ЗУБ ВЕРБЛЮДА
ЗУБ ВЕРБЛЮДА
Я уже писал, что переводчиком на этом фильме со мной работал Зураб Качкачишвили. Зураб свободно говорил по-французски, по-грузински, по-английски, по-русски, на иврите и арабском. Переводил он идеально, но был у него и недостаток.
Съемочная площадка. Репетирую с актерами. Зураб переводит. Отвлекся. Нет Зураба.
— Зураб! Где Зураб?!
— Только что здесь стоял.
— Зураб! — вызывают его по рации.
— Бегу, Георгий Николаевич!
В тот день настраивались на съемку эпизода «Мераб прощается с Джейн» (Джейн играла израильская актриса Шэрон Брэндон). Юсов ставит свет. Механики укладывают рельсы. Саша Кляйн руководит массовкой. Я репетирую с актерами. Зураб переводит.
Подошел к Юсову, посмотрел в объектив. Обернулся — нет Зураба.
— Зураб! Где Зураб?!
— Только что здесь был, — сказала французская практикантка Софи.
— Георгий Николаевич, посмотрите, — Саша Кляйн показал мне наручники, которые принес реквизитор Моня для эпизода «Мераб приковался к ручке «Мерседеса» голландского консула».
— Подойдут или другие искать?
— Подойдут. Появился Зураб.
— Я здесь, Георгий Николаевич. Что надо?
— Зураб, для интенсификации производства фильма надо тебя этими наручниками к Георгию Николаевичу приковать, — сказал Саша Кляйн, — всегда будешь рядом, когда нужен.
— С превеликим удовольствием! Не будете гонять меня по всему Израилю с поручениями!
— Вот и прикуйся! Георгий Николаевич, не возражаете?
— Это моя мечта! — сказал я.
Так мы с Зурабом оказались «скованными одной цепью».
Репетируем. Подошел Гена Давыдов.
— Приковали? — весело спросил он. — Правильное решение. Зураб, там тебя спрашивают.
— Маленький в кипе?
— Маленький в кипе.
— После съемки пусть приходит, — сказал я. — Так, пошли актеры. Пошел Жерар! Стоп! Еще раз, пожалуйста.
— Георгий Николаевич, это за лекарством, — сказал Зураб. — Сейчас я тебе его дам, Гена, а ты передай, пожалуйста. Руку чуть-чуть опустите, Георгий Николаевич, я в карман не могу залезть, — Зураб достал из кармана маленький пузырек. — Гена, вот капли Вотчала (были такие советские капли, популярные среди выходцев из Союза). — Скажи, по двадцать капель три раза в день.
Гена взял пузырек и ушел. Снимаем. Появилась Нина Мамиконовна Тер-Осипян. В белых кожаных джинсах и в красной бейсболке. Скромно стоит в сторонке. Сняли два дубля. Меняем точку.
— Георгий Николаевич, отстегните меня на пять минут, пожалуйста, — сказал Зураб. — Я обещал помочь Мамиконовне мячики для бадминтона купить.
— В рабочее время?
— Завтра она улетает!
— Саша, отстегни Зураба.
— До обеда, господа, вы неразлучны. Ключ у Мони. А Моня уехал к Саше Хайту (Саша Хайт в городке Ашдод готовил завтрашний объект), — сказал Саша Кляйн.
— Далеко магазин? — спросил я Зураба.
— Да здесь рядом.
— Вы сами хотите пойти?! Ни в коем случае! — запротестовала Мамиконовна.
— Нина Мамиконовна, пять минут у Георгия Николаевича есть, — сказал Юсов. — Мы диг будем ставить. Иди, Гия.
И мы быстро пошли. Без привычки идти прикованным было не очень удобно.
— Георгий Николаевич, вы так рукой не размахивайте, Зурику больно! — сказала Мамиконовна.
— Стараюсь.
— Георгий Николаевич, извините, пожалуйста, мы вас обманули. Мячики для племянника мы еще вчера купили. А сегодня он обещал мне шекели на доллары поменять. Не хотел об этом при всех говорить, — сказал Зураб.
В то время в Тель-Авиве менялы обменивали шекели на доллары и доллары на шекели прямо на улице, почти открыто. В банке курс был намного ниже. Наш меняла, небритый пожилой мужчина в черной кепке с большим козырьком, какие в сороковых носили в Грузии, стоял возле газетного киоска.
Подошли, Зураб представил меня и Мамиконовну. Сказал, что мы люди в своей стране очень известные. Говорили по-грузински. Меняла сказал, что ему очень приятно иметь дело с такими клиентами. Сам он был из Кутаиси, звали его Иосиф.
— А правда, что Горбачев приказал все виноградники вырубить? — спросил меняла.
— Не слышали о таком приказе.
— Что он говорит? — спросила Нина Мамиконовна.
— Дорогая, я говорю, что поменяю вам по самому выгодному курсу, — сказал меняла по-русски. — Но если у вас большая сумма, надо будет поехать в другое место.
— Сумма не очень большая. Главное, чтобы фальшивых не было, — попросила Мамиконовна.
— Фальшивых, дорогая, у меня не бывает! Для вас персонально, я на каждой стодолларовой купюре свою подпись поставлю.
Мамиконовна открыла сумочку, достала деньги и протянула их меняле.
— Вот. Здесь тридцать четыре шекеля!
— Это все?
— Да, меняю все, — сказала Мамиконовна.
— Тридцать четыре шекеля — это двадцать семь долларов, — подсчитал меняла. Он взял у Мамиконовны шекели и протянул три купюры по десять. — Здесь тридцать долларов. У вас три найдется?
— Найдется, — сказал я. — Зураб, чуть-чуть руку опусти, — я полез в задний карман за бумажником.
До этого мы с Зурабом стояли так, чтобы меняле не видно было наручников. А тут он увидел. Посмотрел на наручники, на меня, на Зураба, на Мамиконовну, развернулся и пошел прочь. Мы — за ним.
— Подождите! Куда вы?! Вот ваши три доллара, возьмите!
— Пешкеш[3], — не оглядываясь, сказал меняла, прибавил шагу и скрылся за углом.
— Он подумал, что мы сбежавшие бандиты! Нельзя так ходить, — сказала Мамиконовна. — Георгий Николаевич, давайте найдем какого-нибудь кузнеца, и он вас раскует.
— Некогда, Нина Мамиконовна, — сказал Зураб. — График нарушим!
Мимо ехало такси, я поднял руку:
— Такси!
— Вай! — простонал Зураб.
— Очень больно, Зурик? — спросила его Мамиконовна.
— Совсем не больно, Нина Мамиконовна. Видите — даже не покраснело, — сказал Зураб.
Такси остановилось.
— Зурик, спроси у таксиста, до Ашдода, туда и обратно, тридцать долларов хватит? Я ключ у Мони возьму и привезу.
— Вы их не найдете, — сказал я. — Это не в самом Ашдоде, а в окрестностях, как доехать, мы не знаем.
— Не нравится мне это все, — покачала головой Мамиконовна. — Георгий Николаевич, я вас очень прошу, вы на Зурика не сердитесь, пожалуйста, — попросила она на прощание. — Он мальчик отзывчивый! Всем всегда помогает!
— Не буду, Нина Мамиконовна.
Мы дали таксисту деньги и отправили Мамиконовну в гостиницу. А сами поспешили на площадку.
— Георгий Николаевич, не успел сказать, сегодня вечером мы идем на свадьбу. Морис пригласил. Он там поет.
— Не идем, Зураб. Вечером снимаем.
— Как?! Гамлет же телеграмму прислал, что не прилетит. (Гамлета играл американский актер.) Я Морису позвонил, сказал, что мы свободны. Подумал, наконец-то французы грузинскую свадьбу увидят!
— Если бы ты не исчезал, ты бы знал, что Саша Кляйн назначил на сегодня освоение ресторана.
— Надо срочно Морису звонить, предупредить.
Между прочим. Морис Джанашвили — знаменитый эстрадный певец. И было время, когда я предлагал его на роль Мераба. Константин не согласился.
Быстро перешли на другую сторону улицы к телефону-автомату. Свободной рукой Зураб опустил монетку.
— Георгий Николаевич, руку поднимите, — Зураб быстро набрал номер. — Мориса позовите, пожалуйста. Жду.
К нам подошел патлатый малый в мятых шортах и спросил меня по-английски:
— Вы русский кинорежиссер?
— Да.
— А это зачем? — он показал на браслеты. — Любовь?
— Нет, субординация.
— Не понял.
— Приказ Михаила Горбачева. Каждого выдающегося переводчика приковывать к шефу наручниками, — сказал Зураб.
— Зачем?
— Для интенсификации… Алло, Морис! — закричал Зураб в трубку. — Мы не придем. Кляйн, оказывается, съемку назначил! Извини, не могу говорить! — Зураб повесил трубку. — Все!
Мы быстро пошли. Малый увязался за нами.
— Извините, господа, а как этот приказ можно соотнести с вашей перестройкой и демократизацией? — спросил он.
— Никак. Извините, нам некогда, — сказал я. Малый отстал, а мы быстро, почти бегом вернулись на площадку.
— Хорошие у тебя «пять минут», Зураб, — упрекнул Саша Кляйн.
— Все готово, — сказал Юсов. — Можно снимать. Я взял мегафон:
— Приготовились к репетиции!..
— Мистер Зураб, — загремело из динамика по-английски, — подойдите к тонвагену, Париж на связи!
«Тьфу, черт!» Пошли к тонвагену. Зураб взял трубку. Звонил Константин из Парижа.
— Сейчас спрошу. Георгий Николаевич, он просит встретить в аэропорту его подругу.
— Дай трубку. Константин, это Гия. Может быть, кто-то другой встретит твою подругу?
— Гия, я прошу. Это Анжела. Застенчивое, робкое существо, а Зураба она знает.
— Ладно, встретит.
— Гия, еще раз дай Зураба, пожалуйста.
— Не дам, некогда!
— Очень прошу.
— На, только коротко, — я передал трубку Зурабу.
— Да?…Когда, завтра? Хорошо, — сказал Зураб.
— Что он хочет?
— Да так, мелочи…
Когда вышли, возле тонвагена нас ждали Катя Шишлина, Ира Фандера и сурового вида высокий араб в платке.
— Георгий Николаевич, извините, у нас к Зурабу вопрос, можно? — обратилась ко мне Катя.
— Нельзя. У нас сейчас съемка. Вернулись на площадку. Я взял мегафон.
— Полная тишина на площадке! Генеральная репетиция. Начали!
«Джейн, хватит за мной ходить…» — начал свой текст Жерар.
К Саше Кляйну подбежала израильская ассистентка Эсфирь и что-то зашептала ему на ухо.
— Ну, это уже совсем! — подумал я. И объявил в мегафон:
— Стоп! Жерар, замолчи! Мешаешь госпоже Эсфирь на ушко господину Кляйну шептать! Все, Эсфирь, мы создали все условия, не отвлекайся, продолжай!..
— Георгий Николаевич, ЧП! — взволнованно сообщил Саша Кляйн. — Только что по радио передали, что советский режиссер Данелия по личному приказу Горбачева ходит по Тель-Авиву прикованный полицейскими наручниками к агенту КГБ!
— Доигрались, — сказал Юсов.
— А еще сказали, — продолжила Эсфирь — что господин Данелия заявил, что в стране при Горби стало хуже, чем при Сталине.
Пауза.
— Это арабы! — сказал механик Алик.
— Что арабы?
— Арабы эту передачу организовали, чтобы вашу картину прихлопнуть! Давно об этом мечтают.
— Алик, это не арабы. Это я глупо пошутил, — сознался Зураб.
— Ты? Зачем?
— А кто знал, что этот кретин корреспондент?
— Эсфирь, какое радио это передавало? — спросил Саша Кляйн.
— Местное, — сказала Эсфирь.
— Тогда не так страшно. Георгий Николаевич, это радио никто не слушает, — сказал он.
— Кто надо слушает, — сказал Юсов. Пауза.
— Мисс Катя, извините, — по-английски сказал суровый араб, — я больше ждать не могу, у меня дела.
— Георгий Николаевич, понимаю, что не вовремя, но Максуд-Баба уйдет. Зураб, вот, — Катя показала Зурабу предмет в серебряной оправе, — талисман, зуб верблюда. От злых духов защищает.
— Сколько? — спросил по-английски Зураб.
— Двести шекелей, — мрачно ответил Максуд-Баба.
— Дорого, — сказал Зураб.
— Мужскую силу дает. Жены и не жены всегда довольны!
— Ну как, Зураб, берем? — спросила Катя.
— Георгий Николаевич, а как вы думаете? — обратился ко мне Зураб.
— Зураб, с того момента, как мы приковались, прошел всего час. За это время мы занимались каплями Вотчала, менялой из Кутаиси, французами для свадьбы, подругой Александрова и организовали эту идиотскую передачу на радио! А теперь остановили съемку и решаем, брать зуб для импотентов или не брать!
— Гия, не кипятись! Ребята тебе на день рождения подарок выбирают, — сказал Вадим Юсов.
— Ну, вот… не будет теперь сюрприза, — огорчилась Катя.
— Сто девяносто три шекеля — последняя цена, — сказал Максуд-Баба.
— Сто пятьдесят, — твердо сказал Зураб.
После обеда приехал реквизитор Моня и снял с нас наручники. Потом приехал Шпильман, исполнительный продюсер с израильской стороны, и сказал мне:
— Господин Данелия, я понимаю, очевидно, дома вы привыкли так работать, но Израиль — демократическая страна, у нас все обязаны соблюдать Женевскую конвенцию по правам человека.
— Хорошо. Ладно. Больше не буду.
И Шпильман уехал. Потом на площадку приезжали фотокорреспонденты и разочарованные уезжали, а вечером позвонил Сеня Черток (кинокритик, уехавший в Израиль) и спросил:
— Гия, я знаком с их главным редактором. Хочешь, попытаемся дать опровержение?
— Спасибо, не надо! Еще больше внимания привлечем.
На следующий день на площадку приехал советский дипломат Александр Оня (фамилия и имя условные). Он отвел меня в сторонку и спросил, что за треп про наручники.
— Просто дурака валяли, — ответил я.
— Я так и сообщил, что это фантазии желтой прессы.
Несколько дней мы ждали реакции. Реакции не было, и мы поняли, пронесло! Спасибо Александру.
Между прочим. В то время дипломатических отношений с Израилем не было, но группа израильских дипломатов работала в голландском посольстве в Москве, точно так же на территории финского посольства работали советские дипломаты в Иерусалиме. Отношения у нас с ними были прекрасные, они нам много помогали.
Когда закончился съемочный период, Саша Хайт стал вице-президентом Фонда детского кино Ролана Быкова, а Зураб стал вторым режиссером на этой картине и прекрасно организовал монтажно-тонировочный период.
А через много лет мы с Зурабом снова встретились. Я попросил его быть моим переводчиком, когда был членом жюри фестиваля телевизионных фильмов в Монте-Карло. На этом фестивале кинокритик из Израиля спросил:
— В свое время слышал, что во время съемок в Тель-Авиве вы наручниками приковали к себе переводчика. Господин Качкачишвили тот переводчик?
— Тот…
— Здесь бы ему тоже наручники не помешали. Нам еще повезло, что вы по-английски понимаете.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.