«Московские Новости»
«Московские Новости»
Для телезрителей история Главной редакции программ телевидения для Москвы началась 16 января 1961 года, когда по второй программе вышел первый выпуск «Московских новостей», и 18 февраля, когда появилась первая тематическая передача нашей редакции.
Однако понятно, что история создания редакции началась значительно раньше.
Первое упоминание появилось еще 26 мая 1960 года в Постановлении Совета Министров СССР. Оно обязывало создать новые главные редакции на базе Центрального телевидения, в том числе и Главную редакцию программ телевидения для Москвы.
Но само постановление Совета Министров появилось не на пустом месте. Оно было принято во исполнение постановления ЦК КПСС от 29 января 1960 г. «О дальнейшем развитии советского телевидения». Это постановление можно считать переломным событием в истории советского телевидения и точкой отсчета процесса создания Московской редакции. За предыдущие 3 года не было ни одного постановления ЦК, касающегося работы нового средства массовой информации.
А в 1960 году, кроме основного, было принято еще 6 постановлений ЦК КПСС, в которых перед телевидением ставились все новые и новые задачи.
Что же произошло? На мой взгляд, партийное руководство осознало серьезно возросшую роль телевидения в пропагандистской работе. Если в 1955 г. в стране было 435 тыс. телевизоров, то в 1960 г. их стало уже 4 млн. 786 тыс. Телевидение завоевало признание миллионов людей, оно стало для них поистине окном в мир.
Вот хотя бы несколько примеров. В мае 1956 г. состоялась первая телевизионная трансляция военного парада и демонстрации трудящихся на Красной площади. Репортаж проводился с помощью всего лишь двух передвижных телестанций, но впечатление было огромное! Кстати, организовал и проводил его, как и несколько последующих репортажей, будущий первый главный редактор Главной редакции программ телевидения для Москвы Николай Петрович Мушников. Трансляция вызвала огромный резонанс в стране.
Особой вехой в истории телевидения стал показ Всемирного фестиваля молодежи и студентов в июле-августе 1957 г. Каждый день транслировалось свыше 50 фестивальных передач. На 14 дней все, кто мог, прильнули к экранам телевизоров. А в октябре 1957 г. с запуском первого советского искусственного спутника Земли началась космическая эра.
Все эти события, а также многие другие благодаря телевидению стали доступны для зрителей по всей стране. К 1960 г. количество программных телецентров достигло 84, а объем телепередач — 3500 часов в год. Телепрограммы помогали формировать общественное мнение, создавать настроение людей, стали служить мощным средством воспитания.
Однако, пристально присмотревшись к телевизионным программам, партийное руководство обнаружило в них массу недостатков, особенно с точки зрения пропагандистской работы. Вот почему потребовалось срочное вмешательство, принятие серьезных организационных мер.
Постановление ЦК 1960 г. стало первым идеологическим документом по работе телевидения. Не случайно, поэтому, основное внимание было сосредоточено на недостатках в его работе: «Программы на общественно-политические темы занимают незначительное место…, часто бывают неинтересными, ведутся неубедительно… Нет задушевных разговоров, непринужденной беседы… В телевидении… еще много неквалифицированных, нередко провалившихся на других участках работников.»
Вторая программа, которая открылась еще в 1956 г., вообще не имела общественно-политической информации.
Главной задачей телевидения объявлялась «мобилизация трудящихся на успешное претворение в жизнь семилетнего плана и всей программы строительства коммунизма в СССР, … воспитание коммунистического отношения к труду…, показ всенародного осуждения лодырей и тунеядцев, ведение пропаганды передового опыта…»
Постановление предусматривало ряд мер по резкому улучшению работы телевидения, в том числе разработку новой структуры Госкомитета по радиовещанию и телевидению. Ранее существовавшие главные управления были преобразованы в главные редакции, состоящие из вещательных отделов. Комитет приобрел форму творческой организации, которая создала условия для улучшения программ вещания.
В этой обстановке, конечно, Московский горком партии не мог остаться в стороне, он рьяно взялся за создание собственной редакции на телевидении.
Первый главный редактор программ телевидения для Москвы Николай Петрович Мушников писал в журнале «Советское радио и телевидение» (№ 8, 1961 г.):
«Это было в октябре прошлого (1960) года. В городском комитете КПСС предложили создать московскую редакцию телевидения.
— Зачем? Все Центральное телевидение пока что московское, в основном готовит передачи о столице.
— А вот создание городской редакции и заставит Центральное телевидение выйти за пределы Москвы. Главное же, Москва — город с большой историей, огромный промышленный и культурный центр. Чтобы целенаправленно, широко и всесторонне показывать по телевидению жизнь столицы, надо хорошо знать город, его прошлое, на стоящее, перспективы развития. Специальная редакция лучше может выполнить эту задачу. Тем более, что условия для этого есть. Вторая программа Центрального телевидения, напомнили в горкоме, в другие города не транслируется. Было бы странным не давать москвичам специальных передач о Москве. Начать надо такие передачи хотя бы в пределах одного часа в день, а затем, с развитием телевидения, когда увеличится число программ, Москва, естественно, будет иметь свою отдельную телевизионную программу.»
Этот разговор следует вспомнить потому, что он в какой-то степени раскрывает цели, задачи и перспективы развития московской редакции.
Дальше события развивались по старинной народной пословице: «Русские медленно запрягают, но быстро ездят!»
В январе 1960 г. принимается постановление ЦК КПСС; только в мае — постановление Совета Министров; прошло все лето и лишь с конца сентября 1960 г. начинается гонка.
30 сентября председатель Госкомитета Сергей Васильевич Кафтанов поручает главному редактору общественно-политических программ Константину Степановичу Кузакову (только в 90-х годах он признался, что был внебрачным сыном Сталина; родился во время его ссылки; внешне и по характеру очень похож на Иосифа Виссарионовича) представить к 15 октября (через 2 недели!) проект штатного расписания новой редакции — Главной редакции программ телевидения для Москвы. (Новая редакция в основном выходила из недр редакции Кузакова).
Основная трудность заключалась в том, что Московская редакция формировалась в «пределах численности работников ЦТ». То есть оторви от себя и отдай другому. И тут началась борьба за каждого человека между Н.П. Мушниковым, назначенным первым главным редактором новой редакции, и К.С. Кузаковым. Побеждал обычно Н.П. Мушников, так как за ним высился грозный горком партии.
И вот уже 16 декабря 1960 г. штатное расписание, пройдя все круги ада, было утверждено: руководство — 5 единиц, отдел промышленности, строительства и городского хозяйства (это название официальное, а среди сотрудников он назывался просто тематическим отделом) — 10 единиц, отдел городской хроники — 8 единиц, режиссерская группа — 14. Всего: 37 человек.
Правда, люди приступали к работе еще до утверждения штатного расписания. Иначе мы не смогли бы выйти в эфир в январе 1960 г. Так, в декабре 1960 г. отдельными приказами были переведены в Московскую редакцию Вороткова А.Н., Стрельников В.Ф., Доброхотов П.Н. (в отдел городской хроники), Колчицкая Н.П., Кравченко Т.Н. (в режиссерскую группу) и другие.
Дошла очередь и до меня. Однажды вечером Николай Петрович Мушников пришел ко мне домой (мы жили в одном доме на Шаболовке, напротив Центрального телевидения).
Практически Николай Петрович создал информационную службу Центрального телевидения и руководил ею 4 года. Поэтому городской комитет партии не мог найти лучшей кандидатуры для организации Московской редакции. Я относился к нему с большим уважением.
Николай Петрович предложил мне перейти вмести с ним во вновь создаваемую Московскую редакцию, но уже не старшим редактором, а заведующим отделом. Разговор был долгим. Многих подробностей будущей работы он и сам не знал. Но привлекали его энтузиазм, вера в то, что все получится, обещание полной поддержки, что во все времена было немаловажно. И я согласился.
Главная редакция программ телевидения для Москвы была призвана освещать производственную и культурную жизнь города, работу местных партийных, советских и общественных организаций столицы, условия жизни и быта москвичей.
Сразу же встал вопрос об источниках информации. В «Последних известиях» к нашим услугам были телетайпы ТАСС, международные киноматериалы, выпуски кинохроники «Новости дня», фотохроника ТАСС, неограниченные (почти) возможности собственных съемок.
Здесь же не было ничего. Спасло нас то, что коллектив был дружным, знающим — опытные редакторы, режиссеры, авторы. Почти все раньше работали в «Последних известиях» («Телевизионных новостях»), в главной редакции общественно-политических программ.
Основными источниками информации стали райкомы партии. В каждом из них нам выделили определенного человека, с которым мы связывались ежедневно. Правда, чаще всего нам давали информацию о собраниях и заседаниях (для райкома это было самым важным), но мы их все время ориентировали на другие события в районе, и постепенно они поворачивались в нужную нам сторону. Другим важным источником, как и в «Последних известиях», была «Вечерняя Москва». Мы выискивали заметки со словом «завтра» и таким образом могли давать заявки на съемки на события завтрашнего дня. Надо сказать, что на следующий день я снова смотрел «Вечернюю Москву», но уже не только для получения новой информации. Я смотрел заметки о важнейших событиях и отмечал, что мы смогли осветить, а что нет. Не обходилось и без упреков в адрес редакторов — почему вы не знали о таком-то событии, почему мы остались в стороне или сняли менее важное событие?
В первое время вся редакция (оба отдела) находилась в одном большом зале (бывший конференц-зал) во 2-м корпусе на Шаболовке. В этом была и хорошая сторона — работали дружно, весело, все время обменивались новыми идеями.
Лишь через несколько месяцев мы получили комнату для отдела городской хроники, и больше не было ничего в течение четырех лет. Рядом стояли столы всех редакторов. Сюда же перед выпуском приходили режиссеры, ассистенты, помощники и дикторы для подготовки выпуска к эфиру. Здесь же толпились авторы, кинолюбители. Трезвонили сразу несколько телефонов. Говорили друг с другом сразу все. Посторонним людям это напоминало небольшой сумасшедший дом. Но нам так даже лучше работалось. Все были на глазах; сразу же шел обмен мнениями; никого не надо было вызывать — все были вместе. Вместе и работалось дружнее.
Из статьи Н.П. Мушникова:
«Вначале многие на Центральном телевидении, да, признаться, и мы сами опасались дублирования работы других редакций. Однако эти опасения оказались несостоятельными: имеется большое количество тем, которых московская редакция в силу ее специального назначения не касается, другие же редакции, будучи меньше связанными с местными городскими организациями, не могут всесторонне рассказывать о Москве. Нет у них для этого времени и возможностей. Взять, к примеру, хронику. Несмотря на то, что «Телевизионные новости», передаваемые по первой программе, имели по три выпуска (45 минут вещания в день), а «Московские новости» — один 20-минутный выпуск, дублирования информации не было.»
Отдел городской хроники не пользовался источниками информации «Телевизионных новостей», да они для нас и не подходили.
Задача «Московских новостей» — рассказать зрителю о том, чем живет город, какие решения принял Моссовет, что нового появилось на карте столицы, как трудятся москвичи, кто из них выступил зачинателем нового дела и кто последовал этому примеру, какие премьеры идут в театрах и кино и т. д. Никто отделу городской хроники такой информации не передавал по телетайпу и не присылал по почте. Ее надо готовить самим. И в этом трудность.
Но разница не только в тематике, но и в подходе к одной и той же теме. Во время полетов первых советских космонавтов обе редакции хроники занимались одной проблемой, но решали ее по-разному. Например, «Телевизионные новости» после запуска космического корабля «Восток-2» передавали главным образом официальные сообщения о движении корабля, отклики на это событие со всех концов нашей необъятной страны и из многих стран мира, и Москва была лишь частицей выпусков. Работники городской хроники также следили за официальной информацией, но в «Московские новости» ее не включали.
Для нас главная задача состояла в том, чтобы как можно полнее отразить реакцию москвичей на это выдающееся событие современности. Киносюжеты, снятые в разных частях города, экстренные сообщения с предприятий, принятые по телефону, выступления рабочих, ученых, поэтов, художников в студии — вот что составляло основу наших выпусков. Дело это не менее важное и, пожалуй, более трудное, чем передача готовой официальной информации. Не случайно за эту работу пять сотрудников отдела городской хроники были отмечены приказом председателя Государственного комитета по радиовещанию и телевидению.
В жизни Москвы — крупнейшего индустриального центра — ежедневно появляется новое. Только отдел городской хроники, тесно связанный с заводами и фабриками столицы, мог оперативно поддерживать и пропагандировать важнейшие начинания на московских предприятиях.
В те годы самым больным вопросом для нас был вопрос о киносъемках. Ведь надо не только знать о событиях, но отразить их на кинопленке, в крайнем случае — на фото, чтобы можно было показать в выпуске.
Здесь-то в первую очередь и сказалось негативное отношение к Московской редакции, которое возникло сразу же и продолжалось несколько лет. Появился лишний конкурент во всем — в творческом плане, в борьбе за эфир, за производственные возможности, даже за помещения.
Но особенно остро велась борьба за киносъемки, от количества и качества которых зависел успех выпусков хроники, качество тематических передач.
В отделе кинопроизводства, который входил не в вещательную структуру, а в технический телевизионный центр, работала Наталья Довгалюк, которую знали все редакции. Она распределяла кинооператоров по заявкам редакций. Нам все доставалось в последнюю очередь. Довгалюк, молодая очаровательная блондинка, так и говорила: «что важнее — съемки в Кремле или ваш колхоз-навоз?». Ответ был ясен. Даже если были свободные кинокамеры, нам выделяли самых неважных кинооператоров или даже их ассистентов, которые учились на съемках для нас.
Особо распределялись съемки со светом, в помещениях. Нужна была громоздкая осветительная аппаратура и, если нельзя было подключиться к местной электросети, то и так называемый лихтваген (машина с электрогенератором). Конечно, все это было не про нас. Тут уж и горком не мог помочь.
Все накопившиеся болячки взаимоотношений с киногруппой были у меня в статье «Редакция и киногруппа», появившейся в журнале «Советское радио и телевидение» в 1964 г.:
«Утром за столом собираются редакторы отдела городской телевизионной хроники, режиссер, авторы сценариев, кинооператоры. Что интересного произойдет сегодня в столице? Что необходимо включить в выпуск «Московских новостей»?
— Сегодня завод «Манометр» досрочно выполнил месячный план…
— Сегодня открылась выставка картин самодеятельных художников…
— Сегодня соревнование на первенство Москвы по гимнастике…
Сегодня… Сегодня… Сегодня…
И вот кинооператоры вместе с авторами отправились на съемки. Вечером в выпуске пойдет материал только со словом «сегодня».
Те, кто хорошо знаком с практикой работы редакций хроники на Центральном телевидении, давно уже догадались, что этого, к сожалению, быть не может.
На самом деле утренний разговор за редакторским столом выглядит примерно так:
— Съемку на заводе киногруппа перенесла, нет света.
— На выставке московских художников кинооператоры не успели сделать осмотр, и съемка состоится только завтра.
— Заявку на соревнования по гимнастике не приняли. Послал кинолюбителя. Не знаю, что получится…
— Что же пойдет сегодня в эфир?
— Как что? А то, что снимали вчера, позавчера, третьего дня…
И вот, чтобы обеспечить ежедневный двадцатиминутный выпуск «Московских новостей», многие темы приходится иллюстрировать любительскими фотографиями или киноматериалами, которые не всегда бывают высокого качества.
При этом следует сказать и об оперативности в съемке киносюжетов. Ведь оперативность — первое требование к «Новостям». Сейчас подавляющее большинство «сегодняшних» сюжетов снимают кинолюбители.
Вот два примера. В день опубликования сообщения о созыве Пленума ЦК КПСС по химии нужно было сразу же дать отклики с предприятий химической промышленности. А по существующему порядку заявка в киногруппу подается не менее, чем за два дня (для проведения осмотра, составления графиков). В результате только кинолюбители выручили редакцию.
Менее важное событие: выпал первый снег. Тут за два дня никак не дашь заявку. И вот кинолюбители снимают интересный сюжет, который потом повторяется и по первой программе.
Но материалы кинолюбителей часто бракуются в ОТК лаборатории. И часто выручая редакцию, кинолюбители не менее часто подводят ее. В то же время лаборатория проявляет материал кинолюбителей в последнюю очередь, и это тоже сказывается на оперативности в нашей работе.
Что же касается киногруппы, то при существующих порядках она не заинтересована в оперативных съемках. Актуальность темы, оперативность в подготовке материала не учитываются на операторских просмотрах и не влияют на оценку сюжета и его оплату. Все это приводит к тому, что от подачи заявки до съемки сюжета проходит 4–5 дней, иногда заявки неделю и больше лежат в киногруппе.
Такое положение существует на протяжении многих лет.
На мой взгляд, есть только один способ решить основные проблемы творческого содружества редакторов и кинооператоров хроники.
Сейчас творческий процесс разорван, и редакция, отвечая за выпуск, не может в должной степени контролировать подготовку киносюжетов. Надо ликвидировать разрыв, создав единую технологическую цепь: тема — сценарий — съемка — монтаж сюжета — написание текста — выдача готового материала в эфир. Если из этой цепи вырвать важнейшее звено — съемку, то рухнет вся цепь, что и происходит в настоящее время.
Чтобы процесс был единым, необходимо прикрепить кинооператоров к редакциям хроники.»
Эта статья, как и многие другие статьи моих коллег, ни в коей мере не повлияла на состояние дел. Слишком многие были против, причем, не в интересах дела, а в своих собственных интересах, прежде всего кинооператоры. Ну, кто бы захотел «закрепиться» за заводами, стройками и колхозами вместо престижных «кремлевских» съемок?
Но голь на выдумки хитра, и мы прибегли к помощи кинолюбителей. То есть поначалу некоторые из них пришли сами, а мы их с радостью привечали. Для профессиональных кинооператоров мы должны были за сутки подать заявку с приложением сценария, если сюжет не событийный. Провести осмотр места съемки и договориться не только с ее участниками, но и с администрацией, с электриками, чуть ли не с пожарными. На съемку вместе с кинооператором должен был ехать автор, режиссер, администратор, а иногда еще и редактор.
Кинолюбитель все делал сам — находил объект, согласовывал с нами сюжет съемки и в тот же день привозил отснятую пленку в редакцию. Постепенно некоторые из них обзавелись своими машинами, лампами освещения и даже собственной проявкой.
Из кинолюбителей сразу вспоминаются Семен Мак и Иосиф Теплицкий, как самые энергичные. Были и еще десятки людей.
Но тут нам стали, как говорится, вставлять палки в колеса. Первыми забеспокоились кинооператоры: «Что за безобразие! Какие-то недоучки снимают непрофессионально, позорят нас. Люди думают, что это наша продукция…». На самом деле — элементарная конкуренция. Мы значительно меньше стали давать заявок в киногруппу. Качество съемок кинолюбителей было действительно ниже, чем у профессионалов, но не всегда и не у всех.
Однако наиболее сильный удар нам нанесла бухгалтерия. Со словами «что-то много они у вас там получают» всячески занижали их оплату, писали докладные начальству с обвинениями в рвачестве (было такое любимое слово у тех, кто не мог равнодушно видеть людей, зарабатывающих больше, чем все остальные). Ко мне, как заведующему, подходили люди из бухгалтерии и отдела кадров и говорили: «Они же больше тебя получают!». «Ну, и что, — отвечал я, — они больше зарабатывают, а не получают!»
Часто кинолюбителей называли «композиторами», вкладывая в это слово презрительный оттенок. Дело в том, что с каждым из них мы заключали договор, но не на одну передачу, как в тематическом отделе с авторами сценариев, а на все время работы. На типовом бланке было заглавие — «автор — композитор». То есть он годился для заключения договора и с автором сценария и с композитором, написавшим оригинальную музыку для передачи. Вот отсюда и пошло прозвище «композиторы». Конечно, эти люди были не совсем кинолюбители, так как работали постоянно и на высоком уровне. Они были скорее внештатными кинокорреспондентами.
Были и просто авторы, которые находили нужную нам информацию, ездили на съемки с кинооператорами и писали тексты под смонтированную пленку. Среди них стоит выделить Светлану Князеву, Любу Вельскую, Нелю Федину. Но вообще их были десятки, их состав менялся. Многие уходили, так как гонорары были копеечные, а затраты труда — огромные. Но на их место приходили новые — молодые и энергичные, в большинстве — студенты различных вузов.
В привлечении кинолюбителей нам очень помогал Николай Петрович Мушников. Он даже стал на общественных началах деканом факультета телевидения Университета рабкоров Москвы, который тоже курировал горком партии.
Таким образом, наши кинолюбители обрели общественный статус.
Чтобы завершить тему непризнания Московской редакции, можно сказать и об общестудийных летучках. Сначала они проходили каждое утро, потом — раз в неделю. На них делались обзоры прошедших передач, и затем проводилось обсуждение. Первое время почти на каждой летучке с трибуны раздавался вопрос: «А зачем нужна Московская редакция?». Сначала мы пытались что-то доказать, а потом просто перестали реагировать. Хотя было и неприятно. Иногда это просто мешало: хочешь, например, пригласить хорошего журналиста в авторы или на штатную работу, а он говорит: «Да что к вам идти, вас же скоро закроют!».
Работа в информации — это прежде всего налаживание необходимого рабочего ритма. Могут быть взлеты и падения, хорошие выпуски и неудачные, но если нет определенного порядка, то все пойдет прахом.
Наш рабочий день строился так.
С утра, ровно в 9.30, собирался весь отдел «Московских новостей» (сначала 5–6, потом 7–8 человек). Каждый редактор предлагал свой материал, и я тут же составлял план выпуска. Затем с этим планом шел к Н.П. Мушникову, который утверждал его. Иногда, правда, вносил поправки: вот у вас такая-то тема не отражена, о таком-то событии нет откликов; или, наоборот, слишком много однотипных материалов. Приходилось тут же изменять план, посылать кинолюбителей на съемки, чтобы успеть дать материал в сегодняшний выпуск. Часто выручали фотографии, снятые своими силами или полученные в «Фотохронике ТАСС». Затем редакторы занимались добыванием информации на завтра, заказами съемок, редактированием текстов к выпуску. Авторы в это время в монтажной готовили каждый свой сюжет и сдавали его редактору.
Где-то к 18.00 Петр Николаевич Доброхотов приносил «устный выпуск» — так называлась текстовая часть, состоящая из коротких (5–6 строк) информации о различных событиях в жизни Москвы.
О П.Н. Доброхотове нужно сказать особо. Это был совершенно уникальный человек. По возрасту он был старше всех, ему было лет 40, а нам — меньше 30. Он знал «всю Москву», то есть всех руководителей высокого ранга. Даже вел свою картотеку. Знал, кто в какие годы с кем работал, их карьерный рост, пристрастия и даже недостатки. Для него не было закрытых дверей, и это тогда, когда и по телефону-то нельзя было прорваться даже к небольшому чиновнику. С людьми он умел разговаривать и всегда добивался своего. Во многом благодаря ему выпуски приобретали объемность и значительность.
Можно здесь же сказать и о других редакторах. Команда подобралась хорошая, инициативная, энергичная, организованная. Работалось интересно, даже весело. Когда мы собирались утром, то всегда опаздывал один из редакторов, Володя Вдовиченко, самый молодой из нас. И всегда у него была веская причина для опоздания, причем всегда новая. Сколько это ни происходило, он ни разу не повторился. Открывалась дверь, мы уже сидим в кружок вокруг стола и составляем план выпуска, входит Володя и всерьез, без улыбки начинает свой рассказ. В ответ раздается громкий хохот, мы уже не слушаем его и зовем быстрее к нам присоединиться. В остальном Володя был хорошим редактором. Он занимался вопросами спорта, научился сам хорошо снимать и всегда давал в выпуск интересные материалы. Потом он поступил во ВГИК на операторский факультет, а затем даже преподавал там.
Вообще каждый редактор в отделе вел какую-то одну тему и был обязан ежедневно давать в выпуск материал по своей теме. Разделы были такие: партийно-политические вопросы, промышленность (и сельское хозяйство в аспекте поставок в Москву продовольственных товаров), строительство и архитектура, комсомол и молодежь, культура, спорт. В разное время в отделе были уже названные Доброхотов, Вдовиченко, Стрельников, Вороткова, а также Надя Чурсина, Олег Мильков, Люда Вяткова, Володя Глебов, Петр Шмелев, Лева Кокшаров, Александр Кузнецов.
Больше всех давал материалов Владимир Федорович Стрельников. Ему досталась тема быта москвичей. Он ежедневно давал в выпуск 2–3 материала об открытии новых магазинов, предприятий бытового обслуживания, открытии новых станций метро, маршрутов городского транспорта и т. д. Были у него и критические материалы — о работе торговли, непорядках в организациях бытового обслуживания москвичей.
Как ему удавалось делать так много материалов? Исключительно за счет привлечения многочисленных авторов и кинолюбителей. Вокруг него постоянно толкались люди. Если бы ему дать волю, весь выпуск состоял бы из его киносюжетов.
У Аллы Воротковой материалов было немного, иногда не в каждом выпуске. Но они были по качеству намного выше, все-таки сфера культуры. Да и авторов было намного меньше, зато все с искусствоведческим образованием. Правда, именно с ней произошел случай, который навсегда вошел в устный фольклор Московской редакции. Один не из ее авторов звонит ей и торопливо говорит (чтобы не упустить удачу): «Алла, я говорю от консерватории. Завтра здесь выступает с концертом Бетховен». Я был свидетелем этого разговора и помню ошеломленный вид Воротниковой и ее вопрос: «Какой Бетховен?». Потом, хохоча, она сказала: «Я слышу, как он там торопливо шелестит страницами блокнота и говорит — «Людвиг Ван». Вот что бывает, если автор в погоне за сенсацией берется не за свое дело.
Но вернемся к нашему типовому рабочему дню и процессу подготовки выпуска новостей.
Примерно к 18 часам я получал от редакторов почти все материалы выпуска, кто не успевал — продолжал работать со своими киносюжетами в монтажной. Приходил режиссер выпуска, и начиналась верстка. Надо сказать, что режиссеры у нас все время менялись, они в основном работали в тематическом отделе, а к нам приходили по назначению, как в ссылку, но не надолго. Конечно, работа у нас была каторжная. Вместо вдумчивой, неспешной работы над передачей тематического отдела приходилось за полчаса знакомиться с выпуском новостей, расписывая для дикторов (мужчине и женщине) экземпляры текстов, определяя порядок прохождения — пленка, диктор в кадре, фото, опять диктор в кадре, опять пленка, снова диктор — и так на все 30–40 минут. Делали мы это вместе, так как надо было располагать материалы в выпуске не так, как удобно режиссеру, а по важности сюжетов. Среди режиссеров запомнились Жанна Назарова, Нина Колчицкая, Галина Шестакова, Фрида Горяинова. Затем я бегом мчался к главному редактору подписывать папку. Это было уже часов в 8 вечера. Вскоре Мушников дал мне право подписи, так как невозможно было каждый день засиживаться допоздна. Слава Богу, долго не было так называемого Главлита (т. е. цензуры). Правда, и когда он появился, к нам не было замечаний, но лишние полчаса он у нас отнимал.
Надо сказать, что все годы работы (до 1964 г., когда я ушел на учебу в Высшую партийную школу) нам никто не мешал, не затыкал рот, не делал выволочек. Критиковали нас только за качество материалов. Но мы делали, что могли.
Вернувшись в отдел (тоже бегом, чтобы не терять лишней минуты), я отдавал эфирную папку со всеми подписями и штампом Главлита дикторам. Их всегда было два — мужчина и женщина. В разное время у нас побывали Игорь Кириллов, Виктор Балашов, Володя Ухин, Валентина Леонтьева, Светлана Моргунова, Аза Лихитченко, Людмила Соколова, Маша Булычова и другие. Пока дикторы читали текст и делали свою разметку, в монтажной монтажницы склеивали кинопленку в единый ролик. Нельзя не сказать и об очень нелегком их труде. Ведь не было ни видеопленок, ни электронного монтажа. Каждую склейку приходилось делать так: конец пленки зачищали бритвенным лезвием (которые мы, мужчины, приносили им из дома), соскребали эмульсию пленки. То же самое делали с другим концом пленки. Потом кисточкой наносили тонкий слой ацетона и крепко сжимали прессом. Таких склеек на одном киносюжете были десятки. В одну смену работали две монтажницы. Сюжетов было как минимум 8-10, причем и авторы, и редакторы все время подгоняли — время, время. Пленки из проявки приходили поздно. И если в первую половину дня им делать было почти нечего (только то, что оставалось со вчерашнего дня), то вечером начиналась гонка. Иногда эта гонка приводила к печальным последствиям: или обрыв пленки в эфире (режиссер сразу переходил на диктора), или попадались кадры из другого киносюжета, или куда-то пропадала часть пленки, и приходилось сокращать текст чуть ли не вдвое. А бывало и похуже. Однажды произошел случай, о котором говорили в Москве. Это было уже при новом председателе Госкомитета — Михаиле Аверкиевиче Харламове.
Он был назначен Н.С. Хрущевым в 1962 г., (как оказалось, ненадолго, был освобожден через 2 года) и в духе нового времени многое хотел изменить на телевидении. Сделать его менее официальным, более понятным, более интересным простому зрителю. Передавали его слова: «Я здесь все переверну».
И надо же такому случиться, что мы его слова претворили в жизнь буквально. Показывая в праздничном выпуске 1 мая, как дружно и весело москвичи вышли на демонстрацию, в спешке монтажницы вклеили кусок пленки наоборот. Времени на просмотр уже не было, и режиссер с дикторами бегом побежали в студию. Мы расположились у телевизора и с усталым удовлетворением смотрели на дело рук своих. И вдруг, о ужас! Демонстранты с флагами и транспарантами пошли вверх ногами и задом наперед. Хорошо, что мы все были молоды, и инфарктов не произошло. Но мы уже начали прощаться со своей работой. Надо отдать должное Харламову, он не стал раздувать историю. К счастью, самое высокое руководство всего этого безобразия не видело, они смотрели первую программу, а мы шли, как всегда, но второй. Даже выговоров никому не было. Однако московские остряки говорили в адрес нового председателя: «Он выполнил свое обещание, обещал все перевернуть и перевернул!».
Из монтажниц следует назвать Ирину Пешкову и Веру Логинову, они были старшими смены и учили молодежь, которая приходила прямо из средней школы.
В монтажной дикторы читали текст под пленку. Почти всегда он не совпадал с изображение, так как авторы старались впихнуть в него как можно больше информации. Приходилось на ходу сокращать текст, изменять, кое-где дописывать. В общем, подгонять под изображение. Репетиция была важнейшей частью работы над выпуском.
В это время один экземпляр текста выпуска помощник режиссера относил в отдел музыкального оформления. Там подбирали музыку для каждого сюжета в зависимости от его содержания. В основном это была бодрая, «фанфарная» музыка — примерно как в выпусках кинохроники «Новости дня».
Репетиция состояла всего в одном прогоне пленки. Дикторы должны были сразу же все понять, «уложить» текст, попасть с произнесением фамилии человека на пленке именно тогда, когда он там мелькнет на секунду и притом произнести все с «выражением» и верными смысловыми ударениями.
Второй раз пленку показывать было нельзя, так как она сохла, горбилась и уже не могла бы выйти в эфир. Ведь и до показа дикторам ее несколько раз крутили и монтажницы, и авторы, и редакторы.
Дикторы всегда работали четко, и по их вине ни разу не происходило никаких сбоев. Правда, они не раз жаловались начальству на «грязные» тексты. Ведь правки вносили все — редакторы, зав. отделом, главный редактор, а перепечатывать не было возможности. Машинистки были общими на всю редакцию и постоянно загруженными. Да и времени не было. Начальство нас поругивало, но поделать было ничего нельзя.
Выпуск «Московских новостей» шел в эфир примерно в 21.00–21.30. Поначалу — без определенного точного времени, просто по окончании передач 2 программы.
Продолжительностью по 30 мин. Иногда — по 40–45 мин. Программные службы, конечно, ворчали, но мы не обращали внимания. Тогда это было можно. Не было строгой сетки вещания, а было примерное расписание. Часто вещание второй программы заканчивалось на час-полтора позже объявленного.
Сам выпуск проходил «вживую», без видеозаписи, естественно, ее тогда не было. Это приводило к разным неприятностям, «накладкам», как тогда говорили. Однажды пригласили в студию журналистку из «Известий» — Ольховскую. Тогда был выдвинут почин (а все почины придумывал горком партии) — «продукцию села — на прилавок магазинов». Естественно, минуя овощные базы. Овощные базы в то время были бичом города. В них гноилось до половины овощей и фруктов, завозимых в столицу. Все это видели, так как по разнарядкам райкомов все рабочие и служащие Москвы участвовали в переборке гнилых овощей. Но никто не мог ничего поделать. И вот придумали выход — везти продукцию села прямо в магазины. Об этом и должна была рассказать журналист Ольховская. Режиссер всегда сидел за пультом, как бы на втором этаже и видел, что происходит внизу в студии, через огромное окно во всю стену. А в студии распоряжался помощник режиссера. Обычно это была молодая девушка, которая ставила титры передачи, расставляла мебель в студии, приводила выступающих, выполняла все команды режиссера, подаваемые в наушники.
В тот день помощником режиссера была Зина Корнилова. (Она 40 лет не расставалась с телевидением, со временем стала режиссером, а теперь трудится в Совете ветеранов). В студию только что привезли новую, модную мебель, в том числе стулья, очень легкие, на трех ножках. Зина спросила у Ольховской, не заменить ли их на более устойчивые? Но Ольховская была женщиной молодой, тоже модной и попросила оставить все как есть.
Ну, и конечно, во время передачи она упала вместе со стулом. Выпуск вел диктор Виктор Балашов — человек огромного роста и с соответствующей фигурой, но немного неповоротливый. Он, естественно, бросился сразу ее поднимать. Зина тоже наклонилась к Ольховской. Крики режиссера в наушники ничего не могли изменить: в кадре виднелся пустой стол с двумя микрофонами, из-под стола доносились голоса, непонятно о чем говорившие, а телеоператоры не могли дать другой план, так как Зина тоже занялась подниманием Ольховской, и заставки на пюпитре не было. Поднятие прошло успешно, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Выпуск завершился. Но в студию уже набежало начальство. Пришел даже руководитель телевидения Саконтиков, что было совсем уж непонятно. Обычно он и его замы делали вид, что Московской редакции вообще нет, а тут быстро начали выяснять, кому объявить выговора. Как всегда выяснилось, что виновата только «стрелочник» — Зина Корнилова. Почему-то мы тогда очень боялись выговоров. Может быть, даже не каких-то последствий для карьеры, для повышения зарплаты, а просто из-за общественного мнения. Сразу же начинали подходить люди и спрашивать: «За что?». Надо было десять раз объяснять, как бы оправдываясь.
Положение спасла Ольховская, которая сказала, что сама виновата — настояла на трехногом стуле. Инцидент исчерпал сам себя, так как виноватой оказалась пострадавшая.
Приходит на память еще один случай чрезвычайного происшествия на выпуске. И опять виноватых не было. Судите сами. К очередному празднованию дня рождения В. И. Ленина мы решили начать выпуск песней о нем на начальных заставках. Пошли титры, началась тягучая, тяжелая песня:
Ленин — всегда живой,
Ленин — всегда с тобой,
В горе, надежде и в радости.
Песня идет и идет, заставка стоит и стоит… я бегом в аппаратную и кричу режиссеру: «Сколько можно?» Режиссер — по-моему, это была Самохина, которую прозвали «Суматохиной», — вдруг неожиданно спокойно поворачивается и говорит: «А как прервать?» Я начинаю туго соображать. А песня все идет:
Ленин — в моей судьбе,
Ленин — в счастливом сне,
Ленин — в тебе и во мне…
В аппаратную врывается зам. главного редактора Иван Иванович Съедин: «Сколько можно? Вы с ума сошли!». А ему теми же словами: «А как прервать? Вы можете?». Стоим и соображаем уже коллективно. Хорошо, что в этот момент кончился куплет, и звуковую пленку с песней остановили. Однако слова песни помню до сих пор.
Никаких последствий не было, никто из начальства не сказал ни слова. Так что хорошо, что не прервали.
Первый год работы Московской редакции совпал с открытием 22 съезда КПСС (17 октября). Уже в июле был опубликован проект новой программы партии, в котором утверждалось, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
Вот здесь направляющая роль горкома партии сказалась в полной мере. Буквально в каждом выпуске нужно было давать «всенародное обсуждение» и «всенародное одобрение» программы, речей выступавших на съезде делегатов, а затем и решений съезда.
Правда, никто из журналистов на это не жаловался. Было даже легче. Не надо было ничего выдумывать. Поскольку синхронные материалы (то есть запись звука) были редкостью, то под немую пленку митингов, трудовых вахт рабочих и строителей можно было подложить любой текст. Начинался почти каждый из начальных сюжетов словами «москвичи горячо одобряют…» или «с чувством глубокого удовлетворения…». И дальше под бравурную музыку шли киносюжеты, часто отличающиеся друг от друга лишь названием предприятий, фамилиями рабочих и цифрами выполнения плана.
Между собой у нас в основном шли разговоры о том, что через 20 лет будет построен коммунизм. Это поражало. У некоторых главное внимание обращалось на материальную сторону: бесплатный городской транспорт, бесплатные обеды. Помню, как мы со Стрельниковым шли в столовую обедать, и он спросил, буду ли я ходить на бесплатные обеды. Немного помявшись (не противоречу ли я будущей политике партии), я сказал, что лучше буду ходить домой (благо жил напротив студии), так как общие обеды наверняка будут плохими. В то время нам, молодым, 20 лет казались почти вечностью, и мы думали, что все сбудется, раз так намечено.
Еще одной запомнившейся политической кампанией стало освещение жилищного строительства в Москве. Еще осенью 1958 г. были опубликованы тезисы Н.С. Хрущева к 21 съезду партии, в которых предлагалось за 12 лет решить проблему обеспечения людей жильем.
В конце 1961 г. Московский горком КПСС поставил задачу всем средствам массовой информации: сделать все для выполнения строителями годового плана — сдать москвичам 3 млн. 700 тыс. квадратных метров жилой площади.
В горкоме партии был создан штаб по руководству строительством. В него вошли не только строители, партработники, но и представители прессы — московских газет, радио и телевидения. От Московской редакции в него вошел Сергей Иванович Барков — ответственный секретарь. Каждый день он звонил из горкома и передавал информацию для выпуска. Звонил он и в тематический отдел, но у них цикл подготовки передач занимал дни и недели, а у нас его сообщения выходили в тот же день.
В них сообщалось, сколько квадратных метров жилья сдали передовые строительные тресты, кто отстает, причем в обоих случаях назывались фамилии руководителей. Часто мы успевали сопровождать устные материалы киносюжетов и фотоочерками. Надо сказать, что эта работа была очень действенной. Ведь мы не сами придумывали, а сообщали факты с подачи горкома. Бывали случаи, когда руководители строительных организаций звонили нам и просили не давать критических материалов, заверяя, что в ближайшие дни исправят положение. С согласия горкома мы шли на это — ведь главным был успех дела.
В журнале «Советское радио и телевидение» Сергей Иванович Барков писал:
Вот одно из первых сообщений «Московских новостей»: Сегодня строительная организация министерства речного флота, возглавляемая т. Соболевым, в Киевском районе на улице Фили-Почтовая сдает жилой корпус площадью 2139 кв. метров.
На шесть дней раньше срока сдает коллектив Мосстроя № 16 дом на Заречной улице в поселке Вагоноремонтный. Москвичи получают 1170 кв. метров жилья. Это значит, что еще шестьдесят московских семей скоро станут новоселами. Ежедневно десятки тысяч квадратных метров жилья сдают строители Москвы. Вот почему с досадой мы говорим о тех, кто в этом всеобщем движении вперед отстает и тормозит успешное выполнение поставленных задач.
Вот вы, товарищ Климов! Почему вы как начальник управления допустили, что срок сдачи вашей стройки затянулся на четыре дня? Отстает от передовых и коллектив Мосстроя № 6. До сих пор он не сдал дома по Силикатному проезду и на Мосфильмовской улице. Задолжность москвичам составила более 3 000 кв. метров.
Этот выпуск «Московских известий» было предложено повторить. Такие же боевые выпуски готовились каждый день.
По телевидению регулярно выступали управляющие трестами, секретари партийных организаций и строек, руководители партийных и хозяйственных организаций районов столицы. Они рассказывали москвичам, что сделано и что делается, чтобы обязательства 1961 года были выполнены точно и в срок.
Иногда дело доходило до курьезов. Об одном таком случае рассказал в редакции секретарь МГК КПСС т. Бирюков:
Однажды в горкоме партии один из управляющих трестами, резко критиковавшихся за срыв сроков сдачи жилых домов, просил не сообщать их фамилии по телевидению. При этом добавлял:
— Дома и то житья нет. Приходишь домой, а сын говорит: — Вот ты, папа, меня ругаешь, что я плохо учусь. А сам как работаешь? Вот тебя сегодня по телевизору так критиковали — будь здоров!
Результаты работы оказались впечатляющими. Годовой план строители не только выполнили, но и перевыполнили. Многие из них получили правительственные награды. Орденом был награжден и Сергей Иванович Барков.
Мы тоже были отмечены — получили премии: Н.П. Мушников - 50 р., я — 30 р., редактор Доброхотов, режиссер Горяинова, стенографистка Михайлова — по 25 р. Редактор Вороткова, режиссер Колчицкая, помощник режиссера Виноградова — благодарности.
Мы были горды тем, что оказались причастны к большому делу.
Редакция постепенно становилась на ноги, достойно входила в общий телевизионный эфир со своими передачами. Они занимали значительную часть второй программы, а лучшие из них показывались и по первой программе.
В августе 1962 г. Госкомитет заслушал отчет Н.П. Мушникова. В принятом постановлении отмечалось, что «выпуски «Московских новостей», тематические передачи главной редакции программ телевидения для Москвы способствовали повышению актуальности и политической направленности второй программы Центрального телевидения».
И действительно, теперь вторая программа ежедневно начиналась и заканчивалась выпуском «Московских новостей». По воскресеньям шла «Хроника московской недели», которая готовилась нами в субботу и включала лучшие киносюжеты недели. Каждую среду выходил «Комментарий на московские темы».
В последующие годы мы продолжали уделять основное внимание промышленности и строительству. Много материалов почти в каждом выпуске мы посвящали распространению важных починов, например, соревнованию за звание бригад коммунистического труда, почину Гагановой, которая из передовой бригады перешла в отстающую и вывела ее в передовые, починам строителей Ламочкина и Затворницкого, предложившим различные формы хозрасчета и т. д.
Однако все эти почины, которые в основном тоже рождались в горкоме партии, постепенно забюрокрачивались, внедрялись насильно и неизбежно глохли. Выдумывались новые почины. Мы так и говорили, приходя утром на работу и разворачивая московские газеты; «Ну, как наша починочная кампания?».
Несколько оживляла выпуски международная тематика. Мы, конечно, не давали события международной жизни, это была прерогатива «Телевизионных новостей» и вообще 1-й программы. Но мы давали отклики, конечно, всегда одобрявшие «нашу миролюбивую внешнюю политику».
Продолжался не только качественный, но и количественный рост редакции. В июне 1964 г. вышел приказ госкомитета «Об увеличении объема вещания Главной редакции программ телевидения для Москвы» — до 55 минут ежедневно. Дополнительно вводилось 14 штатных единиц.
В апреле 1965 г. распоряжением «Об оказании помощи главной редакции программ телевидения для Москвы» редакции были выделены (закреплены за ней) 3 киносъемочных аппарата «Пентофлекс-16», 5 кинокамер «Адмира-16», выданы 3 тыс. метров 16-миллиметровой обратимой кинопленки.