Глава 10. ТАКТИК И ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Глава 10. ТАКТИК И ПРЕПОДАВАТЕЛЬ

Путь семейства Нимиц от Гонолулу до Ньюпорта был чем-то вроде одиссеи, которая для коммандера Нимица стала настоящими каникулами. Вся семья — большой и маленький Честеры, большая и маленькая Кэтрин, малышка Нэнси и Полли, маленький бостонский бульдог, заняли двухкомнатную каюту с ванной на транспорте «Аргонна» и со всеми удобствами плыли в Сан-Франциско.

По предложению Департамента ВМС Нимицы остались на «Аргонне» на два месяца, пока она проходила капремонт на верфи острова Мэр. Эта неожиданная остановка послужила замечательной передышкой для всех и вдобавок позволила им провести весну 1922 года неподалеку от Сан-Франциско, где жили многие их друзья. В течение этого периода Честер младший носил настоящую матросскую форму, и каждый раз, когда он шел на берег, вахтенные матросы в шутку подвергали его осмотру. Время от времени матросы отправляли его назад — устранить какое-нибудь несоответствие уставу, например, завязать галстук надлежащим образом. Честер старший поддерживал себя в хорошей физической форме, совершая долгие прогулки и играя в теннис и гольф.

Когда «Аргонна» снова отправилась в путь к Восточному побережью через Панамский канал, на борту было еще несколько морских офицеров с семьями в качестве пассажиров. Большинство офицеров направлялось в Военно-морской колледж. Переход был долгим, и было много времени для чтения, бесед и неисчислимых партий в криббедж, который стал одним из любимых развлечений Нимица.

Когда «Аргонна» в конце концов достигла Ньюпорта, их уже ждала миссис Фримэн. Она тут же отвезла их на машине в Уоллестоун. Коммандер Нимиц скоро возвратился в Ньюпорт с великой миссией — найти дом. Для мужчины с тремя маленькими детьми и собакой это удалось ему на удивление легко. Он арендовал большой старый дом, где было целых восемь спален, буфетная, судомойня и кухня с такими большими плитами, что на них можно было приготовить обед на целый отель.

Семейство Нимицев замечательно провело лето в трехэтажном жилище с просторным двором. Однако когда наступила холодная погода, оказалось, что дом был изначально построен только для летних каникул и на скорую руку приспособлен к зимнему сезону. Печь отапливала только три спальни, и она была слишком маленькая для такого огромного здания. При холодной погоде третий этаж и большая часть остального дома были непригодны для жилья.

Из-за забастовки той зимой было мало угля, и его продавали только партиями по полтонны. Весь уголь, который, можно было купить, был мягким и сильно крошился. Когда такой уголь кидали в печь или кухонную плиту, образовывалось облако черной пыли, которое в любой момент могло вызвать взрыв. Взрывов не случилось, зато пыль оседала по всему дому, на мебели и на всех его обитателях. Запасы угля постоянно кончались, гак как для печи и плиты требовалось полтонны в месяц.

В холодной пыльной атмосфере дети переболели всеми детскими болезнями, которых у них еще не было, а Честер младший как-то раз слег с таким серьезным бронхитом, что ему было тяжело кашлять, и мать не на шутку за него испугалась. Миссис Нимиц и дети всю жизнь с ужасом вспоминали зиму, проведенную в Ньюпорте, в «кошмарной громадине».

Честер старший, напротив, всегда хранил память о его службе в Ньюпорте как об «одном из самых важных назначений» в его карьере. Безусловно, он вместе с Кэтрин волновался о больных детях, и он всегда, когда мог, участвовал в ведении домашнего хозяйства, но в основном его ум был поглощен занятиями. Он проводил в Военном колледже большую часть своего времени, посещая занятия, участвуя в военных играх, или, спрятавшись в отведенной ему каморке, читал конспекты или работал над диссертацией. Вечером он погружался в книги, читая (как всегда быстро) работы по тактике и стратегии, военной и военно-морской истории и биографии военачальников. Потом он всегда говорил, что одиннадцать месяцев в Ньюпорте подготовили его к руководящей работе больше, чем все годы службы. В письме, написанном приблизительно сорок лет спустя вице-адмиралу Чарльзу Л. Мельсону, президенту Военно-морского колледжа, он рассказывал о том, как занимался тогда:

«Врагом в наших военных играх всегда была Япония, и наши занятия были настолько тщательными, что ничего из того, что случилось в Тихом океане после начала Второй Мировой войны, не было для нас странным или неожиданным. От каждого слушателя требовалось спланировать тыловую поддержку наступления через Тихий океан — и мы были хорошо готовы к тем невероятным усилиям, которые потребовались тылу для поддержки военных действий. Я считаю, что все успехи, которых я добился в стратегии и тактике, в мирное время и на войне, — заслуга Военно-морского колледжа».

Возможно, Нимиц, растроганный теплыми воспоминаниями прошлого, немного преувеличил, но в основном сказанное в письме — правда. Очевидно, что благодаря его занятиям в Колледже ему удалось собрать в систему все знания, полученные за долгие годы из специальной литературы, и что они также дали ему превосходное знание географии и стратегических и логистических проблем войны на Тихом океане.

Диссертация коммандера Нимица, над которой он так старательно трудился, была посвящена Ютландскому бою — последнему крупному сражению между крупными надводными кораблями, происшедшему на Северном море в 1916 году. В этом сражении участвовало 250 кораблей британского Гранд-Флита и германского Флота Открытого моря. Ютландским боем интересовался не только Нимиц. После Первой Мировой войны это сражение тщательно изучалось морскими офицерами всех стран, так как бытовало ошибочное мнение, что это — образец будущих сражений в море.

Особенно привлекала внимание исследователей экстраординарная сложность британских боевых порядков и трудности, возникавшие при маневрах. В походном порядке боевой флот адмирала Джона Джеллико состоял из двадцати четырех линейных кораблей в шести кильватерных колоннах на траверзе друг у друга. При этом каждая пара колонн находилась под прикрытием эсминцев для защиты от субмарин. Ряды крейсеров и эсминцев растягивались на двадцать миль в поисках надводных сил противника. Даже для того, чтобы просто развернуть такое множество кораблей, требовалось много сложных вычислений и весь набор сигналов. Развертывание линейных кораблей в единую колонну для сражения было безумно сложной задачей в плане распределения операций по времени и согласования направления движения судов и справедливо считалось решающим маневром в ходе любого крупномасштабного морского сражения. Один офицер, описывавший развертывание сил в ходе Ютландского боя говорил, что «там кораблями управляли так, как до этого никто на флоте и не мечтал».

Корабли противоборствующих флотов время от времени буквально набрасывались друг на друга со скоростью экспресса в дыму и тумане, и искусные маневры — это все, что Джеллико мог сделать, чтобы избежать аварий, уклониться от торпед и держать врага в поле зрения. Что действительно было нужно утомленному адмиралу, так это более высокий уровень разведки, более своевременные сообщения о действиях противника и большее количество зорких глаз; всего этого сильно недоставало в его флотилии легких крейсеров. Благодаря всем тяготам этого сражения командование Британского флота Его Величества осознало необходимость создания авианосца. На американском флоте признали рациональность идеи и последовали примеру англичан, переделав угольщик в небольшой авианосец «Лэнгли», который был введен в строй в 1922 году.

Вскоре стало очевидно, что авианосец с самолетами — не только превосходное средство разведки, но и мощное средство нападения. Летчики генерала Билли Митчелла доказали это уже в 1921 году, разбомбив и утопив бывший немецкий линейный корабль «Остфрисланд» во время учений у мыса Вирджиния. Безусловно, большинство морских офицеров насмехались над демонстрацией Митчелла, указывая, что «Остфрисланд» стоял на якоре без охранения, без экипажа на борту и был абсолютно беззащитен. Однако немало было и таких, кто заключил, что такой класс судов, как линейный корабль, устарел. Даже те, кто резко осуждал эту точку зрения, должны были признать, что защита линейных кораблей от атаки с воздуха, а также от подводного нападения, представляла серьезную проблему. Видимо, для этого требовалось создать заслон из множества крейсеров, эсминцев, а теперь еще и авианосцев, более сложных и крупных, чем те, что использовались в Ютландском бое.

Среди офицеров, отправивших линейный корабль «на свалку истории», был контр-адмирал Уильям С. Симс. Он был ректором Военно-морского колледжа, когда Честер Нимиц прибыл туда в 1922 году в качестве слушателя. Начав службу в Ньюпорте, Симс продолжал вести себя так же, как и до этого, — постоянно сердил своих сослуживцев тем, что часто бывал прав, и всегда во всеуслышание обсуждал ошибки других. Еще до того как Митчелл потопил «Остфрисланд», Симс использовал авианосцы в оперативно-штабных играх в Колледже. В этих играх он старался продемонстрировать, хотя бы для собственного удовольствия, что именно авианосцы станут главенствовать в иерархий боевых кораблей, заменив линейные корабли. Так должно было случиться хотя бы потому, что радиус действия самолетов авианосца был гораздо больше дальности стрельбы орудий любого линейного корабля. Симс, как всегда значительно опередив современников, предвидел морские сражения, в которых противоборствующие флоты, находясь вне поля зрения друг друга, находясь за сотни миль, нападали и контратаковали бы только с помощью самолетов.

Не все офицеры в Военном колледже соглашались с симсовской интерпретацией оперативно-штабных игр. Некоторые из них, безраздельно преданные идее линейного корабля как властителя морских битв, не могли согласиться с тем, что мощный дредноут когда-нибудь можно будет заменить чем-нибудь столь новым и столь хрупким на вид. Нимиц не оставил нам никаких записей о своей собственной реакции в то время, но, судя по тому как он вел себя впоследствии, он, по крайней мере, был готов к восприятию нового и желал работать над этим вопросом дальше.

Благодаря оперативно-штабным играм в Колледже было, найдено также решение проблемы громоздких боевых порядков. На этом поприще новатором был коммандер Роско К. Макфолл, однокашник Нимица по Военному колледжу и по Военно-морской академии. Однажды, расставляя фигурки обозначавшие корабли, по доске для одной из оперативно-штабных игр, Макфолл поместил крейсера и эсминцы охранения концентрическими кругами вокруг линейных кораблей. Очевидные преимущества такой расстановки сил состояли в том, что она позволяла концентрировать зенитный огонь и что направление движения всего порядка могло быть изменено простым сигналом поворота, так как все корабли могли поворачивать одновременно. Эксперименты показали, кроме того, что развертывание в колонну было намного проще и быстрее осуществить из кругового ордера, чем из прямоугольного, когда эшелоны кораблей охранения вытягиваются вперед подобно антеннам. Нимиц позже вспоминал: «Мы все были поражены преимуществами, которые давал круговой ордер». Однако именно Нимицу выпал жребий внедрить это новшество на флоте.

Это произошло потому, что адмирал Робисон был назначен верховным главнокомандующим Линейным флотом. Это был второй по значению командный пост на флоте, и, в преддверии вступления в высокую должность, он смог воспользоваться своими связями, чтобы еще раз помочь своему любимому молодому офицеру в продвижении по служебной лестнице. Нимиц получил приказ — после окончания обучения в Военном колледже прибыть для дальнейшей службы в Сан-Педро на борт линейного корабля «Калифорния», флагмана Линейного флота.

После краткого отпуска в Уоллестоуне семейство Нимицев упаковало вещи и уже собиралось отправиться на поезде к западному побережью, когда Честер младший, которого вся семья называла Бедолага Джо за его нескончаемые болезни и травмы, упал с крыши гаража и проломил себе череп. Нимиц отменил поездку и оставался в Уоллестоуне, пока кризис не прошел. Потом он поспешил один через всю страну, чтобы успеть к 30 июня 1923 года, когда Робисон поднял свой флаг на «Калифорнии», сменив на посту адмирала Э.В. Эберла. Робисон назначил Нимица своим помощником и помощником начальника штаба по тактическим вопросам.

В 1920 году новые американские линейные корабли вместе с крейсерами, эсминцами и вспомогательными судами постоянно дислоцировались у западного побережья, вместе составляя Линейный флот. Подразумевалось, что их наиболее вероятный потенциальный противник — японский флот. Другие крейсера и эсминцы вместе с двумя-тремя старыми линейными кораблями составляли Разведывательный флот, который действовал в Атлантическом океане и Карибском море. Вместе Линейный и Разведывательный флоты составляли Американский флот, или, неофициально, Объединенный флот. Азиатский флот, не такой многочисленный, базировался Филиппинах.

Когда Честер младший стал чувствовать себя достаточно хорошо для путешествия, семья решила присоединяться к Нимицу. Они решили не ехать в Калифорнию поездом, а выбрали медленный окольный путь по морю, на сей раз на транспорте «Шемон». Не успели они далеко отойти от причала, как маленький Честер обжег лодыжку об открытую паровую трубу, и ожог никак не хотел заживать, очевидно, потому, что организм мальчика израсходовал все силы, приходя в себя после травмы черепа. Нагноение все еще не спало, когда миссис Нимиц и дети достигли Сан-Педро, который тогда был пыльным молодым городом, где на каждом углу шло какое-нибудь строительство.

Поскольку Линейный флот проводил много времени в море или в различных портах западного побережья, бремя поисков дома и ухода за больным сыном легло на миссис Нимиц. Она сняла маленькую меблированную квартиру недалеко от миссис Робисон. Оттуда она часто водила сына в амбулаторный пункт, однако у местных врачей вообще ничего не удавалось сделать с его сожженной лодыжкой. «Ребенок понемногу падал духом, и я вслед за ним», — рассказывала Кэтрин. К счастью, военный врач, живший в соседней с ними квартире, сделал замечательное предложение. «Давайте укладывать его спать в той комнате, где больше солнца, — сказал он, — снимем все бинты и просто позволим солнцу сделать все остальное». За неделю такого лечения лодыжка наконец зажила.

Когда Линейный флот зашел в порт Сан-Педро, семьи Робисонов и Нимицев собрались вместе, возобновив старую дружбу. У Сэма и Мэри Робисонов не было собственных детей, и они фактически стали приемными бабушкой и дедушкой для детей Нимица. Адмирал Робисон и коммандер Нимиц во время недолгих пребываний на берегу подолгу гуляли вместе на холмах и часто брали с собой собак. К сожалению, Полли и Макинтош, тоже бульдог, оба были слишком толстые, наверное, потому, что дети Нимица их постоянно перекармливали. Прогулки, которые были прекрасной физической нагрузкой для мужчин, иногда оказывались слишком тяжелы для жирных собак. «Очень часто, — вспоминала позже маленькая Кэтрин, — Макинтош или Полли попросту отключались, и их приходилось нести домой на руках».

Коммандер Нимиц редко бывал дома, и миссис Нимиц постепенно брала управление семейными финансами в свои руки, а в конце концов, подобно многим другим женам моряков, она начала распоряжаться ими единолично. Она экономила каждый цент — возможно, это было реакцией на воспоминания о расточительности отца. Прежде всего она считала, что брать в долг — один из смертных грехов. За всю семейную жизнь единственной вещью, которую Нимицы купили вовремя, была стиральная машина, крайне необходимая в доме, где столько детей.

Как только Нимиц освоился на новом месте службы, он тут же предложил круговой ордер. Он был удивлен сопротивлению, на которое натолкнулось его предложение. «Моей самой большой проблемой, — говорил он, — было убедить старших командиров флота, что это — наиболее практичный тип построения. Мне пришлось убеждать даже моего собственного адмирала после того, как он имел беседу с офицерами, которым казалось, что при таком построении каждый корабль предоставлен сам себе».

Однако в «своем адмирале» Нимицу разочароваться не пришлось. Как он и ожидал, Робисон, увлеченный исследователь тактики и прирожденный экспериментатор, несколько дней взвешивал все «за» и «против», а затем приказал, чтобы командиры попробовали применить круговой ордер. На предварительной схеме в центре построения в качестве флагманского корабля должна была находиться «Калифорния», окруженная двумя рядами кораблей. Внутренний круг должен был состоять из линейных кораблей, а внешний — из более легких сил. Каждый корабль должен был соблюдать определенное расположение и расстояние относительно флагмана.

Адмирал и его командиры поразились той непринужденности и быстроте, с которой могло маневрировать так построенное соединение. Уклоняясь от подводной атаки, весь флот мог быстро полностью изменить курс или сдвинуться в сторону. При этом все корабли поворачивали одновременно, сохраняя постоянное расположение и расстояние от центра ордера. Таким образом противолодочная и зенитная оборона не ослабевала ни на минуту, а также сохранялось общее направление движения флота в сторону кораблей противника. При развертывании в боевой порядок один из линейных кораблей выходил из круга, а крейсера и эсминцы располагались по бокам.

Главный недостаток кругового ордера заключался в трудности удержания заданной позиции. Для всех кораблей, кроме находящихся непосредственно спереди, сзади или на траверзе флагмана, точно соблюдать пеленг и дистанцию до флагмана было тонкой, трудоёмкой задачей, которая требовала почти постоянного контроля не только курса, но и скорости. Ночью, без радара, который тогда еще не был изобретен, точное удержание позиций в круговом ордере было признано невозможным, так как вероятность столкновения при этом была чрезвычайно высока. Можно сказать наверняка, что осенью 1923 г. лишь немногие офицеры Линейного флота могли предвидеть, что круговой ордер со временем станет стандартным, особенно для дневных переходов.

Наступила зима, и Бедолага-Джо опять заболел. На сей раз его недуг возник после того, как ему неудачно прооперировали мастоидит. Сначала мальчик оглох на одно ухо; теперь врачи обнаружили, что нагноение, вызванное продолжающейся инфекцией, начало проникать внутрь. Так как состояние Честера младшего ухудшилось, его поместили в больницу в Лонг-Биче и прооперировали. Честер старший, к своему глубокому огорчению, в день операции должен был выйти в море с

Линейным флотом и несколько недель оставался в неведении относительно судьбы сына. К счастью, операция прошла успешно. Удалось не только устранить нагноение, но и полностью восстановить слух. Таким образом, заветная мечта Нимица — послать сына на учебу в Военно-морскую академию снова стала осуществимой.

Линейный флот при полном радиомолчании вышел в море, чтобы участвовать в объединенных учениях армии и флота под названием «Задача номер 2». В ходе этих учений проверялась оборона Панамского канала. Зимой Линейный флот присоединился к Разведывательному флоту в тактических маневрах в Карибском море. Отличительными особенностями этих учений была отработка поддержки флотом высадки морских пехотинцев в Зоне Канала и на острове Кулебра, а также участие в них единственного тогда американского авианосца «Лэнгли».

Маленький авианосец участвовал в оборонительном патрулировании и разведке, и его самолеты имитировали воздушные бои, нападения на торговые суда и на Канал. Для того, чтобы иметь возможность быстро поднять самолеты, авианосец должен был идти отдельно от основного флота, шедшего в обычном прямоугольном построении, и маневрировать свободно в пределах дальности тактической связи, в сопровождении только пары эсминцев, предназначенных для спасения летчиков, если какой-то из самолетов упадет в воду.

Коммандера Нимица этот вариант действий абсолютно не устраивал. Он полагал, что для максимальной взаимной защиты как от субмарин, так и от и самолетов надводный флот и авианосец должны были действовать согласованно. Он настоял на вводе «Лэнгли» в состав Линейного флота для обширных маневров.

Робисон отправил предложение Нимица в Военно-морской департамент за своей подписью, но Бюро авиации еще не было готово расстаться с единственным авианосцем. Еще не были решены проблемы конструкции самолета, взлета и посадки, аэрофинишера и катапульты, а также нахождения самолетами авианосца после выполнения задачи на большом удалении от корабля. В 1924 году летчики все еще поддерживали связь с авианосцем с помощью почтовых голубей! Однако благодаря настойчивости Нимица Робисон оказал на штаб такое давление, что в ноябре 1924 года «Лэнгли» пошел в состав Линейного флота. Некоторые авиаторы и тогда, и позже утверждали, что такое переподчинение было преждевременным, что Нимиц фактически задержал развитие военно-морской авиации, слишком рано внедрив во флот одиночный авианосец.

Нимиц в свою очередь никогда не сомневался, что именно тогда настало время авианосца. Он попробовал использовать «Лэнгли» в круговом ордере и достиг полной согласованности в действиях кораблей. Когда авианосец разворачивался против ветра, чтобы поднимать или принимать самолеты, весь ордер поворачивал вместе с ним. Надводные корабли постоянно находились под защитой самолетов, а авианосец — под защитой орудий и торпед всего ордера. Рядом с авианосцем всегда находилось множество эсминцев, которые подбирали катапультировавшихся летчиков.

Адмирал Робисон был под таким сильным впечатлением от совместных учений Линейного флота и «Лэнгли», что он убедил Морской департамент ускорить строительство больших авианосцев — «Саратога» и «Лексингтон». Нимиц почти сорок лет спустя говорил: «Я считаю, что тактические учения, которые мы проводили тогда, заложили основу тех походных ордеров, которые мы использовали во время Второй Мировой войны в группах авианосцев и фактически во всех остальных оперативных соединениях».

В течение весны и лета 1925 года объединенный американский флот выполнял учения, направленные на проверку обороноспособности Гавайских островов. После учений Линейный флот и крейсерский дивизион Разведывательного флота отправились в поход через острова Самоа к Австралии, Новой Зеландии и Тасмании, возвратившись к Западному побережью США в конце августа.

В октябре Робисон был назначен на высшую руководящую должность — главнокомандующий Американским флотом, взяв Нимица в качестве личного помощника, помощника начальника штаба и тактического офицера. Год спустя оба были переведены на береговые должности. Позже концепция кругового ордера и опыт внедрения авианосцев были преданы забвению — то ли по небрежению, то ли потому, что достоинства их не были признаны до конца.

В 1930 году лейтенант-коммандер Форрест П. Шерман реабилитировал круговой ордер для оперативного соединения с авианосцем в центре, такое построение позже стало стандартным. Однако авианосцы были признаны основной защитой крейсеров и эсминцев только после нападения японцев в декабре 1941 года на линейные корабли в Перл-Харборе. Тогда авианосцы стали важнейшими боевыми кораблями Тихоокеанского флота. Когда появились новые быстрые линейные корабли, их роль была сведена к защите авианосцев. Перед концом Второй Мировой войны все действующие флоты последовали примеру американского флота и приняли круговой ордер, по крайней мере для дневных операций. Впоследствии такое построение соединения кораблей было официально принято для военно-морских сил Организации Североатлантического Договора (НАТО).

Тактические новшества, введенные в американском флоте Честером Нимицем, столь же эпохальны, как строй кильватера, который впервые применили генералы Оливера Кромвеля в английском парусном флоте в семнадцатом столетии. Однако даже адмирал Робисон не смог прочувствовать истинное значение ни кругового ордера, ни даже авианосцев. Выйдя в отставку, он написал, с участием миссис Робисон, «Историю военно-морской тактики с 1530 до 1930 год». В этой огромной книге, изданной в 1942 г. и насчитывающей почти тысячу страниц, круговой ордер не упоминается вовсе. Робисон много цитирует Нимица, но только в связи с подводными лодками. Разговор об авианосцах он заканчивает таким двусмысленным утверждением: «Авианосцы появились в последнюю войну. Орудия, установленные на их борту, предназначены для обороны. Эти корабли имеют на борту как бомбардировщики, так и истребители и входят теперь в состав всех крупных мировых флотов. Их самолеты эффективно атакуют противника на суше и на море. Неэффективность морской авиации в ходе сухопутных и морских сражений последней войны обсуждается в главе 50. В этой войне самолет являлся главным оружием».

Хотя Честер Нимиц младший утверждает, что должность помощника начальника штаба Робисона была решающей в продвижении его отца по служебной лестнице, Честер старший считал более судьбоносным свое следующее назначение. Коммандер Нимиц был одним из шести офицеров, которым было поручено организовать первые центры Корпуса обучения военно-морских офицеров запаса в американских университетах.

Организованный при поддержке Морского департамента как мера укрепления национальной обороны, Корпус был утвержден Конгрессом в марте 1925 года, и средства па его финансирование начали поступать 1 июля 1926 г. Центры должны были быть организованы в Гарварде, Северо-Западном университете, Университете Вашингтона, Йельском университете, Технологическом институте Джорджии и Калифорнийском университете.

«В каждый из этих университетов командируется офицер в чине кэптена или коммандера на должность профессора военно-морской науки и тактики», — говорилось в распоряжении Бюро навигации. «Он отвечает за обучение студентов в военно-морском центре. У каждого офицера должен быть один помощник. Прочие офицеры, командированные в эти университеты, становятся сотрудниками факультета, а профессору военно-морской науки и тактики присваивается статус декана».

В каждом центре должны были обучаться приблизительно пятьдесят или шестьдесят студентов. Им надо было преподавать управление кораблем, навигацию, артиллерийское дело, военное и международное право, стратегию и тактику, электротехнику и инженерное дело. Дипломированные специалисты должны были получать звание офицера запаса добровольных военно-морских сил.

Коммандеру Нимицу приказали организовать такой центр в Беркли, в университете штата Калифорния. Морской департамент выбрал его по рекомендации кэптена Уильяма Д. Пулстона, одного из флотских интеллектуалов и будущего биографа Альфреда Тэйера Мэхэна. Пулстон был одним из множества влиятельных офицеров, обративших внимание на рост репутации Нимица.

Нимиц получал назначение со смешанными чувствами. Он не был уверен, что эта должность послужит продвижению его карьеры. С другой стороны, то, что он оказывался у истоков принципиально новой программы, не могло не привлечь внимание. Во всяком случае, работа с персоналом постепенно становилась одним из его основных профессиональных интересов, а эта работа могла дать ему новый опыт в этой сфере. На самом деле, всякий новый опыт наполнял его глубоким и стойким интересом к обучению. Многие из его студентов остались его друзьями на всю жизнь, и он с отеческим интересом наблюдал за развитием их карьеры. Для его семьи этот трехлетний период береговой службы, безусловно, был благословенным временем. Нэнси только недавно пошла в школу, а у Честера и Кэтрин уже началась беспокойная пора отрочества, когда твердая рука отца особенно необходима.

Коммандер Нимиц учредил Военно-морской центр по подготовке офицеров запаса в университетском городке Беркли университета Калифорнии осенью 1926 года. Его помощниками были лейтенант-коммандер Эрнест Гюнтер и четыре старшины. Университет выделил им классные комнаты и скудно обставленный офис. Оборудование, выделенное правительством, включая пишущие машинки, прибыло намного позже начала семестра.

Поначалу Нимиц боялся, что он не сможет привлечь количество студентов, достаточное для формирования центра. Зарегистрировавшимся в центре выдавалась униформа, но они не получали ни стипендии, ни платы, ни пособий. Тем не менее они должны были три раза в неделю проходить строевую подготовку и помимо обязательных университетских занятий брать на себя тяжелый груз различных военно-морских дисциплин. Однако, с другой стороны, летом они выходили в море с оплатой 1 доллар в день и после четырех лет обучения им присваивалось звание лейтенанта запаса ВМС США.

К тому времени, когда был произведен очередной набор студентов и начался осенний семестр, Нимиц и его помощники развесили объявления об открытии центра на всех стендах университетского городка и в других соответствующих местах. Старшины в офисе принимали претендентов, а Нимиц и Гюнтер, в накрахмаленных белых кителях, сидели за специально взятыми напрокат столами в центральном проходе, чтобы привлекать внимание студентов, отвечать на вопросы, и пытались завербовать кого-нибудь подходящего. Когда за столами дела шли плохо, Нимиц ходил по городку пешком в поисках подходящих кандидатов. Перед Старым Северным залом он заметил первокурсника Джеймса Арчера и провел с ним краткую деловую беседу. Арчер заинтересовался, но спросил, имеет ли значение то, что его отец — армейский полковник. Нимиц рассмеялся и уверил его, что не имеет. Арчер не только записался сам, но и уговорил записаться своего соседа по комнате Трейси Д. Каттла. «Конечно же, мы хотели попасть на флот, а не в армию», — рассказывал Арчер.

В офисе призыв тоже шел полным ходом. Когда Нимиц подсчитал количество записавшихся, оказалось, что у них перебор — восемьдесят претендентов. Он тщательно изучил данные каждого претендента и выбрал шестьдесят лучших. На первом собрании он принес извинения за невозможность принять всех желающих. К сожалению, по закону можно было допустить до занятий только шестьдесят человек. «Господа, я очень сожалею, — сказал он, — но я должен назвать двадцать имен, и этим людям придется уйти».

С этого момента Нимиц постоянно находился в компании профессоров и дома, и на работе, поскольку он снимал дом на Бэй-Вью-плэйс и большинство его соседей были преподавателями. Впервые в ближайший круг общения Нимицев входили не только моряки. Общение с новыми знакомыми оказалось весьма занятным. Эти люди специализировались в самых разнообразных областях. Некоторые были чрезвычайно узкими специалистами, другие — удивительными чудаками, но так или иначе все они были добры и дружелюбны, и общаться с большинством из них было приятно.

Некоторые сотрудники университета, что и говорить, поначалу немного обижались на Нимица. Они зарабатывали степень доктора многолетними исследованиями и многочисленными публикациями и постепенно продвигались от преподавателя к доценту, от доцента к адъюнкт-профессору, и пока получили статус профессора, уже успели поседеть. И вот появляется этот 41-летний коммандер без всякой ученой степени — в Военно-морской академии не присуждали степеней, когда Нимиц там учился, — и получает по велению правительства должность профессора и статус декана Отдела военно-морской науки и тактики! Принять такое было трудновато.

Негодование против чужака достигло пика, когда заведующий кафедрой астрономии университета узнал, что Нимиц собирается преподавать навигационную астрономию в составе курса. Ученый муж заорал так, что чуть не сорвал заседание:

— Никто не будет учить астрономии в этом университете, кроме людей, которых выбираю я!

Нимиц, вместо того чтобы ответить в том же ключе, сказал:

— Вы сможете прочитать курс астрономии так, как это необходимо для морских офицеров?

Заведующий мрачно ответил, что сотрудники его кафедры прочитают курс.

— Это замечательно, — сказал Нимиц, — потому что нам разрешают занимать только определенное число часов в учебной программе студентов. Если курс астрономии переходит к университету, это дает нам больше учебных часов в неделю.

Нимиц считал себя не военно-морским выскочкой в незнакомой враждебной среде, но равноправным преподавателем Калифорнийского университета. Преподаватели факультета любили его неизменно бодрое настроение и признали его широкую эрудицию, приобретенную за годы разборчивого чтения книг. Наконец он был принят как коллега. Всякий раз, когда декан Болдуин Вудс, светило аэронавигационной науки, был в отъезде, он просил Нимица взять его лекционные часы. «Вы можете дать моим студентам многое из того, что они должны знать», — говорил он.

Вот наиболее примечательный факт. Зная о способности Нимица точно и беспристрастно оценивать людей, его пригласили к участию в одной из аттестационных комиссий университета, а также в одной из его комиссий по кадрам, организованной для выборов нового профессорско-преподавательского состава. В обе комиссии он привнес свежий, несхоластический набор критериев оценки профессиональных качеств и перспективности сотрудников. Он не понимал, почему за профессорами в обоих комитетах всегда оставалось последнее слово, и постоянно публиковал статьи по этому поводу (как говорят в академических кругах, «публикуйся или погибнешь»). Он никогда не мог понять, почему опытного преподавателя нельзя оценивать только по его преподавательским навыкам, и он никогда в полной мере не принимал аргумент, что владение материалом, необходимое для исследования, написания работ и их публикации, является основным фактором и в преподавательской деятельности.

Нимиц по-отечески заботился о каждом своем студенте. Он играл с ними в гандбол и теннис и обычно выигрывал. По субботам он часто приглашал некоторых студентов домой к обеду. В таких случаях миссис Нимиц, учитывая стоимость продуктов и аппетиты молодежи, готовила супы; ее фирменным блюдом был куриный суп с лапшой.

Молодые люди, обучавшиеся в Центре, организовали клуб «Квартердек» и обычно приглашали Нимицев на танцы. Они приходили при любой возможности; миссис Нимиц танцевала с гардемаринами, а коммандер — с их девушками.

Онни П. Латту, молодой финн, которому по недосмотру, позволили учиться в Центре прежде, чем он получил американское гражданство, крепко подружился с Нимицами. Как-то раз он пригласил Нимицев и Гюнтера в дом финского землячества на обед. Оба офицера в великолепных белых мундирах прибыли в новом «родстере» Гюнтера. Студенты в это время увлеченно кидались друг в друга мешками с водой. Один такой мешок летел как раз в Латту. Тот спрятался, и мешок попал, прямо в грудь Нимица. К всеобщему изумлению, Нимиц ничего не сказал. Он не только не остановился, но даже и бровью не повел. Он зашел в дом, дружелюбно поболтал с его хозяевами и, все еще мокрый, сел обедать. Обед ему, похоже, даже понравился.

Когда часть оборудования, выделенного правительством, наконец-то дошла до офиса Центра подготовки, и Нимиц следил за распаковкой, в офис вошел серьезный молодой человек, Джордж С. Перкинс. Он сказал, что учился раньше в Калифорнийском университете, только что получил бумаги, которые по оформлению дадут ему право на звание лейтенанта, и не мог устоять перед возможностью принять присягу в alma mater у действующего офицера ВМС. Не мог бы коммандер Нимиц помочь ему? Перкинс извинился за сентиментальность.

Нимиц взял бумаги. «Перкинс, — сказал он, — никогда не забывайте, что сентиментальностью заполнена большая часть жизни морского офицера». К сожалению, объяснил он, печатные машинки еще не распакованы. «Старшина, — сказал он писарю, — я думаю, что мы можем подготовить эти бумаги без пишущей машинки». Так, среди полуразгруженных коробок, писарь заполнил бумаги, и Нимиц, подписав их, выполнил желание Перкинса принять присягу. Эту церемонию Нимиц назвал «присяга на ящиках» и впоследствии обычно представлял Перкинса как «Перкинса, присягнувшего на ящиках».

Анну теперь всегда называли Нэнси, а двух старших детей Часто называли Кейт и Чет, чтобы отличать от родителей. Их неуемный характер и постоянное соперничество с младшим братом постоянно приводили к серьезным скандалам. «Кровавая развязка» наступила, когда однажды Нимицы были в гостях у Гюнтеров и дети играли на заднем дворе. Чет экспериментировал на протестующей Нэнси, сжимая заднюю часть ее шеи и добиваясь, чтобы она потеряла сознание. Нэнси схватила ржавый автомобильный номер, который случайно попался под руку, и ударила им брата по голове. «Хлынула кровь. О, сколько было крови!» — вспоминала Нэнси много лет спустя. «Это — самое приятное воспоминание детства. Конечно, он тут же побежал в дом, вопя и истекая кровью. Родители собрались за двадцать минут, сгребли нас в охапку и поспешили домой. «Конечно же, Нэнси была наказана.

Кейт вспоминает: «И папа, и мама всегда старались дать нам почувствовать, как они нами гордятся. Они шлепали нас за плохое поведение, но тем не менее всегда нас поддерживали и старались придать нам уверенность в себе». На самом деле Нимицы в наказание детей, как правило, не шлепали, а лишали всевозможных удовольствий.

Нимиц продолжал читать детям вслух. Вскоре после переезда в Беркли он стал читать им перевод «Одиссеи». Он также находил время, чтобы помочь им со школьными уроками. После одного случая Кейт поняла, что ее отец в этом плане иногда даже слишком полезен. Однажды вечером, когда они убирали со стола после обеда, она случайно упомянула, что должна подготовить сообщение о Ютланском бое. Она упустила из виду, — если она вообще об этом знала, — что ее отец провел месяцы, исследуя историю этого сражения в Военном колледже, и даже написал диссертацию на эту тему. «Это было все равно что подлить бензина в огонь», — говорила она потом.

Когда она возвратилась в комнату с томом Британской Энциклопедии, она обнаружила, что на столе уже нет ничего, кроме множества солонок и перечниц. Это было странно, потому что после обеда отец обычно оставлял стол накрытым до завтрака.

— В чем дело? — спросила она.

— Разве тебе не нужно сделать сообщение о Ютландском бое?

— О да, конечно. Всего полстраницы.

— Я тебе расскажу об этом сражении.

Кейт вспоминала: «Позже этот вечер ассоциировался у меня со старым анекдотом про книгу о пингвинах — «Спасибо за книгу; она рассказала мне о пингвинах больше, чем я хотел знать». Солонки у нас были немецким флотом, а перечницы — британским. Мы повторили все маневры и столкновения флотов от начала до конца, а я только и могла, что повторять слабым голосом: «Половина страницы…» Но я запомнила рассказ отца на всю жизнь, и мне ни разу больше не приходилось специально учить ход Ютландского боя».

У работы в университете было одно важное преимущество — полноценные каникулы. Отпуска, которые имел Нимиц на предыдущих местах службы, все ушли на переезды из одного дома в другой, причем часто эти дома находились на разных континентах. Теперь каждым летом было несколько недель беззаботного отдыха, и, так как важнее всего были интересы молодого поколения, большая часть каникул проходила в походах. Летом

1927 года Нимицы путешествовали вверх по тихоокеанскому побережью до штата Вашингтон. В 1928 году они разбили лагерь в горах Сьерра-Невада и провели по неделе у озер Эхо и Тахо.

Подготовка к этим поездкам была проведена с обычной для Нимица тщательностью.

Снаружи к седану «Шевроле» 1926 года выпуска была привязана палатка, складной столик и гамаки для детей. Автомобильные сиденья раскладывались в двуспальную кровать для мамы и папы. В багажном отделении была устроена небольшая кухня, где миссис Нимиц всего за полчаса могла приготовить ужин. Гамаки были холщовые, матросские, а чтобы дети не выпадали из них, Нимиц взял иглу и пришил одеяла к гамакам.

Поездки начинались весело: мать и отец на переднем сидении, дети — на заднем. Постепенно из-за вынужденного бездействия на заднем сиденье начинались сначала препирательства, затем скандалы, а потом и настоящие драки, которые вполне могли дойти до кровопролития. Тогда автомобиль останавливался, один ребенок пересаживался на переднее сиденье, а кто-нибудь из родителей садился на заднее между двумя драчунами. Устанавливалось шаткое перемирие, но напряжение не спадало, пока не появлялась возможность вылезти из машины и немного остыть. Однажды на пути домой, когда драчунов на заднем сиденье не успели вовремя разделить, Чету удалось разбить Кейт очки. Нимиц, сидевший тогда за рулем, просто сказал спокойным голосом: «Честер, когда мы доберемся домой, я тебя выпорю». И он сделал это. Много лет спустя Нэнси сказала: «Я часто вспоминаю те замечательные поездки. Нам, детям, они доставляли такое удовольствие… Но интересно, удавалось ли отдохнуть маме с папой?»

Нимиц отдавал все силы организации Центра подготовки, и это, конечно, не могло не способствовать его продвижению по службе. В сентябре 1927 года ему было присвоено временное звание кэптена со 2 июня 1927 г., а в январе следующего 1928 г. — постоянное звание кэптена с того же числа.

К досаде некоторых студентов, Нимиц исправлял и оценивал их работы не только по верности содержащейся в них информации, но и с точки зрения английского языка. С его чувством английского языка и мастерским владением речевыми конструкциями и синтаксисом он едва ли мог поступать иначе.

Нимиц безумно восхищался Калифорнийским университетом. Чета он хотел отдать в Военно-морскую академию, но он говорил, что, если он поймет, что это имеет практический смысл, он, конечно же, пошлет своих девочек учиться в Беркли. Однако он не одобрял некоторые из академических свобод гражданских университетов, где студенты учатся по собственному графику и сдают экзамены только ежемесячно или даже всего раз в семестр. Помня свою учебу в Военно-морской академии, он проверял уровень подготовки студентов в начале каждого занятия. «Средний гардемарин, — писал он адмиралу

Робисону, — получает больше информации, работает и учит больше и усерднее и достигает лучших результатов, чем средний университетский студент — и причина этого состоит в том, что он может надеяться только на свои собственные знания: либо он узнает все, что нужно, либо потопит корабль»:

В начале занятия у Нимица студенты тянули билеты, каждый из которых содержал вопрос по домашнему заданию. Потом, вместо того чтобы выходить к доске, как в Военно-морской академии, они рассаживались по местам и писали ответы на бумаге. Через двадцать минут Нимиц собирал ответы и начинал тридцатиминутную лекцию, позволяя студентам перебивать и задавать вопросы. Потом, сразу после занятия, Нимиц внимательно проверял работы, раскладывал их по ящикам, чтобы гардемарины могли их забрать, и вывешивал оценки за день.

Преимущества системы Нимица по сравнению с системой Военно-морской академии, по его собственному мнению, состояли в том, что письменные ответы можно было более тщательно проверять и оценивать и что работы с исправлениями можно было вернуть студенту для просмотра. Также готовая лекция, основанная частично на собственном или чужом опыте службы, была более эффективной, чем спонтанная беседа, во время которой преподаватель сновал от доски к доске, исправляя, оценивая и объясняя.

Робинсон после ухода с поста главнокомандующего, вновь получил звание контр-адмирала и был назначен начальником 13-го морского округа со штабом в Сиэтле, штат Вашингтон. С этой выигрышной позиции он с интересом наблюдал за экспериментами своего протеже Нимица в области образования и убедился, что его методы были идеальны для подготовки студентов. Весной

1928 года Робисон был назначен руководителем Военно-морской академии и поехал в Аннаполис, решив внедрить систему Нимица. Из письма, которое Нимиц написал Робисону 9 июля 1928 года, ясно, что он имел некоторые дурные предчувствия относительно намерений адмирала.

«Моя схема проведения лекций не очень хорошо приспособлена к преподаванию всех предметов. Она лучше всего соответствует таким предметам, как управление кораблем, устройство корабля, материально-техническая база артиллерии, артиллерийское дело, кораблевождение и лоцманское дело, где преподаватель может объяснить классу преимущества тех или иных действий на основании собственного опыта. Схема не очень хорошо подходит для преподавания языков и математики, хотя я полагаю, что даже по этим предметам преподаватель может тратить небольшую часть каждого занятия на обсуждение.

Когда Вы представите методику на обсуждение Совета Академии, я надеюсь, что Вы проясните вышеупомянутые вопросы. Главная идея — сделать опыт службы преподавателей доступным для студентов».

Хотя методика обучения в Военно-морской академии претерпела некоторые изменения с тех пор, как Нимиц был гардемарином, они не имели никакого отношения к методике Нимица. Опытных преподавателей оскорбило, что им предлагают использовать методы обучения неопытного чужака. Нимиц, изучив их возражения, защитил свою схему с меньшим количеством оговорок, чем в письме 9 июля. В письме Робисону, датированном 30 мая 1929 года, он писал:

«Многие утверждают, что [мой план] требует слишком большого количества времени преподавателя. Возможно, это и так, тем не менее методика дает результаты в большинстве предметов. Также можно утверждать, что такая схема не может применяться к любому преподаваемому предмету. Возможно, и это верно — но даже в преподавании языков может использоваться какая-нибудь ее модификация, и, конечно, преподаватель должен каждый день проводить с группой по крайней мере короткую беседу, охватывающую произношение, грамматику, и т. д., и т. п.

Вышеупомянутое — не университетский метод. Это метод, к которому мы пришли для того, чтобы подавать максимальное количество материала за тот ограниченный промежуток времени, которое предоставлено студентам для обучения у нас. Мы пробовали применять традиционную университетскую методику при преподавании ряда тем, и мы не были удовлетворены результатами».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.