228 Из письма в «Аллен энд Анвин» 24 января 1961

228 Из письма в «Аллен энд Анвин» 24 января 1961

Шведское издательство «Гебеш», публикующее книгу «Властелин Колец», усомнилось, включать ли в свое издание Приложения. Запросили мнение Толкина.

Я глубоко сочувствую любому иностранному издателю, у которого достанет авантюризма взяться за перевод моего труда. В конце концов, основной мой интерес в том, чтобы «переводиться» — финансовый, пока к основному тексту относятся с уважением. Так что даже если родительская чувствительность уязвлена, я постарался бы удержаться от слов и поступков, способных повредить хорошему бизнесу, — публикации в других странах. Кроме того, я должен также считаться с гг. «Аллен энд Анвин». Но вопрос Приложений заключает в себе и денежный аспект.

Не думаю, что Приложения придают произведению «научный» (?читай pedantisk{Педантский (шв.)}) вид, зато они играют ведущую роль в создании общего эффекта: как переводчик гг. «Гебеш» сам указал (назвав детализацию и документирование в качестве двух основных составляющих, производящих завораживающее ощущение исторической реальности). В любом случае покупатели т. iii предположительно уже заинтересованы: т. iii — не отдельная книга, которую приобретают исключительно ради ее собственных достоинств. Собственно говоря, анализ многих сотен писем доказывает, что Приложения сыграли немалую роль в том, чтобы доставить читателю удовольствие, превратить посетителей библиотек в покупателей (поскольку Приложения нужны как справочный материал) и создать спрос для следующей книги. Необходимо проводить четкое разграничение между вкусами рецензентов («профессорская причуда» и все такое) и читателей! Думаю, вкусы людей простых и бесхитростных (вроде меня самого) я понимаю неплохо. Однако я отлично сознаю проблему затрат и розничных цен. Есть цена, за пределы которой простые, бесхитростные люди выйти просто не могут, даже если бы и хотели…..

Не знаю, какова ситуация с продажей книги на английском языке в странах, где опубликован перевод. Полагаю, никаких препятствий, прямых или косвенных, к их приобретению не возникает, и в любом случае решительно настроенный покупатель может заказать их через книгопродавца. Наверняка спрос очень невелик…. и никакого финансового интереса не представляет. Но меня занимает сам факт. Оригинал — моя единственная защита от переводчиков. Я не в силах проконтролировать перевод такого большого текста, даже на те немногие языки, которые хоть сколько-то знаю; и тем не менее переводчики допускают ошибки самые странные. (Я бы ошибок тоже не избежал, работая, как они, под давлением, при крайне ограниченных сроках.)

Вот, скажем, доктор Ольмаркс[360], при том, что мне его хвалили за ум и находчивость, вполне способен создать, например, такое. Переводя т. i стр. 12 «башмаков они почти не носили, поскольку ступни их, с твердыми, загрубевшими подошвами, были покрыты густой вьющейся шерсткой, под стать их же шевелюре», он понял текст как: «…ступни их были с крепкими, перовыми{По всей вероятности, переводчик перепутал два слова: «leathery» («кожаный») и «feathery» («пернатый, покрытый перьями»).} подошвами, а сами они были покрыты густой вьющейся шерсткой…»; так он создает в своем Предисловии образ хоббитов, всю уличную одежду которых составляет спутанная шерсть, в то время как на ногах у них — надежные, набитые перьями подушечки-подошвы! Это вдвойне нелепо, поскольку фраза встречается в том же самом абзаце, где автор предполагает, что хоббиты списаны с жителей идиллической окраины Хедингтон.

Против биографической справки я не возражаю, если таковая желательна (голландцы обошлись без нее). Но она должна быть и корректной, и уместной. Боюсь, мне придется попросить позволения в будущем просматривать все писания такого рода, прежде чем они пойдут в печать. Или в качестве альтернативы я набросаю краткую автобиографию и выдам ее вам в качестве возможного раздаточного материала, на случай, если вдруг понадобится.

«Кто есть кто»{Ежегодный биографический справочник, издающийся с 1849 г. и содержащий в себе сведения главным образом о британских подданных.} в руках иностранцев, не знающих Англии, — источник ненадежный. На его основе Ольмаркс состряпал нелепейшую фантазию. Ольмаркс — человек до крайности тщеславный (как я выяснил по нашей с ним переписке), предпочитающий свой собственный вымысел фактам и весьма охотно претендующий на познания, которыми не обладает. Он, нимало не колеблясь, приписывает мне убеждения и мнения, от которых я открещиваюсь. Среди всего прочего — нелюбовь к Лидскому университету, потому что он, видите ли, «северный» и основан не раньше викторианских семидесятых. Эта вопиющая дерзость истине совершенно не соответствует. Если это дойдет до сведения Лидса (что, по счастью, маловероятно), придется мне заставить его извиниться.