Вектор власти

Вектор власти

Если хочешь нажить врагов — попробуй что-нибудь изменить.

Вудро Вильсон, президент США

Историк Юрий Жуков — один из «ревизионистов» сразу всех общепринятых взглядов на события в СССР. В одном из своих интервью [Сабов А. Жупел Сталина. Интервью с Ю. Жуковым. // Комсомольская правда. 2002. 5-21 ноября. ] он выстроил четкую схему: что собой представляла власть в СССР, из кого состояла и куда стремилась. Сказано все это настолько хорошо, что перетолковывать его своими словами нет ни малейшей необходимости. Итак, в качестве небольшого «внутреннего предисловия» слово Юрию Жукову…

«Корр. Скажите, чем все-таки был обусловлен приход Сталина к власти? Ведь его не хотела партия, не хотел Ленин. На ком сам Ленин остановил свой выбор?

Ю. Жуков. Однозначно — на Троцком. Троцкий, Зиновьев, Бухарин — вот были три наиболее реальных претендента занять то положение в стране, которое номинально еще занимал Ленин… И Троцкий, и Зиновьев, и Бухарин состязались друг с другом фактически на одной идейной платформе, хотя и разделились на левое и правое крыло. Первые двое были леворадикалами, или, говоря нынешним языком, левыми экстремистами, тогда как Бухарин выглядел, да и был скорее праворадикалом. Все трое считали, что главная цель и Коминтерна, и ВКП(б), и Советского Союза — помочь в ближайшие годы организовать мировую революцию. Любым способом… Причем все это на фоне германской революции в октябре 1923 года, когда окончательно восторжествовала надежда на непобедимый союз промышленной Германии и аграрной России. Россия — это сырье и продукция сельского хозяйства. Германия — это промышленность. Противостоять такому революционному союзу не сможет никто…

— Поражение германской революции хоть сколько-нибудь отрезвило их?

— Нисколько. Еще и в 1934 году, уже устраненный из Коминтерна и со всех партийных постов, Зиновьев все равно продолжал упрямо доказывать, что не сегодня-завтра в Германии победит советская власть. Хотя там уже у власти был Гитлер. Это просто идефикс всего партийного руководства, начиная с Ленина. И кто бы из первой тройки претендентов ни победил в борьбе за освободившееся место вождя, в конечном счете это обернулось бы либо войной со всем миром, потому что Коминтерн и ВКП(б) продолжали бы организовывать одну революцию за другой, либо перешло бы к террористическим акциям типа «Аль-Каиды» и режима типа афганских талибов.

— Правые радикалы были в этом отношении все-таки умереннее?

— Бухарин, Томский, Рыков действительно придерживались несколько иной стратегии: да, мировая революция произойдет, но произойдет не завтра-послезавтра, а может быть, через пять — десять лет. И пока ее приходится ждать, Россия должна укреплять свою аграрную сущность. Промышленность развивать не надо: рано или поздно нам достанется промышленность Советской Германии. Отсюда идея быстрой и решительной коллективизации сельского хозяйства, которой оказались привержены и Бухарин, и Сталин [Это не значит, что их взгляды на промышленность были одинаковыми. В 1927 году стартовала первая пятилетка, основной упор в которой делался как раз на тяжелую индустрию. ]. И вот примерно с 1927 по 1930 год лидерство в нашей стране принадлежит этому дуумвирату. Троцкий и Зиновьев, поняв, что проигрывают, объединились и дали последний бой правому крену на съезде ВКП(б) в 1927 году. Но проиграли. И с этого момента лидерами становятся Бухарин и Сталин плюс Рыков и Томский.

Но именно в 1927 году Сталин начинает понимать то, что все еще не понимали бухаринцы. После неудачи революции в Китае — Кантонского восстания, — на которую возлагалось столько надежд, после провала революции в Европе до Сталина, до Молотова, еще до некоторых дошло, что надеяться на мировую революцию не то что в ближайшие годы, даже в ближайшие десятилетия вряд ли следует. Тогда-то и возникает курс на индустриализацию страны, которого Бухарин не принял. Давайте рассудим сами, кто в этом споре был прав. Россия убирала хлеб косами, которые покупала у Германии. Мы уже строили Турксиб, вторую колею Транссибирской магистрали — а рельсы покупали в Германии. Страна не производила ни электрических лампочек, ни термометров, ни даже красок. Первая карандашная фабрика в нашей стране, прежде чем ей присвоили имя Сакко и Ванцетти, называлась Хаммеровская. То есть по нынешним меркам это было что-то такое африканское. Потому и возникла идея индустриализации, чтобы обзавестись ну хотя бы самым минимумом того, что должна иметь каждая страна. На этой основе и произошел конфликт между Сталиным и Бухариным. И только с 1930-го по примерно 1932 год Сталин постепенно выходит на роль лидера, что, впрочем, еще далеко не очевидно. Вплоть до середины 1935 года все они говорят о центристской группе Сталин — Молотов — Каганович — Орджоникидзе — Ворошилов, причем само это определение, "центристская группа", в их устах звучит крайне презрительно.

— Мол, это уже никакие не революционеры?

— Подтекст совершенно ясный: изменники идеалам партии, предатели рабочего класса. Вот эта пятерка постепенно и пришла к выводу о том, что вслед за экономическим нужно решительно менять также политический курс страны. Тем более что в 30-е годы СССР вдруг оказался перед угрозой куда более серьезной изоляции, чем это было в 20-е, и поддержание старого курса могло бы эту угрозу только обострить.

— Получается, по-вашему, что приход Сталина к власти был едва ли не спасением для страны?

— Не только для страны, но и для мира. Радикальные левые бесспорно втянули бы СССР в кровопролитный конфликт с капиталистическими странами. А с этого момента мы перестали думать о мировой революции, о помощи революционерам Бразилии, Китая, стали больше думать о себе… Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе сумели понять, что мировая революция как конкретная цель — это утопия чистой воды и что нельзя эту утопию организовать насильно. Ведь не случайно «розовый» период в жизни нашей страны закончился вместе с приходом к власти нацистов в Германии. Не случайно именно тогда Сталин и начал свой "новый курс". Он тоже датируется очень точно: это конец 1933 года.

— Так это Гитлер подтолкнул Сталина к "новому курсу"?

— Совершенно верно. Я уже говорил, что свою главную надежду на продолжение мировой революции большевики всегда ввязывали с Германией. И когда к власти там пришли нацисты, первое время царила всеобщая уверенность, что ответом будет широкое массовое движение, которое свергнет этот режим и установит там Советскую власть. Но проходит год, и ничего! Напротив, нацизм укрепляется. И в декабре 1933 года "узкое руководство", Политбюро, настояло на принятии решения, что Советский Союз готов "на известных условиях вступить в Лигу Наций". Условие, собственно, только одно: западные страны идут на заключение Восточного пакта — региональной системы антигерманских оборонительных договоров. Ведь Гитлер даже не считал нужным скрывать свою главную цель: Drang nach Osten! Лето 1934-го окончательно убедило Сталина в том, что другого пути избежать столкновения с Гитлером или выстоять в этом столкновении, кроме системы коллективной обороны, нет.

— А что произошло в то лето?

— "Ночь длинных ножей", когда были вырезаны Рем и другие вожди штурмовиков. Причем произошло это при молчаливой поддержке армии — рейхсвера, переименованного в 1935 году, после введения всеобщей воинской повинности, в вермахт. Итак, сначала рабочий класс Германии, вопреки убежденности большевиков, не только не выступил против Гитлера, но по большей части даже поддержал его приход к власти. Теперь его поддержала также армия в борьбе со штурмовиками. Тогда Сталин и понял, что угроза агрессии со стороны Германии более чем реальна.

— Давайте восстановим последовательность событий: Советский Союз вступил в Лигу Наций в сентябре 1934-го, но первое решение Политбюро на этот счет состоялось еще в декабре. Почему целых полгода ни партия, ни народ об этом вообще не информировались, почему и во внешней политике такие дворцовые тайны?

— Потому что это был весьма опасный ход. До сих пор и Коминтерн, и все коммунистические партии называли Лигу Наций орудием империализма. Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин обличат ее как средство угнетения колониальных и зависимых стран. Даже Сталин в 20-е годы единожды или дважды характеризовал Лигу Наций в том же духе. И вдруг все эти обвинения забыты, и мы садимся рядом с "угнетателями колониальных и зависимых стран". С точки зрения ортодоксального коммунизма как квалифицировать такой шаг? Не просто отход от марксизма, больше того — преступление.

Пойдем дальше. В конце 1934 года была заключена целая серия оборонительных антигерманских договоров — с Францией, Чехословакией, велись также переговоры с Великобританией. С точки зрения ортодоксального коммунизма, что это, как не возрождение пресловутой Антанты: Англия, Франция, Россия против Германии? Сталину постоянно приходилось считаться с латентной оппозицией, с возможностью ее мгновенной реакции.

— Каким образом и где могла проявиться эта реакция?

— На пленумах ЦК партии. С конца 1933 по лето 1937 года на любом пленуме Сталина могли обвинить, причем с точки зрения ортодоксального марксизма обвинить совершенно правильно, в ревизионизме и оппортунизме.

— Все же я повторю свой вопрос: в конце 1934-го по партии был нанесен первый удар, начались репрессии. Разве это могло произойти без ведома и участия Сталина?

— Конечно могло! Фракционная борьба в партии, мы об этом уже говорили, началась еще в 1923 году ввиду скорой кончины Ленина и с тех пор не стихала вплоть до зловещего 1937 года. И всякий раз победившая фракция вычищала представителей других фракций. Да, это были репрессии, но репрессии выборочные, или, как стало модно говорить после войны в Персидском заливе, точечные. Устранили от власти Троцкого — тут же начались репрессии против его наиболее активных сторонников и соратников. Но при этом примите к сведению: никаких арестов! Их просто снимали с высоких должностей в Москве и отправляли в Сибирь, Среднюю Азию, на Урал. Куда-нибудь в тьмутаракань. Отстранили Зиновьева — то же самое: его соратников снимают с высоких должностей, отправляют куда-то подальше, в Ташкент например. Вплоть до конца 1934 года это не выходило за рамки фракционной борьбы…

— В декабре 1934 года НКВД объявил, что в деле [Имеется в виду дело об убийстве Кирова. ] нет достаточных улик для предания суду Зиновьева и Каменева, а через три недели такие улики вдруг находятся. В результате одного приговорили к десяти, другого к пяти годам заключения в полит изоляторе, а еще через год, в 1936-м, обоим завязали глаза. Но ведь Сталин знал, что ни тот, ни другой к этому убийству не причастии!

— Знал. И все-таки с помощью НКВД решил устрашить оппозицию, которая все еще могла сорвать его планы. В этом смысле я не вижу большой разницы между Сталиным и, скажем, Иваном Грозным, который, повесив какого-нибудь строптивого боярина в проеме дверей его собственного дома, по два месяца не разрешал снимать труп, в назидание всем его близким.

— Иными словами, "новый курс" — любой ценой? Ну а если бы XVII съезд избрал лидером "любимца партии", допускаете ли вы, что…

— Не допускаю. Это еще одна легенда о Кирове, с которой нам предстоит расстаться, как пришлось расстаться с легендой о том, что он был убит по приказу Сталина. Брякнув эту чушь в своем секретном докладе XX съезду, Хрущев потом приказал почистить архивы так, что сегодня мы там сплошь и рядом наталкиваемся на записи: "Страницы изъяты". Навсегда! Безвозвратно! Еще и потому нет никаких оснований говорить о «вспышке» политического соперничества между Сталиным и Кировым, что бюллетени голосования на XVII съезде партии не сохранились. Однако в любом случае результаты голосования не могли повлиять на властное положение Сталина: ведь съезд избирал только Центральный Комитет, а уже члены ЦК на своем первом пленуме избирали Политбюро, Оргбюро и Секретариат.

— Тогда откуда же слухи о "соперничестве"?

— После XVII съезда Сталин отказался от титула "генерального секретаря" и стал просто "секретарем ЦК", одним из членов коллегиального руководства наравне со Ждановым, Кагановичем и Кировым. Сделано это было, повторяю, не вследствие перетягивания каната с кем бы то ни было из этой четверки, а по собственному решению, которое логично вытекаю из "нового курса". Вот и все! А нам десятилетиями внушали легенды…

— В чьих руках тогда были главные бразды правления — ЦИК или Политбюро?

— Однозначно не ответишь, эти два органа переплетались. Всего состоялось семь очередных съездов Советов, восьмой, чрезвычайный, был уже неурочный и последний. В периоды между съездами и призван был действовать Центральный исполнительный комитет — подобие парламента, куда входило около 300 человек. Но он почти не собирался в полном составе, постоянно функционировал лишь избранный им Президиум.

— Эти триста человек были хотя бы освобожденными работниками?

— Конечно нет. Они представляли как широкое, так и узкое руководство страны. Что касается Президиума ЦИК, то в него входили только члены Политбюро и Совнаркома. Уникальный парадокс советской системы управления тех лет состоял еще в том, что его сросшиеся ветви, а по сути одну-единственную ветвь власти от макушки до корней обсел партаппарат. Все это Сталин решил поломать…»

На этом пока прервем цитирования Юрия Жукова и переведем объектив на тот партаппарат, который «обсел» властные структуры. Поскольку он также был весьма и весьма специфичен.