Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796)

Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796)

По преданию, он был внебрачным сыном Петра I. Царь, устроивший свадьбу своего денщика Александра Ивановича Румянцева, будущего генерал-аншефа, со своей же легкомысленной любовницей графиней Марией Андреевной Матвеевой, и после этого брака выказывал к ней большое расположение.

Так или иначе, но Петр Александрович и впрямь походил на первого русского императора как статью, так и многими личными качествами. Они оба отличались талантами правителя и полководца, личной храбростью и жаждой познания. Подобно Петру, Румянцев, отдавая должное иноземному военному искусству, сумел внести в него много своего, незаемного. Очень похожи были они и страстью к кутежам и бесчинствам, оба отдаваясь им с молодецким пылом.

На забавы Румянцев был просто неистощим. Так, однажды вздумалось ему в костюме Адама обучать солдат перед домом одного ревнивого мужа. Другому, искусив его жену, молодой гуляка заплатил двойной штраф за причиненное оскорбление и в тот же день вновь вызвал даму на свидание, сказав рогоносцу, что тот не может жаловаться, ибо «получил уже вперед удовлетворение». Вести о проказах Румянцева дошли до императрицы. Но Елизавета Петровна не стала сама принимать меры, а из уважения к его отцу — графу Александру Ивановичу отправила виновного на расправу к нему.

К чести Петра Александровича, он и в полковничьем чине был покорен перед отцом, как малый ребенок. Правда, когда Румянцев-старший приказал слуге принести розги, сын попытался было напомнить о своем высоком чине. «Знаю, — отвечал отец, — и уважаю мундир твой, но ему ничего не сделается — а я буду наказывать не полковника». Петр Александрович повиновался. А потом, как сам рассказывал, когда его «порядочно припопонили, закричал: „Держите, держите, утекаю!“».

За подчас рискованными забавами и потехами умел Румянцев ума не терять. Служебный рост Петра шел стремительно. В полковники его произвели прямо из капитанов: очень уж была рада Елизавета Петровна привезенному им с театра военных действий сообщению о завершении войны со Швецией 1741–1743 гг.

Череда его побед, а с ними и широкая известность пришли в годы Семилетней войны. В сражении при Грос-Егерсдорфе (на территории Восточной Пруссии) 19 августа 1757 г. в наиболее напряженный момент пруссаки прорвали фронт обороны русских войск (см. очерк о С.Ф. Апраксине). Положение было выправлено внезапной контратакой бригады генерал-майора Румянцева. Без приказа главнокомандующего генерал-фельдмаршала С.Ф. Апраксина полки Петра Александровича пробились через лес, вышли в тыл прусской пехоте и нанесли ей такой сильный удар, что она «тотчас помешалась и по жестоком и кровавом сражении с достальным числом своих войск в наивящем беспорядке свое спасение бегством искать стала». Так пришла победа.

Отличился Петр Александрович и в знаменитом сражении под Кунерсдорфом 1 августа 1759 г. (см. очерк о П.С. Салтыкове). Возглавляемый им центр выдержал основной удар пруссаков и во многом обеспечил окончательный успех войск под командованием П.С. Салтыкова.

А первой самостоятельной операцией Румянцева стала осада Кольберга в 1761 г. (см. очерк о А.Б. Бутурлине). 5 декабря во главе корпуса численностью 15 тысяч человек он заставил капитулировать одну из наиболее мощных в Европе военно-морских крепостей на Балтике. Накануне фельдмаршал А.Б. Бутурлин приказал Петру Александровичу отступить, не веря в успех из-за наступления глубокой осени. Но «любимец славы» ослушался и принудил противника к сдаче, что создало условия для овладения Померанией и Бранденбургом. Пруссия стояла на краю гибели.

Решая боевые задачи, полководец действовал новаторски, смело ломал отжившие каноны в военном деле. При Грос-Егерсдорфе его полки скрытно, лесом и болотом, считавшимся непроходимым, вышли в тыл прусских войск и, дав только один залп, ударили в штыки. В сражении же под Кольбергом Румянцев впервые атаковал боевые позиции неприятеля в батальонных колоннах. Впереди колонн в рассыпном строю наступали стрелки (егеря), которые вели эффективный ружейный огонь. Кроме того, ему удалось успешно скоординировать действия сухопутных сил и флота (русской эскадры А.И. Полянского и шведских кораблей), кавалерии и пехоты.

«Новые начала, установленные им под Кольбергом, — писал о Румянцеве дореволюционный военный историк Д.Ф. Масловский, — были исходными для развития при Екатерине II основ русского военного искусства, установленных Петром Великим, в его же духе, — сообразуясь с развитием военного дела в Западной Европе, но соответственно установившимся особенностям русского военного искусства и сообразно с условиями русской жизни»[134].

Так передовая военная мысль России отвечала на выявившийся в Семилетнюю войну кризис линейной тактики. Первые шаги Салтыкова по отказу от устаревших правил построения линейного боевого порядка были развиты в военном искусстве Румянцева. Зарождалась новая тактика действий пехоты в колоннах и рассыпном строе.

Румянцев был любимцем Петра III, который пожаловал его в генерал-аншефы, а также наградил орденами Св. Андрея Первозванного и Св. Анны. Во время дворцового переворота, возведшего на престол Екатерину II, полководец держал сторону законного императора. Но новая самодержица «бывший его фавер» в вину ему не ставила и приблизила к себе.

В 1764 г. она упразднила гетманство в Малороссии и для управления краем учредила Малороссийскую коллегию (см. очерк о К.Г. Разумовском). Во главе нее был поставлен Румянцев, который оставался на этом посту на протяжении 30 лет!

Его административная деятельность была прервана начавшейся войной с Турцией 1768–1774 гг. На первые роли Румянцев выдвинулся после того, как в августе 1769 г. императрица назначила его главнокомандующим 1-й армией, действовавшей на главном, Днестровско-Бугском направлении. Полководец смело отказался от пассивной тактики своего предшественника фельдмаршала А.М. Голицына. Стратегия и тактика ведения войны была определена им самим в формуле, и через два с лишним столетия поражающей своей выразительностью и вещим характером: «Слава и достоинство наше не терпят, чтобы сносить присутствие неприятеля, стоящего на виду у нас, не наступая на него».

Отталкиваясь от опыта Семилетней войны, полководец смело переходил от линейной тактики действия пехоты к тактике колонн (дивизионные каре) и рассыпного строя. Расчленение боевого порядка позволило ему широко применять маневр на поле боя. Построенная в каре и колонны пехота перестала ощущать потребность в тесной локтевой связи всех частей армии, действовала смело и активно, проявляя полную самостоятельность в решении поставленных задач.

В сражениях 1770 г. у кургана Рябая Могила, на реках Ларга (7 июля) и Кагул (21 июля), завершившихся триумфально, Румянцев в полной мере использовал преимущество новой тактики. Под прикрытием огня передовых отрядов егерей — стрелков, действовавших в рассыпном строю, главные силы он выдвигал к району сражения несколькими колоннами. Это позволяло быстро развернуть их в боевой порядок и нанести внезапный удар по врагу. При Ларге и Кагуле противник попытался контратаковать в конном строю. Русские были готовы к этому: на углах дивизионного каре располагалась артиллерия, а внутри — конница. Пехота и артиллерия огнем отразили атаку турок, а затем из-за пехоты на простор вырвалась кавалерия. Оба сражения завершились преследованием панически бегущего врага.

Румянцев так описывал императрице первую из викторий: «В сей день, т. е. 7 июля, достигнувши неприятеля за речкою Ларгою на высотах, примыкающих к левому берегу Прута, одержала армия вашего Императорского Величества величайшую над ним победу. Было тут турков и татар премногочисленно… и так считалась вся их армия до 80 тысяч…

Хотя неприятель сильным огнем из своей артиллерии и мелкого ружья, продолжая более четырех часов, устремлялся давать отпор, но ни одна сила орудий, ни персональная его храбрость, которой в сем случае надлежит отдать справедливость, не постояли против превосходного мужества наших солдат…»[135]. При этом потери русских — около 100 человек — были в 10 раз меньше, чем турок.

Переполняемая чувствами от одержанной победы, Екатерина удостоила Румянцева высшей военной награды Российской империи, лишь недавно учрежденного ордена Святого Георгия Победоносца. «Граф Петр Александрович!.. — писала она полководцу. — Вы займете в моем веке несумненно превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного. За долг почитаю вам отдать сию справедливость и, дабы всем известен сделался мой образ мысли об вас и мое удовольствие об успехах ваших, посылаю к вам орден Святого Георгия первого класса. При сем прилагаю реестр тех деревень, кои немедленно Сенату указом повелено будет вам отдать вечно и потомственно»[136].

Любопытно, что Петр Александрович удостоился ордена сразу 1-й, т. е. высшей степени — такие нарушения установленного порядка впоследствии случались исключительно редко, и для них требовались очень веские основания. Впечатляющая победа над многократно превосходящим врагом и была таким основанием. Под предлогом того, что в Молдавии может не оказаться золотошвеи, а на самом деле в знак особой приязни императрица послала Румянцеву свою личную «кованную георгиевскую звезду, какую я сама ношу».

Еще более блистательным оказалось сражение при реке Кагул. 17 тысяч русских наголову разбили 150 тысяч турок, отразив одновременно 100 тысяч татар, угрожавших с тыла. Румянцев в своей реляции докладывал Екатерине: «Ни столько жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия вашего императорского величества битвы с турками, какова в сей день происходила… Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки… ударили мы во всю мочь на меч и огонь турецкий и одержали над оным верх…»[137].

«За оказанные ее величеству и отечеству верные и усердные услуги» императрица возвела Петра Александровича в чин генерал-фельдмаршала. Доверие «Северной Минервы» к новоиспеченному фельдмаршалу было настолько полным, что она дала Румянцеву право в случае необходимости действовать, не спрашивая предварительного согласия, от ее имени. Редкая, надо сказать, монаршая милость!

Заслуги Румянцева в развитии военного искусства бесспорны. «Есть многие отделы, в которых не видно следов влияния, например, великого Суворова и Потемкина, но нет ни одного отдела, где не осталось бы следов Румянцева. В этом смысле он единственный наследник дела Петра I и самый видный после него деятель в истории военного искусства в России, не имеющий себе равного и до позднейшего времени», — в такой высокой оценке генерал-фельдмаршала как военного теоретика, администратора и полководца единодушны военные историки прошлого Д.Ф. Масловский и А.А. Керсновский[138].

Петр Александрович олицетворял собой ту породу русских людей, которые, став опорой Екатерины II, подняли величие Отечества на небывалую высоту. Это о них, «екатерининских орлах», отзывался А.С. Пушкин в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе»:

Бессмертны вы вовек, о росски исполины,

В боях воспитанны средь бранных непогод!

О вас, сподвижники, друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

О, громкий век военных споров,

Свидетель славы россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир.

В 1770 г. полководец, оправдывая репутацию крупнейшего полководца своего времени и реформатора военного искусства, подготовил «Обряд служб» — свод выработанных им принципов обучения и воспитания войск, построения боевого порядка и ведения наступательных действий. Решительное сражение с обязательным уничтожением живой силы противника — вот что, по мнению Румянцева, способно обеспечить победу. Но и наступление, сводящееся лишь к передвижению войск, он не рассматривал как самоцель. «Не обеспечивши надежно оставленное за собой пространство, большими шагами нельзя наступать вперед», — убежденно говорил он. «Обряд служб» на долгие годы стал фактически уставом всей русской армии.

У Петра Александровича есть еще одна принципиальной важности заслуга перед отечественным оружием: именно под его крылом окреп полководческий гений Суворова. В кампаниях 1773–1774 гг., находясь именно в подчинении у Румянцева, будущий генералиссимус одержал первые громкие победы в противоборстве с турками — взял крепость Туртукай и силами 8-тысячной дивизии разгромил 40-тысячную армию противника у села Козлуджи (современная территория Болгарии) (см. очерк о А.В. Суворове).

По заключении Кючук-Кайнарджийского мира 10 июля 1774 г., который стал большим успехом для России, Румянцеву были возданы подобающие почести: он получил почетную приставку к фамилии — Задунайский, алмазами украшенные фельдмаршальский жезл и шпагу, бриллиантовые знаки ордена Св. Андрея Первозванного, алмазные лавровый венок и масличную ветвь «за победы и заключение мира».

«Этот мир знаменитейшая услуга перед нами и отечеством, — писала ему императрица. — Вам одолжена (т. е. обязана. — Ю.Р.) Россия за мир славный и выгодный, какого по известному упорству Порты Оттоманской конечно никто не ожидал, да и ожидать не мог…»[139].

«В честь его и в пример потомству» была выбита медаль с изображением графа. Екатерина пожелала, чтобы Задунайский по примеру древнеримских полководцев въехал в столицу через триумфальные ворота на колеснице. Скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от таких почестей и тем еще более явил себя великим в глазах соотечественников.

Но и великим не избежать участи простых смертных. В русско-турецкую войну 1787–1791 гг. Румянцева не решались прямо обойти, но руководство армиями поручали ему только номинально. На первые роли Екатерина выдвигала светлейшего князя Г.А. Потемкина.

В мир иной Петр Александрович, переживший Екатерину всего на один месяц, ушел 8 декабря 1796 г. В память о его великих заслугах перед Отечеством Павел I объявил в армии трехдневный траур. Упокоился Румянцев в пределах церкви Успения Святой Богородицы в Киево-Печерской лавре.

В его честь в 1799 г. на Марсовом поле в Санкт-Петербурге был воздвигнут обелиск — явление уникальное, ибо до этого Россия не знала памятников некоронованным особам.

Его репутация великого полководца и военного реформатора была общепризнанна еще при жизни. Когда генерал Ф.В. Ростопчин в письме Суворову оценил его выше Задунайского, Александр Васильевич категорично возразил: «Нет… Суворов — ученик Румянцева!».

Замечательно выразил всеобщее мнение о полководце в свойственной ему эпической манере Г.Р. Державин:

Блажен, когда стремясь за славой,

Он пользу общую хранил,

Был милосерд в войне кровавой

И самых жизнь врагов щадил;

Благословен средь поздних веков

Да будет друг сей человеков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.