Глава 22. Связи с общественностью

Глава 22. Связи с общественностью

В истории успешных компаний нет действий сложнее, восхитительнее и более способствующих изменению, чем выход в свет, первая публичная продажа акций компании.

Это сложно, потому что компания (особенно если это – техническая компания) обычно молода и находится в зените быстрого роста. В этот момент, когда она уже перенапряжена и не может позволить себе потерять даже одного работника, управляющие компании должны разделиться надвое. Требуется, чтобы половина управляла компанией даже лучше, чем прежде, а вторая половина будет бежать изматывающие дистанции – искать и работать со страховщиком, писать брошюры о компании, а затем – бегать по встречам по всему миру в поисках потенциальных инвесторов.

Это очень увлекательно, потому что контролирование хаоса сулит в итоге награду после такой тяжелой работы, потерянных месяцев, проблем в «браке» и «дружбе». И такая награда, к которой привык мир, может стоить дороже миллиардов для основателей компании и миллионов для секретарей и для других, кто был достаточно умен, чтобы купить акции компании как можно раньше. Возбуждение в этот момент растет до почти невыносимого уровня в дни Первичного Размещения Акций, особенно в самый первый день, который редко известен заранее.

И это многое меняет. С того момента как новенький символ компании и цена появляются на Нью-Йоркской фондовой бирже, компания больше никогда не станет такой, как прежде. Ее траектория будет отличаться от того, что было раньше, как и природа новых работников. Стратегия компании будет теперь выглядеть как четверть долгосрочной стратегии, и тогда удовлетворение владельцев акций может стать настолько же важным, как и удовлетворение покупателей или поддержание духа работников. Эти работники, теперь обогатившиеся, обычно говорят, что хотят остаться с компанией, – но скоро соблазн обогащения (особенно когда закончился период локаута и испытательный срок, и они смогли вывести валюту) вместе с неизбежной предсказуемостью и бюрократизацией, неизбежно приходящей вместе с переходом от предпринимательского стартапа к публичной корпорации, заставляет компанию стать негостеприимной к новым работникам.

После сотен первичных размещений акций (ПРА) в Кремниевой долине (многие из них произошли во времена дотком-сумасшествия в конце 1990-х) игроки в самой Долине и наблюдатели по всему миру разработали стандартную модель процесса. Именно по такой модели ПРА Фейсбука 2012 года вытащило на свет легионы экспертов-комментаторов и блоггеров, которые собирались предсказать цену на акции и указать на недостатки процесса. В то же время, несмотря на недавнее уменьшение числа ПРА (благодаря Sarbanes-Oxley, регулированию цен и другим факторам), процесс выхода в публичное пространство стал систематизированным и управляемым специальными консультантами, которые умели провести фирму через все шаги – от принятия решения до открытия шампанского.

Но в начале 1971 года, когда Intel начал раздумывать о ПРА, технические компании редко выходили на открытый рынок. Гиганты типа Motorola, IBM и HP вышли на открытый рынок много лет назад. Однако фирма-основатель современной Долины, Fairchild, пока не имела такой возможности, потому что была филиалом большой открытой компании. А National Semiconductor вышел на открытый рынок за годы до появления Чарли Спорка.

Так что решение Intel выйти на открытый рынок акций было новым и редким. У его сотрудников было очень мало понимания тонкостей процесса. Компания должна была найти дорогу сама.

Это была плохая новость. Хорошая была в том, что, в отличие от последующих лет (когда Intel, Apple, Netscape и Google уже эмитировали свои акции, и это стало целью всех предпринимателей и самым популярным спортом в Долине), в 1971 году выход Intel на рынок был нужен работникам компании, инвесторам и брокерским домам Уолл-стрит. Кроме того, если сравнивать с будущими эмиссиями на миллиарды долларов, деньги, заработанные тогда на этом Intel, были не такие уж и большие, даже по тем временам. Да и вообще, в отличие от безумных спекулятивных ПРА эпохи доткомов, когда компании делали это, не имея дохода или даже товара, Intel был реальным делом. По словам Джерри Сандерса, «тогда можно было выходить на открытый рынок, только будучи реальной компанией, с реальными покупателями и реальными доходами».[140]

Такой подъем к тому же был не настолько сложным и изматывающим, каким он станет через десять лет, после ПРА Apple. Подготовка к процессу не была, конечно, отдыхом, но не была и кошмаром, каким она станет позже. Боб Нойс, руководивший проектом, провел большую часть весны и лето 1971 года, подписывая документы, сочиняя письма работникам, инвесторам и потенциальным акционерам, делая презентации и совещаясь со страховщиками.

Двадцатью годами ранее Hewlett-Packard установил стандарты лидерства в Долине, создав новую программу распространения акций среди работников. Прогрессивные компании следовали примеру HP, а Intel создал подобную программу у себя, начиная прямо с основания. (Умные сотрудники Intel покупали все, что могли. В конце 90-х выяснилось, что каждый доллар, потраченный на акции основателей Intel, вернул уже около 270 000 долларов.) Такая отзывчивость сотрудников помогла Бобу Нойсу достигнуть того, что все в компании, включая уборщиков, получали приличные дивиденды.

Но сейчас, когда приближался день Х, комиссия по безопасности и обмену, арбитр государства во всех биржевых предложениях, сообщила Intel, что он не может поддерживать свой план эмиссии акций. В заслугу компании можно сказать, что даже когда программа продажи акций среди работников была закрыта, она собиралась запустить ее снова после ПРА. Однако Нойс, Мур и Гроув не были готовы пройти весь путь и наградить этих работников реальными биржевыми опционами. Вместо этого, испугавшись, что менее образованные сотрудники могут не понять риска, связанного с опционами (не говоря уж о страхе того, что работники могут спекулировать), Нойс решил основать программу, в которой профессионалы получат биржевые опционы, а менее образованные сотрудники вернутся к старому плану покупки акций.

Через несколько лет Долина будет залита этими опционами, что сделает множество таких «необразованных» работников очень обеспеченными. Это превратит Долину в одну из самых известных в мире систем, выделяющих людей по достоинству. А патерналистское решение Нойса станет одним из его самых непросвещенных решений.

Если бы ПРА Intel не стало бы столь выделяющимся событием среди ПРА следующих десятилетий, для Intel это все равно было важно. Проще говоря, компании была нужна наличность – много наличности. Три основные линейки продукта, очень дорогое исследование в микропроцессорах и новый штаб, который мог стоить от 15 до 20 миллионов долларов, – Intel загнал себя в финансовую яму, из которой не мог вылезти только с помощью продаж продукта. 1103 обещал многое, и цель Нойса – пенни за бит – была бы достигнута, но без достаточного количества наличных Intel не смог бы достичь успеха, потому что нечем было бы платить за материалы и инструменты, которые требовались для настоящего успеха. Результат стал бы катастрофой, так как нетерпеливые покупатели отменили бы свои заказы, и пришлось бы Intel выйти из соревнования.

Это было очень нервное время для фирмы. И хотя Нойс, как всегда, на людях был спокоен, внутри Intel эмоции кипели вовсю. Это был тот период, когда был уволен Боб Грэхем, что снизило работоспособность отдела маркетинга. В отделе производства Лес Вадаш все еще пытался довести производительность до нормального уровня. Фаджин и его команда заканчивали 8008. Гроув, успокоенный увольнением Грэхема, пытался оставить компанию на вершине производительности, одновременно справляясь с проблемами переезда.

«Тихий» период (30–90 дней до ПРА) был обозначен как время, когда компания не должна совершать никаких действий (для нее не характерных), которые могут повлиять на стоимость акций. А в Intel все эти действия происходили – не из-за затянувшихся предложений, но из-за того, что даже сейчас, через несколько лет после создания, Intel не находил себе места. Интересно, что в течение нескольких недель до ПРА Нойс все время был на телефоне с Комиссией по ценным бумагам.

Intel вышел на открытый рынок 13 октября 1971 года. Предложение заключалось в 300 000 акций основного капитала, по цене, начинающейся с 23,50 доллара за акцию, и итоговая цена держалась. Учтем, что 2,2 млн акций были у инвесторов и работников Intel. Распространив все предложенные на открытый рынок акции, компания получила 7 миллионов долларов – сумму, в те дни достаточную для продолжения развития всех программ. И все эти триста тысяч акций значили лишь малую потерю (12 %) контроля над компанией.

В то же время для изначальных держателей акций, так как цена все росла и росла, такое предложение вылилось в почти семикратный рост цены (от в свое время уплаченных 4 долларов за акцию). Недурно, особенно во времена экономического упадка 1960-х. После ПРА некоторые старые сотрудники Intel стали миллионерами – хотя бы на бумаге – тогда, когда дом в Долине стоил 500 000 долларов, а «Феррари» –15 000 долларов. Многие другие сотрудники, как и надеялся Нойс (включая работников на полставки), тоже стали обеспеченными. Что же касается Нойса и Мура (частично – и Арта Рока), эмиссия привела к тому, что оба (сын священника и сын шерифа) теперь были мультимиллионерами – наравне с самыми богатыми людьми Кремниевой долины. Это был, в общем, неплохой результат пяти лет тяжелой работы.

Несколько месяцев спустя, в день пятидесятилетней годовщины родителей Бетти Нойс, Боб и Бетти пригласили их и всю семью в Калифорнию. Семья Нойсов заказала автобус, чтобы взять всех в Бэй-Эриа. И это была не просто поездка. В пути Боб Нойс презентовал трехдюймовую кремниевую пластину, на которой располагались логические схемы 44014. «Я хочу, чтобы все вы это увидели», – сказал он. Когда все обратили на него внимание, Нойс сообщил: «Это изменит мир. Это изменит ваши дома. В собственном доме у вас будут компьютеры. У вас будет доступ ко всем видам информации. Вам больше не понадобятся деньги. Все будет происходить с помощью электроники».[141]

Похоже, это было лучшим предсказанием будущего микропроцессоров, сделанным за первые пять лет их существования. И оно было встречено с таким же скепсисом, с которым самые крупные мировые корпорации встречали большинство речей Нойса. Члены его семьи улыбнулись и решили, что дядя Боб опять преувеличивает. Ведь и самые продвинутые ученые задавали вопросы типа: «Что случится, если я уроню свой компьютер-на-чипе на пол и он упадет в щель?»

Но Боб Нойс, демонстрируя поведение, более свойственное Гордону Муру, пытался сообщить что-то важное. Нойс предупреждал потенциальных корпоративных покупателей, что общая смена парадигмы может изменить саму суть их бизнеса и что надо быть к этому готовыми. Своей семье он сообщал нечто более тонкое, и первым ключом к отгадке был зафрахтованный автобус. В его сообщении заключалась информация о том, что новое изобретение изменит не только мир, но и их самих.

И оно изменило. Одно из самых незамеченных последствий ПРА Intel было в том, как слабо оно изменило поведение тех, кто на этом больше всего заработал. Посмотрим, к чему привело ПРА Microsoft. Множество работников, став миллионерами, в следующие годы ушли из компании, чтобы последовать за своей мечтой. Результат был таков, что Microsoft страдал от недостатка интеллектуального капитала, от чего компания никогда не восстановилась. То же самое, пусть в меньшей степени, произошло с Apple и Google.

Но в Intel, лишь с некоторыми исключениями, которые мы вскоре увидим, была лишь очень незначительная утечка кадров. Возможно, это из-за времени (вложить 20–30 лет в сотрудничество с фирмой было нормой), социальной обстановки (Кремниевая долина была не готова иметь дело с новым поколением предпринимателей, которыми стали новые миллионеры), а возможно, и из-за природы инженеров полупроводников.

Но, наверное, главную роль в этом сыграла корпоративная культура Intel – работники Intel, даже при наличии денег, хотели остаться. Да, первые несколько лет были тяжелыми, успех компании – даже с вложением капитала – был неясен, но через короткий промежуток времени Intel выполнил свое обещание и стал самой инновационной компанией в области микросхем, а то и во всех новых технологиях. После выпуска микросхем памяти мир восторженно следил за Intel, а теперь, при появлении микропроцессоров, восторг превратился в благоговение. При наличии хорошего товара, стабильной финансовой платформы и троих самых уважаемых в мире технологий лидеров не было причин не верить тому, что Intel станет самой успешной технологической компанией в мире. Кто бы не захотел остаться и быть частью этого?

Вот почему всего через три года после того, как большинство работников стали частью самой сумасшедшей и изменчивой компании в истории Кремниевой долины, они спокойно встретили объявление о ПРА. Если бы это случилось в Fairchild в 1967 году, они бы сровняли Долину с землей, а в 1971 году, в Intel, они попраздновали несколько часов и вернулись к работе.

Тем не менее одному бывшему сотруднику Fairchild был не по душе новый, более ответственный и трезвый стиль. Великий ученый с душой художника, он был единственным в компании, кто был свободен от жесткого дисциплинарного стиля, введенного Энди Гроувом. Назовем его имя – Боб Нойс.

Был и еще один подтекст в том сообщении Нойса, которое он высказал своей семье в автобусе. Оно заключалось в том, что революция изменит и его.

Со дня основания Intel Нойс объявил, что он и Гордон создают компанию, которая не будет заставлять работников перерабатывать – что стало уже визиткой Кремниевой долины. Это будет компания, которая найдет баланс между работой и социальной жизнью сотрудников. Как мы видели, это не получилось, потому что продукты не всегда выпускались в срок, продажи падали, соревнование ужесточалось, а экономика портилась. Однако с самого начала это значило, что Гордон будет уезжать на рыбалку, а Боб может раз в неделю уходить пораньше, чтобы участвовать в своем любимом пасторальном пении. И они придерживались этого – в основном потому, что Энди Гроув не мог им этого запретить, – даже когда остальные сотрудники Intel работали по 20 часов в день и приходили на собрания в выходные.

Но безразличие Боба к неписаным правилам Intel – или, точнее, его постоянная приверженность старым правилам Fairchild – распространялось даже шире границ работы, свободного времени, частного и публичного. Уже в 1969 году у Нойса случился роман с Барбарой Мэнесс, 28-летней сотрудницей Intel под номером 43, которая была одним из первых разработчиков шаблонов. Когда Бетти Нойс и дети уехали в Мэн на лето, Боб воспользовался случаем и пригласил привлекательную и яркую женщину на ужин.

В последующие годы Боб достаточно открыто продолжал роман – звал Мэнесс кататься на лыжах и на лодке, учил ее управлять самолетом (будучи опытным пилотом, Нойс мог начать коллекционировать самолеты) и даже устраивал все так, чтобы встречаться с ней на собраниях компании. Нет смысла говорить, что скоро о романе знал весь Intel, потому что Боб вовсе не скрывался. Даже когда Нойс вернулся на Манхэттен, чтобы присутствовать на ПРА Intel, Мэнесс была с ним, и они прекрасно провели время, не заботясь о том, чтобы их не видели вместе.[142]

Это были семидесятые, и количество разводов в Кремниевой долине стремительно росло. Одной из самых обсуждаемых тем был мужской кризис среднего возраста, особенно среди тех мужчин, которые разбогатели. Боб Нойс, «лыжный камикадзе», обожающий самолеты, – он начал готовиться к сдаче экзамена на лицензию пилота почти сразу по возвращении с ПРА – явно отвечал описанию.

Все, кто имел дело с Нойсами в то время, быстро понимали, что их брак был полон подводных камней. Бетти Нойс – слишком умна и компетентна, чтобы быть приложением к Великому Человеку. Избежать этой роли в Калифорнии она никак не могла, поэтому все больше времени проводила в Мэне, что было возможным потому, что дети – один за другим – поступали в колледжи. Когда пара была вместе на людях, они редко разговаривали друг с другом, просто сидели и курили сигарету за сигаретой.

Боб хотел уже покончить с браком, а на случай, если Бетти не понимала намеков, он стал наглеть еще сильнее. Одна из его дочерей назвала это «брачным суицидом». Бетти нашла предметы гардероба Барбары у них дома, когда вернулась из Мэна. Нойс даже убедил Барбару проникнуть в его спальню через окно. Там ее и обнаружили дети Боба.

Встав лицом к лицу с доказательствами измены, Бетти потребовала развода – на что Боб с радостью согласился. Барбара Мэнесс не была удивлена. Она чувствовала, что он специально так себя ведет: хочет, чтобы его поймали. Как часто бывало в его жизни, так и здесь Нойс, казалось, концентрировался на поддержании достигнутого и одновременно – подрыве статус-кво.

Бетти Нойс знала, что делать. Она посетила адвоката по разводам, который предложил попробовать наладить отношения. Но для этого брака не было выхода. Боб даже не думал о том, чтобы ходить к брачному психологу. Как писала Бетти в письме к матери (которое она так никогда и не отправила): «Боб отказывается обсуждать свои отношения с Барбарой, потому что он хочет нежно лелеять свои воспоминания и оставить ее образ невинным, а еще потому, что он чувствует, что это имеет отношение только к нему. Это все то же старое «Давай не говорить об этом, потому что я не хочу»; отношение, часто выражаемое в таких словах: «Это все уже в прошлом, давай забудем это» – фраза, которую он произносит на одном дыхании и с помощью которой сообщает мне, что я вспыльчивая, плохо готовлю… или просто когда хочет ворчать».[143]

Впрочем, пара попыталась восстановить отношения летом 1974 года. Боб, Бетти и вся семья поехали в Мэн. Это была катастрофа. Один из присутствовавших там описал это как открытые военные действия. Бетти вербально давила на Боба, когда он просто сидел, опустив голову. В итоге Боб совершил неожиданное даже для Бетти действие – он потребовал развода.

И так все кончилось. Согласно новому закону Калифорнии, имущество Нойсов делилось пополам. Это просто в теории, но сложно в практике – особенно когда речь идет о Бобе и Бетти Нойс. Проблема заключалась в том, что Боб никогда не вел записи своих инвестиций. Это могло создать проблему, особенно для Боба, которого могли обвинить в мошенничестве, если бы некоторые из этих вложений стали известны после развода.

Нойс обратился к бывшему консультанту из Fairchild, Полу Хвощински, опытному финансовому эксперту, который стал писать книги типа «Помоги себе сам». Согласно биографу Нойса Лесли Берлин, Боб мог выбрать Хвощински потому, что, как и Энди Гроув, молодой человек был устойчив к чарам Нойса. Он даже однажды сказал Бобу: «Если ты сбросишься со скалы, за тобой пойдут все, кроме меня. Твое обаяние бывает пугающим. Используй его с умом».

Хвощински быстро проверил самые очевидные вклады Нойса – акции Intel стоимостью 50 млн долларов, дома в Калифорнии и Мэне, коллекция аэропланов и так далее. До этого момента процесс был достаточно прост. Но вскоре Боб Нойс появился с коробкой, наполненной долговыми расписками. Потом еще с одной. Выяснилось, что, скрывая от всех, кроме получателей, Нойс инвестировал в технические компании в Кремниевой долине и много где еще. Таким образом, без всякой показухи, он стал первым в Долине «ангелом-инвестором».

Лес Вадаш говорил Берлин: «Он был очень щедрым. Он не волновался о деньгах, и… даже если его душа не лежала к такому инвестированию, он, возможно, думал, что денег у него много. Он не принимал это всерьез».

В сентябре Боб и Бетти Нойс официально развелись. Она уехала в Мэн и никогда не возвращалась. В последующие годы ее акции Intel продолжали расти, делая ее одним из самых богатых людей в штате… и, благодаря ее добрым делам, самым известным филантропом в истории штата.

Боб, в свою очередь, был поглощен чувством собственной вины, особенно тем, как повлияли события на детей. Как он сказал родителям: «Неважно, что я делал, потому что родитель из меня никудышный».

Почему же он прошел сам и провел свою семью (и компанию) через такое? Его дочь Пенни полагает, что дело было в тех временах: «Я думаю, мой отец потерял управление в 1970 году. То время было временем перемен, временем расслабленности». Так и есть, фотографии Нойса той поры изображают человека, одетого в модный пиджак с широкими отворотами по моде того времени, с длинными усами, подкрученными вверх (скопированными с Эда Гелбаха; кстати, позже так же сделал и Энди Гроув), и, что самое заметное, злым и отстраненным взглядом. Он раньше никогда не выглядел так и никогда не будет выглядеть так позже.

По прошествии лет, когда его жизнь стала стабильнее (максимально стабильной для Нойса), Боб обернулся назад и понял, что ему не нравится быть таким. Он даже признал, что усы были лишь попыткой изменить личность, но, как он сам говорил, это вовсе не помогло.

В те годы в Intel влияние интрижки Нойса было огромным. С одной стороны, дух Fairchild все еще витал в воздухе, так что некоторое количество людей было шокировано поведением начальника. И это были семидесятые. Возможно, все были так заняты работой, что ни у кого не было времени следить за поведением Нойса. Но в то же время это было поколение тех, кто вырос на афоризмах типа «Не гадь там, где ешь», предписывающих не заводить романов на работе. А теперь главный начальник, тот, на ком держится компания, именно это и делает. Несмотря на то что у Мэнесс была слава хорошего разработчика, среди сотрудников женского пола много кто думал, что все ее успехи по работе – лишь благодаря ее отношениям с Нойсом. Многие женщины тоже были из Fairchild, теперь замужем и старше, и то, что их коллега спала с боссом, не казалось им нормальным.

Совет директоров? Они, возможно, многого не знали и взволновались бы только в том случае, если бы это стало скандалом. Но Мур и Гроув были из другого теста. Ни один из них не был таким отчаянным, как Нойс. Гроув был счастливо женат и остался с этим на всю жизнь. То же самое скажем о Муре, чьи нежные отношения с его Бетти были легендой Кремниевой долины. Их брак был таким счастливым, что, казалось, им вообще не нужен внешний мир. Реакция Мура на роман Нойса была похожа на безразличие, потому что он никогда с таким не сталкивался. Гордон прокомментировал интрижку фразой: «Это же Боб».

Для Энди, который всех судил по вкладу в Intel, роман Нойса был не самым худшим предательством Святого Боба. Энди просто считал: вот еще одно доказательство того, что этот человек не принимает свою жизнь, карьеру и компанию всерьез. Это все – игра для Боба, он за своей мечтой пойдет, не считаясь с тем, что это может кого-то ранить – включая даже семью. В конце концов, Гроув знал, к своему собственному недовольству, что Нойс найдет выход из ситуации с помощью своего очарования. Вопрос был один, все тот же, заданный уже сотню раз: а могу ли я доверить свою судьбу и Intel Бобу Нойсу?

В итоге все произошло, как и было предсказано. Бетти Нойс уехала в Мэн, Intel занялся новыми разработками, репутация Нойса была восстановлена, и он завел новый роман с еще одной сотрудницей Intel (которая гораздо более ответственно отнеслась к ситуации), а Энди Гроув все продолжал негодовать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.