«С НОВЫМ ГОДОМ, С НОВОЙ ЭРОЙ!»

«С НОВЫМ ГОДОМ, С НОВОЙ ЭРОЙ!»

НОВЫЙ год встречали всем домом. Праздновать начали у Юрия. Потом, как по эстафете, переходили из одной квартиры космонавтов в другую. Юрий заходил к друзьям со своим товарищем по авиации, который приехал к нему на Новый год. Открывая двери, он говорил:

— Мой друг — вместе служили на Севере.

Нового человека принимали как своего.

— Идемте к Борису, — предлагает Юрий другу, — я познакомлю тебя с «моим младшим братом». В углу светится огнями нарядная елка.

— Я такой красивой еще не видел сегодня! — говорит Юрий гостям.

Впрочем, гостям ли? Здесь все свои — космонавты и их жены, дети. У детей сегодня тоже праздник.

Они празднуют Новый год в соседней комнате. Юрий ведет туда друга. Происходит интересный разговор.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Игорь…

— А кто твой папа?

— Летчик!

— Игорьку два с половиной года, и он еще не знает такого слова — «космонавт», — поясняет Юрий. — А постарше — они знают. Иду недавно тут во дворе и слышу: «Ходил на елку с космическими детьми!»

За праздничным столом идет разговор о детях, об их будущем.

Космические дети… В этой детской фразе — большой смысл. Они многого еще не знают. Подрастут и, может, как отцы, будут капитанами космических кораблей. А пока мир для них укладывается в очень простые понятия. Вспоминается разговор с дочкой Юрия Гагарина Леночкой. Маленькая Лена очень любит книжки. И каждый раз, когда мне случалось бывать у Гагариных, мы с ней что-нибудь читали. В этот раз не было никакой новой книжки, и пришлось показывать ей картинки в сборнике рассказов о космосе.

— Это что, Леночка? — спрашивала я, показывая девочке на рисунке спутник.

— Шарик.

— А это что? — показывала я ей орбиту.

— Ниточка.

«Шарик» и «ниточка» — вот понятия, в которые пока вкладывается космос у дочери первого космонавта.

…А за столом говорят о них, мечтают за них. Юрий незаметно исчез и скоро так же незаметно снова появился. Он бегал проведать Валю — она ждет второго ребенка и ушла отдохнуть. Юрий смотрит на жену чуть восторженно. Всегда как-то очень легко находит то, что принесет ей радость. Помню, на одном из праздничных вечеров в клубе он отобрал у товарища, продававшего лотерейные билеты, всю пачку билетов и выигрывал все подряд.

— Сто сорок пятый! Кто сто сорок пятый? Детская присыпка!

— Давай сюда! — весело кричал Юрий, протягивал билет и складывал Вале пятнадцатый по счету выигрыш: — Пригодится!

— Восемьдесят седьмой! Губная помада. Помада? Ни у кого?!

— Гагарин! — кричала праздничная толпа.

И Юрий, под общий хохот, снова протягивал билет. Его Валя — она от души смеялась вместе со всеми — едва удерживала в обеих руках выигрыши, а муж все выигрывал и выигрывал.

— Двести двадцатый! Кто двести двадцатый — шампанское!

— Э-э… Это вещь. Мы сейчас пустим по кругу! — говорит Юрий.

И бутылка шампанского пошла по кругу…

Еще до новогодней полночи, когда звенят бокалы и друзья желают друг другу счастья, было далеко, веселая «космическая» компания сидела за столом, пела песни, спорила, мечтала. В углу весь вечер о чем-то говорил, что-то показывал телевизор — никто на него не обращал внимания. Он был похож на говоруна, к которому привыкли и никто никогда не слушает. Но вот он замолчал, и шумная компания вдруг притихла — взгляды устремились на экран, — потом взорвалась веселым хохотом. На телевизионном экране орудовала знакомая всем маленькая фигура — с усиками, с тросточкой, в черной шляпе и с походкой на каблуках. Чарли Чаплин.

Друзья долго смотрели чаплинские фильмы, то умирая со смеху, то становясь серьезными, то переживая за их героев. Юрий звонко, по-мальчишески смеется с друзьями, а потом начинает разговор о Чаплине:

— Большой мастер смеха… Один едва уловимый жест — и зал грохочет. А какой внутренний комизм в каждом сюжете! И как часто за комизмом угадывается трагедия… Жаль, что мало его фильмов мы видим.

Разговор заходит о советских фильмах, об Урусевском и Чухрае. Вспоминают фильм «Сорок первый».

— Вы знаете, как его снимали, между прочим? — спрашивает Юрий. — Совершенно героически. В адскую жару, в пустыне Чухрай слег, заболел. И его больного несли по пустыне на носилках, а он продолжал работать.

— Интересно, какой фильм о космонавтах будет? — перебивает Юрия сосед.

Незадолго до этого группу космонавтов приглашали в Министерство культуры. Там авторы будущего фильма о космонавтах читали им свой сценарий, советовались, консультировались.

Много спорили. Этот спор продолжался и в новогодний вечер.

— Я тебе говорю, что это слишком мелко, чтобы показывать космос через судьбу одного, — в пылу доказывал один.

— Ничего ты не понимаешь. В одном там воплощен и ты, и я, и он… — спокойно говорил другой. — Постой, ведь ты сам следил с интересом!

— Но есть еще кто-то кроме меня, тебя… — вступал в спор третий.

— А хорошее есть там словечко. Летчик говорит: «А я не знал, что воздух упругий и его можно потрогать руками…» — вставил Юрий.

— Первый фильм о космосе — и ничего значительного, — продолжал пылкий оратор.

Спорщиков прогнали на кухню. А за столом поднимались тосты.

— Выпьем за небо! За наше старое, древнее, как Земля, Небо! — поэтически предложил инженер.

— С наступающим, друзья! — поздравил всех по праву старшинства друг Юрия летчик Владимир. — С наступающим Новым годом! Кто-то из нас станет в этом году счастливейшим из людей. Пусть все мы будем очень счастливы. С Новым годом, друзья! — он поднял бокал, но остановился и, чуть помедлив, добавил: — С новой эрой!

А «счастливейший из людей» сидел рядом и тихо напевал про себя любимую песенку.

— Выпьем за мечту! — предложил он.

Он очень любит мечтать, даже в песне. А та песня не выходила у меня из головы и на другой день. И я попросила его:

— Юр! Напиши слова!

Он записал мне в блокнот. Вот они, эти строчки:

Я верю, друзья,

Караваны ракет

Помчат нас вперед

От звезды до звезды;

На пыльных тропинках

Далеких планет

Останутся наши следы.

Он очень любит мечтать, Юрий. Мне вспомнился другой зимний вечер. В феврале неделю за неделей космонавты ждали звездной ночи — срывался урок практической астрономии. Часто вечерами смотрели на небо, а оно было хмурое, пасмурное — ни звездочки, только темные облака. Но вот с вечера похолодало. Заскрипели, затрещали деревья.

Вечером вышли из дома и ахнули: небо все — точно новогодняя елка, в звездах. Все шли, не стесняясь, показывали пальцами в небо и громко переговаривались:

— Вот созвездие Ориона!

— А найди, где пояс!

— Созвездие Лебедя.

— А вот Кассиопея! — словно свою старую знакомую увидел Юрий. — Вы знаете, у моего соседа сын еще ни слова не говорит, а где Кассиопея — знает. Спросишь его: «Где Кассиопея?» Показывает: «У-у».

Парни смеются:

— Обучил пацана звездам!

В этот вечер наконец состоялись практические занятия по астрономии. Опытный штурман, высокий, сухощавый, учил космонавтов ориентироваться по звездам. Сколько их, звезд, на небе? Попробуй-ка сосчитай! А назвать имена и того трудней. Кроме Большой и Малой Медведиц, мало еще какие кто знает… Но вот штурман стал показывать созвездия и сразу будто навел на небе порядок.

Затрещали приборы. Засветились тусклые огоньки. Космонавты определяли свои координаты по звездам.

— На тебе блокнот, будешь у меня за секретаря, — в шутку сказал мне Юрий, а всерьез попросил: — Записывай градусы, минуты и секунды, ладно?

Мы стоим на морозе, поеживаемся от холода и работаем. А потом, когда кончаем, Юрий спрашивает:

— Показать тебе Венеру? Вон она, неверная… Знаешь, сколько до нее километров? Сорок миллионов. И к ней летит наша ракета — представляешь?

Юрий разглядывал усеянное звездами небо и вдруг добавил:

— Когда-нибудь и вон к той звездочке полетит, — он показал на самую, казалось, маленькую звезду на небе — одна светлая точка.

— Вот бы слетать, а? — вдруг донесся голос друга Юрия.

— Меня больше на планеты тянет, — отозвался его собеседник.

Они тоже мечтали.