (решительно): Из очереди на машину вычеркнем на (непечатное слово)!
КАРТЕР (подумав): Нет. Это слишком жестко! В очереди на машину вы его оставьте. Пусть ездит! Господь ему судья! Но только обещай, что больше этого артиста за «Оскарами» вы не пришлете.
БРЕЖНЕВ: Обещаю.
КАРТЕР: Побожись!
БРЕЖНЕВ (твердо): (Не печатное слово) буду!
КАРТЕР: Кем будешь? Извини, не понял?
БРЕЖНЕВ (тяжело вздохнув): Ладно, Джим, слово коммуниста!
Картер поверил, и они ударили по рукам.
За подлинность этого текста я не отвечаю, сам его не читал. Одно могу сказать точно: из очереди на машину «Волга» меня не вычеркнули и за досками в Америку больше не посылали.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.