Глава 23. Потребительские фантазии
Глава 23. Потребительские фантазии
Intel, со все возраставшим упорством, граничащим с шизофренией, шел в двух разных направлениях. Направление схем памяти было уже идеально отшлифовано. Intel теперь был лучшей компанией по этому направлению, особенно в памяти на МОП-схемах. В середине семидесятых компании по производству ЭВМ (в первую очередь IBM) вернулись к преимуществам в цене и мощности полупроводниковой памяти. Известный продукт IBM 370-series, последняя ЭВМ и очень успешный проект в серии 360, самая важная компьютерная система ЭВМ, была представлена в 1970 году, и главная память компьютера состояла из схем памяти.
IBM создал свои собственные схемы, но теперь все компании, которые хотели соревноваться против Голубого Гиганта, обращались в фирмы, занимавшиеся производством полупроводников, чтобы наладить поставки ROM– и RAM-схем. В то же время популярность мини-компьютеров все росла. Digital Equipment, чей PDP-11 стал образцом для проекта 4004, теперь работал над маленькой версией этой же машины, а также нового 32-битного мини-компьютера с виртуальной памятью, который будет называться VAX. В Data General (основанной бывшими сотрудниками DEC) команды соревновались в проектировании двух новых машин – SuperNova и MX Eagle (последний продукт описан в книге «Душа новой машины» Трейси Киддер).
Hewlett-Packard собирался завоевать рынок мини-компьютеров с HP-3000, представленным в 1972 году. HP так рассчитывал на будущее этой модели на рынке мини-компьютеров, что когда первые версии продукта не стали продаваться, компания его отозвала и выпустила заново два года спустя. В этот раз задумка сработала, и НР 3000 стал началом самой длинной линейки мини-компьютеров в мире, оставшейся в живых и через тридцать лет, даже с началом компьютерной эпохи, когда проект переделали в веб-сервер.
Другие амбициозные молодые компьютерные компании – включая Appolo, Wang, Prime и Computeversion – вышли на рынок мини-компьютеров со своими собственными предложениями и – желанием приобретать миллионы ROM и десятки миллионов RAM. Безоблачное будущее для Intel в области схем памяти было предопределено.
Энди Гроув, обдумывая важность схемы памяти, написал: «Мы Создали 1103 на уровне технологий, на уровне проекта и на уровне системы и привели его в действие – это, если вы простите мне мою нескромность, действительно идеальный прибор. Все, кто участвовал в создании 1103, должны были работать одновременно над разными аспектами для достижения одной цели».[144]
Но реальность была иной – и этот факт не ускользнул от трио, управляющего Intel. Правда была в том, что хотя рынок схем памяти рос, с ним росло и количество соперников. Не только американские и европейские компании участвовали в гонке, но также – неожиданно, как сказано выше, потому что до этого они считались производителями дешевых калькуляторов – гигантские японские электронные компании – NEC, Fujitsu и Seiko (чьи электронные приборы были разработаны соседом Intel – Intersil).
В 1972 году такие соревновательные угрозы на рынке схем памяти казались маленькими и далекими. Наоборот, бизнес рос так быстро, что казалось: место найдется всем. Два года спустя рынок сильно изменился – и не в пользу Intel.
Первое, что случилось, – появились новые соперники. Intel и прочие фирмы могли иметь преимущество пионеров индустрии в конце 1960-х, но сейчас у всех серьезных соперников тоже были полупроводники. А следование в фарватере за лидером, время, требовавшееся многим компаниям, чтобы достигнуть нужного уровня, были частью того, что требовалось Intel, чтобы достичь господства на рынке. Более того, многие из этих соперников (например, Motorola и TI) были больше; другие же (скажем, японские компании) были намного больше, и у них был капитал, которого у Intel не было даже после ПРА.
В то же время Intel не очень много делал для того, чтобы преодолеть все эти трудности. Уже разделившись на две группы – схемы памяти и микропроцессоры, Intel решил применить одну из самых опасных технических стратегий – продажи населению. Intel в своей уверенности (если не высокомерии) верил, что у него были все кусочки головоломки, чтобы выйти и захватить рынок цифровых часов.
Как вспоминал Гроув: «Мы начали дело, потому что думали, что у нас есть уникальное сочетание возможностей – ИС на комплементарных МОП-транзисторах (комплементарный металл на кремнии, очень малопроизводительная схема, изобретенная в Fairchild во времена Нойса), жидкокристаллический дисплей и сборочное оборудование».[145]
Как будто этого было недостаточно, Intel должен был только посмотреть на старого часовщика Hamilton, чей ограниченный выпуск часов Pulsar-P1 в 1972 году стоил 11 000 долларов в пересчете на сегодняшние деньги. Представьте потенциальный доход, при условии, что вы производите не только часы, но и все их части!
Девизом Кремниевой долины было: «Если мы можем создать самый инновационный продукт, умный покупатель сразу поймет его ценность и заплатит нам столько, сколько мы потребуем». Как со временем обнаружит множество электронных компаний, этот совет не принимает во внимание все субъективные и иррациональные факторы, которые появляются при работе с покупателями.
Intel тоже думал, что если он просто наладит проектирование и производство, создав хорошие электронные часы, то покупатели выстроятся в очередь, приобретая не только миллионы часов, но и микросхемы Intel внутри них. Компания создала филиал под названием Microma только для этой цели, потратив миллионы на оборудование, детали и инструменты, и установила это все в офисе в ближнем городе Купертино (на Bubb Road, в здании, которое впоследствии станет штабом Apple).[146]
Intel не был одинок в своем желании заработать на покупателях часов. К нему присоединились National Semiconductor и TI. То же самое сделали и японцы, например Seiko и Casio. Даже некоторые старые компании, производившие часы, присоединились к ним, используя электронику в своих часах.
Intel и другие компании слишком поздно обнаружили, что часы были также частью ювелирной индустрии. Покупатели приобретали часы по многим причинам – функциональность, социальный статус, драгоценные металлы, признак богатства и так далее. И они принимали такие решения с помощью модных журналов, рекламы в каталогах и по ТВ или по совету местного ювелира. Покупателям не были важны технические характеристики.
Мысль об огромной очереди желающих оказалась иллюзией. Богатые люди покупали чрезмерно дорогие золотые и серебряные электронные часы потому, что они были новые и редкие и привлекали внимание. Второй волной покупателей таких часов стали те, кто хотел быть частью цифровой революции, те, кто хотел показать свою причастность, или те, кто любил точность, – вот кто действительно читал технические характеристики.
Но эта последняя группа, хоть и являлась значимой частью населения, не имела достаточно денег, чтобы купить ранние четырехсотдолларовые образцы. Они покупали похожие часы в десять раз дешевле, особенно когда в них стали появляться новые функции – от секундомера до игр. Но такое дешевое массовое производство было за пределами возможностей американских компаний типа Intel. Их бизнес-модель была основана на ценности продукта, не на его дешевизне. Так что японцы захватили рынок, и вскоре стало ясно, что они и останутся флагманами производства.
Таким образом, оставалось производство для богатых. Но и здесь Intel и другие уступили позиции старым часовым компаниям, некоторые из них были в деле со времен Ренессанса. Часовые компании понимали своих покупателей и знали, как создать образ. Они знали все самые лучшие способы убеждения и презентации. Они понимали сложный мир ценообразования, и они имели давние – вековые! – отношения со своими распространителями. Все, что могла предложить Microma, – это компоненты, отвечающие за работу часов, о чем покупатели особо не волновались.
Таким образом, Microma, которая была основана для того, чтобы быстро и дешево войти на новый доходный рынок, встала между Сциллой дорогого производства для богатых (где уже были свои эксперты) и Харибдой дешевого производства, уже захваченного гигантскими японскими компаниями, имевшими и капитал, и производительность для того, чтобы поддерживать темп, пока рынок растет.
У Microma не было шансов. Была сделана последняя попытка – платить за производство и рекламу часов. Реклама стоила 600 000 долларов – шокирующая сумма для начальников, которые привыкли платить не очень много за полный разворот в журналах по электронике. И, как сказали им ветераны часовой и электронной индустрии, реклама, в силу того, что была единичной, не имела эффекта. «Всего одна реклама, – жаловался Гроув, – и пуф – ее нет!»[147]
В 1975 году, менее чем через 3 года, Intel закрыл Microma. Все инструменты и оборудование были проданы Timex и швейцарской часовой компании. Непроданные часы раздавали в качестве подарка за пять лет работы работникам Intel до середины 1980 года. Один из образцов находится в музее компании. Не считая одного исключения, Intel никогда не оглядывался.
Гроув написал эпитафию программе: «Мы бросили затею, когда поняли, что все это была потребительская игра – то, о чем мы ничего не знали». Единственным несогласным был Гордон Мур. Еще много лет Гордон носил свои часы, которые называл часами за 15 миллионов долларов. Когда его спрашивали почему, он говорил: «Если кто-то придет ко мне предложить идею товара для потребителей, все, что мне нужно будет сделать, – это показать ему свои часы».[148]
Биограф Гроува Ричард Тедлоу спорил с теми, кто считал, что история с Microma была одним из самых важных событий в истории компании – по двум причинам.
Во-первых, компания имела дело с закрытием производства. Intel отчетливо видел траекторию развития и готовился к худшему, надеясь на лучшее, в отличие от многих других компаний, которые тянут до самого конца. Прагматичный, как всегда, Гроув сообщил директору производства Дику Бучеру, что пора подготовиться к окончанию бизнеса. Центром этого плана должен был стать переход сотрудников Microma обратно в Intel. Это отличалось от обычной схемы увольнения, которая всегда была характеристикой полупроводниковой индустрии.
Для Тедлоу новость о его новом приеме на работу звучала так: «Ты нам важен. Если ты будешь всегда стремиться к лучшему, даже проигрывая дело, мы сделаем для тебя все, что можем. Мы не выбросим тебя на улицу, если сможем тебе помочь». Это не было новой идеей для Кремниевой долины. Чуть выше, в Пало-Альто, Билл Хьюлетт и Дейв Паккард уже четверть века никого бессмысленно не увольняли. Но для компании в возрасте семи лет, занимающейся производством схем, это было необычно. Тедлоу говорил, что то, что Intel показывал свою верность работникам, то, что им было создано целое поколение работников, которые, в свою очередь, были верны Intel, доказало жизнеспособность идеи, особенно через много лет.
Во-вторых, можно упомянуть то, что Тедлоу считал менее позитивным. Это был, по его словам, урок, который Intel «выучил слишком хорошо», – лучше держаться подальше от потребительских товаров. Компания сказала себе – это не наша сфера деятельности. Он показывал на айпод и мог бы показать и на ПК, как на продукт, который Intel мог произвести и сам. Он процитировал и Энди Гроува – «Все наши попытки создать потребительский товар не были искренними» – как доказательство того, что Intel сам себя закрыл в ловушке предсказаний плохого будущего в области потребительских товаров.
Возможно. Но сложно спорить с успехом. Intel, может, и не изобрел «макинтош», и не достиг такой известности, как Apple вскоре после смерти Джобса – когда он стал самой дорогой компанией мира (хотя Intel недалеко ушел). Но история показывает, что линейка микропроцессоров х86 была более важным продуктом. Кроме того, Intel никогда не был в состоянии, близком к смерти, как Apple в 1990 году. К тому же сравнивать Apple и Intel несправедливо, лучше судить компанию наравне с другими потребительскими электронными компаниями 1970 года. У Intel, который владел главной технологией в течение 40 лет, не было конкурентов.
Однако в наблюдениях Тедлоу есть своя правда: «Спросите у людей в Долине, почему Intel не придумал айпод, и вы получите ответ. Потому что они (или мы, если вы спросите сотрудника Intel) не производят потребительские товары. Если вы спросите почему, вы увидите совершенно пустой взгляд… Если и нужно доказательство того, что история компании имеет значение, то это – Microma».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.