Ракеты в Европе
Ракеты в Европе
Когда здоровье Брежнева ухудшилось, внешнюю и военную политику страны стали определять министр обороны Дмитрий Устинов, председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Громыко. Их именовали «ореховой тройкой», потому что они собирались в ореховой комнате в Кремле, рядом с кабинетом генерального секретаря, и там все решали.
Как ни странно, власть триумвирата была хуже, чем единоличное правление Брежнева. Уверенный в себе лидер способен пойти на разумные уступки и компромиссы. А тут каждый из тройки стремился продемонстрировать свою непоколебимость, стойкость.
В начале 1980-х даже Громыко, сторонник разрядки, стал занимать все более жесткую позицию. Не потому что изменил взгляды, а потому что увидел: разрядка не в моде, Брежнев уходит, надо выдвигаться вперед, а на мирных предложениях уважения в партийном аппарате не заработаешь.
Советские войска ввели в Афганистан, когда Брежнев был уже сильно болен и оставался лишь номинальным главой государства. Если бы Леонид Ильич был в здравии, он, скорее всего, не позволил бы Андропову, Устинову и Громыко втянуть страну в афганскую авантюру. Как выразился Валентин Фалин, «все дела обделывались за спиной генерального». Точнее было бы сказать, что генеральный секретарь лишился способности трезво оценивать ситуацию. По словам Фалина, Леонид Ильич «переживал упадок разрядки, своего любимого внешнеполитического детища, но ничего поделать уже не мог. Если бы даже захотел».
Кровавая афганская кампания — на совести Андропова, Устинова и Громыко. За девять лет боевых действий советские войска потеряли около четырнадцати тысяч человек. Каждый год войны стоил нашей стране три миллиарда долларов.
Решение о вводе войск было принято в самом узком кругу 12 декабря 1979 года и оформлено решением политбюро № П 176/125.
Вот как выглядит этот документ, написанный от руки:
«К положению в А:
1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А.
Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.
Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро.
Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю. В., Устинова Д. Ф., Громыко А. А.
2. Поручить тт. Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф., Громыко А. А. информировать Политбюро ЦК о ходе исполнения намеченных мероприятий.
Секретарь ЦК
Л. И. Брежнев».
К решению приложена справка, написанная рукой Черненко после того, как Брежневу доложили о том, что власть в Афганистане перешла от Хафизуллы Амина к Бабраку Кармалю:
«26 декабря 1979 г. (на даче присутствовали тт. Брежнев Л. И., Устинов Д. Ф., Громыко А. А., Черненко К. У.) о ходе выполнения постановления ЦК КПСС № П 176/125 от 12 декабря 1979 года доложили тт. Устинов, Громыко, Андропов.
Тов. Брежнев Л. И. высказал ряд пожеланий, одобрив при этом план действий, намеченных товарищами на ближайшее время. Признано целесообразным, что в таком же составе и направлении доложенного плана действовать Комиссии Политбюро, тщательно продумывая каждый шаг своих действий…»
Удивленный Добрынин спросил министра иностранных дел:
— Зачем ввели войска в Афганистан, ведь крупно поссоримся с американцами?
Громыко успокоительно ответил:
— Это только на месяц, все сделаем и быстро уйдем.
Международные последствия ввода войск были для Советского Союза очень тяжелыми. Это одно из крупнейших поражений советской политики времен министерства Громыко.
23 июня 1980 года в Москве прошел пленум ЦК. Доклад «О международном положении и внешней политике Советского Союза» сделал Громыко. Брежнев выступил коротко. В постановлении пленума «О международном положении и внешней политике Советского Союза» записали:
«Пленум ЦК полностью одобряет принятые меры по оказанию всесторонней помощи Афганистану в деле отражения вооруженных нападений и вмешательства извне, цель которых задушить афганскую революцию и создать проимпериалистический плацдарм военной агрессии на южных границах СССР».
Новый американский президент Рональд Рейган, вступивший в должность в январе 1981 года, занял очень жесткую позицию, от которой в Москве отвыкли. Он назначил государственным секретарем генерала Александра Хейга, ушедшего в отставку с поста командующего войсками НАТО в Европе.
Москва откликнулась на первые шаги Рейгана и Хейга жесткой риторикой. Ответить американский президент не успел.
30 марта 1981 года Рональда Рейгана едва не убил некий Джон Хинкли, который хотел обратить на себя внимание актрисы Джоди Фостер, сыгравшей в знаменитом тогда фильме «Водитель такси». Хинкли выстрелил в Рейгана, когда президент вышел из отеля «Хилтон», где он выступал перед руководителями профсоюзов. Президент был серьезно ранен, пуля проникла в левое легкое. Но Рейган самостоятельно перешагнул порог больницы. Он даже не понял, что ранен. Он подумал, что ему просто сломали ребро, когда после выстрелов охранники с большой силой втолкнули его в машину.
Обращаясь к хирургам, готовившимся к операции, президент со свойственным ему юмором сказал:
— Надеюсь, вы все республиканцы.
Врач оценил мужество пациента, способного шутить в такой ситуации, и ответил:
— Господин президент, сегодня мы все республиканцы.
После операции, увидев возле своей кровати двух главных помощников, Рейган вновь пошутил:
— А кто же остался присматривать за лавкой?
Жене он ласково сказал:
— Дорогая, я забыл пригнуться.
Только после покушения, уже в апреле, Рейган подписал письмо, адресованное Брежневу. Это был ответ на резкое послание из Москвы:
«Дорогой господин президент!
Я сожалею, но все же не могу понять резкий тон Вашего последнего письма. Возможно ли, чтобы мы позволили идеологии, политическим и экономическим взглядам помешать нам решать реальные проблемы людей, которых мы представляем?
Станет ли средняя русская семья благополучнее от того, что ее правительство установило в Афганистане режим, который ему нравится?
В своем письме Вы намекаете, что такие действия стали необходимыми из-за территориальных претензий США, что мы вынашиваем империалистические планы, которые угрожают безопасности Вашей страны.
Для этого обвинения нет никаких оснований. Соединенные Штаты не пытались занять доминирующие позиции в мире даже тогда, когда могли сделать это без какого-либо риска для себя. Когда закончилась Вторая мировая война, США были единственной индустриальной державой, чья экономика не пострадала. Военная мощь США была абсолютной, мы одни имели совершенное оружие — атомную бомбу, которую могли доставить в любую точку мира. Если бы мы хотели доминировать в мире, кто бы мог помешать нам?
Но Соединенные Штаты выбрали другое решение, уникальное в истории человечества. Мы использовали свою силу, чтобы восстановить разрушенную войной экономику других стран, в том числе тех, которые были нашими врагами.
Около десяти лет назад, господин президент, Вы и я встретились в Калифорнии. В то время я был губернатором штата, а Вы вели переговоры с президентом Никсоном.
Те переговоры поразили воображение всего мира.
Когда мы встретились, я спросил, понимаете ли Вы, что надежды миллионов и миллионов людей во всем мире связаны с решениями, которые принимаются на этих переговорах.
Вы пожали мне руку и ответили, что понимаете это и готовы отдать все силы для того, чтобы эти надежды и мечты воплотились в жизнь.
Люди всего мира до сих пор питают эти надежды. Люди во всем мире, несмотря на расовые и национальные различия, имеют очень много общего. Они хотят, чтобы их судьба зависела от них одних. Они хотят выбирать себе работу и получать справедливое вознаграждение. Они хотят добиться мира для своих семей, не нанося вреда другим. Правительство существует для них, но не наоборот.
Господин президент, разве мы не должны пытаться устранить препятствия, которые мешают нашим народам достичь этих простых целей?
Рональд Рейган».
Если бы весной 1981 года Леонид Ильич уже не был так плох, он, возможно, сумел бы поладить с Рональдом Рейганом. Но генерального секретаря уже почти ничего не интересовало.
Помимо Афганистана причиной серьезного кризиса в отношениях между Востоком и Западом стали новые советские ракеты средней дальности.
В 1981 году в Советском Союзе на вооружение был принят мобильный ракетный комплекс с двуступенчатой баллистической ракетой средней дальности РСД-10 «Пионер». Натовцы назвали новую ракету Сс-20. Она имела разделяющиеся головные части индивидуального наведения с тремя ядерными боезарядами. Дальность полета превышала пять тысяч километров.
Установка «Пионеров» вдоль западных границ СССР шла стремительными темпами. Американцы фиксировали, что каждую неделю появляются две новых ракеты. Всего было поставлено на вооружение шестьсот пятьдесят ракет. Появление такого количества современного ядерного оружия меняло баланс сил в Европе.
Военные хотели еще разместить «Пионеры» и на Чукотке, чтобы под ударом оказалась территория США. Но там вечная мерзлота, необжитая территория, и на такие непосильные для страны расходы руководство не пошло.
Советские ракеты средней дальности, нацеленные на Западную Европу, породили возмущение и страх. В Москве, писал академик Георгий Арбатов, началось ликование: вот какие мы сильные и умные, ущемили, напугали американцев и НАТО.
Канцлер ФРГ Гельмут Шмидт пытался объяснить советскому руководству, что оно играет в опасную игру:
— Целью ваших новых ракет может быть только наша страна, и я обязан что-то предпринять. Эти ракеты нарушают баланс сил в Европе. Если вы будете продолжать установку ракет, я потребую от американцев принять меры.
Шмидт был проездом в Москве и в аэропорту говорил об этом с Косыгиным и Громыко. Косыгин почувствовал, что канцлер настроен серьезно, и хотел продолжить беседу, но Громыко, который терпеть не мог Шмидта, свернул разговор.
Дело в том, что еще в 1975 году на встрече с Брежневым канцлер Шмидт иронически заметил:
— Советско-германские отношения развивались бы плодотворнее, если бы Громыко был гибче.
Брежнев в тот день чувствовал себя особенно усталым. Ему было не до шуток. Он ответил сухо:
— Громыко пользуется полным доверием советского руководства и выражает нашу позицию.
Присутствовавший на беседе министр иностранных дел запомнил неприятные слова немца. «До ухода с поста главы правительства ФРГ Шмидт не был прощен, — писал Валентин Фалин. — Громыко вел его по списку своих оскорбителей и предвзято воспринимал все, что исходило от канцлера».
Привело это к печальным последствиям.
В декабре 1979 года НАТО приняло решение разместить в Западой Европе 464 новые крылатые ракеты наземного базирования «Томагавк» и заменить 108 устаревших ракет «Першинг» модернизированными ракетами «Першинг-2», которые еще только дорабатывались. Но пока ракеты не были установлены, страны НАТО предложили Москве вступить в переговоры, чтобы сократить численность ядерного оружия в Европе.
Советские дипломаты пытались натравить общественное мнение Западной Европы на Соединенные Штаты. Говорили, что в случае войны Советскому Союзу придется, к сожалению, нанести удар по густонаселенной Европе, которая разрешает американцам размещать у себя новые ракеты.
Но эти угрозы только породили всплеск антисоветизма.
Гельмут Шмидт до последнего надеялся уговорить Москву что-то предпринять. Посол в ФРГ Фалин, со своей стороны, пытался убедить Брежнева в необходимости действовать. Генеральный секретарь отвечал:
— Валентин, ну что ты на меня наседаешь. Убеди Громыко. Фалин услышал за этим признание: разве ты не видишь, что «для них» я больше не авторитет?
Осенью 1981 года в Нью-Иорке с Громыко беседовал новый государственный секретарь Александр Хейг.
Хейг говорил потом, что Громыко обнаружил некое чувство юмора «с оттенком сарказма». На госсекретаря советский министр произвел впечатление «утомленного человека, которому на протяжении полувековой дипломатической деятельности приходилось сталкиваться со всеми проявлениями человеческого безрассудства и который знает, что так будет и впредь».
Посмотрев снизу вверх на присутствовавшего на переговорах американского посла в Москве Хартмана, отличавшего высоким ростом, Громыко весело заметил:
— Дома он кажется еще выше, чем в Москве. Хартман все растет и растет.
На что Хейг, указав на столь же высокого Добрынина, заметил, что по послам между двумя странами достигнут паритет.
В начале встречи, отметили американцы, Громыко выглядел бодрым и моложе своих лет, но к концу беседы казался постаревшим и утомленным. Все же ему было семьдесят два года. Он отер лоб рукой, явно чувствуя усталость и вместе с тем облегчение.
Президент Рейган предложил «нулевое решение»: Советский Союз убирает свои ракеты «Пионер», Соединенные Штаты отказываются от установки «Першингов» и «Томагавков».
Советские военные с негодованием отвергли это предложение. Начальник Генерального штаба маршал Сергей Федорович Ахромеев объяснил дипломату Юлию Александровичу Квицинскому, которому поручили заняться ракетной проблемой, что количество «Пионеров» будет увеличено. Кроме того, есть план развернуть еще несколько сотен оперативно-тактических ракет меньшей дальности.
Квицинский был поражен:
— Как же так? Только что в соответствии с директивами, одобренными политбюро, я заявлял, что количество ракет не увеличится, что их число надо заморозить.
— Тогда об этом нельзя было говорить, а сейчас нужно сказать, — равнодушно ответил маршал. — Сегодня скажите «да», а завтра — «нет». Мало ли чего вы там заявляете, вы же не Брежнев.
То есть Брежнев публично говорил, что установка новых ракет заморожена, вся пропагандистская машина приводилась в действие, чтобы доказать миролюбие Советского Союза, а военные лихорадочно наращивали ядерный потенциал в Европе.
Ахромеев показал Квицинскому карту объектов НАТО в Европе, по которым должен быть нанесен ядерный удар; на ней значилось более девятисот целей. На каждую цель для верности было наведено несколько ядерных боезарядов.
Через несколько лет, став генеральным секретарем, Горбачев потребовал от Министерства обороны представить данные о том, сколько именно ракет средней дальности находится на боевых позициях и сколько лежит на складах. Оказалось, что точных данных ни у кого нет, рассказывал Леонид Замятин, руководивший тогда отделом внешнеполитической пропаганды ЦК.
Горбачеву объяснили, как шел процесс установки ракет. Приходил министр обороны Устинов к Брежневу:
— Леня, надо на этом вот направлении поставить еще десяток-другой ракет с ядерными боеголовками.
Брежнев, не заглядывая в поданные ему бумаги, переспрашивал:
— А что, действительно надо?
— Надо. Пусть чувствуют нашу мощь!
И Брежнев подписывал решение о развертывании дополнительного количества ракет…
Это, конечно, несколько утрированное изображение процесса принятия решений в советском политическом механизме. Но правда состояла в том, что при Брежневе военные действительно получали почти все, чего требовали.
Нежелание спорить с военными привело к тому, что в Западной Европе появились новые американские ракеты. Это поставило Советский Союз в весьма невыгодное положение, усилило ощущение уязвимости. Иначе говоря, установка огромного количества «Пионеров» не только не укрепила безопасность страны, а, напротив, подорвала ее.
Советская внешняя политика последних лет — когда Брежнев уже не мог ни в чем участвовать — производила впечатление непредсказуемой и непродуманной. Излишняя, ненужная жесткость свидетельствовала об отсутствии уверенности в себе. Внешняя политика государства оказалась почти полностью подчиненной ведомственным интересам Министерства обороны и военно-промышленного комплекса.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.