Глава 16 Аварийная посадка

Глава 16

Аварийная посадка

Незадолго до нашего развода Элис рассказала мне о своей подруге Шерри, которая хочет купить кинотеатр. Настоящий, работающий кинотеатр. Это был кинотеатр Mayfair в Сан-Хосе. Элис считала, что я должен его купить, а я никогда не мог отказать Элис, если она чего-то хотела.

Так что я купил его.

Шерри и Элис состояли в организации «Восточная звезда». В нее входили женщины, имевшие родственные связи с франкмасонами. Элис проводила там много времени по вечерам. Чтобы чаще бывать с ней вместе, я решил сам стать масоном. Ведь масоны регулярно проводили совместные мероприятия с «Восточной звездой». Так что я отправился в масонскую ложу и много времени посвятил подготовке; спустя какое-то время и после трех крупных мероприятий я стал масоном третьего уровня. Так я смог проводить больше времени с Элис. Потом я стал служителем и так далее.

Должен сказать, что хотя я пожизненный масон, я совсем не похож на других масонов. Чтобы туда попасть, нужно говорить все эти слова о Боге, о Библии – разные слова, как будто взятые из конституции. И все эти ритуальные заявления ничего общего не имеют с тем, что я думаю на самом деле. Но я соблюдал эти ритуалы, причем тщательно. Если уж я за что-то берусь, то делаю это хорошо. И сделал я это только ради одного: чтобы чаще быть с Элис. Я хотел сохранить наш брак и даже готов был ради этого стать масоном. Вот каким я был человеком.

Так вот, когда наш брак уже трещал по швам, я стал масоном и купил кинотеатр. Управлять им должны были Шерри и ее парень Говард. Это с самого начала была их идея. Они обратились к Элис, а она – ко мне. И теперь кинотеатр был мой.

Mayfair находился в довольно бедном районе города. Нам пришлось выкрасить актовый зал в черный цвет, чтобы замазать граффити, и все равно потом на стенах появлялись надписи, только уже белого цвета. Ну, по крайней мере, мы могли отмыть стены.

Мне хотелось сотворить нечто удивительное. Я никогда не думал, что на кинотеатре можно заработать много денег, но хотел, чтобы он выглядел по-особенному, поэтому поставил удобные кресла и установил хорошую акустическую систему. В кинотеатре работали два человека, и однажды они соскребли со стены краску и обнаружили, что под ней скрывается прекрасная работа по дереву. И мы привели каких-то специалистов, которые отшлифовали стену и смогли восстановить оригинальный декор. Мне очень нравился этот кинотеатр.

Но потом мы с Элис развелись, и кинотеатр достался мне. Я отправлялся туда каждый день после работы. Я ехал туда, ставил компьютер, чтобы поработать, смотрел, что показывают в тот день, и здоровался со всеми. В кинотеатре работала веселая компания людей, это был совсем небольшой бизнес. Я очень любил смотреть, как они работают. Это был маленький кинотеатр, билеты стоили недорого. Зрителей приходило немного, и фильмы мы крутили довольно убогие. К примеру, «Пятница, 13-е» – наверное, самый популярный фильм, который к нам попал. И то мы заполучили его с большой задержкой после премьеры.

Да и вообще полный зал у нас был только на фильмах про банды, вроде «Воинов». И это было понятно, учитывая, в какой части города мы находились!

Я был одинок всего несколько недель, до того как пригласил на свидание Кэнди Кларк, которая стала потом моей второй женой. Мы были знакомы: как-то раз я купил пачку хороших билетов на фильм «Звездный путь» и предложил их сотрудникам Apple за полцены, а она попросила сразу несколько билетов, потому что у нее была куча братьев. Я подумал, что она очень мила, и пригласил ее сходить на один из тех малобюджетных фантастических фильмов, которые мы крутили. Кэнди согласилась. На следующий день мы устроили гонки на электромобилях на трассе «Малибу Гран-При» неподалеку от аэропорта Сан-Франциско, и я легко обошел ее.

Я считал ее чертовски красивой. Кэнди была блондинкой, среднего телосложения, и оказалось, что она олимпийская чемпионка по гребле на байдарках. (Это я выяснил, когда увидел ее фотографию с Рональдом Рейганом на стене ее квартиры после нашего второго свидания.) Она работала в Apple и готовила отчеты для менеджеров по базе данных.

Теперь у меня была девушка. Все произошло очень быстро.

* * *

И вскорости мы решили пожениться. У Кэнди был дядя в Сан-Диего, который делал украшения, и у меня появилась идея. Я сказал: давай сделаем мне кольцо с бриллиантом внутри, чтобы никто не мог его увидеть. Я считал, что это будет нечто особенное: о бриллианте знали бы только мы двое, а все остальные – нет.

Мы решили полететь на самолете, на моем «Бичкрафте» с v-образным оперением, который я купил за полгода до того, как получил лицензию пилота. По-моему, это самый прекрасный и необычный одномоторный самолет в мире. Это оригинальный самолет с уникальной формой хвоста, и я ужасно гордился, что летаю на нем. Художник Билл Келли, который делал рекламные материалы для Apple, раскрасил его в симпатичные золотисто-коричневые тона.

Впервые в жизни я смог взять на борт пассажира – Кэнди. Я отвез ее в Сан-Хосе однажды ночью, тогда шел дождь. Конечно, я никогда не летал по ночам, да еще и во время дождя. Но я решился, и мы вернулись назад в целости и сохранности. Наверное, это была моя лучшая посадка.

Но я все-таки не слишком задирал нос по поводу своих талантов летчика. Я знал, как составить план полета и как летать. Я знал, каким правилам нужно следовать. Но я был начинающим пилотом, в сущности стажером. Так или иначе, мы с Кэнди совершили несколько полетов на новом самолете, и однажды мы решили полететь в Сан-Диего, где дядя Кэнди мог изготовить то самое кольцо с бриллиантом внутри.

Мы с Кэнди вылетели из Сан-Хосе в маленький аэропорт в Скоттс-Вэлли, чтобы захватить брата Кэнди Джека и его девушку. Обычно я просто выруливаю, куда нужно, а потом взлетаю. И вот я разворачиваюсь, но вдруг замечаю, что проезд блокирует другой самолет, который просто встал на пути. Я думаю: здорово, просто здорово. Я даже выехать отсюда не могу.

Тогда я осмотрелся – кажется, мы просто развернули самолет, – и решил взлетать с какой-нибудь «левой» полосы. К тому моменту застрявшего самолета уже не было, и наконец я попал к началу дорожки. Я проделал все нужные процедуры перед взлетом, потянулся к рычагу управления – и знаете что?

Я помню, как тянулся к рычагу, и все. Я помню в мелких подробностях все, что происходило в аэропорту и вообще в тот день, – до этого самого момента. Но я не помню абсолютно ничего о том, что случилось позже. Вообще ничего. (Потом я подумал, что Кэнди, которая сидела впереди, могла случайно задеть панель управления, но мы так и не выяснили, что же вызвало аварию.)

Я проснулся в больнице – так мне сказали, – но лишь пять недель спустя я смог вспомнить, что попал в авиакатастрофу.

Мой друг Дэн Сокол потом рассказал, что увидел новости об аварии по ТВ. Он включил телевизор и вдруг краем уха услышал что-то о топ-менеджере компьютерной компании из Кремниевой долины, чей самолет упал в Скоттс-Вэлли. Он тут же обернулся и увидел двухсекундную запись, на которой виднелся мой перевернутый «Бичкрафт». Я рухнул на парковку ледового катка.

Сам я, как уже говорил, не помню совершенно ничего о происшедшем, не помню даже, как попал в больницу. У меня была травма головы! Дэн рассказал, что моя палата была полна игрушек и прочих подарков от сотрудников Apple. Самодельные открытки, открытки из магазина и еда из фастфуда. Но я ничего не помню об этом. Ни единой детали. Дэн даже рассказал, что я просил его тайно пронести молочный коктейль и пиццу, что ужасно похоже на меня. Так что я, по крайней мере, знаю, что действительно был там. К тому же есть фотографии, как я играю там в компьютерные игры – и это тоже в моем стиле, – но я ничего не помню. Совсем ничего.

Неделю или две спустя меня наконец выписали и отпустили домой. Полагаю, что я не вышел на работу в Apple, потому что каждый день принимал за выходной. Это единственное объяснение тому, что я не пошел в офис и даже не заметил, что моей собаки нет. (Пса отвезли в питомник.)

Несколько недель я провел в своем доме в Скоттс-Вэлли в странном, неполноценном состоянии. Потом мне рассказывали, что я выглядел заторможенным. Говорили, что я катался на мотоцикле, но окружающим приходилось давать мне указания. «Теперь давай сюда. Сейчас надо сделать то-то. А теперь вот это». Ясно, что я как-то функционировал, но практически ничего об этом не помню. Я жил причудливой полужизнью. Например, я не понимал, что мою собаку на пять недель забрали у меня. Казалось, будто все дни слились в один. В течение пяти недель я даже не понимал, что лишился зуба, хотя это был один из передних зубов! Как такое можно не заметить? Не знаю, просто не могу найти объяснение.

Гораздо позже я узнал, что Кэнди и ее брат тоже пострадали в аварии. Ей даже пришлось сделать пластическую операцию. Но я принял на себя самый сильный удар. Мое состояние называлось антероградной амнезией, хотя сначала врачи этого не поняли. Антероградная амнезия не приводит к потере прежних воспоминаний, но мешает формированию новых.

Сейчас мне кажется, что это было не так уж плохо, потому что мне не пришлось переживать эту катастрофу в своем сознании. Ее там не было и нет. Я прошел курс гипноза, чтобы попытаться выяснить, могу ли я вспомнить что-то о причинах аварии. Я правда очень хотел бы это понять. Но так ничего и не всплыло.

В течение этих пяти недель моей амнезии я помнил все, что было со мной до того. У меня сохранились все мои прежние навыки и воспоминания; я помню все это и сейчас. Но что я делал в эти пять недель – не помню.

А потом внезапно это прекратилось.

Самое-самое первое воспоминание после болезни – это то, что я как-то оказался в здании Apple и разговариваю с сотрудниками, с которыми вместе работал над «Макинтошем». Они рассказывают мне, как идет проект. Не помню, кто – кажется, это был Энди Херцфельд, дизайнер графического интерфейса «Макинтоша», – сказал что-то об авиакатастрофе. Авиакатастрофа? Как только он произнес эти слова, я вспомнил, что в моем сне было что-то об авиакатастрофе.

Тогда я сказал себе: о, да сейчас я просто сплю. А во сне я всегда могу сказать себе, что надо развернуться и пойти в другую сторону. Можно пойти куда угодно, и сон последует за тобой. Но в этот раз я подумал: нет, буду играть по правилам этого сна, буду дальше разговаривать с Энди. Так что я сел и поговорил с ним, и это мое первое воспоминание. Но оно было очень слабым.

Помню, что тем вечером мы с Кэнди отправились в кино, на фильм «Обыкновенные люди». Не помню ни одного момента из этого фильма – только то, что мы его смотрели. Потом мы вернулись домой и легли в постель. Я лежал на спине и думал: «Так я правда попал в катастрофу, о которой сегодня говорили и которая мне снилась, или нет?» У меня же не было никаких воспоминаний об аварии. А ведь такое должно запомниться, разве нет?

Возможно ли, что я попал в авиакатастрофу и не помню об этом?

Я повернулся к Кэнди и спросил: «Я попал в катастрофу или это был сон?»

Наверное, она подумала, что я шучу, потому что сказала: «Это был сон, Стив». Так она сказала. Что это был сон. Она не играла со мной в игры. Она просто не понимала, как так может быть: я не в курсе, что попал в аварию.

У меня в голове возникла дилемма: ведь я пытался доказать себе, что такое все-таки возможно.

И вот я сидел и думал, заставлю ли я кого-нибудь все-таки сказать, была катастрофа или нет. Видимо, если бы я в тот момент был поумнее, я бы посмотрел газеты или спросил еще кого-нибудь. Но это был первый раз, когда я всерьез задумался над тем, что мой самолет разбился, что это мне не приснилось.

Я сидел тем вечером и ощущал свое тело. И у меня не было переломов или других признаков того, что я попал в авиакатастрофу. Ха! Мне даже в голову не пришло обратить внимание на отсутствующий зуб!

Так что я думал и думал. Я пытался связать все воедино. Как понять, что чего-то не было? Я ведь помнил мельчайшие детали того дня, вплоть до момента, когда потянулся к рычагу, – но не мог вспомнить, что повернул его. И тут мне в голову пришел логичный аргумент. Постойте-ка: я не помню, как сажал самолет в Санта-Каталине. А если бы я его посадил, то не мог бы забыть этот момент.

И тут я осознал, что мой мозг ведет себя очень странно. Я понял, что действительно попал в авиакатастрофу, что это было реальностью. Я вздрогнул и тут же осознал, что реально все то, о чем я начал подозревать. Моя голова тут же принялась работать, вытягивать, выстраивать воспоминания, – я чувствовал это. Удивительно, что я мог чувствовать оба своих состояния. Я только что перешел из состояния, в котором у меня не возникало воспоминаний, к состоянию, в котором они стали возникать. Я пребывал в обоих состояниях одновременно, что было очень странно.

Потом я посмотрел на прикроватную тумбочку и увидел около сотни открыток, которые получил в больнице. Мне передавали наилучшие пожелания, желали поскорее поправиться и так далее. И я прочел их. Все они были от моих ближайших друзей и коллег.

О господи, ведь я даже и не думал, что они здесь.

Но я видел их каждый вечер. Потому что они и вправду были там всегда. И так я вышел из того странного состояния, в котором воспоминания не формировались. По крайней мере, такой вывод я сделал.

На следующий день мне позвонил отец и напомнил, что я должен прийти на прием к психологу, который со мной работал. Я ничего не помнил о том, что хожу на приемы. Но я поехал в Стэнфорд к этому психологу и возбужденно принялся объяснять ему, что у меня перестали возникать воспоминания и что я не помню катастрофу, но внезапно я вышел из этого состояния. Как будто в голове у меня что-то щелкнуло. Это было поразительно.

Представьте себе, он мне не поверил! Наверное, я был слишком возбужден, когда все это рассказывал. Он принялся убеждать меня, что я болен маниакально-депрессивным психозом. Я был ошеломлен. Я рассказал ему, что у меня не бывает резких подъемов и спадов настроения и что вообще я очень стабильная личность. Он сказал: «Ну, маниакально-депрессивный психоз обычно начинается ближе к тридцати годам». Мне было тридцать. Он интерпретировал мое возбуждение по поводу вернувшихся воспоминаний как маниакальный приступ. Ну и шарлатан.

И когда наконец амнезия прекратилась, я решил извлечь из этого выгоду. Мне нужно было закончить колледж, а не возвращаться сразу в Apple.

Я осознал, что прошло уже десять лет со времен третьего курса колледжа и что если я не вернусь сейчас и не закончу учебу, то не сделаю этого никогда. А это было для меня важно. Я хотел закончить университет.

И в любом случае я уже какое-то время не работал в Apple – пять недель, о которых я не знал, – и это облегчило мой выбор. Я подумал: жизнь коротка, верно? Я принял решение.

Я подал заявление, меня приняли, и я зарегистрировался под именем Рокки Раккун Кларк (Рокки Раккун было именем моей собаки, а Кларк – девичья фамилия моей невесты Кэнди).

И вскоре после того как я принял это решение, мы с Кэнди выбрали дату свадьбы: 13 июня 1981 года. Это была потрясающая вечеринка. Аэростат с названием Apple висел прямо перед домом родителей Кэнди. Праздник получился очень ярким. На приеме выступала знаменитая фолк-певица Эммили Харрис.

* * *

На следующий день после свадьбы я нашел квартиру в Беркли, чтобы подготовиться к четвертому году учебы. На выходные я планировал вернуться в дом у вершин гор Санта-Круз, который мы недавно купили. Он был изумителен. Настоящий замок, а не дом.

Дом продавался вместе с большим участком свободной земли, что было необычно. Я устроил там теннисные корты. А Кэнди превратила маленький пруд в небольшое симпатичное озерцо. Я купил и соседний участок; вместе получилось 26 акров. Это был рай. (Кэнди, теперь моя бывшая жена, все еще живет в этом раю.)

Кэнди осталась там и занималась домом, а я на неделе жил в университетской квартире в Беркли, в двух часах езды к северу. Это был прекрасный год и очень веселый. Поскольку я учился под именем Рокки Раккун Кларк, никто не знал, кто я такой. Я развлекался, изображая 19-летнего студента, а инженерные курсы были для меня проще некуда. Каждые выходные я возвращался домой, в свой замок.

Первым делом в Беркли я записался на инженерные курсы, чтобы получить-таки диплом, а также на курсы по психологии (для тех, кто специализировался на ней) и на два специальных курса по человеческой памяти. После аварии и амнезии меня очень интересовали эти странные аспекты памяти, и я хотел понять их глубже.

Что касается моего собственного состояния, то оно, как оказалось, было довольно неплохо изучено. Такое часто случается с людьми после автомобильных аварий и авиакатастроф, и его связывают с травмой участка мозга в области гиппокампа. Ситуация оказалась типичной, и моим врачам – особенно моему психологу – нет никакого оправдания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.